Харлан Кобен Чаща

Глава 12

Люси хотела набрать в «Гугле» имя и фамилию Маноло Сантьяго – возможно, это репортер, работающий над очередной статьей об этом сукином сыне, Уэйне Стюбенсе, Летнем Живодере… но в кабинете ее ждал Лонни. Он сидел у стола, не поднял головы. Она подошла вплотную, угрожающе нависла над ним.

– Ты узнал, кто прислал сочинение?

– Полной уверенности нет.

– Но?..

Лонни глубоко вдохнул, готовясь, как она надеялась, к чистосердечному признанию.

– Нет. – Люси прошла к своему столу.

– Когда ты получаешь электронное письмо, тебя особенно не интересует, как работают все эти сетевые протоколы и идентификаторы.

– Пожалуй.

– Тем не менее они показывают, как идет к тебе электронное письмо, определяют его маршрут по Интернету, из пункта А в пункт Б. Как почтовые штемпели.

– Понятно.

– Разумеется, есть способы отправлять сообщения анонимно. Но всегда, даже если ты прибегаешь к одному из них, остаются какие-то следы.

– Отлично, Лонни, превосходно. – Люси видела, что он тянет время. – Так я могу предположить, что ты нашел эти следы и узнал, от кого поступило это сочинение.

– Да. – Он поднял голову и попытался улыбнуться. – Я больше не собираюсь спрашивать, зачем тебе понадобилось устанавливать личность автора.

– Хорошо.

– Потому что я знаю тебя, Люси. Как и у большинства страстных женщин, у тебя постоянно свербит в одном месте. Но ты также до неприличия порядочная. Если уж ты идешь на то, чтобы подорвать доверие класса… значит, у тебя есть веская причина. Готов спорить, это вопрос жизни и смерти.

Люси молчала.

– Вопрос жизни и смерти, так?

– Просто скажи мне, Лонни.

– Письмо отправлено с компьютеров, установленных в библиотеке Фроста.

– В библиотеке, – повторила она. – И сколько их там? Пятьдесят?

– Примерно.

– Значит, мы никогда не узнаем, кто его отправил.

Лонни покачал головой.

– Нам известно время отправления. Шесть часов сорок две минуты. И день – позавчера.

– Чем и как это нам поможет?

– Студенты расписываются за использование компьютера. Им не нужно указывать, на каком именно компьютере они работают, – это правило уже два года как отменили. Но чтобы получить доступ к компьютеру, его резервируют заранее, на час. Я пошел в библиотеку и посмотрел эти записи. Взял с собой список студентов, посещающих твой семинар. Поискал в нем тех, кто пользовался компьютерами библиотеки позавчера, с шести до семи часов. – Он замолчал.

– И?..

– Нашел только одну фамилию.

Лонни отошел к окну. Посмотрел на площадь в центре кампуса.

– Я тебе намекну.

– Лонни, мне сейчас не до…

– Она всегда смотрит тебе в рот.

Люси обмерла.

– Сильвия Поттер?

Лонни по-прежнему стоял к ней спиной.

– Лонни, ты говоришь мне, что эти сочинения написала Сильвия Поттер?

– Да. Именно это я тебе и говорю.

– Хочу попросить тебя еще об одном одолжении.

– Валяй.

– Выясни все, что только можно, об одном телефонном номере. На кого зарегистрирован, кто по нему или на него звонил – все.

– Какой номер?

Я продиктовал номер, полученный от Райи Сингх.

– Дай мне десять минут.

– Всего-то?

– Слушай, я стала главным следователем не потому, что у меня аппетитный зад.

– И кто это говорит?

Она рассмеялась:

– Мне нравится, когда ты дерзишь.

– Только не привыкай к этому.

Я дал отбой. Неужели я сказал что-то неподобающее? Или правильно отреагировал на ее шутку об «аппетитном заде»? Так легко критиковать политкорректность. Перехлесты превращают ее в удобную цель для насмешек. Но мне также приходилось видеть, что получается, когда сотрудники о ней забывают. Поверьте мне, хорошего мало.

Политкорректность – вроде слишком строгих правил безопасности для детей, которые ныне приняты. Твой ребенок должен всегда носить велосипедный шлем. На игровой площадке должен лежать рыхлый защитный слой, а в спортивном зале ребенок не может забираться слишком высоко. И да – ребенок не должен идти один, если ему нужно пройти больше трех кварталов. А еще не забудьте про защиту глаз. Легко над этим смеяться. Некоторые остряки даже рассылают друг другу сообщения: «Эй, мы это сделали и выжили». Но если уж по правде, многие дети не выживают.

Раньше у детей было гораздо больше свободы. Они не знали, что зло таится в темноте. Некоторые ездили на лето в лагерь, система безопасности которого оставляла желать лучшего, и детям позволяли быть детьми. Кто-то из них тайком уходил ночью в лес, а потом их больше не видели…

Сильвия откликнулась менее чем через десять минут:

– Вы хотели, чтобы я позвонила, профессор Голд?

– Да, Сильвия, благодарю. Ты не могла бы заглянуть в мой кабинет?

– Когда?

– Сейчас, если можно.

Короткая пауза.

– Сильвия?

– У меня вот-вот начнется семинар по английской литературе. Сегодня я выступаю с докладом. Могу я зайти после семинара?

– Конечно.

– Через два часа?

– Отлично. Буду тебя ждать.

Вновь пауза.

– Можете сказать, в чем дело, профессор Голд?

– Никакой спешки нет, Сильвия, не волнуйся. Увидимся после твоего семинара.
– Привет, – поздоровалась со мной Лорен Мьюз.

Наступило следующее утро, я направлялся к зданию суда. Через несколько минут Флер Хиккори начинал перекрестный допрос.

– Привет, – ответил я.

– Ты ужасно выглядишь.

– Да, сразу видно опытного детектива.

– Волнуешься из-за перекрестного допроса?

– Конечно.

– Шамик его выдержит. Ты отлично поработал.

Я кивнул, но без должной уверенности. Мьюз шла бок о бок со мной.

– Насчет того номера, что ты мне дал… Плохие новости.

Я ждал.

– Телефон одноразовый.

– Меня интересуют только звонки, как с этого номера, так и на него.

– Это сложно. По обычным каналам невозможно установить. Кем бы этот человек ни был, телефон он купил через Интернет анонимно. Мне потребуется время, чтобы получить информацию. А кое-где придется и надавить.

Я покачал головой. Мы уже подходили к залу заседаний.

– И вот что еще. Ты слышал об «Эс-вэ-эр»?

– «Самое важное расследование».

– Точно, крупнейшая частная детективная фирма штата. Сингл Шейкер, женщина, которая по моей просьбе занимается другими студентами, живущими в том общежитии, раньше там работала. По слухам, они получили карт-бланш. Не считаясь с расходами, копают под тебя.

Мы вошли в зал заседаний.

– Превосходно. – Я протянул Лорен старую фотографию Джила Переса.

Мьюз посмотрела на нее.

– И что?

– Фаррелл Линч по-прежнему «рисует» для нас компьютерные фотороботы?

– Да.

– Попроси его состарить этого человека на двадцать лет. И пусть на портрете он будет лысым.

Флер Хиккори поднялся, неторопливо застегнул пуговицы пиджака. Я нахмурился. Последний раз костюм такого оттенка синего я видел на выпускной фотографии 1978 года. Флер улыбнулся Шамик.

– Доброе утро, мисс Джонсон.

В глазах Шамик застыл ужас.

– Доброе утро, – выдавила она.

Флер представился, будто они случайно столкнулись на коктейль-пати. Он процитировал «послужной список» Шамик. Ее арестовывали за проституцию, так? Ее арестовывали за наркотики, так? Ее обвиняли в том, что она сворачивала косячок и украла восемьдесят четыре доллара, так?

Я не протестовал.

Моя стратегия строилась на том, чтобы не скрывать недостатки. На многие я указал сам, по ходу прямого допроса. Но и Флер знал свое дело. Он пока не просил Шамик объяснить что-либо из ее показаний, а просто разогревал присяжных, приводя факты и материалы их полицейских отчетов.

Настоящий допрос начался минут через двадцать.

– Вы курили марихуану, не так ли?

– Да, – ответила Шамик.

– Вы курили марихуану в тот вечер, когда вас, по вашим словам, изнасиловали?

– Нет.

– Нет? – Флер приложил руку к груди, словно этот ответ очень удивил его. – Гм… Вы употребляли алкоголь?

– Вы пили что-нибудь алкогольное? Пиво или, может, вино?

– Нет.

– Ничего?

– Гм… А вообще что-нибудь пили? Может, минеральную воду?

Я хотел выразить протест, но все же решил следовать избранной стратегии: позволить ей, насколько возможно, выкручиваться самой.

– Я пила пунш, – ответила Шамик.

– Пунш, понимаю. И он был безалкогольный?

– Так мне говорили.

– Кто?

– Парни.

Она замялась:

– Джерри.

– Джерри Флинн?

– Да.

– А кто еще?

– Вы сказали – парни. Во множественном числе. То есть говорил вам это не один человек. Не только Джерри Флинн. Так кто еще говорил вам, что пунш… между прочим, сколько вы выпили?

– Не помню.

– Больше одного стакана?

– Наверное.

– Давайте без «наверное», мисс Джонсон. Вы выпили больше одного стакана?

– Вероятно, да.

– Больше двух?

– Не помню.

– Но такое возможно?

– Да, вполне.

– Может, больше двух. Больше трех?

– Я так не думаю.

– Но уверенности у вас нет.

Шамик молча пожала плечами.

– Вы должны отвечать вслух.

– Не думаю, что я выпила три стакана. Вероятно, два. Может, даже меньше.

– И единственным, кто сказал вам, что пунш – безалкогольный, был Джерри Флинн. Это правильно?

– Думаю, да.

– Раньше вы сказали – парни, словно вам говорили об этом несколько человек. А теперь вы говорите, только один. Вы меняете показания?

Я встал:

– Протестую.

Флер отмахнулся.

– Он прав, сущий пустяк, пойдем дальше. – Адвокат откашлялся. – Вы принимали наркотики в тот вечер?

– Нет.

– Даже не затянулись сигаретой с марихуаной?

– Нет.

– Я не помню.

– Вы сказали, что в тот вечер не принимали.

– Совершенно верно.

– А как насчет предыдущего вечера?

– Нет.

Шамик чуть дернулась, и когда ответила: «Нет», – я засомневался, можно ли ей верить.

– Давайте уйдем чуть глубже в прошлое. Вашему сыну пятнадцать месяцев. Это правильно?

– Да.

– Да, – ответила Шамик совсем тихо.

– Можете сказать нам, какие именно?

Я вновь поднялся:

– Протестую. Идея понятна. Мисс Джонсон принимала в прошлом наркотики. Никто этого не отрицает. Это не влияет на степень вины клиентов мистера Хиккори. К чему углубляться в этот вопрос?

Судья посмотрел на Флера:

– Мистер Хиккори?

– Мы уверены, что мисс Джонсон – наркоманка и постоянно принимает наркотики. Мы уверены, что на вечеринке она находилась под их действием, и присяжные, конечно же, должны это учитывать, оценивая ее показания.

– Мисс Джонсон уже заявила, что в тот вечер не принимала наркотиков и не употребляла… – я сделал ударение на этом слове, –…алкоголь.

– А я имею право сомневаться в точности ее воспоминаний, – парировал Хиккори. – В пунш добавляли спиртное. Я вызову в качестве свидетеля мистера Флинна, который даст показания, что мисс Джонсон знала об этом, когда пила пунш. Я также хочу подчеркнуть, что женщина, которая принимает наркотики, даже когда кормит своего младенца…

– Ваша честь! – прокричал я.

– Да, достаточно. – Судья стукнул молоточком. – Мы можем двигаться дальше, мистер Хиккори?

– Можем, ваша честь.

Я сел. Протестовал я напрасно. Допустил ошибку. Сделал только хуже. Дал Флеру шанс еще вылить на Шамик лишний ушат грязи. Я же собирался молчать. Потерял самоконтроль и только навредил.

– Мисс Джонсон, вы обвиняете этих мальчиков в том, что они вас изнасиловали, это правильно?

Я опять вскочил:

– Протестую. Она не адвокат и не знакома с юридической терминологией. Она рассказала вам, что они с ней делали. А подобрать правильные термины – задача суда.

На лице Флера вновь отразилось удивление:

– Я не спрашивал ее о юридических терминах. Я просто хотел знать, понимает ли она значение этого слова.

– Почему? Вы хотите проверить ее словарный запас?

– Ваша честь, могу я задать свидетельнице этот вопрос?

– Не желаете объяснить, к чему вы стремитесь, мистер Хиккори?

– Пожалуйста. Я перефразирую вопрос. Мисс Джонсон, когда вы разговариваете с вашими друзьями, вы говорите, что вас изнасиловали?

Она замялась:

– Да.

– Ясно. И скажите мне, мисс Джонсон, вы знаете кого-нибудь еще, кто говорил, что ее изнасиловали?

– Протестую. Вопрос неуместен.

– Я разрешаю его задать.

Флер стоял около Шамик.

– Вы можете отвечать. – Он словно помогал ей.

– Да.

– Несколько девушек, с которыми я работаю.

– И много их?

Шамик подняла голову, словно вспоминая:

– Я могу точно назвать двух.

– Они стриптизерши или проститутки?

– И то и другое.

– Одна из них…

– Нет, они обе занимаются и первым, и вторым.

– Понимаю. Эти преступления происходили, когда они работали, или в иное время?

Я поднялся:

– Ваша честь, по-моему, достаточно. Вопрос не имеет отношения к делу.

– Мой досточтимый коллега прав. – Флер махнул рукой в мою сторону. – Когда он прав, с этим ничего не поделаешь. Я снимаю вопрос.

Он мне улыбнулся. Я медленно сел, ненавидя себя за импульсивность.

– Миссис Джонсон, вы знакомы с какими-нибудь насильниками?

Я вскочил:

– Вы хотите сказать, помимо ваших клиентов?

Флер лишь посмотрел на меня и повернулся к присяжным, как бы говоря: «Господи, как жалко это звучит!» И я не мог с ним не согласиться.

– Я не понимаю, о чем вы, – ответила Шамик.

– Не важно, дорогая моя, – сказал Флер. – Мы вернемся к этому позже.

Теперь я уже буквально ненавидел Флера.

– Во время предполагаемого изнасилования мои клиенты, мистер Дженретт и мистер Маранц, были в масках?

– Нет.

– Они не пытались скрыть лица?

Флер Хиккори покачал головой, словно услышал что-то на удивление загадочное.

– И согласно вашим показаниям, они схватили вас против вашей воли и затащили в комнату. Это правильно?

– Да.

– Да.

– Да.

Я уже собрался протестовать, но сдержался.

– Итак, согласно вашим показаниям, двое мужчин, которые насиловали вас, были без масок, не пытались как-то изменить свою внешность. Они не скрывали от вас своих лиц, более того, проделали все это в комнате, где жили, да еще позволили как минимум одному свидетелю увидеть, как вас затаскивают в эту комнату. Это правильно?

Я молил Шамик не пустить слезу, даже в голосе. Она не пустила.

– Так оно и было, да.

– И при этом, по какой-то причине, – в который уж раз на лице Флера отразилось недоумение, – они пользовались вымышленными именами.

Шамик не ответила. Хорошо.

Флер Хиккори продолжал качать головой, будто кто-то просил его признать, что два плюс два равняется пяти.

– Ваши насильники использовали имена Кэл и Джим вместо собственных. Это ваши показания, не так ли, мисс Джонсон?

– Да.

– Протестую, – вмешался я. – Во всем этом жестоком преступлении для нее нет никакого смысла.

– Да, я это понимаю, – кивнул Хиккори. – Просто надеялся, что мисс Джонсон сможет объяснить, почему насильники не скрывали своих лиц, затащили ее в свою комнату… и при этом называли друг друга вымышленными именами. – Он обворожительно улыбнулся. – У вас есть этому объяснение, мисс Джонсон?

– Объяснение чему?

– Почему двое мальчиков, которых зовут Эдуард и Барри, называли себя Джим и Кэл?

– Не знаю.

Флер Хиккори вернулся к своему столику.

– Прежде я спрашивал вас, знакомы ли вы с какими-то насильниками. Вы это помните?

– Да.

– Хорошо. Знакомы?

Флер кивнул и взял со стола лист бумаги.

– А как насчет мужчины, который в настоящее время сидит за изнасилование в Рейуэе? Его зовут… обратите внимание, мисс Джонсон… Джим Брудвей.

Шамик широко раскрыла глаза.

– Вы говорите про Джеймса?

– Я говорю про Джима… или Джеймса, если вас больше устраивает имя, указанное в документах Брудвея, который ранее проживал в доме 1189 по Центральной авеню в городе Ньюарке штата Нью-Джерси. Вы его знаете?

– Да, – осторожно ответила она. – Я его знала.

– Вы знали, что сейчас он в тюрьме?

Она пожала плечами:

– Я знаю многих, кто сейчас в тюрьме.

– Уверен, что знаете. – Впервые в голосе Флера послышались жесткие нотки. – Но мой вопрос не об этом. Я спросил, знали ли вы, что Джим Брудвей в тюрьме?

– Он не Джим. Он Джеймс…

– Я спрошу еще раз, мисс Джонсон, а потом попрошу суд обязать вас ответить…

Я встал:

– Протест отклоняется. Отвечайте на вопрос.

– Я об этом слышала. – Голос Шамик звучал очень уж жалобно.

Флер театрально вздохнул:

– Да или нет, мисс Джонсон? Вы знали, что Джим Брудвей в настоящее время находится в тюрьме штата?

– Да.

– Ваша честь… – подал голос я.

– Давайте не устраивать представление, мистер Хиккори. Продолжайте, – велел судья.

Флер Хиккори прошел к своему стулу.

– Вы когда-нибудь занимались сексом с Джимом Брудвеем?

– Его имя – Джеймс, – настаивала Шамик.

– Давайте, чтобы не вносить путаницы, называть его «мистер Брудвей», хорошо? Вы когда-нибудь занимались сексом с мистером Брудвеем?

Я не мог пропустить такое:

– Протестую. Ее сексуальная жизнь не имеет никакого отношения к данному делу. Закон в этом вопросе предельно ясен.

Судья Пирс посмотрел на Флера:

– Мистер Хиккори?

– Я не пытаюсь запятнать репутацию мисс Джонсон или намекнуть, что она женщина свободных нравов. Представитель обвинения уже объяснил, что мисс Джонсон работала проституткой, а потому вступала в половые сношения со многими мужчинами.

Ну зачем я открывал рот?

– Я задаю этот вопрос не для того, чтобы как-то опорочить свидетельницу. Она признала, что занималась сексом с мужчинами. И тот факт, что мистер Брудвей мог быть одним из них, едва ли заставит ее покраснеть.

– Это предвзятость.

Флер посмотрел на меня так, словно я только что свалился с лошади.

– Я же объяснил, что никакой предвзятости нет и в помине. Дело в том, что Шамик Джонсон обвинила двух юношей в очень серьезном преступлении. Она дала показания, что мужчина по имени Джим изнасиловал ее. И я задаю очень простой и понятный вопрос: занималась ли она сексом с мистером Джимом Брудвеем… или с Джеймсом, как она предпочитает… который в настоящее время находится в тюрьме штата за изнасилование.

Я видел, к чему он клонит, и не ждал ничего хорошего.

– Разрешаю вопрос, – постановил судья.

Я сел.

Слеза скатилась по щеке Шамик.

– Да.

– Больше чем один раз?

Казалось, Флер двинется в этом направлении дальше, но он чуть изменил тактику:

– Вы выпивали или принимали наркотики, перед тем как заняться сексом с мистером Брудвеем?

– Возможно.

– Да или нет? – Голос стал предельно жестким. В нем чувствовалась ярость.

– Да. – Она уже плакала.

Я встал:

– Короткий перерыв, ваша честь.

Флер нанес нокаутирующий удар, прежде чем судья успел ответить.

– В ваших занятиях сексом с Джимом Брудвеем когда-нибудь принимал участие другой мужчина?

Зал взорвался.

– Ваша честь! – прокричал я.

– Тихо! – Судья застучал молоточком по столу. – Тихо!

Зал быстро угомонился. Судья посмотрел на меня.

– Я знаю, слушать это трудно, но собираюсь разрешить этот вопрос. – Он повернулся к Шамик: – Пожалуйста, ответьте.

Стенографистка суда зачитывала вопрос, а по лицу Шамик катились слезы. Когда она закончила, Шамик ответила без запинки:

– Нет.

– Мистер Брудвей даст показания…

Зал замер.

– Итак, – продолжил Флер, – вы занимались сексом с мужчиной по имени Джим…

– Джеймс! Его имя Джеймс!

–…и при этом другой мужчина находился в комнате, но вы тем не менее не знаете, откуда взялись эти имена, Джим и Кэл?

– Я не знаю никакого Кэла. И его имя Джеймс.

Флер Хиккори придвинулся к Шамик. На его лице отражалась озабоченность, словно он тревожился за нее.

– Вы уверены, что не выдумали всего этого, мисс Джонсон? – Голос звучал как у докторов из телесериалов, которые стремятся помочь.

Шамик вытерла слезы.

– Да, мистер Хиккори. Я уверена. Чертовски уверена.

Но Флер и не думал возвращаться к своему столику.

– Я не собираюсь утверждать, что вы лжете, – продолжил он, и я сумел подавить желание протестовать, – но нет ли вероятности того, что вы выпили слишком много пунша? Не ваша вина, разумеется, вы думали, что он безалкогольный… Потом приняли участие в половом акте с двумя мужчинами и на эти события наложились воспоминания из другого временного периода? Не этим ли объясняются ваши утверждения, что вас изнасиловали двое мужчин, которых звали Джим и Кэл?

Я вскочил, желая сказать, что это два вопроса, но Флер опять знал, что делает.

– Вопрос снимается, – объявил он с таким видом, будто сожалел, что это дело вообще слушается в суде, поскольку для обвинения его клиентов нет никаких оснований. – У меня больше нет вопросов.