Исследование до времен правления Алек­сандра 1, но в действительности подробное освещение событий заканчивается на первых годах прав­ления Екатерины II

3. Одно из последствий русского зав­ладения Сибирью, самое гибельное, как и неотвратимое, было внесение оспы в среду орд, которые не только по своему неведению, но и по образу житья долж­ны были испытать всю жестокость зара­зы. Инородцы оставляли юрты, бросали заболевших без призора, почти без жа­лости, довольствуясь одною детскою хитростью, чтобы при входах юрточных ставить натянутые луки со стрелами для пораж ени я п ов альной болезни, кот ор ую они воображали в виде непримиримого чудовища, или выжигали на лице ямки для показаний ему, что этот запятнан­ный человек уже был в переделе.

В 1610г. оспа появилась среди остя­ков Нарымского ведомства, в 1631 г. она свирепствовала около Туруханска над остяками и самоедами, опустошив за год людность Нарыма, и без того расстроен­ного от нед авнег о пожара, потом от н е-обычайного наводнения. В 1651 г. тому же злополучию подверглось племя яку­тов, и эта беда была только первым ис­пытанием. Летописи наши молчат о сте-

пенях опустошений, но по изустным сказкам, по соображению бесприютно­го жилья в жестоком климате и по срав­нению поздних утрат, какие замечены в Камчатке, надобно полагать, что оспа во времена своего появления пожинала не '/₁₀ или '/₇, '/₅, как бывало в Европе до введения искусственного прививания, но инде '/₃, инде '/₂ и даже ³/₄. Все отде­лы племен сократились в людности, и иные даже вымерли, если не во время, здесь означенное, то в последовавшие повторения болезни. Вот изъяснение, отчего туземная населенность Сибири в поздних наших переписях выражается не в тех итогах, в каких была при завла­дении края.

4. Вела ли Средняя Азия когда-ни­будь торг чрез страну Тоболо-Иртышс-кую (чрез Зап. Сибирь) с Югрою, Пере-мью и Лопией, т.е. с древнею Биармией? Нет сомнения, что болгары, до 1236 г. госп од ств овавшие на усть е Камы, и ме­ли связи с торговыми городами Маве-раннегра и, опоясывая своею промыш­ленностью обе населенные покати Уральского хребта, развозили ткани, свою юфть и другие изделия до Миасса и, может быть, до Исети, а на западе по Каме — до Югры, Печоры и Перемни, пока места сии с Западною Лопией не вошли в свое время в число волостей Великого Новгорода. Равномерно, по уничтожении болгарской самостоя­тельности, новые торговые города при чжагатайском, тимуритском и шейба-натском поколениях, в междуречье Де-рьинском возрождавшиеся, могли уст­ремляться для сбыта и закупа в степи за­падно-сибирские, ногаями, башкирами и пр. занятые; но чтобы дорога торговая лежала на запад чрез Урал, нет следов в пространстве обоих времен.

Есть, конечно, исключение, совмес­тное в обоих временах, и это северная

Берх, любитель древностей и исто­рии, рылся около 1821 г. в близких к Чер-дыни городищах, как то в Искоре и т.п., находил в них, как и прежде него находи­ли, металлические поделки чистой обра­ботки, свидетельствующие, что там или инде живало племя, имевшее вкус к из­делиям сего рода. В 1828 г. и мне показы­вали затейливые галантерейные вещи­цы, вырытые в земле старого Чердынс-кого городища. Не смешивая древних находок с нашим вопросом о древней сибирской торговле, можно относить их ко времени незапамятному или к болгарскому, только не к новгородско­му. Великий Новгород XII и XIII веков не был в своих выходах так скрытен, как Карфаген, и в каких-нибудь хартиях ос­тавил бы известия о северных ярмарках поморских волостей, разве только по со­перничеству с болгарами воспротивился их торгам и прекратил ярмарки.

Приближаясь ко времени, которое предшествовало взятию Сибири, можно с достоверностью полагать, что карава­ны бухарские ходили до Искера с тех пор, как учредился в нем курень владе­тельный; что сверх того они странство­вали по степям Ишимской, Исетской и Барабинской, когда видели там кочую­щих татар разного наименования, выме­нивая чрез них мягкую рухлядь соб-* Подробный отчет об этих плавателях, не прина тырехкратном пут. Литке, и мореходца и писателя

ственной их добычи, или чрез вымен же получаемую от вогулов и остяков. На переходе торговли от древней к новоси­бирской стояли те же бухарцы, чему сви­детельством служит грамота Байсеит-мурзы, в 1597 г. напечатанная во 2-й ч. Госуд. грамот.

5. Лишь только начали русские овла­девать Сибирью, как и встретились в Тюмени, Тобольске, Таре и потом вТом-ске с бухарцами, с давними знакомцами по Москве. Не только в это время, но и ранее четвертью века, англичане и гол­ландцы предпринимали протереться мимо берегов Сибири в Восточную Ин­дию. Англичанин Бурро в 1556 г. достиг до Вайгачского пролива; земляки его Пет и Жакман в 1580 г., в одно время с похо­дом Ермаковым, дошли до устья Печо­ры; голландцы три раза пытались прой­ти Ледовитым морем, и одному из них удалось только зимовать на восточной стороне Новой Земли; англичанин Вуд в 1676 г. потерял корабль во льдах того же острова*. Если бы кому-нибудь из них посчастливилось пройти вместо Индии до губы Обской или Енисейской, Сиби­ри можно бы, по крайней мере, мечтать о т орг ов л е приморской , в ме ст о к от ор ой ныне суждено довольствоваться одною караванною и гужевою. Таким образом, торгаши бухарские безостановочно при­возили шелковые, бумажные и шерстя­ные ткани средственной доброты, мер­лушки, шкуры корсачьи, иногда даже леопардовые и тигровые, также плоды суш ены е, для обмена н а мягкую р ухлядь. Соотчичи их, до Кучумова и после Кучу-мова времени поселившиеся в разных местах Сибири, занимались тем же ре­меслом. Со стороны России торговые люди Устюга, Лальского посада, Архан-длежащий к нашему намерению, можно читать в Че-отличного.

гельска и даже из Москвы приезжали с деньгами или простонародными товара­ми для приобретения мягкой рухляди из рук казаков, промышленников и при­ближенных к воеводам. Нельзя опреде­лить из добрых начал величину ни тор­говли, ни капитала денежного, след., и оборота полного; но то известно, что она была огромна числом, по дешевизне цен (как, напр., фунт бобровой струи прода­вался 40—50 коп.) и равно не безденеж­на по количеству серебряной монеты к концу периода, пока Россия была богата серебр ом, как мы ви дели из грамоты 1657 года.

По соображении всего выходит, что первоначальная сибирская торговля, стесняемая всемерными ограничения­ми, как читали в приведенном наказе, попалась в две руки: служебную и посто­ронне-посадскую. Поэтому торговли, принадлежащей собственно переселен­цам русским, не было, да и могла ли быть она честным путем? Они не при­несли мастерств, кроме навыка срубить дом и заготовить упряжь, да пахотные способы: женщины их у мел и только со­ткать толстый хрящ и сермяжное сукно для своего обихода. Однако ж пересе­ленцы скоро сбросили лапти по изоби­лию кож и по невсеместному липняку.

6. По движениям завоеваний, еще не конченных, и по необузданности завоева­телей мена инородцев как-то робела, от­чего и средоточия торговые, т.е. ярмарки городов и острогов, гораздо позднее улег-

шиеся, только наклевывались. Одна яр­марка Обдорская, известная с создания Сольвычегодска, но в настоящую пору стоящая под страж ею таможенных застав , не могла уже пользоваться свободою без ограничения: ибо высокая мягкая рухлядь была заповедным товаром. Полагать на­добно, что и сами инородцы, имея для своего продовольствия в водах, на водах и в лесах, где есть леса, рыбу, прилетных птиц, дичь лесную, лосей и т.п., были рав­нодушны к надеждам улучшить свое со­стояние, тем более, что их женщины име­ли в руках искусство выделывать кожи звериные или птичьи для парок или кук-лянов, одежды зимней, ловко опоясыва­ющей и красиво вышиваемой их же рука­ми, равно для лета легкие камлейки из кож осетровых или налимовых.

7. Сибирская дорога от Москвы к То­больску, после водяного Ермакова пути, лежавшего по pp. Журавле, Баранче, Та­гилу и Туре, дважды была изменяема. Сперва, и ненадолго, она проходила чрез Чердынь и Растесной Камень, от­туда на восточной стороне по Лозьве, Тавде и Тоболу; после, с 1597 г., переве­дена посредством расчисток и гатей на Соликамск, Верхотурье и Туринск. От Соликамска к России было 4 направле­ния*. Кроме того, была еще летняя тро­па для верховой езды, пролегавшая из Туринска, после и Тюмени, чрез Катай-ский острог на Уфу, по западной сторо­не Урала с пересечкою его подле Азовс­кой горы; и по этой тропе происходили

* 1-е направление — чрез Верхотурье, Соликамск, Лальск, Устюг, Тотьму, Ярославль и Ростов.

2-е напр. — чрез Верхотурье, Соликамск, Вятку, Яранск, Санчурск, Нижний Новгород и Володимер.

3-е, летнее, — чрез Соликамск, Новоусолье, Ягошиху, Осу, Сарапул на Казань.

4-е, летнее ж, — из Нижнего и Казани Волгою, Камою до Соликамска и оттуда сухопутно на Верхо­турье, хотя и установлено правительством не ранее 12 сентября 1682 года (Акт. Арх. Эксп., том IV); но надобно полагать, что этот путь давно употреблялся купечеством, Строгановыми, воеводами сибирски­ми, да и само правительство отправило в Тобольск железо Волгою в 1680г., как видно будет во II перио­де.

108

ИСТОРИЯ СИБИРИ

пересылки воев од в н ужных сл учаях, особенно в последнюю декаду периода, исключая одного раза, когда в 1594г. велено было отряду служилых, из 554 чел. состоящему, пробраться в Си­бирь от Уфы степью. Отряд сей шел на построение Тары, но начальник его кн. Элецкий, как обязанный в сибирских городах набрать два таких же отряда, следовал большою дорогою.

До которых же пор большая чрез Со­ликамск и Верхотурье дорога продолжа­лась? До 176 3г., т.е. до упраз днения уральских таможень, потому что непро­ходимые топи и болота, по обеим сто­ронам этой государственной дороги ле­жавшие, делали ее безопасною от про­воза заповедных или беспошлинных товаров. В правление императрицы Анны протоптали было неуказную до­рогу чрез Екатеринбург и Кунгур, но по недочетам в сборах Верхотурской та­можни она строго возбранена в 1739 г. Самовольный проезд чрез Кунгур ввел в ошибку Фишера, как можно видеть на 393-й стр. его Истории.

Рассказав государственную дорогу до Тобольска, можно присовокупить, что отсюда она шла зимою и летом по Ирты­шу, Оби, Кети и сухопутно до Енисейс­ка, откуда опять водою по Верхней Тун­гуске до Илимска, где дорога делилась на две ветви: к северо-востоку чрез Усть-КутпоЛенедоЯкутскаидалее, акюго-востоку — по Ангаре, чрез Байкал на Баргузинск и ос. Иргенский до Нерчин­ска. Вот главные пути сообщений в пе­риоде оканчиваемом!

8. Слово, сие чудесное дарование Бо-жие, си е музы кал ьн ое возглашение духо -человека, обнаруживающее всю внутрен­нюю жизнь его, как и безмолвную, но красноречивую жизнь Неба и Земли, вы­ражается бесчисленными изменениями в одном даже племени, если племя делится

временем, местом, категорией быта и иногда климат ом, — эт о слов о называет­ся языком. Знать господствующий говор языка —значит знать частипу его, конеч­но лучшую и любопытнейшую, если от­свечивает в ней ум или сердце; но, во вся­ком случае, нет вечности для наречия, сколь бы ни казачосьоно выработанным. Наречие новгородское есть второе дитя славянского языка, если должно признавать наречие южное за первенца. Сколь ни гр убо новгородское, н о п о долговременному и обширному влия­нию Новгорода на севере, оно, как не­изменный стереотип, везде печатается в разговоре до Камчатки, до Кадьяка. Си­бирский говор есть говор устюжский, подражатель новгородского. Сибирь обыскана, добыта, населена, обстроена, образована все устюжанами и их собра-тией, говорившею тем же наречием. Ус­тюжане дали нам земледельцев, ямщи­ков, посадских, соорудили нам храмы и колокольни, завели ярмарки, установи­ли праздники Устюжских Чудотворцев, вошли как хозяева в доверенность у ино­родцев, скупапи у них мягкую рухлядь на табак, на корольки и топоры, а к ним прив озили серебряные кресты, перст­ни, запонки, финифтяные табакерки и прочие щепеткие изделия своей работы. По какому-то жребию единообразия, даже казачьи команды пополнялись из таких городов, где говорили тем же на­речием. Стефан Великопермский, по плоти устюжанин, низлагая с 1383 по 1397 г. идолов Угры и Печоры, пермя­ков и зырян, кажется, с берегов Выми благословил путь к востоку своим зем­лякам, даже до Баранова, перенесшего устюжск ую образованность на берег Америки. Как бы то ни было, нельзя, однако ж, не видеть причины, для чего московский говор, легкий и приятный, как счастливый баловень, не успел в

109

Сибири взять поверхности. Воеводы и их товарищи, дьяки и письменные голо­вы, хотя приезжали с семьями и домо­чадцами, отделялись степенями состоя­ния от жителей, которые, если видят к себе презрение, любят лучше передраз­нивать надменных, чем им подражать. Много было детей боярских и стрель­цов, но не москвичи урожденные.

Сибирское наречие в произношении буквы «о» свято держится отдельного букварного выговора так, как бы всегда лежало ударение на ней. Сверх того, наше наречие удержало обветшалые слова, уполномочило самодельные и пе­реиначило ударение многих. Сибирс­кий разговор ленив и холоден, но без легкомыслия, не текуч и мало сло вен , как бы с числом и весом, и, к сожале­нию, темноват по привычке пропускать глаголы, оживляющие мысль. Перева­лясь из Екатеринбурга в Тобольск, за­мечаешь чувствительную разницу в разговоре и оттого , что он свертывает­ся в домашний и томится около своих муравейников. В Иркутске тем чув­ствительнее разница, чем далее от Рос­сии. Разумеется, что эти замечания, высказываемые против старого времени или старых людей, не падают на лица образованные, ни на молодежь купечес­ких детей XIX века, посещающих госу­дарственные ярмарки для обмена това­ров и поверьев.

Что касается до наречий инородчес­ких, не имея данных, чтоб судить о них, мы довольствуемся бросить несколько слов о наречиях остятском и самоедском

в пределах острогов Березовского, Ман-газейского и Нарымского. Остяко-об-дорское наречие, начиная с Урала, по какой-то твердости доныне остается не­изменным в выговоре слов, напротив, остяки, выше по Оби живущие к Бере-зову, сокращают выговор обдорский, как бы срезывая окончания слов. Остя­ки кызымские столько различаются в наречии, что не всякий из обдорян мо­жет их разуметь; остяки, к Нарыму при­легающие, те самые, кото рые преж де слыли пегою ордою, как-то шепеляют*. Самоеды обдорские, начиная также с Урала, говорят твердо и резко; но живу­щие за Тазовской губой произносят в нос. Поэтому видно, что изменчивость наречий определяется не всегда клима­том, не всегда большим расстоянием, но разобщением, небывалостью письмен­ности и отсутствием чтения, которое одно, независимо от пространств, при­миряет причуды наречий, хотя на выго­вор и не вполне действует. Вообще заме­чают, что голосовой орган звучнее и громче у самоедов, чем у остяков.

Мы разделяем заключение первого енисейского губернатора, что язык та­мошних остяков не имеет сходства с языком тех же поколений, живущих инде в Сибири**. Еще два слова. Доктор Кибер, около 1821 г. навестивший Ко­лыму, отзывается, что ламуты, тунгусы и юкагиры говорят с живостью о своих промыслах и что язык первых богат и сладкозвучен при изобилии букв глас­ных. Но при конце первого периода инородческие наречия в таком ли состо-

* Некоторые из путешественников в наречии сургуто-нарымском признавали камачинское.

** Одному купеческому сыну А. Чечерову, хорошо знающему по-остятски и недурно по-самоедски, я читал из Енисейской губернии г. Степанова числительные и другие слова обоих языков. В отделе самоед­ском он признал несколько знакомых слов, но все остятские показались ему невразумительными.

Если правда, что Тобольская епархия заботится переложить Св. Писание на язык остятский, то не должно ли, дабы труду не остаться малоплодным, предварительно решить, которое из наречий было бы общее для целого племени?

110

ИСТОРИЯ СИБИРИ

яли разногласии, как слышат их нынче? Нетрудно решить, но трудно доказать. Если прежняя многочисленность, ка­кую не замедлим мы показать в перво­бытных ордах, давала им больше плот­ности, больше взаимных отражений для обобщения разговорного и если само­знание народности, к которому возво­дила их благородная дикость под деви­зом независимости, содействовало к расширению одинакового словаря; то, с другой стороны, противные приключе­ния: болезни, смертность и выморочная малолюдность не заготовляли ли те же н аречи я к по ст еп енным разладам ? Мо -жет быть, музыкальный смычок решит вопрос по некоторому сходству с язы­ком народным. Не правда ли, что смы­чок тем лучше поет, чем долее держит­ся в руке художнической, и опять тем хуж е ст ано вит ся, чем бол ее т ре тся усили­ем скрыпача? Следственно, язык, улуч­шается ли или дичает, все изменяется: следственно, наречия покоренных азиат-цев при завладении Сибирью иначе на их губах дребезжали, а не так, как ныне.

О разногласии остятских наречий. Священ­ник Лука Вологодский, живший в остяках, ут­верждает: а) что наречие обдорское есть ко­ренное, прочие же наречия более или менее ис­порчены; б) что в нарымском, которое у меня названо шепеляющим, он видит одну стран­ность, что остяки по соседству с самоедами привыкли оканчивать свои слова по-самоедски. Священник Л. Вологодский замечает, что остяк называет себя астаг и что это слово сложено из речений: ас — Обь и тага — место. Поэтому Фишеров уштяк есть пустое умничанье.

9. Чтобы при конце периода опреде­лить приблизительно населенность и русскую и туземную Сибири, надобно

* Манифест о пятой ревизии состоялся 23 июня

поставить в виду два отношения: одно — к современном у периоду населенности смежного края Средней Азии, а другое — к ст ати стическим исчислениям россий -ского правительства, даром что они слишком поздни для нашего намерения.

Положим, напр., число туземцев м[ужского] п[ола] в 288 000 и посмот­рим, соответствует ли оно современно­му числу сопредельной Тартарии от Каспийского моря до Татарского зали­ва простиравшейся. Площадь ея, по взгляду на карту, в шесть или семь раз была обширнее против площади тог­дашней Сибири, кончавшейся при Тауй-ском меридиане и в редких точках при­касавшейся к 56° ш.; число же обитателей Большой Тартарии, по вероятностям, не превосходило 2 000 000 м[ужского] п[ола] после долговременного запустения, како­му по дверглась она чрез бесчеловечное избиение народов, совершившееся в го­дин у зверя Чингисхана. Поэтом у се дьмая доля, относительно к площади и насе­ленности в наделе Сибири принимае­мая, не может казаться ни малою, ни ве­ликою. Пусть скажут, что калмыки, киргизы и т.п. часто врывались в преде­лы Сибири; но это происходило не от тесноты в размещении по предгорьям и долинам их, а от ордынского навыка к даровщине и к степному разгулью.

Относительно к исчислениям рос­сийского правительства мы не знаем старшего числа, кроме переписи сибир­ских инородцев в 1763 г., а по этой пере­писи выходит их м[ужского] п[ола] 132 000. Другое, следовавшее затем чис­ло, 184 448, есть счет их по 5-й ревизии; третье число, 220 300, есть итог 7-й ре­визии*. Следственно, по сим данным можно бы взойти к счислению инород­цев первого периода, решив посред-94 г., а о седьмой в 1815 г.

Ill

П.А. СЛОВЦОВ

ством их же важный вопрос: в коликое время и коликими процентами возрас­тает или убывает человечество полярное и предполярное?

Первое число возросло до 184 000 в 31 год, увеличившись в это время 39 про­центами на сто, след., оно удвоилось бы чрез 78 лет, т.е. 132 000 с 1763 г. дали бы к 1841г. 264 000 инородцев-мужчин. Второе число пятой ревизии, увеличив­шись в 21 год 19 процентами на сто, уд­воилось бы чрез 70 лет, или дало бы к 1864 г. 440 000. Не наша вина, что пуб­лично заявленные числа не ведут к про­порциональным выводам, но, принимая их за основные, отчего бы они ни разни­лись, мы должны заключать, что первое число переписи 1763 г., если бы поворо­тить его назад не в такой убывающей по­степенности, в какой прибывало, а в рас­сроченной на другие 70 лет, неминуемо исчезло бы к 1607 году, или, говоря ина­че, задолго до Ермака не было бы за Ура­лом ни одной души, против кого бы ата­ману довелось обнажить свой булат или зарядить винтовку; следственно, он сра­жался бы, подобно Дон Кихоту, с ветря­ными мельницами вымерших табарин-цев и туралинцев. Выводы сего рода ab absurdo указывают путь, чтобы, минуя чисел инородческой и общенародной перепи си, как пострадавших от ги бель-ных учетов оспы, и след., по своей мало­численности неприличных к рассмотре­нию вопроса, согласиться признать за имоверное 288 000 туземцев, число до пояатения оспы сбыточное по современ­ному сравнению с населенностью, начи­ная от Татарского залива до р. Урала.

Теперь должно выговорить количе­ство русской населенности, и не без ос­нования следует положить ее в 70 000 м. п., не заботясь на первый раз о количе­стве женском, как доныне, меньшем против числа мужеского, в Восточной

особенно Сибири, у русских и инород­цев. При настоящем неведении, как оп­ределить силу и время воспроизводимо­сти племен, толкущихся около межи Полярного Круга (67° ш.), не излишним считается благовременно предъявить, что в рассуждении племен инородных и русского, размещающихся в полосах ле­систой и пашенной, начиная с 6Г ш. к югу, принимается, как и в России, удво­ение воспроизводимости их в простран­стве 80 лет. Таким образом, выходило бы, что против 1 русского тогда было 4 инородца. Кто ж русские, сперва при­шедшие на заселение Сибири? Вот при­мерный перечень их по городам, остро­гам, зимовьям, слободам, деревням и починкам сперва к началу 1622, потом вообще к началу 1662 года.

К началу 1622 г.

а) Духовенства белого с принтами

100 семей или с детьми м[ужского| 300

'350
п[ола] черного 50

б) Чиновников высших и средних
с подьячими 200

в) Воинских людей или вообще

Казакове новокрещеными 6500

г) Промышленников оседлых, и

в том числе плотников и других
мастеров, под именем посадских,
в числе которых и 60 семей угличан,
из Пелыма переведенных
в Туринск и Тюмень 4000
Промышленников расхожих,
следовавших за партиями казаков 2000

д) Служителей архиерейских,

монастырских, дворовых
господских и деловых людей 1000

е) Ямщиков, казною переведенных,

и к ним присоединившихся
из-за Урала бобылей 1000

К началу 1662 г.

а) Духовенства белого с причтами, вновь переселенного с поколением

112

ИСТОРИЯ СИБИРИ

от прежнего, и с боярскими детьми

архиерейского дома

черного

б) Чиновников высших и средних

с подьячими

в) Воинских людей, не исключая

казаков новокрещеных
отставных

г) Промышленников оседлых,

и вновь водворившихся с поколе­
нием от прежних, под именем по­
садских

Из 2000 бездомовых промышлен­ников водворилось в 4 заангарских воеводствах

Промышленников расхожих, сколько бы их ни было, по нево­дворении долой со счетов.

1500

100 J1600

1200

10000 3000

6000

300

д) Служителей архиерейских,

монастырских, дворовых господ­
ских и деловых людей

е) Ямщиков, вновь казною при­

сланных с поколением от преж­
них и с вновь присоседившимися

ж) Пашенных крестьян, вновь

казною переведенных с поколе­
нием от прежних, и с прибылыми
к ним

Крестьян, по воеводским вызовам семейно переселившихся, и пришлых к ним к) Ссыльных 7400, из них: по р. Енисей за Ангару

t

Всего

3000

3000

3000

31 500

3000 4400

70 000*

* Представление сибирской населенности в числах есть дело соображений, потому что ни летопис ни грамоты древние, доныне известные, не помогают этому делу. Все достоверные свидетельства о пер селении ямщиков, крестьян и воинских людей, свидетельства, мною упомянутые в первых двух глава так малозначащи относительно чисел, что приобретение Сибири, как будто безлюдной, можно бы с честь за находку даровую. Но этому быть нельзя, и лучше признаться, что письмена археографически относительно переселений не сбережены летописями во всей полноте. Если в начале XVIII века числ дворов в Сибири восходит до 37 000, а в 1727 г. число ревизских душ до 170 000, то зрителю Историче кой Сибири нельзя быть столько хладнокровным, чтобы не желать доискиваться, сколь людна был Сибирь в I и II периодах, дабы самым усилием изыскания дойти до указаний населенности и впосле ствии сойтись с двумя государственными числами. Ибо эти числа суть произведение задних сумм.

В доказательство неполноты сведений остановимся на числе воинских людей (казаков). Летописи 1586 по 1601 год, исчисляя казаков и стрельцов, посланных с воеводами из Москвы, других городов, такж взятых на службу из строгановских отчин, всего-навсе до 1100 человек, после покидают счет до 1634 г., котором из Нижнего и Вологды единовременно прислано в Тару для казачьей службы 300 семей. Лет писи и указы также молчат о присылке на службу сибирскую литовцев, поляков, немцев и малороссия а между тем поговаривают о недостатке казаков и приглашении вольницы в казачье звание. Мудрено л после этого сочинителю Енисейской губернии молвить наобум, что в Сибири не бывало казаков более 500 Но этот недостаток не значит такую малость, какую себе представил А. П. Степанов, а означает малочи ленность относительную к обширности занятого пространства. Приведите себе на память грамоту 1609 во II главе мною помещенную, и припомните, что на один тот год для служивых 5 непахотных город сл е д ов а л о п р овианта 9750 чет., следственно, служивых было 3250, да в 5 пахотных г ородах: в Верхот урь Пелыме, Туринске, Тюмени и Тобольске, надобно полагать, по крайней мере, такой же экземпляр каз ков, вот и 6500, когда не было ни Кузнецка, ни Енисейска, ни Красноярска, ни восточных водворени А в эту пору мало и 10 тысяч, к числу которых надобно еще присоединять особые команды западны славян с немцами, особенно с 1655 г., и татаро-казачьи команды тобольско-томские. Если бы и действ тельно не было из России нарочных присылок команд, как водилось сначала, то, наверное, с приездо каждого воеводы из Москвы приезжало по десятку воинских людей, и воеводских приездов можно н считать до 500 в течение периода.

Вот основание, почему положено у меня казаков с отставными до 13 тысяч. Даже из Осадного списк 1646 г. видно, что в Тобольске находилось тогда отставных 911, и в том числе христиан-европейцев 650

Пока не было в виду грамоты 1609 года, я выводил такое же число казаков из числа городов, острого и зимовьев и тою же ощупью находил и нахожу число духовенства и чинов управления, потому что н было острога, не говоря о городе, без священнослужителя, не было острога без начальника и подьячег не было зимовья без полудюжины казаков. Вот данные для счисления трех состояний, а счеты прочи пополнены произвольно пришлыми. Ведь сибиряки не из земли выросли.

ш

Теперь следует вымерять площадь нашег о завла дения, пр отопт анн ую сме­лою ногой 70 000 русских, площадь, по которой разъезжали 288 000 туземцев на оленях, собаках, лошадях и верблюдах. Площадь завладения, делимая на три по­лосы (о чем будет речь при конце III пе­риода), начиная с меридиана Верхотур-ского до Тауйского, без выходов на Ко­лыму и Анадырск, имеет длины 90°, в ширине же, к северу и югу, часто пере­менной, стелется сперва при западном основании от 58°до 70° к Карскому зали­ву, потом от полуденника тюменского выпадая к югу на Г, далее у Кузнецка на 4°, далее то суживаясь, то расширяясь к Нижнеудинску до 55° и еще выдаваясь на 2° при Баргузине и при Яблонном хребт е у Тугирска, ложит ся вост очны м основанием при Тауйске, откуда до Ле­довитого моря около 12°, как и на запад­ном основании. Карта показывает, что в самой большой ширине тогдашней пло­щади с од ер ж ал ось 2 3 °. С п ом ощь ю п о-добных приемов и с учетом кругов па­раллельных, площадь тогдашней Сиби­ри выходит около 4 500 000 кв. верст*, следственн о, на каждого мужчи н у рус­ского и туземца доводилось бы с лиш­ком по 12 кв. верст.

10. Пользуясь речью о населенности, надобно прибавить пропущенное заме­чание, что, если немногие племена из туземцев были многочисленны, все они сходствовали между собою в образе древнеазийского быта. Многочислен­нейшие из них были: а) остяки, до бере-

гов Енисея широко раскинувшиеся; б) та­тары, тою же рекою как бы остановлен­ные в расселении к востоку; в) тунгусы (эв оен ы) между Ан аб ар ою и Омолоном, от Ледовитого моря до Шилки, не все еще уместившиеся; г) якуты (сохи), в конце XIV века оттесненные с северо­байкальских степей на pp. Лену, Олек-му, Вилюй и впоследствии, когда война и оспа уходила юкагиров, разделившие достояния их вместе с тунгусами; и д) буряты, междурр. Ои и Уя кочевавшие. Сочинитель Описания народов, в России обитающих, причислял еще самоедов к многочисленным племенам, так что они б удт о п рев осх одили остяк ов св оим чис -лом. Быть может, но история не запом­нит такой славы превосходства, разве в соединении самоедов наших с урянхая-ми заграничными.

Относительно сходства, все покорен­ные племена, большие и малые, кроме последователей исламизма, поклонялись двум началам добра и зла, как бы в порав-нение безграмотных орд со старыми фи­лософскими сектами, изъятыми только от шаманств а. Все были рыб оловы , звер оло-вы и скотоводцы млекопитающих: оленя, собаки, лошади, быка, барана и верблю­да, по степеням теплоты; все вели лунное времясчисление; все питались рыбою све­жею, сушеною или вяленою, мясами жи­вотных воздушных, земных и водяных, не исключая трупа китового, также растени­ями по широтам мест, в случае же голо­довки, по инстинкту самосохранения**, древесною корою, вывариванием кож,

* Я не переменил своего измерения, хотя и видел в Энцикл. Словаре и у г. Булгарина площадь насто­ящей Сибири меньшею вполовину. Кстати здесь примолвить, что гг. Семивский, Спасский и Степанов в своих сочинениях по части Сибири писали измерение поверхности сибирской, частной или общей, без приноровки к сфероидальной поверхности.

** Кроме ягод древесных, кустарных и стеблевых служат им доныне в пищу: черемша (Allium ursinum), сарана (Lilium Martagon et L. pomponium), узик (Tormentiila erecta), пьянишник (Rododendron Chrisanthum), толокнянка (Arbutus UvaUrsi), марьин корень (Paeonia), KpacHorcmoBHHK(Sanguisorbaoff.), сибирская гречуха (Poligonum tataricum, Pol. bistorta и другие виды), сибирский чай (Spirea Ulmaria), rpy-шанка — чай бурятский (Pirola rotundifolia) и т.п. до мучнистого кандыка (Erictonium dens canis).

114

ИСТОРИЯ СИБИРИ

ремней , старых бр ошен ны х костей a la Roumfordt, и даже болюсовою землею, называемою земляная сметана.

Все в обычаях, житье и даже одежде, из кожи или ткани сшитой, сходствова­ли больше или меньше, не исключая и якутского племени, щегольством и сво­им вкусом отличающегося. Все, если

многочисленны или если дышали бла­горастворением юга, любили пляски и пособл яли самоза бвению на севере му­хомор ом, на юге — закваскою молоч-ною; все платили за жену вено. Словом, древнеазийский северный тип не начи­нал еще стираться ни с лица, ни с души наших земляков.

заключение

Мы оканчиваем период в такое вре­мя, когда толпы мужественных, хотя и необразованн ых соотчи чей, сл учайн о побеждаемых, но в душе непобедимых, проникли на Амур, проплыли западный берег Ламы, коснулись взморьев Студе­ного моря, не в одной притом точке, всегда с неизменным безотчетным сло­вом: ясак царю! О, это слово, жестокое в ушах иноплеменников, есть всемогущее слово духа сильного, обрекшегося на служение отечеству и престолу! Оканчи­ваем, говорю, в такое время, когда Си­бирь явственно обрисовалась в своем исполинском пространстве, — когда орды, покоренные винтовкою, потом убавленные оспою, расположились к мирному повиновению, а соседствен-ные, утомясь от частых попыток, или от­кочевали, или начали при новых поко­лениях признавать Сибирь соседкою вечною, — когда тайши торготские, с 1621 до 1646 г. появлениями на степях сопредельных возбуждавшие в Тоболь­ском воеводстве негодования, вовсе пе­ребрались заЯик и поддались России,— когда кичливый контайша, основатель владетельной династии (с 1635 по 1758 г.) чжунгар, конечно, странный по докучливости, но умеренный против

Сибири, был заменен преемником не­славным, — когда и чванливый Алтын-хан, монгол столь же презренный по ве­роломству, сколь низкий по корыстолю­бию, вышед из среды живых, перестал лгать под пластом земли.

Повторять ли здесь, что четь Вахра-меевская, впоследствии разросшаяся в три области (Тобольскую, Томскую и Якутскую), испытала многие превраще­ния, многие утраты от раздельности уп-равительной, особенно на Амуре? При­казу Сибирскому был наилучший урок, чтобы отдать главное начальство одно­му из местных воеводств, как могущему ближе наблюдать и пособлять отдален­ным краям Сибири, но история показы­вает только некоторое предпочтение, уст упленное Тобольскому воеводству* в конце I или в начале II периода. Пред­почтение сие состояло в подставлении тобольских чинов на убылые воеводские места в Илимске и Нерчинске, также в обеспечении Нерчинска военными и жизненными припасами посредством Ени сейского воев одства, в безвозбран -ном препровождении к Енисею кресть­ян из Верхотурского ведомства и т.п.

Повторять ли, что областные правле­ния, занятые преимущественно сборами

* Нет бумажного акта, чтобы Тобольскому воеводству присвоялось первенство над прочими облас­тями, но есть случаи. Не к личному ли достоинству воевод надобно это относить?

115

П.А. СЛОВЦОВ

зоографического богатства, не обращали внимания на устройство городское и кре­постное. Несмотря, что на Амуре яви­лись пред нами укрепления или городки из битой земли и что в одном из таких Степанов, с '/₁₈ долею людей против не­приятеля, превосходившего еще числом огнестрельных орудий в пять раз, удер­жался с честью, начальства продолжали сооружать остроги и общественные зда­ния из бревен. По всей Сибири не было каменн ого ни каз начейств а, ни алт аря , кроме печей из битой глины. Остроги иногда робели от поджогов, леса горели от палов, но воеводы, жившие как бы вровень с лесом, считали пожары попу­щением Божиим или случаями к расчи­стке дремучих лесов, как и сам Сибирс­кий Приказ еще не помышлял тогда предписывать о предупреждении лесных пожаров для соблюдения даже соболи­ных и других звериных ухожей. Мы пере­сказываем это без всякой мысли винить кого-либо в Сибири за незнание благо­устройства в первой половине XVII ве.ка. Довольно и того, что воеводы даже уезд­ные берегли свои остроги от неприятелей и по данной власти* без оттяжки казни­ли возмутителей против державы.

Напоминать ли о том, что железную руду и ея плавку на pp. Нице, Томи, Енисее и Вилюе указали русским Сиби-

ри дикари местные? Что за волшебный покров, который расстилался в том веке по царству ископаемых? Конжековский великан, потом Павдинская сопка, мимо которых пролегали первые ураль­ские дороги, ни величественными сво­ими вышинами, ни медистыми круже­вами, какими изукрашены в прозелень бока и гребни первого**, не могли воз­будить внимание проезжавших воевод от Верхотурья до Лены или Шилки.

Зимний белый саван и летний по­кров Конж ековского Камня, испещр ен-ный цветами дикого льна, косматого пе­релоя (Androsace villosa), 8-листной си­бирячки (Dryasoctopetala), альпийской драбы, горной ветреницы (Anemone umbellata), скрадывали сокровища от глаз проезжего. Около 50 тысяч пере­шло через Урал в трех пересечках, и как легко бы наслышаться или насмотреть­ся искусству плавки и ковки железа в чусовских городках (15), но никто из них, как бы заранее отуманенных глян­цами сибирских бобров и соболей, ник­то до появления двух Тумашевых не по­думал из несметных уральских сокровищ ск овать топор, отлить котел из чугуна или ямской колокольчик из меди конжеков-ской. Металлургическое, однако ж, неве­дение, хотя совестно и выставлять и та­ить его, послужило торгашам прекрас-

* Право живота и смерти относительно к ясачным оставалось правом сибирских воевод до 26 декаб­ря 1695 года.

** В 1722 году выстроен Лялинский медеплавиленный завод в 48 вер. от Верхотурья на устье Камен­ки, впадающей в Лялю. Руда доставлялась с вершин и боков Конжековского Камня, но затруднительная перевозка руды положила конец заводу. Вместо того возник зав. Нижнеполдинский.

При конце I периода было сказано в примечании, что нет бумажного акта, которым бы установля-лось первенство воеводства Тобольского над всеми прочими. Напротив, нашелся этот акт в Русском, ис­торическом Сборнике во II томе на стр. 134. Тут приведен указ, в 1599-м данный царем Борисом Феодо-ров ичем т обол ьском у в оев оде ок ол ьн ичем у С . Ф. Саб ур ов у, чт обы воев оды и гол овы всех сиб ир ских г о -родов не писали в Москву мимо Тобольска ни о каких делах. Каким образом это благоразумное установ­ление утратило силу в последствии времени, трудно изъяснить — от забвения ли, которому причиною могло быть Смутное время, или от пренебрежения Сибирского Приказа к распоряжениям, вышедшим при Казанском Приказе, к числу которых относится и помянутое повеление. Как бы то ни было, мы ви­дели, сколько вреда произошло в сибирских делах от неподчиненности воевод.

116

ИСТОРИЯ СИБИРИ

ным случаем к обогащению; они, по словам Миллера, продавали самоедам, конечно, жившим в глуши, а не обдорс-ким, котел медный или железный не иначе как с уговором накласть в него лучших соболей и черно-бурых лисиц дополна. Такой обмен котлов, по всей вероятности работанных в строгановских отчинах, мог продолжаться до открытия Невьянского зав ода. Др угая стр анн ость та, что завоеватели, протоптав дороги по месторождениям металлов, принялись прилежно разнюхивать металлы не прежде, как по приходе в Даурию и за Байкал. Но теперь не до попреков.

В каких бы человеческих расчетах ни завладели русские страною, населен­ною гуще в четыре раза против при­шельцев, но пришельцы пришли не в гости, а с неведомою им самим тайною покорить хозяев своей вере и истине, одушевляющей их таким мужеством, что одна рука торжествовала против че­тырех стрел. В каких бы правилах ни поступали второпях русские с поддав­шимися племенами, не слыхавшими о праве народном, ни об уставах обще­ственных, но племена сии, волею и не­волею, снабжали их продовольствием, одеждами, гостинцами и приносили дани на имя повелителя всей северной страны; след., они были споборниками нашего водворения, нашей славы и пре­обладания над собою. Поэтому россий­ские государи, в опровержение оскор­бительных предубеждений времени, всегда по своей мудрости показывали, сколь они далеки от того, чтобы считать

покоренные орды невольниками посто­янного ясака*, постигая, что Всеблагое Провид ени е п остеп енн о ведет людей, племена и народы чрез цели частные, общ еств енн ые и государств енные к ц е­лям своего высшего порядка. Не вдруг, конечно, могло статься, чтобы Россия, предназначенная к духовному и потом умственному восхождению, осветила тьму се в еро-восточного матери ка, что­бы устроила страну заброшенную, что­бы открыла в кряжах сокровища для все­мирного употребления и дала цену спрятанному веществу; н о, удовлетв о-ряя целям частного и общественного порядка, она тотчас платила дикому сыну природы, как соотчичу, за древес­ную смолу, за кедровую шишку, за кожу, за птичий пух, за Мамонтову кость, за моржовый зуб; дала притом законы для житейской его безопасности не только в лесу и юрте с его семьею, но и в городе; установила в родах его степени старей­шинства, отдала самому ему право раз­бираться дома не в важных случаях; при-свояла и присвояет инородцу граждан­ские и военные отличия за заслуги, и все это для того, чтобы смягчаемый обще­нием, признательностью, уверенностью в покровительстве, предрасполагался он поклоняться Богу своих покровителей, Богу Триединому. Кто улыбнулся бы при этих словах, тот пускай послушает тунг уса-язычника**, принесшего в Пра­вославную Церковь богатый дар мягкой рухляди и на вопрос отвечавшего вот что: «Этим я жертвую Богу по моему обещанию за выздоровление брата кре­щеного, который, на одре смертном, не

* Довольно надггамянуть о том, что царь Феодор дозволил остякам представлять ясак на Выми через два года, что царь Борис подарил ясак за целы и 1598 год всем сибирским ясачным, что последовавшие из дома Романовых государи, государи благосердные, повременно сбавляли количество взимаемого ясака.

** См. Voyage dans le Nordpar le commodore Billings, tome. 1, page. 89. С удовольствием также указывает­ся в Семивском, № 40, из его Записок.

117

приняв пособий шаманских, призывал себе на помощь Николая-угодника Бо-жия». Ответ неожиданный, ясный, по­учительный! Тут нечего прибавить, кро­ме того, что, если бы дело обращения не совершилось, тщетно было бы завоева­ние края, тщетна торговля со всеми ко­рыстями, тщетны добычи золота, сереб­ра и драг оценн ых каменьев, добычи, проскользнувшие сквозь пальцы у Кира и Рима; тогда заразительные болезни, опустошавшие и опустошающие страну, были бы неоплатными бедствиями пред Всевышним Оком. Вот высокая цель, назначенная Сибири преимущественно и окончательно!

Не стыдно ли сибирякам-христиа­нам минувших времен, что они попус­тили исламизму до половины XVIII сто­летия сманивать барабинских татар из заблуждения шаманского в другое? Ис-

т ори я , з ам еч а я э ту оп л ошн ость к ос ы ми буквами, должна ли относить ее к лож­ному предуверению, что рыболову и звер ол ов у, с а м оед у и ли т унг усу т ой ж е окраины, будто бы трудно быть христи­анином? Почему же? Если тот или дру­гой способен сделаться поклонником лжи, для чего бы не способен он пере­делаться в поклонника истины? Разве душевный залог истины тяжелее для бродячего и кочевого, нежели для горо­жанина, обремененного лишними за­ботами, лишними увлечениями мира? Нет. Пускай те равнодушные, которые в ложном смиренномудрии извиняют­ся превыспренностью путей Провиде­ния, напомнят себе, по крайней мере, исторический путь человеческих об­ществ, что никакая сила, никакая поли­тика не сдружает и не единит племен земных, как единоверие.

приложения

Замечательные лица

Архиепископ Киприян как пастырь и как начинатель сибирской истории. Воевода то­больский, бояр ин кн. Юрья Эйш еев ич Суле-шев, из черкасов, как установитель земского порядка.

Воевода енисейский и потом нерчинский, Афанасий Филиппович Пашков, ревностный и твердый духом, при всех неблагоприятных об­стоятельствах как образец правителей, не для одного I периода. Енисейский сын боярский сотник Петр Бе­кетов как строитель пяти острогов и служака с самоотверже н нем.

Когда?

Оба они современники, первый с 1621 до 15 февраля 1624г., другой с 1623 по 1625г.

С 1652 по 1661 г.

Отличался во время Пашкова.

Число архиереев и воевод в I периоде

Архиереев в Сибири 5

Воевод с их товарищами в Тобольске 49

Воевод с товарищами в Томске 34

Воевод с товарищами в Якутске 8

118

ИСТОРИЯ СИБИРИ

ССЫЛКИ НА ГРАМОТ

1. Грамота царя Феодора Ивановича

в августе 1586 г. Во II части Собр. Госуд.
грам. Главный смысл грамоты тот, что
Л угую, старшине обских остяков, дозво­
лено сдавать ясак на Выми через два
года. Это продолжалось до постройки
ос. Сургутского. Тут говорится о первом
городке на Оби, о котором сомневался
Миллер.

Прим, в I периоде, в статьях Смутно­го времени и продолжении законодатель­ства заимствованы без указания многие грамоты из Собр. Госуд. грам. Читателю предоставляется читать их в этих книгах.

2. Грамота царя Бориса Феодорови-
ча к мангазейским воеводам 1601 г. у
Миллера.

3. Грамота в Пелым от 8 декабря

1600 г. у Миллера.

4. 
   Грамота к верхотурскому воеводе от 28 апреля 1599 г. у Миллера.
   
5. 
   Грамота в Сибирь к туринскому во­еводе 26 февраля 1621 г. о составлении и присылке в Москву положительных ка­меральных сведений. Из грамоты видно, что такие же сведения ожидались и из прочих городов сибирских. В III част. Собр. Госуд. грам.
   
6. 
   Наказ лета 7119/ 1611 г. в январе, напечат. в III томе Полного Собрания Законов. К какому бы царствованию ни относился сей наказ, я, не заботясь о верности или неверности отмеченного года, признал сию государственную бу­магу соответственно своей цели и толь­ко изменил в ней редакцию, сообразно способу времени.
   
7. 
   Грамота царя Б. Ф. к мангазейским воеводам 1601 г. у Миллера.
   

8. Грамота патриарха Филарета
11 февраля 1622 к сибирскому архи­
епископу Киприану, нап. в III част.

И УКАЗЫ В I ПЕРИОДЕ

Собр. Госуд. грам. К описанным в ней беспутствам казаков служила основани­ем какая-то грамота за подписью дьяка Андреева, вероятно, на радостях данная Сибири при возврате атамана Кольцова из Москвы. В этой грамоте позволялось казакам, конечно adinterim, увозить из городов жен и девиц, чем и пользова­лись они до настоящей поры. Патриарх, приказав Киприану (о чем подтвержде­но и Тобольскому воеводству) выслать в Москву казачью привилегию как неуме­стную, поставил в виду его: а) что в Си­бири не носят крестов, не хранят пост­ных дней, живут с некрещеными жена­ми, кумами и сестрами своих жен, при отъезде же закладывают их на срок и, не имея чем выкупить, женятся на других; и б) что духовные венчают без оглаше­ний, постригают в иноки и инокини та­ких, которые, уходя из монастырей, опять живут в мире; что сами духовные потворствуют воеводам, которые кра­денных в России девиц продают из ко­рысти в замужество и заставляют при себе их венчать. Вот каковы вести о на­чальной Сибири!

9. Грамота в Тару лета 7116/ 1608 г.,
нап. в III томе П. С. Законов. Грамота,
несмотря на отметку года, там отнесена
к царствованию Михаила Феодоровича
почему-то, и безошибочно. Барабинс-
кий бунт и в Тобольском Сборнике опи­
сывается под 1628 г., да и воеводы таре-
кие, кн. Шаховский и Кайсаров, винов­
ные в причинах бунта, выставлены в
Кратком Показании под 1627 г.

10. Грамота Окружная к Илимскому

воеводе о рассылке Уложения от 19 ян­
варя 1650 г., напеч. в П. С. Законов. При
грамоте посланы два экземпляра Уло­
жения для отсылки одного в Якутск.

11. Грамота в Туринск о наборе со
150 чет. земли по человеку или по 20 р.
за человека. B I I I част. Собр. Госуд.
грам.

12. 
    Указ 20 октября 1653 г. в П. С. За­конов.
    
13. 
    Грамота Уставная 1654 г., апреля 30, о мытах и откупах подорожных, за подписью царя Алексия, с привескою золотой печати. Она на сохранение по­ложена под престолом в Успенском со­боре и в приказе казны. Смысл грамоты, чтобы отменить все самовольные по до­рогам требования владельцев и поме­щиков и в приличных местах учредить казенные сборы для умножения госу­дарственных доходов.
    
14. 
    Грамота 22 февраля 1657 г., о пре­досторожностях от морового поветрия, с повелением верхотурскому воеводе по­ставить заставы на летних дорогах от Осы и Уфы и никого, едущего из мест опас­ных, не пропускать в Сибирь под смерт-
    

ною казнью; в случае же мора, могущего открыться по селениям Верхотурского ведомства: а) окружить те селения и пре­сечь с ними сообщения; б) сжигать пла-1 тье и постель умирающих, а прочее пла­тье, до которого не касались умершие, вымывать и выветривать; в) здоровых из дома зараженного переводить в другой, а дом зараженный вымораживать две не­дели, потом дня три протапливать дрова­ми можжевеловыми с полынью, так, что­бы запахом их пропахло вдоме; г) спустя \ два месяца, как перестанет поветрие, и не ранее, открывать сообщение заражен­ных мест с благополучными. В IV час Собр. Госуд. грам.

15. Грамота царя Иоанна IVот 30 мая I 1574 /7082 г., позволяющая дому Стро­гановых учреждать крепости и пр. для обеспечения металлических заведений от набегов. Это та же грамота, на кото-1 рую делались ссылки в Приложении в Ист. Сибири Миллера.

Период II

с 1662 до 1709 ¹/₂ = 47¹/₂ лет


проспект периода
1. В течение 76 лет Сибирь Русская разостлалась от Растесного Камня до Тауйского меридиана, как пустыня нео-бмежеванная, и мы это видели. Русский не такой человек, чтобы стал греться у ч ув ал а як утског о и дол г о п ок ои ть ся п о зимовьям Станового хребта; он пойдет без ландкарты, куда наслышка и глаз поведут. Придет время, когда русскому полюбится измерять вышины гор, ис­кать растений в их расселинах и следить

судьбы земного шара! Но тогда не тот был век и ум, чтобы даже думать учреж­дать соответственное хозяйство на пройденном пространстве.

Решительная разница между п ери ода­ми первым и вторым была та, что распро­странение происходило сперва наобум, на выдержку, а после по направлениям на-чальств и самого даже правительства, хотя цель обоих периодов состояла в увеличе­нии ясака, тем более что он назади

120

ИСТОРИЯ СИБИРИ

уменьшался от расширения населенно­сти, отопустошений оспы и, можетбыть, от злоупотреблений должностных захре­бетников*. Теперь требовалось с лука не более семи соболей и ли сколько где можно, а не столько, как полагалось в начале столетия. Небось! В этом пери­оде не придут с ясаком, как бывало, енисейские тунгусы на лыжах, подби­тых соболями** или бобрами, в соболь­их или лисьих шубах, на диво казакам, одетым в тулупы овчинные.

При заключении периода мысленно рукоплескали мы внутренней тишине Сибири и усп окоению сопредельных орд. Конечно, южная граница и в сем периоде остается колеблющеюся, с от­крытыми пр омеж утками чрезвычайной длины и глубины, но велика для нас вы­года, что п озн аны сост ояния и виды главных соседей от Урала до Амура. Калмыки торготского поколения, преж­де около Уя до Миасса толкавшиеся, пе-решед за Яик к Волге, и за Волгой раз­метавшись до Маджирских развалин, с признанием над собою верховности московского царя, оттесняют с тем вме­сте ногаев то к Астрахани, то к Манычу

и в частых стычках режутся около Эмбы с киргизами. Телеуты, опасные во вре­мя Абака и Коки, теряют в начале вто­рого периода сомнительную независи­мость и вносятся в каталог сибирских ясачных. Второй преемник Батора Гал-дан с большими качествами, обнаде-жась миролюбием Сибирского Управ­ления, станет обращать силы свои на подчинение раздельных монгольских владений, в числе которых он изгладит через несколько лет имя лоджана (лац-зана) урянхайского, в 1664 г. поддавше­гося России, и внесет оружие в Халху. Далее к юго-востоку наше правитель­ство, по-видимому отложив замысел на Амуре, оставляет славного из Маньчжу­рии Кансия***, вступившего на престол китайский в первом году второго сибир­ского периода, препираться во всю жизнь с чжунгарскою династией. Благо­денствие, казалось, веяло на Сибирь по всей п ол уденн ой стороне ; н о всег да ли можно предви деть невзгоду в происше­ствиях человеческих и, предвидя, унять ее по желанию? Это случилось на обоих краях безмерной границы — у хребта Уральского и на Амуре.

* В Статист, обозр. Сибири 1810 г. на стр. 48 и 49 писано, что будто бы наши промышленники, спер­ва завладев северною полосою, испугали и выгнали дорогих зверей в Даурию, Монголию и Чжунгарию. Погрешность сего мнения, уже оговоренная покойным Семивским, очевидна из того: 1) что русские про­мышленники не сами занимались звероловством, а только пользовались меною с туземными зверолова­ми и что зверь не мог бежать туда, где превосходная населенность, какова была в поименованных стра­нах, могла бы препятствовать прихотям его; 2) что известные породы звериные, и даже известного цвета

и известного руна, добываются неизменно на прежних местах, пока не обселены людьми или не опусто­шены пожарами; 3) с чего редакция Статист, обозр. взяла, что в соседственных землях не было зверей дорогого руна до изгнания их из Сибири?

** Полагая, что не всякому известны редкие и необыкновенные изменения в цвете дорогих зверей, з д е сь с о сл ов Тоб. Сборника и Миллера (Ежем. соч., март 1756) рассказывается, что бывали соболи белые, зайцы черные, лисицы совершенно черные и белые опять. Раз тобольские ценовщики, призванные оце­нить лисицу черную, как смоль, поравняли цену ея с суммою серебряных копеек, сколько уйдет их в лисью шкуру. В 1554 г. при рождении царевича один из илимских жителей представил воеводе лисицу белую для поднесения новорожденному царевичу. Царь, само собою разумеется, наградил приносителя по-царски. Ныне что-то не слыхать подобных редкостей в числе рухляди.

*** У о. Иакинфа Кхан-си, у акад. Шмидта Кхангги.

121

Предметами периода будут взгляды на обстоятельства: I в Сибири Тоболь­ской, II в Томско-Енисейской, I I I за Байкалом, IV взгляды на открытие

Камчат ки , V на бедстви я и забавы на -родные, VI на законы и учреждения, VII на последствия, по примеру пре­жнему.

жүктеу/скачать 6.67 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: