Искусство и миф. Сборник

чрезмерного» — не являются ли эти сентенции двумя сторонами
одной и той же дельфической мудрости? Дионисическое опьяне
ние, напротив, разрывает «покрывало Майи» индивидуальности
и иллюзию сознания, чтобы диким празднеством отметить прими
рение человека и природы:
«Человек уже больше не художник: он сам стал художественным произ
ведением; художественная мощь целой природы открывается здесь, в трепе
те опьянения, для высшего, блаженного самоудовлетворения Первоединого»
(«Рождение трагедии» — «La Naissance de la trage´die» [далее NdT], p. 45)
197
.
«Эстетика», которую Ницше обосновывает открытым им диони
сийством, имеет, таким образом, большое метафизическое значе
ние. Искусство больше не является деятельностью одного только
духа (в гегелевском смысле), воплощающего себя в произведениях.
Художником оказывается природа, в той мере, в какой она сама —
творчество, рождение и смерть. В этом смысле искусство обнару
живается в каждой вещи как сущность любого «сущего». Следова
тельно, художественное произведение уже не является подражани
ем сотворенной природе, но оно также не может считаться выраже
нием субъективности и индивидуального переживания (Бодлер).
Художник, разумеется, подражает природе, но в новом смысле: ведь
он воплощает художественные импульсы природы.
Эти два природных импульса ярче всего проявились в греческой
истории. Шиллер противопоставлял современное «сентименталь
ное» и «элегическое» искусство идиллической «наивности» гречес
кого искусства. То есть, искусство греков определялось счастливой
«наивностью» людей, все еще единых с природой. Однако открытие
дионисического импульса позволило исправить такое толкование.
Благородная простота и величественное спокойствие героев и бо
гов сами оказались всего лишь наивной выдумкой, ибо на деле без
мятежность олимпийских богов — бессмертных, живущих совсем
как смертные, — нужна была для того, чтобы прикрыть и преодо
леть ужасающее зрелище существа природы. «Чтобы иметь воз
можность жить, греки должны были, по глубочайшей необходимо
сти, создать этих богов»
198
. Миражи и приятные иллюзии эпиче
ской поэзии Гомера позволили грекам победить бездонный ужас их
представлений о мире и сгладить их обостренное восприятие стра
Жан Лакост. Философия искусства
272

дания. Гомер, конечно, художник «наивный», но только в том смыс
ле, в каком наивен Рафаэль, одержимый экстатическим видением
и пишущий «Преображение». Дионисический импульс является
первым, а потому он вызывает побежденных богами Олимпа Тита
нов, но только аполлонический импульс придает смысл дионисиче
ской боли и оправдывает ее тем умиротворяющим зрелищем, тем
освобождающим воображением, которое возникает из него.
Какова же природа этого греческого опыта дионисийства? В са
мой глубине аполлонической цивилизации постоянной угрозой
таится чрезмерность (hubris), «титанический» хаос изначальной
природы. Природа в существе своем — это противоречие и боль,
ибо она обладает силой творить и преображать. Дионисическому
человеку, захваченному пением и плясками празднеств в честь
Диониса и утратившему свою индивидуальность в экстазе, откры
вается изначальное Первоединое, вечная «воля» по ту сторону
рождения и смерти индивидуальных феноменов. Таким образом,
музыка является искусством дионисическим по преимуществу,
выражающим волю в ее единстве, в то время как эпос и скульпту
ру (а значит, весь Олимп) можно считать аполлоническими. Так
Ницше подхватывает важное открытие Шопенгауэра: музыка
не входит в состав изящных искусств и не стремится доставить
удовольствие созерцанием прекрасных форм. Говоря платонов
ским языком, а Ницше время от времени пользуется им, изящные
искусства воспроизводят индивидуальные феномены, сообщая им
своего рода вечность в мгновении, а музыка — это само зеркало
Идеи, вечной воли.
В любом случае дионисический опыт уводит Ницше далеко
за пределы кантовской концепции эстетического суждения, а так
же его индивидуализма. В самом деле, индивид — враг искусства.
Индивид, если он художник, избавляется от своего индивидуаль
ного я. Дионисический художник (музыкант) делает себя зерка
лом воли, а художник аполлонический превращается в медиума,
и благодаря его посредничеству воля высвобождается в види
мость. Отсюда основная формула: «Только как эстетический фе
номен бытие и мир оправданы в вечности» (p. 61)
199
.
Но греки не остановились на одном сравнении Аполлона и Дио
ниса и сумели примирить созерцание образов и первоначальный
опыт страдания в своем главном творении — аттической трагедии.
273

жүктеу/скачать 1.41 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: