Гийом Мюссо я не могу без тебя


 – Влюбленные на Новом мосту



бет5/19
Дата09.07.2016
өлшемі1.2 Mb.
#186495
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19

5 –

Влюбленные на Новом мосту



Как было бы хорошо, если бы у меня было два сердца, одно – холодное и бесчувственное, другое – постоянно влюбленное. Я бы отдал второе той, ради которой оно бьется, а с первым жил спокойно и был бы счастлив.

Амин Маалуф
Набережная Сен-Бернар

3 часа 20 минут

– Ребята, пошевеливайтесь! Пора на вызов. У нас проблемы на Новом мосту!

Капитан Карина Аньели вошла в комнату отдыха полицейского участка Речного порта в Париже.

– Диас, Капелла, вы идете со мной. Какой-то тип бросился в воду.

Оба младших лейтенанта вскочили и последовали за своей начальницей. Через пару минут они уже заняли места на сторожевом катере со звучным именем «Корморан», на нем они патрулировали по Сене.

Судно плавно скользило по волнам. В воде отражался свет от желтых уличных фонарей, и, казалось, оно плывет по жидкому золоту.

– Достали эти самоубийцы, – ворчал Диас. – На этой неделе уже четвертый.

– Мосты им подавай! Пусть бы уж лучше бросались под поезд! – вторил ему Капелла.

– Не говорите глупостей, парни! – прикрикнула на них Карина.

Действительно, в любое время года парижские мосты и набережные привлекают отчаявшихся, добавляя работы патрульным Речного порта, за год они спасают более ста жизней. Но летом, когда у воды и так много народу, количество несчастных случаев многократно возрастает. Бывают дурацкие ситуации, когда в реку прыгают на спор после веселой вечеринки. Иногда любители «Парижского пляжа», оборудованного для отдыха на свежем воздухе у воды в жаркие летние дни, отваживаются нырнуть в воду «рыбкой», что категорически запрещено, несмотря на обещания бывшего мэра разрешить купание в Сене. Пароходное движение по реке достаточно интенсивное, и велика опасность столкнуться с баржей или прогулочным катером. Не говоря уж о том, что в воде можно подхватить лептоспироз, бактерию, которая попадает туда с крысиной мочой. Это страшное заболевание кончается в лучшем случае параличом, а в худшем – смертью.

Катер продолжал движение, проплывая Орлеанскую набережную, порт Сен-Мишель, набережную Орфевр, потом замедлил ход вблизи Нового моста.

– Ты что-нибудь видишь? – спросил Капелла.

– Черт побери, ну где же этот кретин? – воскликнул Диас, всматриваясь в темноту.

Карина Аньели разглядывала водную гладь в бинокль, стараясь сохранять спокойствие. Полицейские нервничали. На прошлой неделе в районе набережной Турнель катер компании «Бато-Муш» столкнулся с прогулочным судном, переполненным туристами. Врезавшись после столкновения в опору моста, прогулочный катер пошел ко дну. Вызвали бригаду спасателей, они прибыли очень быстро, но все равно одного ребенка спасти не удалось. Утонул, захлебнувшись в воде, маленький мальчик трех лет. Все спасатели действовали строго по инструкции, и их вины в этом не было, однако в службе спасения очень переживали гибель ребенка.

– Вон он! – неожиданно крикнула Карина, показывая пальцем в сторону сквера Вер-Галан, в стороне от моста.

Катер, сбавив скорость, стал медленно пришвартовываться к берегу.

– Я пойду, – решительно сказала она, резким движением застегнув комбинезон и опустив на лицо маску.

Не успели ее подчиненные возразить, как Карина уже нырнула в темную реку. Очень элегантно – вперед головой, вытянув тело, плавно войдя в воду, с прямыми ногами, описав руками в воздухе полукруг. Вскоре она была уже рядом с несчастным, намереваясь оказать ему первую помощь.

Но когда Карина подплыла, оказалось, что он сам, правда, не без труда, плывет к берегу, держа перед собой картину, опираясь на нее, как на пробковую доску, на которой детей учат плавать.
– Вы не полицейские! Вы дилетанты! Где ваш профессионализм?

Тонкий указательный палец министра внутренних дел угрожающе метил в каждого из стоящих перед ней навытяжку: в директора музея, начальника охраны, директора полицейского управления, а также в шефа отдела по борьбе с нелегальным вывозом произведений искусства. Всем досталось! Срочное совещание состоялось через полчаса после похищения в самом музее Орсэ.

– Как это могло случиться?! – возмущалась министр.

Она была первой, кому удалось достичь таких высот, начиная карьеру с самых низов – в провинции, в эмигрантской среде. Журналисты полюбили ее и превратили в символ Республиканской партии. Умная, амбициозная, она умудрялась демонстрировать одновременно и несогласие с оппозиционерами, и готовность договариваться. Прославилась тем, что всегда высказывалась открыто, не подбирая специально слова, чтобы казаться приятной, а также тем, что демонстрировала безграничную преданность президенту Республики. Он сам за глаза иногда называл ее «наша французская Кондолиза Райс».

– Вы просто беспомощны, вот и все!

В скромном сером костюме от Пола Смита и белой блузке от Аньес Б., уже минут пять она мерила шагами зал Ван Гога, изливая злость на тех, кого считала виновными в очередном похищении. Черные волосы свисали прядями по щекам, оставляя открытым холодный и высокомерный взгляд темных, подведенных черным карандашом, глаз. Рядом с ней молча стояла министр культуры, предпочитая не вмешиваться.

– Такое впечатление, что вам нравится, когда этот грабитель выставляет вас в смешном виде! – Палец высокого начальства указывал на визитку Арчибальда Маклейна, приколотую к стене на месте автопортрета Ван Гога.

В широком коридоре, где размещалась экспозиция импрессионистов, было негде ступить, полицейские находились повсюду. Металлические решетки подняли. Мягкое синеватое освещение, заливавшее музейные залы по ночам, сменилось на ослепляющий свет прожекторов. В зале Ренуара следователи допрашивали охранников, в зале Моне изучали записи камер наблюдения, в то время, как команда экспертов из научного отдела с глубокомысленным видом исследовала зал, где висели полотна Ван Гога.

– Картину необходимо разыскать и срочно вернуть на место, – подвела итог министр. – В противном случае считайте, что вашей карьере конец.
Роскошный автомобиль серебристого цвета скользил по шоссе Жорж Помпиду. Эта машина явилась из далеких 60-х годов прошлого века, когда «Астон Мартин» переживал золотые времена. За рулем Арчибальд чувствовал себя словно в другой эпохе, наслаждаясь остатками былой роскоши. Настоящий британский люкс: шикарно, но без вычурности, спортивно, но без грубости, утонченно, но без изнеженности. Такая машина в его вкусе.

Он немного прибавил газ, минуя набережную Рапе, затем мост Берси, потом свернул на Окружную. Несмотря на статус раритета и возраст, автомобиль неплохо держался на дороге. Арчибальд справедливо полагал, что машина – тоже произведение искусства, поэтому выбирал всегда только уникальные экземпляры. У этой была своя особенная история. Она «снималась» в первых фильмах о Джеймсе Бонде: «Шаровая молния» и «Голдфингер». Ее делали в старые добрые времена, когда при съемках фильма не злоупотребляли компьютерными спецэффектами. Болид сохранил арсенал положенных по сценарию оригинальных устройств, причем все были отлажены и работали, о чем позаботились коллекционеры, в чьих руках она побывала: пулемет, замаскированный в габаритных фарах, сменные номерные знаки спереди и сзади, синхронно переворачивающиеся по сигналу кнопки с панели управления, система выброса дымовой завесы, бронированное лобовое стекло, специальные приспособления, позволяющие вылить на шоссе масло или рассыпать гвозди, чтобы оторваться от слишком настойчивых преследователей.

Два года назад на аукционе, широко разрекламированном в прессе как аукцион века, этот автомобиль продали за два с лишним миллиона долларов одному шотландскому бизнесмену, пожелавшему остаться неизвестным.
– Мартен Бомон! – в изумлении воскликнула Карина Аньели, стоило ей приблизиться к утопленнику.

Диас и Капелла, офицеры бригады спасателей, втащили Мартена на борт катера и протянули ему одеяло.

– Чем ты занимаешься ночью в Сене? Учишься плавать на доске? Зачем ты вцепился в эту картину? – спросила Карина, когда офицеры помогли и ей забраться на борт спасательного судна.

Стуча зубами от холода, сыщик завернулся в одеяло и прищурился, чтобы рассмотреть ту, голос которой ему показался знакомым.

Коротко подстриженные светлые волосы, веснушки на носу и щечках, стройная и изящная, Карина Аньели ничуть не изменилась. Она всегда была высокой, спортивной, энергичной, с отличным чувством юмора. Короче, его противоположность. Два года они работали вместе в отделе по борьбе с наркотиками. Тогда она была его напарником, они часто выполняли задания по внедрению. В те времена их жизнь ограничивалась работой на участке. Так уж получилось, что эта работа с утра до ночи и их сердечные дела переплелись воедино. Замечательное было время, но и мучительное. Играть роль внедренного агента не так просто, как кажется. Порой открываешь в себе такие черты характера, о каких предпочел бы не догадываться, видишь такое, о чем лучше не знать, посещаешь злачные места, откуда редко возвращаешься невредимым. Чтобы не сгинуть, не потонуть в море человеческих пороков, они закрутили роман. Но вряд ли это была любовь, скорее они просто привязались друг к другу. Их связь приносила им искреннюю радость, но так ничем и не завершилась.

На мгновение воспоминания всплыли в их памяти. Тот роман оставил в душе каждого и сладкие воспоминания, и горькие, даже болезненные. Как наркотик.

На лицо Мартена падал свет фонарей. Карина смотрела, как с его мокрых волос вода стекает на трехдневную щетину. Ей показалось, что с тех пор, как они не виделись, он похудел и осунулся, хотя в чем-то его лицо сохранило детские черты.

Почувствовав на себе ее взгляд, Мартен усмехнулся и сказал:

– Слушай, а в этом комбинезончике ты чертовски сексуальна. Ты знаешь об этом?

Вместо ответа она протянула ему салфетку, чтобы он вытер лицо. Он взял, но стал бережно промокать ею портрет Ван Гога.

Карина казалось прекрасной, как сирена, и словно светилась изнутри. Как и Мартен, она давно ушла из отдела по борьбе с наркотиками и теперь занималась менее деструктивной работой. Все считают, что патрульные Речного порта скорее спасатели, чем настоящие полицейские, и поэтому относятся к ним с большим уважением.

– Что это за картина? Оригинал? – спросила она, садясь на скамью рядом с Мартеном.

Плавно раскачиваясь, будто прогулочный катер, патруль миновал остров Святого Людовика и собирался причалить к порту Сен-Бернар. Мартен улыбнулся:

– Арчибальд Маклейн, ты о таком слышала?

– Похититель картин? Разумеется.

– Сегодня ночью я держал его на мушке.

– Это он столкнул тебя в воду?

– Можно сказать и так.

– Странно…

– Что именно?

– Тот тип, что позвонил в службу спасения и сообщил о том, что ты тонешь, сказал, что его зовут Арчибальд.
Строгий корпус без всяких излишеств, чистые линии, безупречный ход – «Астон Мартин» рассекал ночь на полной скорости. Арчибальд вдыхал приятный запах дерева ценных пород и чистошерстяного покрытия салона, сидя за рулем автомобиля и наслаждаясь ездой. Рядом с ним на пассажирском сиденье, обтянутом потертой кожей, лежала сумка с эмблемой Королевских воздушных сил Великобритании, которую он сохранил со времен военной службы.

Только что на Новом мосту, во время встречи с молодым сыщиком, он испытал сильное волнение, такой мощный всплеск адреналина, который сам не мог объяснить. Полицейский вел себя решительно и был, судя по всему, не робкого десятка, но Маклейна поразила спрятанная за этой маской трогательная незащищенность, печальный, сиротливый взгляд ребенка, которому многое в жизни придется изведать. Свернув на знаменитую солнечную автомагистраль, Арчибальд врубил на полную мощность все шесть цилиндров, выпустив на волю двести восемьдесят лошадиных сил. Он любил скорость, ему нравилось чувствовать себя в потоке жизни.


Как только катер причалил к пристани в порту Сен-Бернар, Карина и Мартен в один прыжок очутились на берегу.

– Отвези меня в музей Орсэ, – попросил он.

– Переоденься, ты же весь промок. Капелла подберет тебе шмотки по размеру, а я пока подгоню машину.

Мартен проследовал за лейтенантом в длинный ангар, расположенный по берегу реки. Выйдя оттуда, он чувствовал себя нелепо в одежде по моде 80-х годов, которую ему подыскал полицейский. Новый наряд больше смахивал на маскарадный костюм, чем на военную форму: небесно-голубая футболка с отложным воротничком, синие брюки из болоньи, широкая ветровка.

Рядом с ним остановился пикап «Лэндровер», оборудованный лебедкой на специальной платформе для подъема грузов.

– Садись, – пригласила Карина, открывая дверцу. – Знаешь, а тебе идет…

– Оставь свои комментарии, очень прошу.

Пикап сорвался с места, взвизгнув шинами по асфальту.

Движение по улицам Парижа в этот предрассветный час можно было назвать вялым везде, кроме улиц вокруг музея Орсэ. К нему подобраться оказалось непросто. На площади Анри де Монтерлан стояли полицейские фургоны, легковые машины с проблесковыми маячками, представительские машины из министерства и видавшие виды авто журналистов.

– Ладно, иди, твой выход, герой! – сострила Карина, останавливаясь напротив главного входа.

Мартен поблагодарил ее за дружескую услугу и хотел выйти из машины, но она остановила его:

– Смотри-ка, ты все еще носишь эти часы. – Карина показала на «Спидмастер» в серебряном корпусе, которые подарила ему пять лет назад.

– А ты – кольцо, – заметил он.

Она небрежно постукивала пальцами по рулю – на ее правой руке в первых лучах зари поблескивали три переплетенных кольца: из белого, розового и желтого золота. Такой фасон назывался «Тринити». Подарки, которыми они обменялись когда-то, явно не соответствовали скромной зарплате полицейских. Тогда даже премии не хватило, пришлось добавить, чтобы позволить себе подобную роскошь. Но ни тот, ни другая никогда не пожалели об этом. У обоих на мгновение мелькнула мысль, что их роман, вероятно, еще не окончен. Жизнь сталкивает вновь при странных обстоятельствах – может, это знак свыше?

Мартен решительно открыл дверцу и вышел, забрав с собой автопортрет. Перейдя улицу, он все-таки оглянулся на «Лэндровер», Карина послала ему воздушный поцелуй и улыбнулась:

– Не ищи лишних приключений на свою задницу, Мартен! И научись плавать, я не смогу тебя спасать всякий раз!


– Бездари и лентяи, вот вы кто!

Подходя к залу Ван Гога, Мартен сразу узнал визгливый голос министра внутренних дел. Он остановился на пороге. Ругательства и оскорбления сотрясали воздух, а когда министр прерывалась, чтобы набрать в легкие воздуха, было слышно, как мухи летают под потолком.

– Халтурщики, ничтожества, сборище шарлатанов…

Мартен заметил знакомый силуэт своего шефа, полковника Луазо, а также искаженное гримасой лицо начальника полиции, с которым сталкивался, работая на набережной Орфевр. Справа от них понуро стоял Шарль Ривьер, генеральный директор и президент музея Орсэ.

– …банда беспомощных недоумков!

Все трое были подавлены, никто не смел слова сказать в свою защиту. Каждый, прежде чем получить свою должность, прошел хорошую школу в низших чинах, когда начальники «снимали стружку» с подчиненных, поэтому предпочитали сносить оскорбления, не вступая в полемику.

– Идите отсюда! Да поживее… И найдите этот чертов…

– Этот чертов портрет уже здесь, мадам, – произнес Мартен, сделав шаг вперед и выйдя из тени.

Присутствующие обернулись в его сторону. Стоя в дверном проеме, он держал автопортрет Ван Гога на вытянутых руках, как недавно Маклейн на Новом мосту.

Министр растерялась. Молча, нахмурившись, она разглядывала его с ног до головы, потом отрывисто спросила:

– Вы кто?

– Капитан Мартен Бомон из отдела по борьбе с нелегальным вывозом культурных ценностей.

Первым опомнился Шарль Ривьер. Он бросился к нему и выхватил драгоценное полотно у него из рук. Решив играть в открытую, Мартен рассказал в подробностях о том, как ему удалось вычислить, по какому принципу грабитель выбирает очередную картину, что, в свою очередь, привело его к мысли о том, где организовать слежку и наружное наблюдение в надежде поймать его на месте преступления. Сыщик был хоть и молод, но не настолько наивен, чтобы ожидать поздравлений: хотя ему и не удалось задержать преступника, зато Арчибальд в первый раз ушел с места ограбления ни с чем.

Закончив рассказ, Мартен замолчал, ожидая реакции. Она не последовала, поскольку все напряженно выжидали, что скажет министр. Она посмотрела на Луазо, а тот, видимо, чтобы вернуть себе уверенность, не нашел ничего лучше, как выместить накопившуюся злость на подчиненном:

– Мы могли бы задержать Маклейна на месте, если бы вы вовремя нас предупредили, Бомон! Так нет же! Предпочли действовать в одиночку! Это ваше обычное пренебрежение к коллегам!

– Но если бы не я, он бы украл картину! – возразил Мартен.

– А вы упустили преступника! Не надейтесь, что вам это сойдет с рук!

Министр подняла руку и бросила на Луазо испепеляющий взгляд, который положил конец его бесконечным упрекам. Внутренние разборки управления ее не интересовали. Теперь она думала о том, как обернуть ситуацию на пользу дела. Следовало представить молодого полицейского журналистам как героя дня. Французская полиция отыскала картину в рекордно короткие сроки! Вот об этом и надо говорить в первую очередь, а вовсе не о том, что он нарушил правила субординации. И никто никого не обманывает. Просто не следует обнажать всей правды до конца. Собственно, это и есть политика. К тому же язык у молодого человека неплохо подвешен. Пресса будет от него в восторге. Задержание Маклейна хоть и не состоялось, однако получился неплохой пиар и для полиции, и для нее самой. Если все пройдет нормально, она могла бы даже сфотографироваться для обложки «Пари Матч» в обтягивающих джинсах, с Ван Гогом в руках и с полицейскими на заднем фоне. Неплохо бы смотрелось!

Радужные мысли рассеялись как дым, когда директор музея с удрученным видом сделал шокирующее заявление:

– Простите, Бомон, но вы допустили оплошность.

– Что такое? – насторожился тот.

– Это не подлинник, а подделка, правда, в очень хорошем исполнении.

– Нет! Я видел, как он вынул ее из сумки, я не спускал с него глаз!

– Посмотрите сами, если не верите: подпись.

– Подпись?

Известно, что Ван Гог не подписал ни один из своих автопортретов. Мартен склонился к картине, поставленной в зале на треножник. Художник вообще редко ставил свою подпись на картинах, примерно на одной из семи. Но даже если он их и подписывал, как, например, «Подсолнухи», то ставил только имя. На картине, стоявшей посреди зала, отсутствовали маленькие, оторванные друг от друга буковки его имени Винсент. Автопортрет был подписан смешными буквами с закорючками, явно с целью поиздеваться, и другим именем: Арчибальд.


«Астон Мартин» сошел с магистрали, повернул в сторону Фонтенбло и свернул на дорогу, ведущую в Барбизон. Арчибальд посмотрел на часы и не смог сдержать довольной улыбки, представив выражение лица молодого сыщика, когда он заметил подмену. Очень осторожно, одной рукой приоткрыв холщовую сумку на пассажирском сиденье, он положил ее так, чтобы видеть лицо на картине, на сей раз подлинной, и продолжил воображаемый диалог с художником: «Ну как, Винсент, кажется, наша с тобой шутка удалась? Что скажешь?» В измученных глазах художника отражался мерцающий свет проносящихся мимо фонарей.

С похищенными шедеврами у Арчибальда складывались непростые отношения. Он никогда не чувствовал себя их полноценным собственником, скорее это они им владели. Наверное, он никогда не сумел бы признать данный факт, но отрицать, что кража стала для него своего рода наркотиком, тоже не мог. Зависимость выражалось в том, что с регулярными интервалами в его душе возникало смятение, потребность опять испытать опасность. Ум и тело требовали очередного приключения, он разрабатывал план, изобретая хитроумные способы, и готовил новое дело.

Маклейн включил авторадио. На волне классической музыки передавали запись Глена Гульда: «Гольдберг-вариации» Баха. Он заставил себя сбавить скорость, не хотел торопиться и лишать себя чудесных минут наслаждения. Прогулка под луной в компании Ван Гога и Баха – что может быть лучше?! Чтобы в полной мере получить удовольствие, достал из внутреннего кармана плаща серебряную флягу с шотландским виски сорокалетней выдержки.

– За твое здоровье, Винсент! – провозгласил Маклейн, отхлебнув медно-красного напитка. Жидкость медленно растекалась по телу, воспламеняя внутренности нежным огнем. Во рту смешивались вкус жареного миндаля, горького шоколада, душистого кардамона…

Свернув с широкой трассы на узкую проселочную дорогу, он сосредоточился на вождении, чтобы не пропустить поворот. Через несколько километров, на границе между лесным массивом Малешерб и Фонтенбло, достиг частного владения, обнесенного высокой оградой. Не вылезая из машины, Маклейн нажал кнопку на пульте управления, и створки автоматических ворот медленно расползлись, пропуская автомобиль во внутренний парк, а потом сомкнулись за ним. Аллея вела к прекрасному каменному зданию начала XIX века, увитого плющом до самой крыши, окруженному столетними каштанами. Все окна были закрыты ставнями, но место не казалось заброшенным: аккуратно подстриженная травка на газоне, ухоженная живая изгородь. В здание бывшего манежа с конюшнями, переоборудованного в просторный ангар, он поставил свой «Астон Мартин». Там уже располагались внедорожник, старенький армейский джип, довоенный мотоцикл с коляской. Был также «Бугатти», точнее, его корпус, и многочисленные детали и разные винтики, лежавшие на полках. Но самое большое пространство занимал последний крик моды – вертолет марки «Колибри», раскрашенный в черный цвет и бордо. Арчибальд осмотрел машину, проверил карбюратор, уровень масла в двигателе, с помощью транспортера вывез вертолет из ангара. Забравшись в кабину, надел шлем, завел двигатель, запустил винт, стал постепенно прибавлять газу. Потом он развернул машину против ветра и ждал удобного момента, чтобы поднять ее в воздух.

– Пошире открой глаза, Винсент! Уверен, тебе понравится смотреть на мир сверху!





Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет