Ирина Сероухова «Дитятко, что тесто: как замесил, так и выросло»



Дата14.07.2016
өлшемі128.32 Kb.
#197882
СЕМЬЯ - ОСНОВА НРАВСТВЕННОГО ВОСПИТАНИЯ

Ирина Сероухова
«Дитятко, что тесто: как замесил, так и выросло»
Основы нравственного воспитания закладываются в семье.

Первый близкий человек, которого видит ребёнок при появлении на свет – это его мама.

Мама находится с ребёнком первые часы, дни его жизни и поэтому первые жизненные уроки ребёнок получает с молоком матери.

Дома, в окружении своих родителей малыш произносит первые слова, делает первые шаги, учиться общаться, узнаёт об элементарных правилах поведения. Вместе с родителями он познаёт окружающий его мир. Ребёнок слышит первое «нельзя», для него начинают существовать какие-то правила, которые он должен соблюдать. Именно от своих родителей мы впервые узнаём, что такое «хорошо» и что такое «плохо».

Семья формирует чувство ответственности. Это чувство является залогом успеха человека в жизни. Формирование этого чувства начинается с малых домашних обязанностей, которые родители закрепляют за малышом.

Родители являются образцом поведения для ребёнка в тех или иных ситуациях, ведь ребёнок, как губка, впитывает всё, что его окружает.

Если родители с уважением относятся друг к другу, к старшему поколению, к самому ребёнку, то и ребёнок будет уважать их.

Затем к воспитанию ребёнка присоединяются воспитатели и учителя. Они дополняют то, что ребёнок получает в семье, дают знания и развивают кругозор. Всё это помогает человеку найти своё место в жизни.

Из всего сказанного можно сделать вывод:


  • самые важные учителя в жизни ребёнка – это его родители;

  • первая школа – это дом, семья. Дом оказывает огромное влияние на то, что ребёнок будет считать важным в своей жизни, формируют его систему жизненных ценностей.

Родители дают своему ребёнку первую путёвку в жизнь.

ПРОЧИТАЕМ ВМЕСТЕ С ДЕТЬМИ
Борис Ганаго

БРИЛЛИАНТОВЫЕ СЛЁЗЫ


«Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся…» Евангелие от Луки, 15:7
Появился свет маленький человечек. Сначала новый мир испугал его, и он заплакал. Это были слёзы страха. Потом он узнал родной голос мамы и успокоился. Шли дни, и он уже улыбкой отвечал на её улыбку.

Как-то ранним утром он стал разглядывать росинки на цветах, на травинках. Они светились, отражая солнечные лучи. Каждая росинка сама по себе как бы превращалась в маленькое солнце. Это созерцание было так поразительно, что у него самого из восторженных глаз выкатились крохотные росинки-слезинки. Только роса в саду скоро испарилась, не оставив и следа, а его слёзки превратились в маленькие бриллиантики. Они изумительно переливались всеми цветами радуги, будто солнце изнутри озаряло их.

В другой раз он увидел в окно, как из гнезда выпал беспомощный птенец. Птенчик жалобно пищал, пытался взлететь, но не мог: крылышки у него ещё не выросли.

Мальчуган, еле-еле сам умея ходить, вышел из дома, чтобы помочь упавшему, но когда спустился с крыльца, то увидел облизывающегося чёрного кота, а рядом трепещущие пушинки.

И опять несколько слезинок-бриллиантиков скатилось из его глаз. Родители бережно хранили эти сокровища. Иногда они устраивали для себя праздник: доставали бриллианты и любовались ими. Они никому их не показывали, никому не говорили, что их сынок порой плачет обыкновенными слезами – слезами обиды, каприза, а порой – драгоценными. Это была их тайна.

Они боялись, что злые люди похитят их сына и поэтому ни с кем не давали ему играть, боясь, что тайна будет открыта.

И мама, и папа окружили своё дитя заботой, буквально носили его на руках.

Мальчик вскоре привык к такому царственному почитанию. Ему стало казаться, что весь мир создан для него и все – его подданные. Он привык повелевать, становясь всё надменнее и холоднее. Родители видели, как меняется сын, но уже ничего не могли поделать. Им казалось, что он навсегда разучился плакать даже обыкновенными слезами. Это глубоко огорчало их. Ведь когда-то это был такой чуткий малыш.

Шли годы. Силы родителей иссякали, они старились. Их надежды, что сын будет им помощником и защитой в старости и болезнях, давно растаяли, как утренняя роса. Сын был чёрств и равнодушен ко всем, кроме себя. Он на всех поглядывал свысока, как на рабов, никого не любя, никому не сочувствуя. Сердце его окаменело.

Ни одной слезинки не проронил он, стоя у гроба своего отца. Только задумался о чём-то.

Когда умирающая мать попросила сына дать ей воды, тот поморщился, но принёс. Подавая, он невольно обратил внимание, как её трясущиеся руки никак не могли удержать стакан. Вода из него расплёскивалась, а сам стакан звонко ударялся об её зубы. Он впервые внимательно посмотрел на бугры, которые появились на когда-то нежных руках. Сколько же они переделали работы, заботясь о нём?

И вот теперь эти руки не могут сами даже удержать стакан.

Сын взял его и бережно поднёс к ней.

Она удивлённо и благодарно взглянула на него. Глаза её увлажнились.

Ему пришла мысль, что скоро он останется один на всём свете, и никто больше не будет любить его так, как любила мать.

Он пожалел, что никогда в жизни ничем ни разу не порадовал её, не согрел добрым словом или заботой.

Она жила для него, а для кого жил он?

Она была для него матерью, а был ли он для неё сыном?

Вдруг его глаза затуманились, и что-то упало в стакан. Это был маленький бриллиант


Валентина Осеева

БАБКА

Бабка была тучная, широкая, с мягким певучим голосом. В старой вязаной кофте, с подоткнутой за пояс юбкой, расхаживала она по комнатам, неожиданно появлялась перед глазами, как большая тень.



  • Всю квартиру собой заполонила!.. – ворчал Борькин отец.

А мать робко возражала ему:

  • Старый человек… куда же ей деться?

  • Зажилась на свете… - вздыхал отец. – В инвалидном доме ей место – вот где!

Все в доме, не исключая Борьки, смотрели на бабку как на совершенно лишнего человека.

Бабка спала на сундуке. Всю ночь она тяжело ворочалась с боку на бок, а утром вставала раньше всех и гремела в кухне посудой. Потом будила зятя и дочь:



  • Самовар поспел. Вставайте! Попейте горяченького-то на дорожку…

Подходила к Борьке:

  • Вставай, батюшка мой, в школу пора!

  • Зачем? – сонным голосом спрашивал Борька.

  • В школу зачем? Тёмный человек глух и нем – вот зачем!

Борька прятал голову под одеяло:

  • Иди ты, бабка…

  • Я-то пойду, да мне не к спеху, а вот тебе к спеху.

  • Мама! – кричал Борька. – Чего она тут гудит над ухом, как шмель?

  • Боря, вставай! – стучал в стенку отец. – А вы, мать, отойдите от него, не надоедайте с утра.

Но бабка не уходила. Она натягивала на Борьку одежду. Грузным телом колыхалась перед его кроватью, мягко шлёпала туфлями по комнатам и всё что-то приговаривала….

Отец хлопал дверью. За ним торопливо выбегал Борька. На лестнице бабка совала ему яблоко или конфету, а в карман – чистый носовой платок.



  • Да ну тебя! – отмахивался Борька. – Раньше не могла дать. Опоздаю вот…

Потом уходила на работу мать. Она оставляла бабке продукты и уговаривала её не тратить лишнего:

  • Поэкономней, мама. Петя и так сердится: у него ведь четыре рта на шее.

  • Чей род – того и рот, - вздыхала бабка.

  • Да я не о вас говорю! – смягчалась дочь. – Вообще расходы большие… Поаккуратней, мама, с жирами. Боре пожирней, Пете пожирней…

Потом сыпались на бабку другие наставления. Бабка принимала их молча, без возражений.

Когда уходила дочь, она начинала хозяйничать. Чистила, мыла, варила, потом вынимала из сундука спицы и вязала. Спицы двигались в бабкиных пальцах то быстро, то медленно – по ходу её мыслей. Иногда совсем останавливались, падали на колени, и бабка качала головой:


  • Так-то, голубчики мои… Не просто, не просто жить на свете!

Приходил из школы Борька, сбрасывал на руки бабке пальто и шапку, швырял на стол ранец с книгами и кричал:

  • Бабка, поесть!

Бабка прятала вязанье, торопливо накрывала на стол и, скрестив на животе руки, следила как Борька ест. В эти часы как-то невольно Борька чувствовал бабку своим, близким человеком. Он охотно рассказывал ей об уроках, товарищах.

Бабка слушала его любовно, с большим вниманием, приговаривая:



  • Всё хорошо, Борюшка: плохое и хорошее хорошо. От плохого человек крепче делается, от хорошего душа у него зацветает.

Иногда Борька жаловался на родителей:

  • Обещал отец новый портфель. Все пятиклассники с новыми портфелями ходят!

Бабка обещала поговорить с матерью и выговаривала Борьке портфель.

Наевшись, Борька отодвигал от себя тарелку:



  • Вкусный кисель сегодня! Ты ела, бабка?

  • Ела, ела, - кивала головой бабка. – Не заботься обо мне, Борюшка, я, спасибо, сыта и здрава.

Потом вдруг, глядя на Борьку выцветшими глазами, долго жевала она беззубым ртом какие-то слова. Щёки её покрывались рябью и голос понижался до шёпота:

  • Вырастешь, Борюшка, не бросай мать, заботься о матери. Старое что малое. В старину говаривали: трудней всего три вещи – Богу молиться, долги платить да родителей кормить. Так-то, Борюшка, голубчик!

  • Я мать не брошу. Это в старину, может, такие люди были, а я не такой!

  • Вот и хорошо, Борюшка! Будешь поить-кормить да подавать с ласкою? А уж бабка твоя на это с того света радоваться будет.

  • Ладно. Только мёртвой не приходи, - говорил Борька.

После обеда, если Борька оставался дома, бабка подавала ему газету и, присаживаясь рядом, просила:

  • Почитай что-нибудь из газеты, Борюшка: кто живёт, а кто мается на белом свете.

  • «Почитай!» - ворчал Борька. – Сама не маленькая!

  • Да что ж, коли не умею я.

Борька засовывал руки в карманы и становился похожим на отца.

  • Ленишься! Сколько я тебя учил? Давай тетрадку!

Бабка доставала из сундука тетрадку, карандаш и очки.

Начинался урок. Бабка старательно выводила буквы: «Ш» и «Т» не давались ей никак.

  • Опять лишнюю палку приставила! – сердился Борька.

  • Ох! – пугалась бабка. – Не сосчитаю никак…

Со двора доносился визг ребят.

  • Давай пальто, бабка, скорей, некогда мне!

Бабка опять оставалась одна. Поправив на носу очки, она осторожно развёртывала газету, подходила к окну и долго, мучительно вглядывалась в чёрные строки. Буквы, как жучки, то расползались перед глазами, то, натыкаясь друг на дружку, сбивались в кучу. Неожиданно выпрыгивала откуда-то знакомая трудная буква. Бабка поспешно зажимала её толстым пальцем и торопилась к столу.

  • Три палки… три палки – радовалась она.

***


Пришёл к Борьке товарищ. Товарищ сказал:

  • Здравствуйте, бабушка!

Борька весело толкнул его локтем:

  • Идём, идём! Можешь с ней не здороваться. Она у нас старая старушенция.

Бабка одёрнула кофту и тихо пошевелила губами:

  • Обидеть – что ударить, приласкать – надо слова искать.

А в соседней комнате товарищ говорил Борьке:

  • А с нашей бабушкой всегда здороваются. И свои и чужие. Она у нас главная.

  • Как это – главная? – заинтересовался Борька.

  • Ну, старенькая… всех вырастила. Её нельзя обижать. А что же ты со своей так-то? Смотри, отец взгреет за это.

  • Не взгреет! – нахмурился Борька. – Он сам с ней не здоровается.

Товарищ покачал головой:

  • Чудно! Старых все уважают.

  • Да мы свою бабку не обижаем, - покраснел Борька. – Она у нас сыта и здорова.

Прощаясь с товарищем, Борька почему-то задержал его у дверей.

  • Бабка, - нетерпеливо крикнул он, - иди сюда!

  • Иду, иду! – заковыляла из кухни бабка.

  • Вот, - сказал товарищу Борька, - попрощайся с моей бабушкой.

После этого разговора Борька часто ни с того ни с сего спрашивал бабку:

  • Обижаем мы тебя?

А родителям говорил:

  • Наша бабка лучше всех, а живёт хуже всех – никто о ней не заботится.

Мать удивлялась, а отец сердился:

  • Кто это тебя научил родителей осуждать? Смотри у меня – мал ещё!

И, разволновавшись, набрасывался на бабку:

  • Вы, что ли, мамаша, ребёнка учите? Если недовольны нами, могли бы сами сказать.

Бабка, мягко улыбаясь, качала головой:

  • Не я учу - жизнь учит. А вам бы, глупые, радоваться надо. Для вас сын растёт! Я своё отжила на свете, а ваша старость впереди. Что убьёте, то не вернёте.

***
Перед праздником возилась бабка до полуночи в кухне. Гладила, чистила, пекла. Утром поздравляла домашних, подавала чистое, глаженое бельё, дарила носки, шарфы, платочки.

Отец, примеряя носки, кряхтел от удовольствия:


Борька удивлялся:

  • Когда это ты навязала, бабка? Ведь у тебя глаза старые – ещё ослепнешь!

Бабка улыбалась морщинистым лицом.

Около носа у неё была большая бородавка. Борьку эта бородавка забавляла.



  • Какой петух тебя клюнул? – смеялся он.

  • Да вот выросла, что поделаешь?

Борьку вообще интересовало бабкино лицо.

Были на этом лице разные морщины: глубокие, мелкие, тонкие, как ниточки, и широкие, вырытые годами.



  • Что это ты такая разрисованная? Старая очень? – спрашивал он.

Бабка задумывалась.

  • По морщинам, голубчик, жизнь человеческую, как по книге, можно прочитать.

  • Как же это? Маршрут, что ли?

  • Какой маршрут? Просто горе и нужда здесь расписались. Детей хоронила, плакала, ложились на лицо морщины. Нужды терпела, билась – опять морщины. Мужа на войне убили – много слёз было, много и морщин осталось. Большой дождь и тот в земле ямки роет.

Слушал Борька и со страхом глядел в зеркало: мало ли он поревел в своей жизни – неужели всё лицо такими нитками затянется?

  • Иди ты, бабка! – ворчал он. – Наговоришь всегда глупостей…

***


    Когда в доме бывали гости, наряжалась бабка в чистую ситцевую кофту, белую, с красными полосками, и чинно сидела за столом. При этом она следила в оба глаза за Борькой, а тот, делая ей гримасы, таскал со стола конфеты.



У бабки лицо покрывалось пятнами, но сказать при гостях она не могла.

Подавали на стол дочь и зять и делали вид, что мамаша занимает в доме почётное место, чтобы люди плохого не сказали. Зато после ухода гостей бабке доставалось за всё: и за почётное место, и за Борькины конфеты.



  • Я вам, мамаша, не мальчик, чтобы за столом подавать! – сердился Борькин отец.

  • И если уж сидите, мамаша, сложа руки, то хоть за мальчишкой приглядели бы: ведь все конфеты потаскал! – добавляла мать.

  • Да что ж я с ним сделаю-то, милые мои, когда он при гостях вольным делается? – что спил, что съел – царь коленом не выдавит, - плакалась бабка.

В Борьке шевелилось раздражение против родителей, и он подумал про себя: «Вот будете старыми, я вам покажу тогда!»
***
Была у бабки заветная шкатулка с двумя замками; никто из домашних не интересовался этой шкатулкой. И дочь и зять хорошо знали, что денег у бабки нет. Прятала в ней бабка какие-то вещицы «на смерть». Борьку одолевало любопытство.

  • Чего у тебя там, бабка?

  • Вот помру – всё ваше будет! – сердилась она. – Оставь ты меня в покое, не лезу я к твоим вещам!

Раз Борька застал бабку спящей в кресле. Он открыл сундук, взял шкатулку и заперся в своей комнате. Бабка проснулась, увидела открытый сундук, охнула и припала к двери. Борька дразнился, гремя замками:

  • Всё равно открою!..

Бабка заплакала, отошла в свой угол, легла на сундук.

Тогда Борька испугался, открыл дверь, бросил ей шкатулку и убежал.



  • Всё равно возьму у тебя, мне как раз такая нужна, - дразнился он потом.

***
За последнее время бабка вдруг сгорбилась, спина у неё стала круглая, ходила она тише и всё присаживалась.



  • В землю врастает, - шутил отец.

  • Не смейся ты над старым человеком, - обижалась мать.

А бабке в кухне говорила:

  • Что это вы, мама, как черепаха, по комнате двигаетесь? Пошлёшь вас за чем-нибудь и назад не дождёшься.

***
Умерла бабка перед маем. Умерла одна, сидя в кресле с вязаньем в руках: лежал на коленях недоконченный носок, на полу – клубок ниток. Ждала, видно, Борьку. Стоял на столе готовый прибор. Но обедать Борька не стал.

Он долго глядел на мёртвую бабку и вдруг опрометью бросился из комнаты. Бегал по улицам и боялся вернуться домой. А когда осторожно открыл дверь, отец и мать были уже дома.

Бабка, наряженная, как для гостей – в белой кофте с красными полосками, - лежала на столе. Мать плакала, а отец вполголоса утешал её:



  • Что ж делать? Пожила, и довольно. Мы её не обижали, терпели и неудобства и расход.

***
В комнату набились соседи. Борька стоял у бабки в ногах и с любопытством рассматривал её. Лицо у бабки было обыкновенное, только бородавка побелела, а морщин стало меньше.

Ночью Борьке было страшно: он боялся, что бабка слезет со стола и подойдёт к его постели. «Хоть бы унесли её поскорее!» - думал он.

На другой день бабку схоронили. Когда шли на кладбище, Борька беспокоился, что уронят гроб, а когда заглянул в глубокую яму, то поспешно спрятался за спину отца.

Домой шли медленно. Провожали соседи. Борька забежал вперёд, открыл свою дверь и на цыпочках прошёл мимо бабкиного кресла. Тяжёлый сундук, обитый железом, выпирал на середину комнаты; тёплое лоскутное одеяло и подушка были сложены в углу.

Борька постоял у окна, поковырял пальцем прошлогоднюю замазку и открыл дверь в кухню. Под умывальником отец, засучив рукава, мыл галоши; вода затекала на подкладку, брызгала на стены. Мать гремела посудой. Борька вышел на лестницу, сел на перила и съехал вниз.

Вернувшись со двора, он застал мать сидящей перед раскрытым сундуком. На полу была свалена всякая рухлядь. Пахло залежавшими вещами.

Мать вынула смятый рыжий башмачок и осторожно расправила его пальцами.



  • Мой ещё, - сказала она и низко склонилась над сундуком. – Мой…

На самом дне гремела шкатулка. Борька присел на корточки. Отец потрепал его по плечу:

  • Ну что ж, наследник, разбогатеем сейчас!

Борька искоса взглянул на него.

  • Без ключей не открыть, - сказал он и отвернулся.

Ключей долго не могли найти: они были спрятаны в кармане бабкиной кофты. Когда отец встряхнул кофту и ключи со звоном упали на пол, у Борьки отчего-то сжалось сердце.

Шкатулку открыли. Отец вынул свёрток: в нём были тёплые варежки для Борьки, носки для зятя и безрукавка для дочери. За ним следовала вышитая рубашка из старинного выцветшего шёлка – тоже для Борьки. В самом углу лежал пакетик с леденцами, перевязанный красной ленточкой. На пакетике что-то было написано большими печатными буквами. Отец повертел его в руках, прищурился и громко прочёл:



  • «Внуку моему Борюшке».

Борька вдруг побледнел, вырвал у него пакет и убежал на улицу. Там, присев у чужих ворот, долго вглядывался он в бабкины каракули:

«Внуку моему Борюшке».

В букве «Ш» было четыре палочки.

«Не научилась!» - подумал Борька. И вдруг, как живая, встала перед ним бабка – тихая, виноватая, не выучившая урока.

Борька растерянно оглянулся на свой дом и, зажав в руке пакетик, побрёл по улице вдоль чужого длинного забора…

Домой он пришёл поздно вечером; глаза у него распухли от слёз, к коленкам пристала свежая глина.



Бабкин пакетик он положил себе под подушку и, закрывшись с головой одеялом, подумал: «Не придёт утром бабка!»





Достарыңызбен бөлісу:




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет