Имени н. Г. Чернышевского

В таблице № 5 наглядно прослеживается изменение вектора общения в модели «учитель-ученик»: первый период характеризуется отсутствием взаимодействия: “Miss Miller left her circle and standing in the middle of the room, cried – “Silence! To your seats!”» [Jane Eyre : 65]; «You dirty, disagreeable girl! … Burns made no answer.» [Jane Eyre: 75], во втором – наблюдается тенденция изменения взаимодействия, но сохраняется достаточная дистанция между учителем и учеником, что подтверждает материал: “Perhaps you could say ‘Good morning’ to your new teacher?” suggested Miss Enderby in an imperative tone [Fresh from the Country: 19]; «Влассовская, - раздался надо мною строгий голос классной дамы, - пойдемте, я покажу вам ваше место» [Записки институтки]. Третий период характеризуется дружелюбным, зачастую неформальным видом общения в процессе обучения: “After the usual business of going through all the names of the children, Miss Honey handed out a brand-new exercise-book to each pupil. “You have all brought your own pencils, I hope” she said. “Yes, Miss Honey,” they chanted. “Good…” [Matilda]; «– Хорошо, – подытожил я. – Давайте подумаем над ответом, а Лёша набросает нам к завтрашнему дню «рыбу»… – Почему – «рыба»? – въедливо спросил Ивченко. – Я имею в виду этимологию? – Понимаете, собственно… – резво начал я и сообразил, что абсолютно не представляю, откуда приплыла злополучная «рыба». Мне осталось только обаятельно улыбнуться и признаться: – Честно говоря, я как-то и сам не задумывался, но к следующему уроку обязательно выясню. Порядок? Мой самокритичный ответ выслушали благосклонно…» [Работа над ошибками].

Еще одним видом педагогического дискурса третьего периода является педагогический Интернет-дискурс, реализуемый с помощью образовательных Интернет сайтов. В данном виде педагогического дискурса наблюдается изменение ценностей в связи с изменением способа обучения.

Таблица № 6 Ценности педагогического Интернет-дискурса

(из статьи «Некоторые тенденции развития терминов»)

Ценность	Наполнение ценности	Реализация ценности в процессе обучения
Знания	Исследовательская работа	chats – деятельность, подразумевающая он-лайн дискуссию по теме, в результате которой можно выявить различные точки зрения на проблему glossary – деятельность, в результате которой ученики составляют дефиниции к словам
Воспитание	Приобщение к поликультурному миру	Обучение на базе всемирной паутины
Личность ученика	Индивидуальный подход	journals – деятельность, направленная на проверку знаний по пройденной теме, которая осуществляется посредством написания учениками заметок по теме. Ответы и комментарии видны только ученику и учителю
Личность учителя	Учитель – наставник, учитель - товарищ	раздел Surveys (обозрение), благодаря которому учитель может получить информацию от учеников о процессе обучения раздел Chats (место для дискуссии), где происходит обсуждение предложенной проблемы между учителем и учениками
Учитель-ученик	Субъект-субъектные отношения	chat, дискуссия в формате дружеской неформальной беседы

Таким образом, в результате проведенного анализа нами была прослежена эволюция использования базовых ценностей педагогического дискурса: от особенностей использования ценностей, характеризующих педагогический дискурс как жесткую систему правил и обязанностей, до отличительных черт, говорящих о более гибкой системе отношений в процессе обучения, позволяющей достичь основной цели педагогического дискурса – социализации нового члена общества.

1. 
   Бабаева Е.В. Лингвокультрологические характеристики русской и немецкой аксиологических картин мира: дис. … д-ра филол. наук, 2004. 424 с.
   
2. 
   Биличенко (Зоткина) Л.В. Некоторые тенденции развития терминов (на примере терминосистемы «Педагогический Интернет-дискурс) // Языковые и культурные контакты: Сб. науч. тр. – Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2008 – С. 110-115
   
3. 
   Гудечек Я. Ценностная ориентация личности // Психология личности в социалистическом обществе. М., 1989. – С. 102-109.
   
4. 
   Карасик В.И. Характеристики педагогического дискурса // Языковая личность: аспекты лингвистики и лингводидактики: Сб. науч. Тр. Волгоград: Перемена, 1999. – С. 3-18
   
5. 
   Скворцов Л.В. Субъект истории и социальное самосознание. М.: Политиздат, 1983. – 264 с.
   
6. 
   Сластенин В.А. и др. Педагогика: Учеб. пособие для студ. высш. пед. учеб. заведений / В. А. Сластенин, И. Ф. Исаев, Е. Н. Шиянов; Под ред. В.А. Сластенина. - М.: Издательский центр "Академия", 2002. - 576 с.
   
7. 
   http://www.onlinedics.ru
   
8. 
   Мердок А. Замок на песке. Книга для чтения для студентов III курса пед. институтов (на англ. яз.). – Л., Просвещение, 1975. – 216с.
   
9. 
   Мисс Рид. Первые шаги учителя в школе. – М.: Просвещение, 1984. – 160 с.
   
10. 
    Поляков Ю.М. Работа над ошибками [www.webreading.ru]
    
11. 
    Фонвизин Д.И. Недоросль [www.webreading.ru]
    
12. 
    Чарская Л.А. Записки институтки [http://knigosite.ru]
    
13. 
    Чарская Л.А. Записки маленькой гимназистки [http://knigosite.ru]
    
14. 
    Braithwaite E.R. To Sir With Love [www.twirpx.com]
    
15. 
    Charlotte Bronte, Jane Eyre. – М, 1952. – 568с.
    
16. 
    Miss Read. Village School. Книга для чтения для студентов I курса педагогических институтов (на англ. языке) Л. Просвещение 1977г. 144с.
    
17. 
    Roald Dahl Matilda [www.twirpx.com
    

Для достижения поставленной цели, прежде всего, необходимо обратиться к определению культурного кода и его сущности. В широком смысле код подразумевает систему знаков, которая устанавливает как репертуар противопоставленных друг другу символов, так и соответствие между означающим и означаемым [Эко 2004: 47, 57]. Сложность понятия «код культуры» объясняет существование различных подходов к определению этого термина. Так, согласно концепции В.В. Красных, код культуры может быть представлен в виде «сетки» наброшенной культурой на окружающий мир. Эта “сетка” «членит, категоризирует, структурирует», оценивает мир, что и находит отражение при кодировании Красных 2003: 297. Д.Б. Гудков и М.Л. Ковшова определяют код культуры как систему знаков «материального и духовного мира, ставшие носителями культурных смыслов» Гудков, Ковшова 2007: 9. Подытоживая наработки в области проблематики культурного кодирования, проф. З.З. Чанышева предлагает обобщающее определение кода культуры как (1) внутренне связанной системы носителей культурно ценностной информации и установок, которая (2) формируется в пределах языков культуры в результате культурного соглашения и (3) выражает глубинное смысловое поле культуры Иванова, Чанышева 2010: 282.

Кроме сложности, связанной с определением культурного кода, обращает на себя внимание их большое разнообразие и отсутствие конечного перечня (см. работы Д.Б. Гудкова и М.Л. Ковшовой, В.В. Красных, О.А. Леонтович, Р. Барта, У. Эко), что, собственно, в своих изысканиях прогнозировал Ю.М. Лотман, указывая, что «во всякую живую культуру «встроен» механизм умножения ее языков» [Лотман 1999: 164].

Особенностью текстовых сообщений является то, что одно и то же текстовое сообщение может содержать в себе коды различных уровней. В результате можно говорить о нескольких «сореальностях» (Бензе, цит. по [Эко 2004: 104]), участвующих в создании содержания текстового сообщения. Действительно, многоуровневая кодификация позволяет вместить в текст сообщения разнородную информацию. В результате отправитель сообщения не только описывает политическое событие, но и опосредованно дает собственную оценку происходящего, не прибегая к эксплицитным оценочным средствам.

Одним из наглядных примеров многоцелевого взаимонакладывания нескольких культурных кодов в рамках одного текстового сообщения может служить статья Chinese Tiger ate US Dove for lunch (издание New York Post). Автор статьи представляет переговоры лидеров двух стран - Китая и США - как борьбу двух символических животных: президент Ху Цзиньтао представлен в образе тигра, символа силы и быстроты (Tiger Leader), а президент США – в образе голубя, символа миролюбия, покорности и чистоты (Dove Leader). Как явствует из названия статьи, автор обращается к потенциалу метафоризации, основанной на «сближении человеческого мира с животным» КРР 2003:228, лежащем в основе зооморфного кода. Таким образом, автор надевает маски на участников коммуникативного акта - согласно имиджу, который те для себя выбрали. Так, американский лидер выступает в образе всеобщего миротворца – Dove. Что касается президента КНР, то, представляется, что автор вводит сравнение с Tiger по аналогии с термином «азиатские тигры» (четверка азиатских стран, характеризующихся мощным и агрессивным экономическим поведением на мировом рынке), причисляя авансом бурно развивающийся Китай к вышеупомянутой группе стран. Таким образом, Dove и Tiger – это, прежде всего, политические и, кроме того, коммуникативно-ролевые маски участников переговоров.

Избранные для описания политического события метафорические имена полностью «раскручиваются» автором, и поведение героев – политических лидеров двух держав – получает описание в рамках избранной зооморфной символики. Так, поведение Dove Leader во время переговоров полностью соответствует взятой на себя американским президентом роли политического голубя¹: президент Обама likes to do a lot of bowing and scraping, He is crowing about $45 billion in US exports he got China to agree to, he really busted Hu's chops over his country's unfettered piracy of everything from designer handbags to software to drugs to sophisticated electronic gadgetry that American companies have plowed billions upon billion of dollars of research and development into…². Однако в закодированной форме автор статьи апеллирует к читателю и передает ему негативное отношение к избранной президентом США маске: не подобает руководителю великой державы выполнять «голубиные» действия (bowing and scraping, crowing), которые не вызывают симпатии и не заслуживают положительной оценки.

Кроме того, на фоне зооморфного кода совершенно очевидно столкновение речеповеденческих культурных кодов, свойственных двум разным культурам. Данный код обслуживает коммуникативную систему, фундаментом которой являются общепринятые в соответствующем лингво-культурном сообществе нормы выражения коммуникативных потребностей участников. Представляется, что это один из базовых кодов для функционирования человека в социуме, поскольку он регламентирует коммуникативное поведение homo loquens. Речеповеденческий код позволяет говорящему адекватно позиционировать себя в процессе коммуникации, поскольку он отражает социальные отношения, духовные ценности, стереотипы ЛКС, а также предопределяет восприятие говорящего партнерами по коммуникации [Иванова 2009: 122].

Так, для представителя азиатской культуры свойственно уходить от прямых конкретных ответов, поддерживать так называемый «дух дружбы», несмотря на жесткость ситуации, у них не принято улыбаться «просто так» (Hu Jintao likes to do a lot of not smiling), что совершенно неприемлемо с точки зрения американского речеповеденского кода. Помимо того, как правило, китайцы делают уступки лишь под конец переговоров, так как дипломатические встречи в их понимании служат только для сбора информации 12: 379-381. Соответственно, только в конце беседы, чтобы спасти переговоры, президент Китая идет на уступки, очень сомнительные, впрочем, с точки зрения автора (Then came Hu's big concession to Obama -- perfectly illustrating his country's regard for intellectual property. Hu promised he would try to get his own government agencies to quit using pirated software. You call this a concession? No, that is called complete bamboozlement).

Для представителя американского лингво-культурного сообщества важным является достижение конкретных результатов. Американцы, как правило, стремятся обсудить не только общие подходы, но и детали, связанные с реализацией договоренностей, ценят открытость и быстро переходя к сути разговора, часто теряют терпение, если не встречают аналогичной реакции у собеседника Льюис 1999: 237-243. Так, в самом начале статьи автор обрисовывает действия президента США, при этом стилистика фраз подчеркивает нарастающее нетерпение Dove Leader: He speaks endlessly; he likes to do a lot of bowing; he is still talking; He is crowing, и, наконец, только когда Obama … wagged his finger in Hu's face over China's human-rights record, Tiger Leader идет на существенную уступку - surprised many -- and surely caused the Dove Leader's heart to flutter -- by admitting that his country could do more in the area of human rights. И даже это, значительное с точки зрения носителя азиатской культуры, признание, автор называет a baby step in the right direction. Интересно здесь даже не столько речевое поведение президента США, сколько интерпретация автором статьи речевого взаимодействия героев, скрывающихся за выбранными ими для себя масками. Интерпретация ролевого поведения президента США, таким образом, представляет собой иллюстрацию к идее о том, что многие американцы, считают свою страну самой преуспевающей экономической и демократической системой, а американские нормы единственно верными Льюис 1999: 239. Именно это обстоятельство обусловливает ироническое отношение автора статьи к поведению своего лидера – на ярмарке политических амбиций Америка не может играть роль миролюбивого и покорного Голубя. Взаимодействие нескольких культурных кодов служит декодированию отношения автора как к своим героям, так и к более широкому событийному политическому контексту. Ирония, возникающая в результате использованной метафорики, свидетельствует о больших сомнениях автора относительно перспектив такого рода политического диалога.

Таким образом, современный политический дискурс характеризуется использованием в своих рамках разнородных культурных кодов. Задействованные культурные коды относятся к разным системам – речевому поведению и представлениям, восходящим к бытующим стереотипам, касающимся мира животных и его отражению в сознании человека. Каждый из кодов имеет свою структуру, предполагающую определенные отношения между означающим и означаемым. Соответственно, политический дискурс функционирует как сложная многоуровневая разнопорядковая семиотическая система структурного характера. В результате, при декодировании сообщения срабатывает принцип детонирования той концептуальной информации, которая предназначена для прочтения: каждый из задействованных культурных кодов в рамках текстового целового, отвечая за передачу своей доли информации, многократно усиливает силу воздействия предназначенного для получателя текста.

1. Гудков, Д. Б., Ковшова М. Л. Телесный код русской культуры: материалы к словарю. — М.: Гнозис, 2007. — 288 с.

2. Иванова, С.В. Аппарат лингвокультурологического исследования как показатель междисциплинарности научной парадигмы //Актуальные проблемы теории и методологии науки о языке: материалы междунар. научно-практ. конф. 23-24 мая 2009 г / отв. ред. Г.Д. Чеснокова. – СПб: ЛГУ им. А.С. Пушкина, 2009. – С. 120-123.

3.Иванова, С.В., Чанышева, З.З. Лингвокультурология: проблемы, поиски, решения. – Уфа: РИЦ БашГУ, 2010. - 366с.

4.Красных, В.В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность?. – М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. – 375 с.

5.Культура русской речи: Энциклопедический словарь- справочник / Под. ред. Л.Ю. Иванова, А.П. Сковородникова, Е.Н. Ширяева и др. – М.: Флинта: Наука, 2003. – 840 с. [КРР]

6.Лотман, Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек – текст – семиосфера – история. – М.: ''Языки русской культуры'', 1999. – 464 с.

7.Льюис, Р.Д. Деловые культуры в международном бизнесе (от столкновения к взаимопониманию). - М.: Дело, 1999. – 440 с.

8.Эко, У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. – СПб.: «Symposium», 2004. – 544 с.

Ю.И. Касьянова

Приднестровский государственный

университет им Т.Г.Шевченко
ПРОБЛЕМЫ ПРЕЦЕДЕНТНОСТИ
Проблемы прецедентности, изначально связанные с теорией интертекста, в настоящее время находятся на пересечении лингвокультурологии и когнитивной лингвистики, поскольку прецедентность – это явление, значимое в культурном и когнитивном отношении и имеющее «сверхличностный характер» [Караулов 1987], а этнокультурная специфика мировосприятия находит отражение в языковом сознании индивида и лингвокультурного сообщества в целом. Разноуровневые и разноплановые прецедентные феномены подвергались изучению с позиции теории лингвострановедения, языковой личности, особенно активно развивается исследование прецедентности в парадигме сопоставления языковых картин мира носителей разных языков. До настоящего времени многие понятия когнитологии в целом и теории прецедентности в частности остаются дискуссионными, что дает возможность для выработки новых подходов, уточнения терминологического аппарата, использования новых методик анализа текста. В современной научной парадигме не подвергается сомнению факт существования прецедентных текстов разной степени значимости. Прецедентно «сильные» тексты, по определению В.Н. Торопова, т.е. произведения, обладающие культурной значимостью для многих народов и носителей многих языков, могут быть отобраны для специального изучения и включены в литературный канон. При всем многообразии подходов и принципов, на которых предлагается строить канон, Библия имеет в нем особый статус в качестве одного из «первотекстов». С учетом того, что современной социокультурной ситуации свойственны тенденции к обнаружению общего пространства и единых начал, сохранению европейски значимого культурного достояния, библейский текст имеет прецедентную значимость в масштабах мировой цивилизации. Уникальный по длительности своего существования и времени воздействия на все сферы культуры текст Библии не теряет своего прецедентного значения, живет в сознании миллионов носителей европейской и мировой культуры и бесконечно воспроизводится во вновь продуцируемых речевых произведениях на разных языках, что, в свою очередь, ведет к его постоянному динамическому варьированию.

Установление внутренней динамики и исторических судеб прецедентных феноменов библейского истока позволяет рассмотреть значительный пласт языковых явлений под новым углом зрения в парадигме библейской прецедентности, глубже осмыслить закономерности эволюции внутренней формы библейских концептов, их роль в формировании литературного языка и в конечном итоге – специфику лингвопространства, ориентированного на библейскую концептосферу.

Текст Библии является прецедентным прототекстом (текстом-источником), к которому обращено огромное количество литературно-художественных текстов, продуцированных в более позднее время.

Появление когнитивной научной парадигмы позволило вывести исследования в области интертекстуальности на более высокий концептуальный и терминологический уровень, а именно связать интертекстуальность с проблемой понимания текста. Рассматриваемые в этом аспекте прецедентные тексты представляют собой набор когнитивных схем (фреймов), которые хранятся в семантической памяти писателя и читателя (интерпретатора) текста и используются ими для продуцирования и интерпретации новых текстов и новых смыслов.

К числу наиболее значимых и частотных прецедентных текстов относится миф, в том числе миф библейский. Библия как основа христианской культуры стала прототекстом, «текстом текстов», неисчерпаемым источником идей, образов и мотивов во всех сферах искусства; библейский словарь, библейская образность, вся концептосфера Библии оказывают огромное влияние на текст европейской и мировой литературы.

Таким образом, Библия как прототекст оказывает влияние на текстообразование художественного дискурса. При этом автор творчески преобразует библейскую концептосферу, что служит неисчерпаемым источником продуцирования новых репрезентаций традиционного концепта и рождения новых поэтических образов.

1. Орлова, Н. М. Концепты библейского истока в славянской и мировой культуре // Славянские языки и культуры в современном мире: междунар. научн. симпозиум: Труды и материалы. М.: МАКС Пресс, 2009.

2. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987.

3. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. Лингвострановедение в преподавании русского языка как иностранного. М., 1976.

4. Гудков Д.Б. Прецедентное имя в когнитивной базе современного русского языка. //Язык, сознание, коммуникация. М., 1998. Вып.4.Филология.

5. Слышкин Г.Г. Лингвокультурные концепты прецедентных текстов. Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. Волгоград, 1999.

6. Слышкин Г.Г. От текста к символу: лингвокультурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе. М., 2000.

7. Красных В.В., Гудков Д.Б., Захаренко И.В., Багаева Д.В. Когнитивная база и прецедентные феномены в системе других единиц и в коммуникации//Вестник Московского университета. Сер.9. Филология. 1997. №3.

Одним из этапов развития когнитивных исследо­ваний становится активное обращение к методикам дискурсивного анализа, что представляет собой зако­номерный переход от описания статических моделей к динамическим. Смещение акцентов оказывается тесно связанным с проблемами моделирования дискурсов как целостных социально-ориентированных сфер комму­никативного действия. С понятием дискурса - целостной системы коммуникативных актов, направленных на определенное социальное действие [Арутюнова 1990:136], тесно связано понимание общей модели мира как совокупно­сти функциональных вариантов.

Появление в лингвистике нового дискурсивного под­хода, ориентированного на дифференциацию сфер использования функциональных подсистем языка, М.Л. Макаров связывает с общей сменой гуманитарной парадигмы, которая «основывается на принятии прин­ципиально новой онтологии социально-психоло­гического, человеческого гуманитарного мира, противо­поставляемой традиционной онтологии материального физического мира. «Старую» механистическую онтоло­гию Ром Харрэ и Грант Жиллет условно называют «он­тологией Ньютона», а новую дискурсивную - «онтоло­гией Выготского» [Макаров 2003:16]. По мнению исследователя, механистическая метафора, лежащая в основе гумани­тарного миропонимания, сменяется дискурсивной, свя­занной с внутренней динамикой объекта, его способно­стью изменяться в процессе функционирования.

Дискурсивный подход, таким образом, предполагает исследование того, каким образом происходит модели­рование процесса коммуникативного взаимодействия, какие модели и каким образом оказывают влияние на процесс коммуникации. В русле данного направления уже написан ряд работ, в которых рас­сматривается моделирование в художественном, рек­ламном, политическом, виртуальном и др. дискурсах.

Задачей данной статьи является выявить, каким образом осуществляется языковая репрезентация категории "эвиденциональность" в рамках дискурсивного подхода в английском языке.

В соответствии со структурным характером мира, категории также представляют собой определённые системные образования, оформляемые вокруг прототипа. Образование категории тесно связано с формированием концепта или группы концептов, вокруг которых она строится [Лакофф 2004:163].

Каждая категория содержательно многопланова и существует лишь в единстве с другими категориями. Сообразно онтологическому треугольнику «мир – человек – язык», Н. Н. Болдырев объединяет языковые категории в три типа категоризации: лексическая или аналоговая, грамматическая и модусная или оценочная. Лексическая категоризация повторяет в языке онтологическую категоризации мира. В лексических категориях реализуется гносеологическая функция языка. Грамматические и лексико-грамматические категории раскрывают онтологическую модель языка. Помимо лексических групп и грамматических категорий в языке можно выделить целый ряд модусных, или оценочных категорий, обеспечивающих возможности различной интерпретации говорящим того или иного концептуального содержания и формирования на основе этого отдельных смыслов. К числу таких категорий можно отнести: отрицание, аксиологические (собственно оценочные) категории, категории аппроксимации, эвиденциональности, экспрессивности [Болдырев 2006:12].

Эвиденциональность - лингвистическая категория, основным значением которой является указание на источник информации. К данному понятию относится способ, с помощью которого информация была получена. При этом уверенность говорящего в истинности утверждения не учитывается [Matthews 1997: 228].

Лингвистический термин "эвиденциальность" восходит к английским evidence и evidential, однако дефиниционный анализ данных лексем показал, что значение термина "эвиденциональность" не имеет полного совпадения с английскими аналогами. Согласно определению, данному в Оксфордском словаре английского языка, evidence обозначает "the available facts, circumstances, etc. supporting or otherwise a belief, proposition, etc., or indicating whether or not a thing is true or valid" (доступные факты, обстоятельства, и т.д., а также иначе веру, суждение, и т.д., либо указание на истинность). В юридическом смысле evidence - "information given personally or drawn from a document etc. and tending to prove a fact or proposition" (информация, переданная лично, либо приведенная из документа и т.д., доказывающая факт или суждение), а также "statements or proofs admissible as testimony in a lawcourt" (заявления или доказательства, приводимые в суде). Всё, что имеет отношение к такому роду "доказательств" и обозначается словом "evidential" [Weiner 2007:154].

Лингвистическое определение эвиденциональности, данное Боасом [Boas 1938:132] и получившее широкое распространение после работ Р.О.Якобсона, решительно отличается от обычного использования данного слова нелингвистом, а именно: лингвистическое понятие "эвиденциальность" не имеет ничего общего с предоставлением доказательств в суде или в споре, или определением того, что является верным, а что нет, а также с указанием на чье-либо мнение. Суть эвиденциональности как лингвистической категории заключается в предоставлении источника информации. По словам М.Ж. Хардмена, способ, которым информация была получена - увидена, услышана, либо получена любым другим способом - это основная отличительная черта эвиденциональности [Hardman 1986:121]. Достоверность высказывания не затрагивается эвидециональностью [Donabedian 2001:432]. Фактически, эвиденциональность может обладать собственным понятием достоверности. Она может даже приобрести своё собственное временное отношение, отличное от того, в котором было построено исходное предложение. В отличие от большинства других языковых категорий, источник информации может быть многократно упомянут в предложении, отражая взгляд одного и того же, либо различных наблюдателей [Плунгян 2003: 324]. Иначе говоря, эвиденциональность - это категория, основное значение которой связано с получением новой информации, а также с реакцией слушающего, вызванной данной информацией.

Характерным для эвиденциональности является наличие оценочности и связи с эпистемической модальностью. По определению В.З. Панфилова, эпистемическая модальность со всеми ее подвидами и особенностями не является отражением реаль­ной действительности в сознании говорящего. Она выражает лишь «оценку адекватности этого отражения, которая дается субъектом мысли, т.е. указывает на степень достоверности содержания предло­жения с его точки зрения» [Панфилов 1997:41]. Именно в этом свойстве эпистемической модальности заложена связь с эвиденциональностью. Из этого следует, что эвиденциональность не обязательно является составным компонентом предложения, а может выступать в роли общего модаль­ного фона, хотя имеет определённые лексико-грамматические маркеры и средства в рамках предложения. Поэтому эпистемическая модаль­ность, по мнению Панфилова, входит в состав категории "эвиденциональность", являясь одним из компонентов лексических, грамматических и синтаксических средств выражения этой категории в современном английском языке [Панфилов 1997:42].

Веским доводом в пользу важности эвиденциональных элементов для человеческого познания является их металингвистическая оценка и понимание говорящими потребности в них. Как пишет Диксон, в рамках дискурса эвиденционально-немаркированное предложение рассматривается с подозрением и в конечном счете с презрением. Люди, которые не умеют грамотно использовать эвиденциональные конструкции, получают статус ненадежных и даже сумасшедших. Произведения с незначительным использованием эвиденциональных конструкций часто рассматриваются как несовершенные [Dixon 1991: 209].

Несмотря на недавний всплеск интереса к эвиденциональности, она остается одной из наименее изученных модусных категорий [Плунгян 2000:381]. Системы эвиденциональности различаются по принципу сложности: некоторые лингвисты различают только два вида эвиденциональности, например, непосредственную и опосредованную. В других системах выделяют шесть, или даже больше типов эвиденциональности. Иногда вместо термина эвиденциональность используется термин засвидетельствованность.

Рассмотрев основные теоретические положения, релевантные для нашего исследования, перейдём непосредственно к анализу способов языковой реализации категории "эвиденциональность" в английском художественном дискурсе, используя примеры из произведения Сидни Шелдона "If Tomorrow Comes"(Если наступит завтра) [www.triada-web.ru].

В английском языке существует довольно сложная система выражения категории "эвиденциональность" в дискурсе. При описании какого-либо события говорящие должны, во-первых, определить, видели ли они то, что произошло, или услышали это, или узнали об этом, потому что кто-либо еще сказал им об этом и т.д. Это достигается благодаря ряду маркеров эвиденциональности, сращенных с грамматическим временем.

По мнению В.А. Плунгяна, исследования последних лет позволяют рассматривать эвиденциональные значения не как “экзотическую” категорию, а как элемент универсального грамматического набора. Значения эвиденциональности не грамматикализованы и выражаются в случае необходимости лексическим способом [Плунгян 2003: 321]. Сообщаемая информация может носить:

1. 
   Прямой непосредственный характер (говорящий видел событие);
   
2. 
   Косвенный непосредственный характер (говорящий видел только результат события и сделал выводы);
   
3. 
   Косвенный опосредованный характер (говорящий слышал о событии от третьих лиц) [Плунгян 2003: 321].
   

1. 
   Непосредственный способ: Doris Whitney had not even considered
   

При помощи этого способа говорящий сообщает, что лично был свидетелем описываемой ситуации.

2. 
   Способ вывода: I never believed anyone could be so happy.
   

3. 
   Способ пересказывания: The weatherman says we can expect another
   

В глагольной системе английского языка есть так называемое пересказывательное значение, или ренарратив. Данный способ основывается на пересказе ситуации своими словами.

4. 
   Способ предположения: I wonder what it would be like to be married
   

Источник информации говорящего о некотором событии – его умозаключение. В данном случае говорящий судит о событии на основании логических соображений общего характера, выдвигает гипотезу, основанную на личном знании мира. Чем менее очевидна эвиденциональность, тем в большей мере говорящий должен положиться на логическое рассуждение, основанное на знаниях или здравом смысле, и тем больше вероятность того, что будет использована эвиденциональность предположения. Основанием способа являются общие знания и, в конечном счете, догадка.

5. 
   Способ сообщения: It seemed they were going to get married soon.
   

Любая эвиденциальная структура, кроме непосредственной, может обращаться к необычной и удивительной информации, например:

В более редких случаях визуально полученные данные противопоставляются данным, полученным при помощи органов слуха или обоняния, либо путём различных выводов. Для этих больших систем характерна тенденция к наличию отдельного маркера для сообщаемой информации, например:

Реализация категории "эвиденциональность" в художественном дискурсе предполагает указание точного источника информации. Один эвиденциональный элемент часто объединяет несколько связанных между собой источников. Термин "эвиденциональность", как правило, используется применительно к вещам, которые человек может услышать, почувствовать по запаху, либо к которым может прикоснуться. Эвиденциональный элемент предложения должен обладать значением источника информации как своим основным, то есть значением немаркированной интерперетации, либо интерпретации по умолчанию. Эвиденциональность такой интерпретации вытекает из различных областей, не в последнюю очередь из интуиции носителей языка, и возможности лексического обоснования [Якобсон 1972:113]. Таким образом, эвиденциональность может быть либо произвольно интерпретирована лексически, либо существует возможность добавления её лексической интерпретацией. Прямая эвиденциональность в таком случае принимает вид, 'I saw it', а косвенная опосредованная эвиденциальность сообщения - 'they told me', например:

Наличие лексических средств для выборочного определения источника знания, по всей видимости, является универсалией, например: I guess, they say, I hear that - и т.д., наряду с такими глаголами, как allege. Эти лексические средства могут иметь различный статус. Они могут включать наречные выражения такие как reportedly, или вводные предложения с маркерами дополнения, такие как it seems that. Наречные фразы могут также считаться лексическим способом обращения к тому, как информация была получена, и к ее ратификации. Модальные глаголы часто используются для выражения значений, связанных с источником информации. Семантическая область таких выражений колеблется от указания на источник информации до степени уверенности говорящего в правдивости утверждения.

Лексические способы указания на источник информации усиливают эвиденциональность. Можно добавить лексическое обоснование к предложению, имеющему эвиденциональный маркер, для того чтобы исключить его неоднозначность, например:

In the beginning, Tracy had not been impressed with Charles Stanhope

III, even though she was aware that he was considered Philadelphia's

prize catch.

Лексические классы глаголов могут потребовать выбора определенной эвиденциональной модели: например, внутренние состояния и процессы, которые больше ощущаются, чем замечаются, часто получают отражение во вневизуальной и опосредованной эвиденциальности, например:

Значения, имеющие отношение к тому, как люди воспринимают те или иные вещи, могут быть выражены еще одним косвенным способом, вне развития специализированной формы с первичным эвиденциональным значением. Неэвиденциональные категории часто приобретают эвиденциональные надстройки. У глагольной формы, например, условного наклонения, перфекта, или пассива, может развиться эвиденционально-подобное значение как "побочный эффект", при отсутствии "источника информации" как основного значения, например:

Эвиденциональные конструкции также могут приобрести дополнительные семантические надстройки, благодаря воздействию определенных культурных ценностей и обычаев, например:

Фактически, при помощи лингвистической эвиденциональности можно довольно запутанными способами говорить неправду. Источник информации может быть правдивым, а информация - ложью; и наоборот. Мастерство ораторов в применении эвиденциональности часто является символом их статуса в обществе. Однако выбор подходящего источника информации и правильное указание на него, не имеют ничего общего с достоверностью высказывания, например:

Некоторые эвиденциональные конструкции могут быть реализованы не только от первого лица. Эвиденциональные конструкции могут быть взаимоисключающими, с определенными значениями и маркерами модальности. Как правило, меньший выбор эвиденциональных структур доступен при построении вопросов и команд, чем при продуцировании утверждений. Например:

Из вышесказанного делаем вывод, что эвиденциональные значения могут иметь различные способы выражения. Информация может быть передана непосредственно участником события, посредством выводов или предположений о случившемся, путём пересказа ситуации своими словами, а также с помощью сообщений третьих лиц. Английский язык имеет тенденцию к развитию правил, касающихся выбора главенствующих эвиденциональных конструкций в художественном дискурсе, неотъемлемой частью которого является категория "эвиденциональность".

1. 
   Арутюнова, Н.Д. Дискурс. Лингвистический энциклопедический словарь [Текст] / Н.Д. Арутюнова. М.: Сов. энциклопедия, 1990. - 228 с.
   
2. 
   Болдырев, Н.Н. Языковые категории как формат знания [Текст] / Н.Н. Болдырев // Вопросы когнитивной лингвистики, 2006. - № 2. – с. 36-49.
   
3. 
   Лакофф, Дж. Женщины, огонь и опасные вещи: Что категории языка говорят нам о мышлении [Текст] / Дж. Лакофф // Языки славянской культуры. М.: 2004. - 792 с.
   
4. 
   Макаров, М.Л. Основы теории дискурса / М.Л. Макаров. М.: Гнозис, 2003, 280 с.
   
5. 
   Панфилов, В.З. Категория модальности и её роль в конструировании структуры предложения и суждения [Текст] / В.З. Панфилов // Вопросы языкознания. - 1977. - №4. - С. 38-44.
   
6. 
   Плунгян, В.А. Проблемы грамматического значения в современных морфологических теориях [Текст] / В.А. Плунгян // Семиотика и информатика. Вып. 36. М.: Просвещение, 2000. - 312 с.
   
7. 
   Плунгян, В.А. Общая морфология: Введение в проблематику [Текст] / В.А. Плунгян. М.: 2003. - 384 с.
   
8. 
   Руднев, В.П. Словарь культуры ХХ века. Ключевые понятия и тексты [Текст] / В.П. Руднев. М., 1999. - 381 с.
   
9. 
   Якобсон, Р.О. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол [Текст] / Р.О. Якобсон // Принципы типологического анализа языков различного строя. - М., 1972.- с. 95-113.
   
10. 
    Boas, F. Language [Текст] / F. Boas // General Anthropology. Boston, New York: D. C. Heath and Company. , 1938. - p. 124-45.
    
11. 
    Dixon, R. M. W. A New Approach to English Grammar, on Semantic Principles [Текст] / R.M.W Dixon. L.: Oxford Clarendon Press, 1991. - 398 p.
    
12. 
    Donabedian, A. Towards a semasiological account of evidentials: An enunciative approach [Текст] / А. Donabedian., 2001. - 442 p.
    
13. 
    Hardman, M.J. The Aymara Language in its Social and Cultural Context [Текст] / M.J. Hardman // A Collection of Essays on Aspects of Aymara Language and Culture. Gainesville: University Presses of Florida, 1986. - 234 p.
    
14. 
    Matthews, P.H. The Concise Oxford Dictionary of Linguistics [Текст] / P.H. Mattheus. Oxford: Oxford University Press, 1997. - 420 p.
    
15. 
    Sheldon, S. If tomorrow comes [Текст] / S. Sheldon. URL: www.triada-web.ru (дата обращения: 01.11.2010).
    
16. 
    Simpson, J. The Oxford English Dictionary Vol. 2 [Текст] / J. Simpson. Oxford: Oxford University Press, 2007. - 460 p.