I старьевщик Травестийный статус нищего. Миф о богатстве нищих



бет26/27
Дата21.06.2016
өлшемі1.52 Mb.
#151125
түріРеферат
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   27

3


Невозможность увидеть, воспринять вписана уже в саму струк­туру панорамного зрелища, которое всегда простирается за по­ле зрения и как бы превышает возможности восприятия. Эд­гар По в "Эврике" — тексте чрезвычайно существенном для Эпштейна — также вспоминает Этну:

"Тот, кто с вершины Этны обведет досужим взглядом окружающее, прежде всего впечатлен обширностью и разнообразием сцены. Только совершив быстрое вращательное движение на каблуке, может он наде­яться охватить панораму во всем ее возвышенном единстве. Но по­скольку на вершине Этны никому не приходило в голову вертеться на каблуке, то никто никогда не охватил сознанием уникальность видимо­го во всей полноте, а потому, что бы ни таилось за этой уникальностью, она так еще и не стала практической реальностью для человечества"21.

_________

20 Отделение зрения от наблюдателя как символическая смерть описано в повести Сигизмунда Кржижановского "Автобиография трупа" (1925). Умирание героя начинается с того, что он теряет очки и погружается в мир серости и неразличимой темноты. При этом очки описываются как особые мембраны между жизнью и смертью: "Стоит втолкнуть мои двояковогнутые овалы в футляр — и пространство, будто его бросили в темный и тесный футляр, вдруг укорачивается и мутнеет. Вокруг глаз серые ползущие пятна, муть и длинные нити круглых прозрачных точек. Иногда, когда протираю замшей мои чуть пропылившиеся стекла, курьезное чувство: а вдруг с пылинами, осевшими на их стеклистые вгибы, и все пространство — было и нет, как налипь". — С. Кржижановский. Возвращение Мюнхгаузена. Л„ 1990, с. 25. Пространство оказывается "налипью" на стеклах, пленкой, прилипшей к линзам, а потому оно легко "отделяется" от зрения, может быть стерто, вы­несено вовне и т.д. Стирание пространства открывает феноменальную бес­форменность "не-зрения", как будто маскируемого видением.

21 The Science Fiction of Edgar Allan Рое. Harmondsworth. 1976, pp. 211—212.

277


Что означает вобрать в себя в пируэте всю полноту панора­мы? Прежде всего, это значит выйти за пределы зрения. Для По это значит также воспринять мироздание в его непосредствен­ной индивидуальности, которая не утратила бы единство в сложном комплексе абстракций и аналитических деталей. По провозглашает необходимость фундаментального эпистемологического сдвига, основанного на мыслимом пируэте:

"...мы нуждаемся в мыслимом вращении на каблуке. Нам необходи­мо столь быстрое вращение вокруг центральной точки, чтобы детали ис­чезли и чтобы даже наиболее заметные объекты смешались воедино"22.

Синтетическое видение единства затем может быть подверг­нуто аналитическому взгляду, который описывается По, как "дви­жение вниз от большого к малому, от перефирии к центру (если мы будем способны обнаружить центр), от конца к началу (если мы сможем вообразить себе начало..."23. Эпштейн в целом следу­ет этому совету По, помещая спуск сразу же вслед за подъемом на Этну, превращая погружение в центр "Я" в непосредствен­ный результат первоначального панорамного видения с горы. Ха­рактерно, однако, что он в своем изложении переворачивает хро­нологию событий, описывая спуск по лестнице, предшествующий подъему на Этну, после вулкана. Внутри текста, таким образом, осуществляется скрытое восхождение "к началу".

Большое влияние на Эпштейна оказало "Введение в метод Леонардо да Винчи" Валери, в котором можно найти сходную модель динамической позиции наблюдателя. Валери также из­брал архитектурное сооружение для своего изложения:

"Большинство людей чаще видят интеллектом, чем глазами. Вме­сто окрашенных пространств они познают понятия. Для них белесая кубическая форма, вытянутая ввысь и пробитая отражениями стекол, — это сейчас же дом: Дом! Сложная идея, сочетание абстрактных качеств. Если они смещаются в пространстве, движение цепочек окон, переход пространств, постоянно оформляющих их ощущения, не замечаются ими, так как понятие не меняется. Они воспринимают скорее слова­ми, чем сетчаткой, они столь плохо приближаются к предметам, они столь смутно знакомы с удовольствиями и страданиями зрения, что они придумали красивые места"24.

_______________



22 Ibid., pp. 212-213.

23 Ibid., p. 221.

24 P. Valery. Variete. Paris, 1924, p. 220-221.

278


Преодоление абстракции, понятия происходит здесь за счет движения. Наделенный "свежим" зрением наблюдатель движет­ся в доме, который скольжением стекол и пространств разру­шает нашу способность абстрагировать его в виде некой идеи, имени, понятия. Но это значит, что мы утрачиваем и способ­ность связывать его с образами памяти. Движение отделяет на­блюдателя от его собственного сознания и превращает в пер­цептивную машину Аналитическая работа ума, так же как и способность к кантовскому синтезу, здесь элиминируются энер­гией движения. "Красивые места", прежде всего связанные с поглощением зримого памятью, перестают существовать. У Эпштейна, однако, образ движения — гораздо более радикаль­ный, чем у Валери, потому что "деконструкции" подвергается не окружающий мир, а образ самого наблюдателя, неожидан­но теряющего единство трансцендентальной апперцепции. Субъект дается себе не как унифицирующая логическая необ­ходимость, не как представление о себе, а именно как внесубъектное, чисто внешнее движение телесных поверхностей.

Каким образом "понятие" соотносится с "красивым мес­том"? "Красивое место" — это визуальный эквивалент поня­тия. Понятию "дом" соответствует вид дома с определенной точки зрения и определенного расстояния. "Дом" вписан в клишированную структуру нашего зрения как объект, предназ­наченный для созерцания. Точно так же любое "красивое ме­сто" дается нам с определенной точки зрения, которая в сис­теме линейной перспективы смешивается с точкой зрения субъекта.

Идеалом красивого места является сад. Любопытно, что французские классические сады следовали правилам симмет­рии и предполагали некую точку зрения на себя, расположен­ную на оси симметрии. Как показал Ален Вайс, прогулка по та­кому саду, входившая в непременный ритуал ознакомления с "красивым местом", с неизбежностью нарушала систему пер­спективы и деформировала сад в некую подвижную анаморфо­зу, подрывающую единство перспективной структуры, а соот­ветственно угрожавшую и субъекту в ней25. Известно, что анаморфозы получают наибольшее распространение в XVII ве­ке и являются радикальной поправкой к картезианскому гео­метрическому пониманию субъекта26. Лакан заметил по пово­ду знаменитой анаморфозы черепа в "Послах" Гольбейна:

_________



25A. S. Weiss. Miroirsde 1'infmi. Paris, 1992.

26 См. J. Baltrusaitis. Anamorphoses ou Thaumaturgis opticus. Paris, 1984.

279


"...в ту эпоху, когда вырисовывается субъект и ведутся поиски ге­ометрической оптики, Гольбейн делает здесь видимым для нас не что иное, как отмененный субъект (sujet comme neantise)"27.

Субъект Гольбейна "отменяется" по нескольким причинам, одна из которых — необходимость видеть картину сразу с двух точек зрения: с точки зрения линейной перспективы и сбоку, оттуда, откуда анаморфоза расшифровывается как череп и тем самым дает критику фронтальной помпезности полотна как проявления тщеславия — vanitas. Точка зрения анаморфозы вписывает в картину смерть, недоступную видению из точки зре­ния перспективы. Субъект зрения Гольбейна как бы расщепля­ется, в него вводится "шиз".




Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   27




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет