И.С. КЛОЧКОВ “ВАВИЛОНСКАЯ ТЕОДИЦЕЯ” И ВАВИЛОНСКАЯ КУЛЬТУРА

И.С. КЛОЧКОВ

“ВАВИЛОНСКАЯ ТЕОДИЦЕЯ” И ВАВИЛОНСКАЯ КУЛЬТУРА

Произведение, известное под названием "Вавилонская теодицея"¹, имеет первостепенное значение для изучения вавилонской этики, так как дает возможность познакомиться с проблемами, волновавшими просвещенные слои вавилонского общества, собственно творцов духовной жизни Вавилона. "Теодицея" не просто образец ученой вавилонской литературы; это вершина этической и религиозно-философской мысли вавилонян.

"Теодицея" не является единичным, так сказать, изолированным памятником, а по своему содержанию тесно связана с рядом более древних произведений вавилонской литературы, посвященных теме невинного страдальца. Известно, по меньшей мере, еще три сочинения² на эту тему; все вместе они образуют определенное "направление" в вавилонской "литературе премудростей".

Произведения этого цикла вышли, по-видимому, из покаянных псалмов, плачей - жалоб богам, но отличаются от ритуалистических сочинений своим "светским характером", представляя собой свободные размышления над философской проблемой человеческого страдания.

Проблема страдания безвинных занимает важное место в вавилонской литературе. Влияние последней на литературу других стран древнего Ближнего Востока общеизвестно. В этой связи сопоставление "Теодицеи" с "Книгой Иова" представляется весьма перспективным для изучения характера межлитературных контактов на древнем Ближнем Востоке.

Наконец, "Теодицея" не лишена своеобразных художественных достоинств и, по-видимому, в свое время высоко ценилась знатоками. Все это делает поэму заслуживающей самого пристального изучения

Автором "Вавилонской теодицеи" был человек по имени Эсагил-кини-уббиб, заклинатель по профессии, уроженец Вавилона, современник Навуходоносора I³ .

Заклинатель - одна из категорий жрецов, жизнь и деятельность которых не замыкались исключительно в пределах того или иного храма. Напротив, заклинатели постоянно вступали в контакт с самыми широкими слоями населения, так как по роду своих занятий должны были посещать дома больных и терпящих бедствия.

Представители этой древней профессии были людьми весьма учеными и в то же время, по-видимому, неплохо знали жизнь своих "сограждан".

В отличие от литераторов нового и новейшего времени, в огромном своем большинстве обращающихся к современной тематике и наполняющих свои писания злобой дня, вавилонские авторы были заняты почти исключительно "вечными" вопросами и постоянно повторяющимися (т.е. тоже вечными) конфликтами. Современный автор говорит со своим временем, древний - с вечностью.

Вавилонские авторы рисуют своих героев полностью очищенными от индивидуальных черт и реалий окружающей обстановки - всего того, что, по их мнению, имело преходящее значение. Для их сочинений характерно вневременное, или, точнее, панхроническое изображение человека. Это даже не типы или маски античной литературы, а своеобразные символы жизненных ситуаций и положений человека: Царь, Богач, Страждущий праведник и т. д. Человек, изображаемый вне конкретных частностей своего времени... предстает как некая абстракция, как некий универсальный символ: Царь вавилонского текста - это любой правитель в любое время, Бедняк - любой бедняк, всегда и везде, и т. д.

Предельная обобщенность образов приводит к тому, что внимание воспринимающего концентрируется на самой передаваемой ситуации, вводит его внутрь изображаемого положения, облегчая отождествление себя с героем. Это служило сверхзадаче автора, который, как мы полагаем, стремился не только убедить в чем-либо читателя, но и преследовал практическую цель: дать ему модель поведения в аналогичной ситуации. В этой обобщенности образов - не только ограниченность творений, но и их сила.

В "Вавилонской теодицее" автор интересно очертил фигуры спорящих и поделил между ними материал (идеи и доводы): с одной стороны, Страдалец, обличающий несправедливость происходящего в мире, с другой - Друг, приводящий контраргументы. Мы слышали два полноправных, равноценных голоса. Страдалец так и не уступает Другу: его обращение к богам в конце поэмы нельзя расценивать как признание правоты Друга.

Страдалец ставит вопрос: почему злые и неправые торжествуют, а праведные терпят неудачи и страдают?

Зло и несправедливость Страдалец, как, вероятно, и сам автор поэмы, усматривает, по-видимому, в том, что люди ведут (или вынуждены вести) себя несообразно с занимаемым ими положением. В традиционном обществе складывается устойчивая система социальных ролей, жестко регламентирующая поведение каждого индивида в зависимости от его положения в этом обществе. Права, обязанности, манеры, одежда и даже добродетели определялись статусом человека. Богатый должен быть благочестив, должен помогать бедным, бедный должен быть смиренным и послушным, воин должен быть храбрым, а торговец честным и т.п.

Система социальных ролей подразумевала не одно только отнесение индивида к какой-либо профессиональной или общественной группе и предъявление к нему на том основании соответствующих требований. Помимо этого каждый человек принимал на себя еще множество ролей: воин, скажем, мог быть в то же время главой семейства или старшим сыном, должником или кредитором и т.д. Поведение человека в каждом из таких качеств или ситуаций было также в известном смысле ритуализировано, т.е. подчинялось определенным требованиям, которые шли из глубокой древности и, вероятно, считались богоустановленными. Поэтому выход за рамки дозволенного ролью должен был рассматриваться как покушение на божественно установленный порядок. Остающиеся же безнаказанными многочисленные и серьезные нарушения такого рода могли восприниматься как предвестия каких-то страшных перемен и катастроф.

На фоне подобных представлений, по нашему мнению, и нужно рассматривать содержание диалога-спора.

К чему, собственно, сводится существо диалога-спора? Богобоязненный Страдалец тревожится и жалуется на то, что все идет не так, как должно было бы идти: праведные бедствуют, злодеи процветают , "демону бог не закрыл дороги", т.е. он разделяет принятые в обществе ценности и нормы и лишь сетует на их нарушения, богомольный Друг отвечает, что несправедливыми людей создали боги, воля которых непостижима, но он верит в конечное торжество добра и наказание зла и советует усерднее молиться. И за тем и за другим стоит автор, расписавшийся в своей благонамеренности в акростихе: "Я - Эсагил-кини-уббиб, заклинатель, чтущий бога и царя".