Глава IV Открытие Камчатки 1. Открытие КАМЧАТКИ. 2. КАЗАЧЬИ поезды в КАМЧАТКУ- 3. Мятеж

оседлыми, более с юкагирами, опять со­шлись с этими и вновь познакомились с олюторами и коряками, из коих после­дние родичи с одним отделом чукчей, по обычаю своего племени избегая роднить­ся с соседями, остаются по отчуждению и по са мом у р од ословию безродн ыми , так сказать, сиротами на краю вселенной. При новых знакомствах казаки заслыша­ли в 1690 г. о Камчатке, географически на­чинающейся с рек Таловки и Олюторы, по мнению ж Крашенинникова, с pp. Пу­стой и Анапкой, — о Камчатке, которую они най дут спе рва малолесистою и мало­снежною, вдоль раздвоенною хребтом и рекою на две части, орошаемые бесчис­ленным множеством речек.

В 1697 г. Атласов и Морозко с 60 каза­ками и с таким же числом юкагиров пус­тились на полуостров, взяли 3 острожка, или 3 деревушки, защищавшиеся пали­садами сколько от неприятелей, столько и от единоземцев, взяли и, разделясь на две дружины, следовали по восточной и западн ой ст ор оне и по своем соединении завели верхнекамчатское ясачное зимо­вье, в котором и оставлен Серюков с 16 казаками для сбора ясака. Атласов с 80 сороками соболей, с сотнею лисиц, с десятками бобров (Castor Fiber) и бобров морских (Enydris Stelleri), не считая 11 сороков соболей, будто бы приобре­тенных чрез торг, отправлен в Москву по милости якутского воеводы. Между тем Серюков ждал, ждал подкрепления и, не сождав, в 1699 г. отправился с товарища­ми в Анадырск и на дороге убит со всеми от коряков. Мягкая рухлядь сделалась до­бычею убийц. И невесть, кому соберет, вечное поучение для всего мира, не для одной Камчатки или Сибири!

В 1700 г. послан из Якутска на Кам­чатку сын боярский Кобелев с отрядом казаков, в числе которых находились и Козыревские отец с сыном, или по Миллеру один отец, дело неважное. Ко-белев почел справедливостию отмстить корякам, убийцам Серюкова, разорени-

ем их городка Кохча. В следующем году получен о в Тобольске известие, что Ко-белевым возобновлен Верхнекамчатс­кий острог и застроен Большерецкий; нельзя не похвалить умного выбора сих двух местоположений, указанных ка­кою-то счастливою ощупью, оправды­вающеюся и в современном обозрении полуострова. Кобелев доставил сведение о лисицах, огневками называемых, и о камчатских бобрах, не имеющих ни че-ш уй ч ат ог о хв ост а, ка к ой у бобра- стр ои -теля, ни его струи (Castoreum), этого до­вольно для казачьей зоографии. В 1702 г. послан из Якутска туда же казак Зино­вьев с командою и, собрав ясак, постро­ил ос. Нижнекамчатский, также не без ума. Он завел ясачные книги для камча­далов. В 1704г. под осень прислан на полуостров пятидесятник Колесов с ка­зачью командою и правил до апреля 1706 года. Он привел в подданство Ку­рильскую землицу.

В то время как Зиновьев и Колосов правили Камчаткою, Атласов, пожало­ванный в Москве казачьим головою, вез повеление взять в сибирских попутных городах до 70 казаков вооруженных, с 4 пушками, и в прибавку к тому набрать в Якутске волею и неволею до 100 чел., также вооруженных, с тем, чтобы по предварительной выдаче им двугодово-го жалованья и провианта, следовать на полуостров; но распоряжение сие оста­лось неисполненным по вине самого Атласова и по следствию, над ним R Якутске производившемуся. Команды, как и прежде, посылались из Якутска по заведенному порядку.

3. Между тем камчадалы* (ительме­ны), вспомнив прежнюю вольность и

4. Итак, 13 лет казаки властно ездили по всему эллиптическому полуострову с переметными сумами и вьюками, наби­вали их дорогими шкурками, отбирае­мыми у испуганных жителей, до 10 ты­сяч в обоих полах простиравшихся, а по другим исчислениям — от 12 до 15 т.*

Казаки построили три укрепления, которые были бы непоколебимы, если бы, взыскив ая ясак, не позабыли объя-сачить сердце ясачных собственным бескорыстием, прямодушием и с т ем вместе доверенностию к Русской Дер­жаве. Ибо одна доверенность, а не страх скрепляет общества; люди, чтоб изба­виться от тяжкого чувства, выжидают минуты, и она выпадает на беду. Таким образом, неумеренные стяжатели испы­тали и гостеприимство и мщение, по­корность и восстание племени, радуш­ного, беззаботного, чувственно-весело­го и замысловатого, племени, чуждого для вселенной и безвестного для исто-

рии, может быть, большинством своим погрязшего в глубине океана, вместе с землею волканическою, и, может быть, сюда зашедшего из отечества ниочжей во время оно, когда гряда Курильских островов тянулась поверх воды в виде сплошной насыпи (шоссе) до материка Татарского. Как бы то ни было, история приветствует храбрых, хотя и самоволь­ных, казаков за потушение мятежа, но может ли она, по совести вековой, обви­нять камчадалов, без сомнения вызван­ных казацкою затейливостию ? М ожет ли строго судить этих детей природы, живой, шумливой, кипучей, бешеной, ужасной, великолепной, и среди вели­колепия поступающей с ними наподо­бие мачехи, которая то разрушает их ба­лаганы и землянки, то похищает их за­пасы, то поглощает их самих в своем зеве и беспрестанно угрожает общим ис­треблением из огнедышащих жерл? Так они, подобно запачканным детям маче­хи, не дорожат своею жизнию и пресе­кают ее от досады, как мы от скуки об­резываем себе ногти. Хорошо, что это племя любит сказки и поэтическими мечтами усыпляет роковые потрясения своего ложа! О, это племя, в ребяческой беззаботности, хотя и не так невинной, покинутое, достойно снисхождения и почтения! Да, почтения! Где вы найдете племя, рождающееся, как говорится, в сорочке, и с так удивительным знанием ботанизирующее? Камчадал и камча­далка, самоучки, как бы дети первого человека, нарекшего имена всем творе­ниям по внутренним качествам, знают вредоносные, питательные, целебные,

5. Коряки, брезгующие смешивать

6. Мы пропускаем говорить об обы­

укрепления Закамской линии, в 1700 г. начавшейся с на pp. Сане, Черемшане и Шешме. Башкирцы виде

тому, что в верованиях не видно ничего особого, кроме имен и басней, ничего отличного от верований,какие замече­ны у племен северо-западных. Выше глаз или северное сияние, или пламя волканическое, следственно, и в голове одинаковое омрачение. Очень есте­ственно в странах бесплодных или опас­ных быть воображению пугливым и ра­болепным; зло и добро физическое там сеется, так сказать, вдруг обеими рука­ми; поэтому поклонение двум противо­положным силам есть богослужение ес­тественное на межах Полярного круга и на полуострове неверном. Есть, однако ж, у камчадалов важная отменитость в ежегодном месяце очищения грехов, празднуемом по окончании осени. Об­ряды сего месяца отзываются странно­стями верований индийских. Не мень­ше удиви т ельно, чт о вр емясчисление у камчадалов, у коряков и окрестных к востоку племен не лунное, а заимствован­ное от физических явлений года. В этой разнице обнаруживается особая азбука ведения и происхождения.

7. Пора возвратиться. От хребта Уральского до другого, также волкани-ческого, также от юга к северу выбро­шенного, но еще не успокоившегося, в течение целого века сопутствовав каза­ку и промышленнику. Расставаясь с ними в виду Курильской гряды и Шан-тарских назади островов, где они не за­медлят побывать, мы возвращаемся в среду Сибири, не для пересказа о втором Башкирском бунте, от злобы алдарь-бая Исекеева в конце 1704 г. вспыхнувшем около Уфы и, к счастию, не распростра­нившемся к Сибири при трехлетней су­матохе*, но для того возвращаемся, что-добно полагать не поступок уфимского воеводы, но Алексеевского и продолжавшейся в следующих годах и оковы своему самовольству.

При возвращении в среду Сибири мы встречаемся с правительственным ак­том, в ноябре 1699 г. состоявшимся для области Енисейской. В Сибири Запад­ной и Средней исчисление жителей и земель дважды уже производилось под ведением Поскочина и Качанова, а в Вост очной н ак он ец п ор учает ся моск ов -скому дворянину Юрью Глинскому пе­реписать в течение 3 годов пашенные земли и крестьян, начиная с Енисейска, как усилившегося в населенности, и про­должая чрез Иркутскдо Нерчинска, чрез Илимск до Якутска. Не ручаясь, нача­лось ли в черте Якутского воеводства хле­бопашество ячменное, потому что еще не было Амгинской сл ободы, мы вызыв а-емся здесь повторить за всю Сибирь, что десятинная пашня тогда требовалась с неослабною строгостию, как видно из Тобольской наказной памяти 1693 года*.

8. Затем дочитаем перечень послан­цев и дипломатов, не дослушанный в Тобольске.

В 1691 г. Тобольское воеводство от­правило к Галдану, находившемуся тогда с войском в Халхе, сына боярского Юди­на с наказными статьями, чтобы контай-ша в озбр ан и л св оим п одданны м с с ори ть -ся с русскими у оз. Ямышева, собирать ясак с киргизов и тубинцев, как ясачных

Сибири, и чтобы тайшу Даичина Калта-зею, как п оддавшег ося Российском у пр е-столу, не присвоивать и не притеснять. Юдин, проехавший в Иркутск и, понас­лышке о выходе контайши из Халхи, ре­шившийся добраться до него чрез Крас­ноярск, потом чрез улусы упраздненного Урянхайского ханства, достигает до Гал-дана не ранее как в 1693 г. по неожидан­ным наглостям красноярского воеводы Мусина- П ушкина**, доказывающим, что характер посланца не охранял тогда от последнего бесчестия, если воеводе взду­мается, для удовлетворения алчности, ог­рабить сослуживца и подвергнуть его ис­тязаниям телесным, под каким-либо предлогом. Славный чжунгар, наслышась о неприятностях и задержках Юдина, ве­лел в своих улусах помогать ему в пути и по приезде дал ему три приема. Смысл ответов состоял в том, что контайша не учит своих подданных беспорядкам, что подданных Сибири, если бы они убежали в его владения, он выдаст, а от своих не намерен отказываться. Причем Галдан как потерпевший поражение не скрывал от посланца сетования на измены своих, изъявлял готовность содействовать воз­вращению Албазина, никогда не принад­лежавшего Китаю. Если контайша так говорил, то, конечно, не в той надежде, чтобы успеть завлечь в свои замыслы та­кого царя, каков Петр, у которого был свой царь в голове, но в смятении духа, когда обыкновенно честолюбцы злопо-

1 . Источники забав народных текут из нравов, с изменением нравов изменяют­ся и забавы, не так скоро отцветающие в простом народе, напротив, источники огорчений народных многочисленнее. И земля, и атмосфера, и поветрия, и мне­ния суеверия, и навыки, и перемены тер­зают в свою очередь общества.

2. Жизнь северных инородцев под­верглась неотвратимой опасности от смертоносной оспы, в 1664 г. вторично показавшейся в Нарыме и Кетске и по­губившей множество остяков по обоим ведомствам. В якутских и северо-тун-гусских улусах оспа свирепствовала в трех годах: в 1681, 1691 и 1695-м, но са­мый опустошительный год был 1691-й. Тогда погибло племя юкагиров и племя русское не видело себе пощады, потому что зараза распространилась до Колымы.

Повествуя о болезненном страдании северных жителей, нельзя не припом­нить любопытного известия Миллера, который сказывает со слов енисейских старожилов, что от лихорадки уезжали из Енисейска в Мантазею и на половине дороги от нея освобождались. В извести­ях штаб-лекарей Керна и Шаврова, в первой четверти настоящего столетия посещавших Обдорское низовье, не вид­но и не слышно по сей части ни подтвер­ждения, ни опровержения, но мы счита­ем долгом, для уважительного внимания к сказанию Миллерову, присовокупить новейшее свидетельство купеческого сына Чечурова, который в течение 2 0- л етн ег о пребывани я в Обдор ске заме -тил, что и там не бывает перемежающей­ся лихорадки и что приезжающие туда с нею тотчас освобождаются*.

* В Поездке в Обдорск Г. Белявский в число климатических болезней ставит и перемежающуюся ли­хорадку, но кто из читателей не смекнул, что эта книжка написана не по изучении крал, а понаслышке, и с земских донесений.

152

ИСТОРИЯ СИБИРИ

3. В Западной Сибири открылась
другая оспа, от жалкого упрямства так
называемых старообрядцев, о которых
читатель уже предварен во II главе сего
периода. Сии противоборцы, не умев
оценить любовь, кротость и истину Цер­
кви и отдав немощную совесть в руко­
водство лжеучителей, то бедных грамо­
теев, то отрешенных попов, предавались
злоречию и ожесточению против пре­
жних братьев во Христе или унынию и
отчаянию, ведущему к неминуемой ги­
бели. В 1679 г. собралось обоего пола с
детьми до 2700 душ* из разных мест Си­
бири, на Березовке при Тоболе, и сдела­
ли из себя всесожжение. В 1687 г. в селе
Каменке, что под Тюменью, в день Пас­
хи, когда православная церковь была
наполнена прихожанами, числом до
400, вдруг она вспыхнула, и редкий ус­
пел выскочить, не изломав руки или
ноги. Каменка, которую можно похва­
лить за тканье ковров, доныне продол­
жает болезновать в духе тем же недугом.
Летопись замечает, что в том же году
около Тюмени в трех деревнях: Куяров-
ской, Боровиковой и Нагормыче со­
жглось около 323 душ обоего пола. Гля­
дя на толь бедственные приключения,
можно ли класть на одни весы изувер­
ство Каменки с самоотвержением про­
чих? Кто бы не почувствовал, сколь вы­
сока жертва самосожжения за мнимую
истину? Конечно так, душа и рассудок
этих злополучных были в омрачении, но
какое сердце, какое покорное сердце
билось в этих самоубийцах?

4. Это правда, что Чжунгария коче­

вая, распространяющаяся во все сторо­
ны, не представляла за себя поручатель-
ства, чтобы на слово полагаться в непре­
ложности границ с нею, правда и то, что

Пересказываю и не ручаюсь за число. Вероят

правительство наше, заботящееся о по­ложении границы, еще нигде по мудро­сти своей не промолвилось с контай-шою поп plus ultra; но, пока Галдан не отдалял своих сил от р. Или, подвласт­ные ему улусы пребывали в покое с Си­бирью. Когда же он решился положить оплот притязаниям Кансия на ханства Монголии и когда погрузил все силы в Халхах, власть его ослабла на западе, и подданн ые его разн ых наимен ований стали попирать обязанности погранич­ной неприкосновенности. С нашей сто­роны оплошности, а с их стороны при­манки для нажив.

В 1690 г. ос. Тарханский разорен кир­гизами, скот отогнан, несколько чело­век убито и до 30 взято в полон. Погоня поздняя осталась без удачи. В следую­щем году киргизы с каракалпаками раз­грабили Царево городище (Курган) и Утяцкую. В 1694 г. в юмлядских селени­ях крестьяне и казаки побиты, и 33 че­ловека уведены в полон. В 1698 году киргизы, поймав 10 томских казаков, убили их и все имущество захватили. В 1700 г. в Бурнашевой и Бердиной, двух деревнях Томской округи, киргизы по­били людей и многих увели с собой, а в сентябре киргизский старшинаЯренеч-ка вовсе разорил несколько так называ­емых починков и выразил свою звер-скость на людях и животных; но эти зло­действа не сошли ему с рук даром. В том же сентябре тысячи полторы киргизов, татар и калмыков осадили Кузнецк, со­жгли загородный монастырь, разорили уезд, жителей убивали или брали в плен, скирды хлебные жгли, скот уводили или кололи. Гарнизон из 200 чел. делал по три дня сшибки безуспешные, пока не подоспела из Томска сотня казаков.

бы 270.

153

Толь многократные разорения, всегда деланные во время полевых работ, довле­ли бы для принятия точных мер против разбойников, пользовавшихся разделе­нием людей, по полям, но оба областные воев одства ост авали сь в неп онятн ом без­действии, пока в 1701 г. не последовало разрешение из Сибирского Приказа:

а) Предписано по линии Калмык-

ской, как и Башкирской, ввести во всех
слободах и деревнях такой порядок, что­
бы каждый крестьянин имел копье, бер­
дыш, ружье, порох и свинец, чтобы вез­
де выбрать десятских и сотских, могу­
щих обучать свои участки оборонитель­
ному искусству для отпора от наездни­
ков. Сего порядка, если б он был зара­
нее распространен воеводами, достало
бы пограничным жителям для отучения
врывавшихся озорников.

б) Спрошено: до какой цены прости­

раются убытки, причиненные киргиза­
ми и калмыками? Когда ответствовано,
что убытки имуществ ценятся по уезду
Томскому в 11 994 р., по Кузнецкому в
12 343 р., разрешено воздать такою же
мерою разорителям, и действительно
нарочитые отряды казаков воздали им с
лихвою. Что ж касается до разорений по
тобольской границе, летопись умалчи­
вает о сумме утрат, равно и об удовлет­
ворении, потому ли, что события случи­
лись при воеводах, давно сменившихся.

5. Среди толь чувствительных бед­ствий воля человеческая вместо того, чтобы стремиться к уменьшению зол, нередко уносится в особенные беспо­рядки в дальнем краю, где она не подо­зревает надзора. Правительство на­шлось в необходимости, на разных точ­ках Сибири, бороться то с правилами лиц, которые им самим облечены в пра­ва доверенности, то с злоупотребления­ми ничтожных исполнителей, то с нео-бузданностиютакихлюдей, которые ус-

тановлялись во имя Церкви наблюдать за благолепием храмов и поведением церковнослужителей. Дух того времени едва ли был собственно сибирский.

Приказ, несколько лет получавший из Сибири ясачн ую подать невысокого дос­тоинства, проведав об изобилии в москов­ских гостиных рядах дорогих мехов, доз­нался наконец в 1692 г., что воеводы (11), в Сибирь едущие, возят с собою в неза­конном излишестве меда, пива, вино, та­бак и другие товары, на которые роднёю их и приближенными выменивается мяг­кая рухлядь первой руки, и на возратном пути провозится в скрытных укладках, в платье, постелях, полозьях, хомутинах, а золото — в печеных хлебах. Какие ж при­меры подавались подчиненным?

Такие, какие представляет в 1697г. необинующаяся история законодатель­ства (12). Служилые Сибири, и особенно Якутской области (т.е. казаки, дети бояр­ские и, без сомнения, с приписью подья­чие), одеваются в платья бархатные, объя-ренные, парч овые, з олот ом или серебром перетканные (в таких при Царском Дво­ре XVII века являлись первые чины, в из­вестные только праздники). Жены и дети их, продолжает грамота государева, наря­жаются в дорогие материи, с золотыми или серебряными кружевами, а зимние платья носят на соболях и черно-бурых ли сицах . К чем у др уг ому должн о отн е ст и это великолепное шутовство, как не крас-хищению государственного достояния и не к совершенной глупости маскерадных лиц, явно изобличающих себя в преступ­лении должностей? Петр, которого ни со­временники, ни потомки не упрекнут в излишестве для своей особы, возбраняя описанную пышность в одеждах, доволь­ствуется заметить енисейскому воеводе, что лучше бы излишки состояния упот­реблять на приобретение доброго ратно­го вооружения.

154

ИСТОРИЯ СИБИРИ

Правда твоя, Великий Государь, но кто в отдаленной твоей Сибири не сво­евольствовал? Десятильники Тоболь­ской митрополии (13) делали по Ени­сейской округе мирянам самые затейли­вые притеснения, а девицам самые без­нравственные поругания и принуждали их выходить в замужество за тех, кото­рые им, а не невестам нравились. Слу­жители Софийского дома еще в 1695 г. (от 27 ноября) боярским приговором за­мечены были в своевольстве по тамо­женной части на Ирбитской ярмарке.

Вот черты, живописующие быт си­бирский! Из них видно, что Сибирь как страна заключала в себе золотое дно, но как часть государства представляла нич­тожную и безгласную область. Посад­ский, поселянин, промышленник или торгаш туземный и инородец трудился, но трудился, как половник. Sic vos non vo bis n id ificat is, ve lificat is* и по до бны е припевы Вергилиевы очень приличе­ствовали тогдашней Сибири.

6. Если Сибирь, рассматриваемая в качестве области политической, есть не иное что, как часть России, передвинув­шаяся за Урал с своими нравами и пове­рьями, то и забавам сибирским надобно быть русской отпечатки. В самом деле, Сибирь продолжала веселиться в празд­ники или в часы досуга русскими играми, которых характер состоит в силе, провор­стве и ловкости. Кулачный бой двух си­лачей, кулачный бой между юношеством двух сто ро н (стена на ст ен у), борьб а м еж-ду молодцами, бег на иноходцах или ры­саках, горы масленичные, качели, город-

ки, свайка, игра мячом и живая пляска исстари были забавами сибирской коло­нии. К улачный бой перво го разряда про­должался в Тобольске и после открытия наместничества, абой, называемый «сте­на на стену», вышел из обыкновения в Иркутске не прежде начала XIX века; прочие игры и ныне в немалом ходу.

Шахматы, зернь и карты с самого на­чала занесены в Сибирь, как сказано в I периоде, но по особому характеру, и характеру иноземному, служили заняти­ем состояний сидячих и праздноживу-щих, стариков, лентяев и военных лю­дей, готовых слушать сказки, песни и городские сплетни. Зернь и карты, по Тобольской Сибири, причислены к ста­тьям откупным, неизвестно, по распо­ряжению ли областного воеводства или Сибирского Приказа, только в сентяб­ре 1668 г. велено исключить игральную статью из откупа по всем городам и ост­рогам. Такая поблажка к комнатным забав ам, происшедшая, конечно, не без уважительной причины, приятна была для собеседников того века, в котором не могло быть беседы ни светской, ни умственной. Однако ж игра праздно-любцев недолго оставалась без пошли­ны, как увидим в III периоде. Что каса­ется до забав женских, как то: капусток осенних, жмурок, гаданий и других свя­точных резвостей, оне, как бушевания сердца, во II периоде одушевляли жен­ский пол во всех состояниях Сибири**.

Теперь переметим узаконения, какие Сибирь получила в течение периода, и раздробим их по частям Управления.

* Так и вы — на себе вьете гнезда и ставите паруса (лат. — В. 3.).

** Забавы женские, описанные в Записках и замечаниях о Сибири, 1837 г., упали в Тобольске с откры­тием наместничества и сохраняются в низшем мещанском состоянии да по деревням; в Иркутске оне продолжались в лучших домах, можно сказать, до 1812 года и также остались в низших состояниях. Упо­мянутые Записки и замечания дают случай здесь сказать: а) что сочинительница их купецкая жена Авдее­ва, которую покойный кяхтинский таможенный директор П. Д. Вонифантьев, чиновник недюжинный,

155

жүктеу/скачать 6.67 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: