Иностранная поэзия

«Что, сердце, советуешь мне?..»

Остаться и стать бессловесней

Портрета на серой стене,

Стать тени в окне бестелесней?

Остаться и ждать на пороге?

Кого ты там ищешь, кого

Высматриваешь на дороге?

Останутся? Или улыбки?

Однажды теряешь их ты,

А дальше живешь по ошибке.

ГЮГО Виктор

[Вилькье]

Из юдоли земной;

Неразумные, смертью зовем мы рожденье

Ради жизни иной.

...

Нам лишь грань бытия приоткрыта на время,

Мир наш хрупок и призрачен. Тяжкое бремя

Поднимает и слепо несет человек.

...

Твой последний, прощальный,

Твой единственный свет, -

То представь себе, боже, как это печально -

Жить и знать: ее нет!

«Приветствую тебя у гробовой черты!..»

Ты красоту познал - познаешь правду ты.

Ты с лестницы крутой, ступени наивысшей,

Увидишь черный мост, над бездною нависший.

Умри! Еще ступень - придет твой смертный час!

Орел, гляди окрест, над пропастями мчась,

Провидя истину и сущность абсолюта.

Узнаешь ты, как вихрь с вершины свищет люто,

И чуда вечного увидишь ты огни.

С небес взирая вниз, на свой олимп взгляни,

Взгляни на истину: перед тобой химера,

Химера всех людей, Иова и Гомера,

На Ягве ты взгляни с божественных высот.

Взлети же, дух! Расти! Раскрой крыла! Вперед!

(Путешествие в ночи)

Что ни религия - большая колокольня.

Один жрец утвердит, другой - отбросит прочь,

И каждый храм, будя колоколами ночь,

В унылой, мрачной тьме, торжественной и вечной,

По-разному свой звон разносит бесконечный.

И суть для всех темна, и не достичь высот.

...

[У ночного окна]

А человек - увы, лишь жалкий наблюдатель

Обличия вещей.

Достаточно поднять чело над тем, что рядом,

Чтоб за завесою скрестить свой взгляд со взглядом

Всевидящих очей.

КРО Шарль

Итог

Мы тешимся с милой в любовной игре,

И замок волшебный горит в серебре...

Ей было шестнадцать и столько же мне.

Я ехал с ней рядом на рыжем коне...

Прошла-пролетела мечтаний пора,

Душа одряхлела. В кармане дыра.

Ушедших друзей вспоминаю в тоске.

А грезы, как звезды, - дрожат вдалеке.

А смерть караулит меня в кабаке.

МАЛЛАРМЕ Стефан

Морской ветер

Бежать, бежать туда, где птицы опьянели

От свежести небес и вспененной воды!

Ничто - ни пристально глядящие сады

О, ночи темные! - ни лампы свет зеленый

На белых, как запрет, нетронутых листах,

Ни девочка-жена с ребенком на руках.

Срываясь с якорей, зовет к природе новой.

Издевкою надежд измучена, тоска

К прощальной белизне платков еще близка..

И ветер клонит их над кораблекрушеньем

Уже на дне, без мачт, вдали от берегов...

Душа, ты слышишь ли - то песня моряков?

МОТЕН Пьер

В движении этого мира

Есть то же, что поймать орла в небесной шири,

Что в утлой лодочке пуститься в океан,

Висеть на волоске, бежать по скользкой льдине,

И удержать в сетях клубящийся туман.

За тучу черную садится солнце славы,

И в ласках сладостных есть горечи приправа,

Нет в мире никогда покоя без мучений,

Нет розы без шипов, нет дерева без тени,

Без темной стороны медали не найдешь...

НЕРВАЛЬ Жерар де

Золотые стихи

Дарована душа? Ведь жизнь - всему начало.

Ты волей наделен, и сил в тебе немало,

Но миру все твои советы ни к чему.

Узрев любую тварь, воздай ее уму:

Любой цветок душой природа увенчала,

Мистерия любви - в руде, в куске металла.

«Все в мире чувствует!». Подвластен ты всему.

И стен слепых страшись, они пронзают взглядом,

Сама материя в себе глагол таит...

Ее не надо чтить кощунственным обрядом!

Но дух божественный подчас в предметах скрыт;

Заслоны плотных век - перед незримым глазом,

А в глыбе каменной упрятан чистый разум.

ПОТЬЕ Эжен

[(Интернационал]

Весь мир голодных и рабов!

Кипит наш разум возмущенный

И в смертный бой вести готов.

До основанья, а затем

Мы наш, мы новый мир построим,

Кто был ничем, тот станет всем!

И решительный бой.

С Интернационалом

Воспрянет род людской.

Ни бог, ни царь и не герой:

Добьемся мы освобожденья

Своею собственной рукой.

РЕМБО Артюр

Гласные

«О» голубой - цвета причудливой загадки;

«А» - черный полог мух, которым в полдень сладки

Миазмы трупные и воздух воспаленный.

Заливы млечной мглы, «Е» - белые палатки,

Льды, белые цари, сад, небом окропленный;

«И» - пламень пурпура, вкус яростно соленый -

Вкус крови на губах, как после жаркой схватки.

«У» - трепетная гладь, божественное море,

Покой бескрайних нив, покой в усталом взоре

Алхимика, чей лоб морщины бороздят;

«О» - резкий горний горн, сигнал миров нетленных,

Молчанье ангелов, безмолвие вселенных:

«О» - лучезарной Омеги вечный взгляд!

Мое бродяжничество

Наряд мой был убог, пальто - одно названье;

Твоим попутчиком я, Муза, был в скитанье

И - о-ля-ля! - мечтал о сказочной любви.

Зияли дырами протертые штаны.

Я - мальчик-с-пальчик - брел, за рифмой поспешая.

Сулила мне ночлег Медведица Большая,

Чьи звезды ласково шептали с вышины;

Сентябрьским вечером, присев у придорожья,

Я слушал лепет звезд; чела касались дрожью

Роса, пьянящая, как старых вин букет;

Витал я в облаках, рифмуя в исступленье,

Как лиру, обнимал озябшие колени,

Как струны, дергая резинки от штиблет.

Отъезд

Видения являлись во всех обличьях.

Довольно слышано.

Гул городов по вечерам, под солнцем, - вечно.

Довольно познано.

Все остановки жизни. - О, зрелища и звуки!

Теперь отъезд к иным шумам и ощущеньям!

Пьяный корабль.

Их индейская меткость избрала мишенью,

Той порою как я, без нужды в парусах,

Уходил, подчиняясь речному теченью.

Что уже экипажа не существовало,

Я, голландец, под грузом шелков и зерна

В океан был отброшен порывами шквала.

То ныряя на дно, то над бездной воспрянув,

Я летел, обгоняя полуострова,

По спиралям сменяющихся ураганов.

Девять суток - как девять кругов преисподней!

Я бы руганью встретил маячный огонь,

Если б он просиял мне во имя господне!

Говорит кислота созревающих яблок,

В мой расшатанный трюм прососалась вода,

Руль со скрепов сорвав, заржавелых и дряблых.

Я всецело ушел, окунувшись, назло им,

В композицию великолепнейших строф,

Отдающих озоном и звездным настоем.

Где утопленник - набожно подняты брови -

Меж блевотины, желчи и пленок вина

Проплывал, - иногда с ватерлинией вровень,

Первозданные ритмы, где в толще прибоя

Ослепительные раздавались цвета,

Пробегая, как пальцы вдоль скважин гобоя.

Случку моря и туч и буранов кипенье,

И слушал, как солнцу возносит хвалы

Растревоженных зорь среброкрылое пенье.

Я все пятна на нем сосчитал. Позавидуй!

Я сквозь волны, дрожавшие, как жалюзи,

Любовался прославленною Атлантидой.

Становилась торжественнее и священней,

Я вникал в разбивавшиеся о борта

Предсказанья зеленых и желтых свечений.

С окровавленных мысов под облачным тентом

В пароксизмах прибоя свисали сосцы,

Истекающие молоком и абсентом.

Среди хищных цветов, где, как знамя Флориды,

Тяжесть радуги, образовавшей портал,

Выносили гигантские кариатиды.

В огуречном рассоле и вспышках метана

С незапамятных лет там лежат и гниют

Плавники баснословного Левиафана.

Ощущенье гипноза в коралловых рощах,

Где, добычу почуя, кидается вглубь

Перепончатых гадов дымящийся росчерк.

Искушенная в глетчерах, рифах и мелях,

В этих дышащих пеньем, поющих дыша,

Плоскогубых и голубооких макрелях.

Сотни мощных баркасов в глубинах бесовских,

Как любимую женщину, брали меня

Воспаленные травы в когтях и присосках.

Острова под зевающими небесами,

И раздоры парламентские, и помет

Глупышей, болтунов с голубыми глазами.

Этот пьяный, безумный мой бег, за которым

Не поспеть, - я клянусь! - если ветер чуть свеж,

Ни ганзейцам трехпарусным, ни мониторам.

Как с налету я в нем пробивал амбразуры,

Что для добрых поэтов хранят винегрет

Из фурункулов солнца и сопель лазури.

Мчал тем временем, как под дубиной июлей

В огневые воронки стремглав небосвод

Рушил ультрамарин в грозном блеске и гуле.

Парапетов Европы фамильная дрема?

Я, что мог лишь томиться, за тысячу миль

Чуя течку слоновью и тягу Мальштрома.

Для скитальцев распахнут, людей обойденных.

Мощь грядущего, птиц золотых миллион,

Здесь ли спишь ты, в ночах ли вот этих бездонных?

Исступленны рассветы и луны свирепы, -

Пусть же бури мой кузов дробят на куски,

Распадаются с треском усталые скрепы.

Ведь они мне покажутся лужей простою, -

Я - бумажный кораблик, - со мной не в ладу

Мальчик, полный печали, на корточках стоя.

Побывавшему, - мне, пролетавшему в тучах, -

Плыть пристало ль сквозь флаги любительских яхт

Иль под страшными взорами тюрем плавучих?

Разуму

начало новой гармонии, звон всех созвучий.

Твои шаги: подъем волн людских, зов «вперед» .

Ты головой качнешь: новая любовь!

Ты голову повернешь: новая любовь!

«Судьбу измени, от горя храни,

пусть времена вспять идут» ,

- дети твои поют.

«В непостижимую даль

вознеси наши стремленья и наши дни», -

к тебе простирают руки.

Грядущий из всегда и уходящий всюду.

РЕЙНО Эрнст

Сплин

Когда глядишь на дождь, идущий за окном,

На двор и на людей, кишащих день за днем

На перекрестке, где ложатся тени.

Когда безвольно ты роняешь на пол том,

Который утешал и помогал в былом,

Но тайнами уже не веет от шагрени.

И переменой мест от скуки не уйдешь.

Все так же нету сил влюбиться, и напрасны

Усилья полюбить хоть что-то. Маята -

А ведь хотелось жить осмысленно и страстно!