Интервьюеры: Наталья и Дмитрий Резановы Дата интервью: апрель, 2003

По-моему в 29 или 30 году, когда синагоги были закрыты. Там потом был клуб.

На первом курсе.

Тоже на историческом факультета.

У меня даже есть документ какой-то. В апреле месяце 1938 г.

Поскольку мать одновременно работала в 1-й поликлинике и на заводском здравпункте, связанна с этой поликлиникой, она эвакуировалась с заводом. Как - не знаю. Дали один вечер на подготовку. Они попали сначала, завод поехал в одно место, они поехали в другое, потому что мать же не была заводским рабочим. Она попала в Махачкалу, в Махачкале ее направили местные власти в город Агдам Азербайджанской ССР, где она работала.

Все время.

Ну, я когда демобилизовался в начале 43 года, их нашел и приехал в Агдам, жена работала в школе, мать работала в здравпункте врачом.

Нечего было вспоминать, только обычные детали быта. Как садились в поезд.

Нет, в этом районе бомбежек не было – Кавказ бомбежек практически не знал, кроме районов Майкопа.

У меня, у матери.

Мать получила через некоторое время комнату.

И мы все там жили. Сначала в маленькой комнате 10-метровой все, вчетвером.

Очень хорошие.

Очень хорошо. Мало того, поскольку негде было поставить другую кровать, он всегда спал с бабушкой. И бабка ему всегда, бабка на память знала всего Некрасова. Он до сих пор сохранил память. Она ему на память всего Некрасова читала.

Да.

Чушь собачья! Самая настоящая. В Одессе никогда не было английской спецшколы.

Была артиллерийская спецшкола.

Артиллерийская спецшкола. Я преподавал там историю на русском языке.

Во-первых, большинство официальное сообщение слушали на работе. Все молчали, никто лишнего слова не говорил, а если говорили, только официально. Потом стояли с повязками траурными возле бюста Сталина. Некоторые плакали. Но среди моих товарищей были люди очень скептически настроенные... Один прямо сказал: «Ай. Виктор, знаешь, что? Усатый хвост откинул!»

Все стояли по очереди.

Нет, два или три дня стояли в караулах.

Наоборот, никаких, держали язык за зубами. Помнили 1938 год, партийную дисциплину железную, которая была. Никто ничего не решился говорить.

Жена умерла 9 января 1957 г.

Очень широко мне помогала сестра жены. Там был его двоюродный брат, одногодок Сени, с которым они очень дружили и сестра двоюродная, которая была на год моложе или на два, на три года, кажется, моложе. Он очень часто бывал у них, часто обедал, даже ночевал иногда у них.

Нет. Кое-чем занимался, суп сварить, картошку поджарить, если она была.

Нет. Почему-то никто не интересовался происхождением, прошлым.

Трудности были всегда. Во-первых, трудно было с обувью, я чинил обувь. Иногда одни и те же туфли мы носили слишком долго. Они не выдерживали критики.

Какой станочек! На углу табуретки вырезал кусочек кожи, прибивал.

Да, я получал небольшую.

Скромно, но на еду хватало.

Ходили в кино вместе. У него была своя компания. Те люди, которые ко мне приходили, сыну были неинтересны, у него была своя компания. Потом, когда он в поступил на химический факультет, вообще были абсолютно другие интересы.

В 59-ом.

Нет, я же был работник университета, меня хорошо все знали. Кроме того, это был химический, а не юридический, не филологический факультет.

На четвертом курсе в 1962 году.

Семья сына жила сначала в квартире ее матери в Воронцовском переулке. Отец жены сына военный был моряк. Когда его демобилизовали, он служил в последнее время на одесской военно-морской базе, он получил квартиру, в Воронцовском переулке, в 11 номере.

Да.

В семье жены сына, в общем, материально они были на какой-то порядок выше нашего, он же был офицер, получал другие деньги..

Сейчас. Володя, Владимир.

Ирина Владимировна Константинова. Я даже сейчас ей говорю по телефону «княжна Константинова».

Очень хорошие.

С внучкой более прохладные, потому что я не совсем понимаю стиль её жизни, но это её дело.

Правнучка молодец – самостоятельная, с хорошей головой, в хорошем физическом состоянии. Что мне не нравится: она и её окружение не читают.

В 1987 году. Получилось так: я свою комнату на Екатерининской отдал сыну, потому что они жили раньше в коммунальной квартире. Сосед уехал, комната осталась и тогда мы с женой отдали им свою комнату на Екатерининской, я переехал в квартиру…

Училищу грековскому мы отдали свою квартиру, а вместо этого райисполком выделил вот эту квартиру. Мы её привели в порядок, она была в плохом состоянии.

Жизнь в 1980-е годы, какие-то были особенности отличительные, стала больше зарплата, или стали свободнее разговоры на политические темы?

На политические темы стали свободнее разговоры. Быт обычной интеллигентной семьи. Разговоры стали свободнее, особенно в моем окружении, связанные с самыми разнообразными вещами. Кроме того, у меня были друзья моряки, которые плавали, видели, и очень критически ко всему относились. Хорошо помнили эти знаменитые «тройки», как моряков выпускали на берег только по три человека. Могу вам рассказать реальную вещь. Один мой товарищ шел с двумя друзьями, их втроем выпустили в один из портов Италии, не помню уже в каком. Ну, и как всегда, к морякам пристают девушки, проститутки. Он: Но, нo. Те не понимают, почему моряк отказывается от услуг девочки, задают вопрос: - Сеньоро сифилитико? - Нo. - A, сеньоро - марино советико! Значит, у него нет денег, ничего нет.

Я вам скажу. Во-первых, очень многие организаторы «Гмилус Хесед» были нашими знакомыми, моими и жены, связаны были с университетом. Они нас приглашали, мы с женой выступали у них там с лекциями. Кроме того, ко мне же обращались все люди, это в 80-е годы стало очень модно, люди, занимавшиеся историей евреев в Одессе. Все книги, которые вышли по истории евреев в Одессе, они все у нас с надписями, с благодарностью за помощь. До сих пор выступаем там, они приглашают нас. Мне уже трудно выступать, но жена по-прежнему проводит у них занятия в разных кружках.

Я чувствую себя прежде всего одесситом. Видите ли, я хорошо знаю одну простую истину, до этой истины, между прочим, додумались представители русского литературоведения ещё до первой мировой войны: о том, что нация определяется языком, на котором ты думаешь. И когда мне говорят, что Бабель – еврейский писатель, мне смешно! Он не написал ни одной строчки по-еврейски. Так? «Голос крови» – это вообще собачья чушь. Есть разные языковые группы. Между прочим, семитская группа языков – это современные евреи в Израиле и арабы – это генетически один народ. Генетический анализ показал, что они вообще ничем не отличаются друг от друга. Меня просто поражает, как удалось небольшой группе представителей интеллигенции в Израиле сформировать новый народ – израильтяне. Потому что это не евреи, это именно израильтяне. Потому что ничего общего между грузинским, итальянским, французским, украинским, литовским и бухарским евреями нет, это все совершенно разные народы. Даже антропологически разные. Однако из них сформировали, создали новый народ – израильтян. Со своей новой интеллигенцией, со всем. Правда, там очень сильны элементы русской культуры. Учтите, что большинство технической интеллигенции, т.е цвет современной нации – это выходцы из России. И когда им скучно, они едут на Кипр покушать свинину.