Исследование до времен правления Алек­сандра 1, но в действительности подробное освещение событий заканчивается на первых годах прав­ления Екатерины II

9.

Для России первая половина XIX века характерна, в частности, большим всплеском интереса к историческим зна­ниям о родине, вызванным потребнос­тью глубже вникнуть в «биографию», в «генетику» огромного государства, рас­кинувшегося на пространствах Европы и Азии. После Отечественной войны 1812 года, когда во всей грандиозности проявилась роль народа в судьбе Роди­ны, особенно интенсивно и пристально осмысливается исторический путь стра­ны, при этом осмысливаются различ­ные слои в духовной жизни народа.

ет 6-томную «Историю русского наро­да» (1829—1833). В далекие оренбургс­кие ст епи по местам пугачевских по -встанцев отправляется А. С. Пушкин. Он изучает документы, связанные с вос­станием, разговаривает с живыми сви­детелями грозных событий, записывает песни и рассказы, вскорости пишет «Ис­торию Пугачева». В те годы в Оренбурге с

A. С. Пушкиным встречается В. И. Даль,
собиравший народные сказки, поговор­
ки, песни, только что издавший книгу
«Русские сказки. Пяток первый» (1832).
Даль в то время, с одобрения Пушкина,
уже накапливал материалы к своему
знаменитому «Толковому словарю жи­
вого великорусского языка». Проявля­
ется большой интерес и к истории от­
дельных регионов, представляющей со­
бой незаменимую первооснову для на­
писания истории страны. Особенно
примечательна в данном случае книга

B. Д. Сухорукова «Историческое описа­

Из предшественников П. А. Словцо-ва наиболее обстоятельно историей Си­бири занимался участник Академичес­кой экспедиции по изучению Сибири в 1733— 1743 годах Герард Миллер (1705— 1783) — его «История Сибири» включа­ет в себя колоссальный фактический материал. Кстати, попытка издать этот труд в 1937— 1940-е годы осталась неосу­ществленной — вышло только два тома из трех.

Нельзя н е сказать и о том, что в «Обозрении» встречаются отдельные не­точности. К разряду таких неточностей, курьезных ошибок относится, например, оспаривание Словцовым открытия С.Дежневым пролива между Азией и Америкой. При этом П. А. Словцов, осно­вываясь на «здравом смысле», темпера­ментно отстаивает свой ошибочный взгляд! Но названная оплошность явля­ется чуть ли не единственной крупной ошибкой на весь обстоятельный труд.

Петр Андреевич Словцов рассматри­вает в «Обозрении» историю Сибири после похода дружины Ермака и заявля­ет по этому поводу, что «история Сиби­ри для нас выходит из пелен самозабве­ния не ранее, как по падении ханской чалмы с головы Кучумовой», хотя при­водимым в «Обозрении» фактическим материалом и вносит поправки в эту же­сткую формулу. Своей главной задачей историк считает «протянуть чрез данное пространство времени нить историчес­кую», а также «напомнить постепен­ность мер и видов правительства, более или менее по обстоятельствам поспеше­ствовавшего благоустройству или безо­пасности страны, выставить учрежде­ния, ускорявшие или замедлявшие силы жизни, а более всего представить жизнь частную и общественную...».

Словцов отчасти отказывается от традиционной последовательной хро­нологической описательности событий. Его интересуют прежде всего скрытые пружины, причины, определяющие тот или иной ход в историческом процессе. Причем он никогда не теряет из виду судьбу Сибири в целом.

Историк подразделяет рассматрива­емое им историческое время на четыре периода. В каждом периоде Словцов прослеживает возникновение первоис-токов для качественных изменений, когда п остепенн о развивают ся явления, поначалу еле заметные, однако неиз­бежно перерастающие в новые каче­ственные формирования или события.

«Историческое обозрение Сибири» включает в себя две книги, хотя у Петра Андреевича Словцова было намерение написать и третью книгу — об этом он говорит на страницах «Обозрения».

Книга первая состоит из трех перио­дов.

П.А.Словцов

Период I — от начала похода Ерма­ка до 1662 года. Впрочем, историк по­стоянно обращается и кдоермаковской Сибири. В пространстве данного пери­ода в основном шло стихийное заселе­ние Сибири. Но уже с первых страниц книги Словцов показывает, сколь важ­ную роль играло Православие при про­движении русских людей в новые для них азиатские просторы. При этом ис­торик не обходит противоречий и сложных вопросов, трудностей, с кото­рыми сталкивались христиане-миссио­неры. Подчеркивается большая роль казачества в освоении, изучении, об-живании Сибири. Историк обстоятель­но повествует о развитии сибирского земл еделия. Мы узнаем так же о п од-робностях продвижения россиян в Яку­тию, об экспедициях Василия Поярко­ва и Ерофея Хабарова на Амур. Уже в первом периоде рассматривается фор­мирование законодательства, анали­зируются пограничные проблемы и тревоги. Прослеживается развитие свободной торговли, формирование сибирских обычаев и нравов.

Период II —с 1662 по 1709 год. В пре­делах этого периода заселение уже шло. как говорит Словцов, «по направлению начальства и самого даже правитель­ства». О брисован о открытие Камчатки, других дальневосточных земель. Расска­зывается о взаимоотношении с Китаем, о событиях на границе, о героической защите Албазина. Показано развитие узаконений. Мы узнаем также о созда­нии первой географической карты Си­бири.

Период 111 — с 1709 по 1742 год. Толь­ко что образована огромная Сибирская губерния с центром в Тобольске, «какой никогда уже не будет в России, — заме-

чает историк, — губерния, раскинувша­яся от берегов Вычегды до устья Кам­чатки». В Сибири интенсивно развива­ется торговля. На Камчатку и в Пекин направляются христианские миссии. П. А. Словцов рассматривает результа­ты крупных научных экспедиций в ази­ате кую часть страны. Он подчеркивает, что при всех изменениях Сибирь всегда жила по общим с Россией законам.

В первой книге историк обращает вни­мание и на противоречивое положение Сибири в составе Российского государ­ства. «Сибирь как страна заключала в себе золотое дно, — констатирует П. А. Слов-цов, — но как часть государства пред­ставляла ничтожную и безгласную об­ласть». О намечаемых исправлениях та­кой несправедливости говорится уже во второй книге «Исторического обозре­ния Сибири».

Вторая книга включает в себя лишь один период.

М ожет в ызвать нек отор ое уди влен и е «неточность» в авторском обозначении ближней к нам хронологической грани­цы (1823 год) второй книги. Впрочем, фактический материал «Обозрения» не­редко относится даже к реалиям сибир­ской жизни 1830-х годов. Показательна в этом отношении, скажем, «Истори­ческая выметка о пяти сибирских горо­дах», помещенная еще в первой книге. За названной «неточностью» пунктуаль­ного Словцова кроется, однако, некая загадка.

В пределах этой книги «Обозрения» историк показывает усовершенствова-ни е за конодательств а, ана лизир ует раз -витие сибирских городов. Во второй книге подробно показано дальнейшее формирование горного искусства на си­бирской территории, включая Урал, Ал-

Однако «Историческое обозрение Сибири», как мы уже говорили, не за­вершено автором, как не завершены, впрочем, ни «История государства Российского» Н. М. Карамзина, ни «Ис­тория России с древнейших времен» С. М. Соловьева. По моему убеждению, в связи с незавершенностью «Обозре­ния» требуются тщательные изыскания среди архивных материалов Словцова, могущие нам принести самые неожи­данные дополнительные сведения о творческом наследии замечательного сибирского ценителя и аналитика ста­рины.

Целью истории, в понимании Слов-цова, является неп рерывное всесторон­нее совершенствование человека и об­щества на основе религиозных воззре­ний. Однако процесс совершенствова­ния идет сплошь и рядом драматично, далеко не всегда удается избежать пери­одов «обезьянничаний», по выражению Словцова. Историк смотрит на народ как н а обл адат ел я мощн ой созидатель -ной энергии, реализуемой нередко и вопреки действиям самозваных лжемес­сий, нагло выступающих от имени Бога милосердного. Словцов резко говорил об этом и в молодые годы в известных проповедях.

Петр Андреевич Словцов постоянно размышлял, работал над усовершен­ствованием своего исторического труда, даже обращал внимание на возможные

перестановки в тексте в будущем. Так, во второй книге он писал: «Все прибав­ления, очень поздно и порознь до меня д ох оди в ши е, м ожн о б уд ет в св ое вре мя разместить по своим местам, в прилич­ные главы первых двух книг». В настоя­щем издании некоторые пространные замечания автора, данные в конце пер­вой книги, перенесены в соответствую­щие места основного текста и выделе­ны шрифтом. Воля автора отчасти ис­полнена.

Вглядываясь в древность, Словцов видел ее не только глазами мудрого спо­койного историка, но и охватывал взо­ром взволнованного вдохновенного ху­дожника. Недаром о «блистательной ра­дуге» П. А. Словцов говорит и в «Обозре­нии», когда обращается к факту участия сибиряков в Полтавской битве, — так что образ радуги для него вовсе не слу­чаен.

И нам не только чрезвычайно инте­ресно, но и крайне необходимо мыслен­но п одняться по этой п ост оянно движу­щейся исторической радуге Словц ова, чтобы с жаждой заглянуть за горизонт минувшего, ограниченный не столь уж и большим отрезком времени каждой отдельной человеческой жизни. Такое заглядывание тем более актуально, что другой конец этой исторической радуги, уходящей в будущее, невозможно даже пытаться представить себе, не прочув­ствовав пристально и вдумчиво седую древность родной земли и родного на­рода.

В завершение отметим следующее. В 1990—1993 годах «Историческое обо­зрение Сибири» в сокращенном виде публиковалось в журнале «Сибирские

мощь в доступе к редким материалам, профессора Г. В. Крылова — за полез­ные замечания в процессе подготовки издания.

Ныне, в 2006 году, новое издание «Исторического обозрения Сибири» предпринято московским издатель­ством «Вече» под названи ем «Истори я Сибири. От Ермака до Екатерины II».

Виктор Зернов, Новосибирск, 1993—2006

ИСТОРИЯ СИБИРИ

От Ермака до Екатерины II

Праздный в старости и свободный от сует, я решился собрать твои сказания о Сибири в один состав, и в радости пере­крещусь, когда кончу работу без хулы соотечественников. Но прости, досто­памятное имя, сократителю, столь же беспристрастному, сколь и почтитель­ному, что он перекопь Ермакову давно засыпал, как небылицу; что бессмертие, каким ты наделил казака Дежнева, он прекращает п о не доказанности права; что селенгинския хлопоты, приписыва-емыя тобою хитрости маньчжу-китай-цев, он относит к смутным обстоятель­ствам халхаев.

Позволишь ли еще сказать, бессмер­тный дух историографа? Ты не был вни­мателен к общим итогам и выводам, как будто не думал стоять в шкафах любо­пытного потомства; ты, заглядевшись на списки ясачные, не развернул писцовых книг, тогда не утраченных, да и не всегда был отчетлив, когда из архивных сунду­ков Сибирского Приказа, в 1768 г. (от 15 января) тебе переданных по воле пра­вительства, в Сибири ждали, ждали изло­жения сведений, и не дождались. Но смею ли винить тебя я, тунеядец, кото­рый пользовался услугами чужих упраж­нений, и не умел в свое время поставить себя в доступности к архивным папкам.

В пополнение очерка твоей сибирс­кой и стории, я удов ольствуюсь прики -нуть несколько вставок, для наполнения пробелов, часто оказывающихся в пус­тоте сибирского быта, несмотря на мно­гое множество, писанное о Сибири урывками, без связи, и даже с противо­речиями, поставить известное на своем месте, устранить мелочи, ничего не ска­зывающие, обойти противоречия, и протянуть через данное пространство времени нить историческую, вот моя работа! А выйдет ли целое или торс, не я в ответе.

П.А.Словцов

иначе как разместив их беглым образом в приличных местах. Получая книги из столиц, для мелочных иногда справок, чрез полгода и более, я нередко винил себя за предприятие историческое в та­ком краю, который глух и холоден для содействия подобному труду.

введение

Не замечательно ли, что в конце XV века, втоже время, когда Эммануил Португальский снарядил Васко де Гаму дня обхода Африки на восток, Иоанн I I I послал также на восток, за Югорский Камен ь, св оег о с ух оп утн ого Вас ко де Гаму, в Обдорию, или низовую обскую страну, не выше р. Конды*? Промыш­ленность вычегодская еще прежде опоз­нала пути за Камень, но не промышлен­ность указала их, а государственная гор­дость за покушения закаменных зверо­ловов на безопасность великой Пермии. Меч московский около 1501 года омыл­ся в крови дерзких. Древки знамен и ру­кояти бер дышей обвились, так сказ ат ь, бобрами и соболями, и победа властным пером приписала к титулу повелителя московского два вечных слова: обдорс-кого и кондийского.

Промышленность вычег одская вско­ре и надолго, без военной помехи, опять скрепила свои связи с прежними зна­комцами по Сосьве, Конде, Оби и Тазу. Привозы пушных товаров скоплялись на Выми и Вычегде, откуда переходили они на ярмарки великоустюжские. Если

новг ородская т орг овая деятельность за­мялась для Ганзы, то она около полови­ны XVI века оправилась в Архангельске и столкнулась тут опять с Пермью, Пе­чорою и Югрою, некогда бывшими в числе волостей Великого Новгорода и в 1504 году завещанными** престолу мос­ковскому от того мужа, который возве­личил Конду и Обдорию помещением в высоком титуле.

Аника, родоначальник фамилии Строгановых, на странице сибирской истории является солеваром и соучаст­ником вычегодских промышленников. От тесноты и совместничества он под­винулся вперед на Чусовую, где уже становится представителем промыш­ленности и главою деловых людей, слу­жащих ему, по препорученности, за Камнем, в непосредственном вымене ме хов ог о товара у звер оловов . Сын овь -ям его с 1558 г. двукратно жалованы были земли по Каме и Чусовой с правом строить городки, иметь пушки, ружья и п ушкар ей ; з а чт о в озлагалась на них обязанность препровождать и доволь­ствовать посланников, едущих из Мос­квы в Сибирь или из Сибири в Москву. Один из преемников Аники, будучи большим помещиком и не переставая быть солеваром, торговцем и деятель­ным домовладыкою, он по способам обширного хозяйства служил Чердыни и государству своею предприимчивос-тию. Глядя на ход вещей выше и далее своего времени, он в 1581 году выписы­вал искусных мореходцев из Антверпе-

* Нет исторического доказательства ни даже вероятности: 1) чтобы Иоанн из Чердыни рассудил по­слать в голодную и болотную страну 4000 войска, когда для испуга достаточна была и 10-я доля; 2) чтобы этот отряд доходил до Оби. Довольно бы с него появиться при верховьях рек Вогулки, Сосьвы и Конды. Иным мечтается, что с тех пор и городок Обдорский заведен. За всеми не угоняешься,

** Отказная грамота Новгорода от земли Двинской и Пермской, 11 августа 1471 г., и Духовная Иоанна Великого 1504 года. Акты Арх. Эксп. и 2-й том Древней Вивлиофики.

48

ИСТОРИЯ СИБИРИ

на и, вероятно, других мастеров из ган- а) Что Сибирь не есть слово местное,

зейских городов. от вогулов или зырян занятое, но общее
Без сомнения, вслед за строгановс- уральским племенам, слово, затвержен-
кими промыслами дошла до правитель- ное многочисленною ногайскою ордою,
ства и Европы молва о Сибири, которую господствовавшею на Яике и распрост-
и правительство и Европа полагали за ранившеюся до Дона.
Уралом, тем уверительнее, что при пере- б) Что пространство земли, называв-
вале на восточную сторону, выше Ля- шееся Сибирью Едигера, не далеко ле-
линского спуска, русские нашли нич- жало от главного Ногайского юрта; и
тожную речушку Сибирку в широте едва ли юрт Сибирский не стоял между
59° 12'. С половины XVI века летописи Исетью и Миассом, при озерах Иртяше
начин ают г ов ори ть об Едиг ере (Етыг а- и двух Наннягах, где на южном берегу
ре по татаро-тобольскому выговору) и одного из озер виден курган из полево-
потом о Кучуме. Государственные лис- го шпата, с древним укреплением и
ты в разных грамотах называют первого рвом, обведенным около кургана напо-
сибирским князем, а последнего сибир- добие венка, а на северо-восточно-север-
ским царем*. ном скате мыса, при протоке между обо-
Из сокращенного чтения тех листов их Наннягов, еще не осыпался ров, на
открывается: 130 сажен выказывающийся. К предпо-

* Из ногайских грамот, помещенных в продолжении Древней Вивлиофики, и из собрания государствен­ных грамот выписываются все слова, сказанные или писанные о сибирском князе Едигере и потом о си­бирском паре Кучуме в предположении — нельзя ли из этого извлечь что-нибудь дельное.

О Едкгере. Царь Иоанн 13 сентября 1563 г. объявил ногайским посланцам (часть X), что сибирского князя Едигера посланца Чибиченя повелел отпустить.

Там же, в грамоте к ногайскому князю от 22 сентября, царь писал: «Твоей дочери, жене сибирского князя, и сына ея не отпустил к тебе для того, что зять твой, сидя в Сибири на нашем юрте, не дает дани, за что я хочу ему мстить и доступать тот юрт, дабы после наделить им твоего внука. На сей раз я не отпу­стил к тебе сибиренина Тагикина, потому что он пришел ко мне из Сибири в посольстве от царевича Ахмет-Кирея, а сибиренина Чибиченя велел отпустить». В грамоте царя Феодора I к Кучуму от 1597 г. выводится родословие владетелей сибирских, как будто бы последовательно правивших Сибирским юртом, т.е. после Ибака князя Тайбучина рода, после них Махмет К..., после него князь Кизый, после князь Едигер, и все они давали (будто бы) дани отцу и деду Феодора.

О Кучуме. В 1564 г. ногайский князь, преемник Измаила (часть XI), писал к царю, что между ими и сибирским царем ходят люди ветовые, и «ты бы Маминшиха и Тагикина батыря, приехавших к тебе из Сибири, отпустил: они люди мои из Тюркмен-улуса, а сибирский посланец Тагикин в Сибири был мне другом». В июне 1565 г. царь, посылая к ногайскому князю посланца, велел говорить, что сибирский царевич Муртаза (вероятно, Маметкул) наделал множество обид моим данникам, и поэтому Маминши-ха и Тагикина отпустить непригоже.

В 1577 г. кЛачинову, к ногаям посланному, приезжал от имени сибирского царя посланец Тайляк и говорил, что Кучум хочет быть в дружбе с царем московским. Этот Тайляк прислан к Ик-Мирзе за ло­шадьми и овцами, следовавшими от Мирзы в калым за дочь Кучумову. Другой посланец, Мальцев, до­носил царю, что сибирский царевич Алекочума (алей Кучумов) женился на дочери ногайского князя, который вскоре писал к царю, что, выдав дочь за сына Кучумова, сроднился с царем сибирским. В марте 1578-го, а не 1575-го, как написано в книге, царь, изъявляя удовольствие насчет нового родства, извеша-ет, что прошлым летом был в Москве от Кучума посланец, с обещанием давать дань, какая издавна лежа­ла на сибирской земле, и что царь хочет брать ее по старине, за чем и отправлен с Кучумовым посланцем Добыча Лачинов. Отсюда следует, что первая грамота от Кучума, вольного человека (Усбека), привезена была в Москву в 1577-м, несмотря на то, что она во 2-й ч|асти] государственных грамот напечатана под

49

П.А.Словцов

ложению юрта Едигерова на этом месте склоняет грамота царя Иоанна от 30 мая 1574 г., в которой нашествие Маметку-ла представляется, хотя и не буквально, с верховьев Тобола.

в) Что пределы сего юрта на западе

Урала могли простираться от истоков
Уфы до Утки, близ которой, в значении
границы, течет другая речка Сибирка,
впадающая в Чусовую, в широте 57°9';
что юрт Едигеров, населявшийся чере­
мисами, вогулами, башкирами, а к сто­
роне Тюмени татарами и бухарцами, и к
Миассуногаями, не потому ли лежал на
сердце ногайских князей, Измаила и
Тинехмана, так искренно заступавших­
ся у московского государя за сибирени-
нов.

г) Что нет исторической достоверно­

сти относить юрт Едигера на Иртыш,
как потому, что первые дани с него пе­
ресылались северными, т.е. ближайши­
ми путями, что Тобол и Иртыш, если бы
сведомы были правительству Иоанна,
чрез описания московских бывальцев

или посланцев, не были бы пожалованы вместе с Обью дому Строганова в 1574 г., т.е. в то же лето, когда приезжал от Кучума посланец с первою грамотою, так и потому, что владетельные юрты Сибири не всегда бывали в одном мес­те, например, хан Онсон кочевал на ус­тье Ишыма, Тайбуга с детьми на Туре в Тюмени, внук его на Иртыше, где пос­ле был Искер Кучумов.

д) Что, судя по согласию Иоаннову
брать дань с Кучума по старине, или
иначе по тысяче соболей и по стольку же
белок, приходится отвергнуть преувели­
ченное показание никоновского лето­
писца насчет дани Едигеровой*, показа­
ние, беспрекословно допущенное в 6-м
томе И[стории] Русского] Н[арода Н. По­
ле в ого ].

е) Что, если раз усомниться вАбулга-

зиевом выводе родословия Кучума из
шейбанцев, нечем уже увериться в пре­
словутом происхождении его, потому
что ни сам Кучум, называющий себя
вольным человеком, ни ногайский

1570 годом. Этот татарский барон выказывает в своем послании и самохвальную решимость к войне, и податливость к миру. В той же части государственных грамот выставлена под 1571 г. присылка посланца Таймоса и гонца Аисы, которые от лица Кучума привезли тысячу соболей; и договорились ежегодно за сибирскую землю давать дани по 1000 соболей и для посланца по 1000 белок, и сему договору, утверж­денному в Москве, надлежало свершиться в Сибири, при свидетельстве посланца Третьяка Чабукова, который и отправился с приезжими двумя татарами. Тут, в сообразность с прежнею пересылкою, надоб­но вместо 1571-го подразумевать 1578 год. Нельзя упрекать меня в самоуправстве хронологическом, по­тому что в самой выписке из титулярника заметна путаница во времени и в написании года: то 1699, то 1572г.

В грамоте к тарским воеводам 1597 г. Кучум, изгнанный и скитающийся по Вагайской степи, просит их, чтобы из захваченной посылки, которая была везена к нему, отдать один тюк с лекарствами от глаз­ной болезни. Грамота скитальца оплавляется: «Бог богат».

Царь Феодор в грамоте 1597 г. укоряет Кучума в прежнем убийстве посланца Третьяка Чабукова, присланного за данью (за свершением договора) и в многократных нашествиях на пермскую землю (ко­торые, впрочем, надобно относить не к Кучуму, а к вторжениям вогуло-остятских партий). Царь христи­анский, забывая все неправды хана-убийцы, приглашает сего степного скитальца приехать в Москву и воспользоваться великими милостями, по примеру сына и племянника. Едва ли эта грамота дошла до Кучума, который в том году исчез с глаз Сибири.

Вот все положительно известное об Едигере и Кучуме.

* По соболю и белке с головы 30 700 улусников Едигеровых.

50

ИСТОРИЯ СИБИРИ

князь не говорят о важности его рода, да и по изгнании с Искера не оказалось у него никаких связей с Бухарией, равно­мерно и в счастливое время связи его ог­раничивались сватовствами с ногаями, для умягчения мести их за низложение Едигера.

и) Что если Кучум с племянником Маметкулом, при разных своих переко­чевках, разорил владения Едигера и в другой раз успел уходить его с братом Бекбулатом, чему надлежало случиться около 1556 и 1572 годов, все нельзя оп­ределить времени прихода мнимый шейбанцев на Искер, едва ли кем заня­той, потому что появление их на Иске-ре не есть следствие похода воинствен­ного, а постепенная перекочевка с мес­та на место, где и удавалось подбирать толпу охотников для преднамереваемо-го нападения. Поэтому выводимое ле­тосчисление ханства Кучумова на Иске-ре* не может быть достоверным.

к) Что приближение Маметкула (Махмет-Кула) к чусовским городкам, конечно, случилось в то же время, ког­да ему удалось разграбить или разру­шить владение Едигера, а не в особли­вом походе с Искера, как с точки отда­ленной. Впрочем, странно то, что по нашим летописям Маметкул подходит к Строгановским городкам не с дружиною чжагатайцев, татар, ногаев или башкир, ас сволочью закамских черемис, мордвы и т.п. Тот ли это Махмет-Кул, который впоследствии пленен Ермаком, или дру­гой Махмет-Кул, из ногайских мирз, живашй в Москве в предохранении и упомянутый в ч. XI Продолжения Др. Вивл. на 142-й странице? Тождеимен-

ностьординцев, часто коверкаемая лег­коверными летописцами, не раз затруд­няла критическую историю.

л) Столь же трудно разгадать незна­ние, в каком летописи, по приходе вол­жских казаков на Чусовую, держат Се­мена Строганова в рассуждении сде­ланного в Сибири убиения царского переговорщика, так как бы этому мужу, имевшему близкие знакомства в Черды-ни, Казани и Москве, вовсе было неиз­вестно ни о предварительном договоре с К уч ум ом , ни о п ос ле дов ав ш ем бес ч е -ловечном поступке его. Есть и другие статьи, показывающие, в каких потьмах ходили летописцы, при сближении с Сибирью, пока Ермак не дошел до устья Тобола и приступом не взял 23 октября 1581 г. Подчувашского нагорного ук­репления.

Вскоре, по овладении Искером и ду­хом устрашенных жителей, можнобыло смекнуть, что ландкарта Кучумовой Си­бири или ханства Иртышского ограни­чивалась к северу речкою Демьянкою, в Иртыш падающею, к востоку юртами Вагайскими, к югу холмом Атбашским, где после был наш острог, к юго-западу устьем Туры, к западу устьем Тавды. Далее же сих пределов кочевали союз­ники малозависимые или независи­мые: остятские князцы, барабинцы, киргис-кайсаки, ногаи, туралинцы Чингидинского улуса, князцы Вогульс­кие, Епанчинский и Пелымский. Хан­ство Кучумово ныне вмещается в уезде Тобольском, как моллюск в раковине.

Потомство будет спрашивать, кто та­кой был Ермак**, облагородивший себя

* Искер по производству с яз[ыка] татарского значит старое городище, чем он и был до занятия Кучу-мова.

** Ермак сказывал о своем происхождении, что дед его был посадский Оленин, а отец, принужден­ный искать пропитание инде, сперва приютился на Усть-Каме, потом переселился, с прозванием По-

51

П.А.Словцов

счастливыми успехами доблести, и в тех ли намерениях, в каких кончил знаме­нитое свое дело, было оно им предпри­нято?

История, редко не краснея за своих героев, с откровенностью отвечает за казака, превзошедшего свое имя, свое намерение, и ныне идущего среди по-томств а вр овень с историческою пира­мидою, — отвечает, повторяем, что Ер­мак принадлежит к особливому разряду людей необразованных, которым, как говорится, на роду написана большая игра желаний и надежд, поочередная смена удач и опасностей, которые, не­смотря на тяжкие испытания, неуклон­но стремятся к целям своих впечатлений и среди бедствий бросаются из отваги в отвагу, ощущая в духе какую-то мечту чего-то лучшего, пока схватят венок мечты или сделаются мучениками ея. Завоеватель Кучумова юрта действи­тельно схватил венок свой, покорил страну, собирал дани и в очаровании са­моудовольствия с месяц принимал под­данство устрашенных аулов на свое имя*, а не на имя своего природного го­сударя, которого столица за десять лет (1572) была превращена в пепел от крымцев, и чуть ли еще не пылала она

в голове Ермака — хана иртышского, попрекаемого старыми расчетами сове­сти.

Но приятно ли сибиряку, многократ­но любовавшемуся на Искере нагорным и подгорным ландшафтом, на Искере, где некогда кручинный Ермак с умиле­нием выслушал милостивую грамоту царя Грозного, удовлетворенного отм­щением хану-убийце, где с благоговени­ем принял дары царские с двумя кольчу­гами, — приятн о ли менять соб ытия важные, минуты торжественные на по­дозрения недобрые, в угодность истори­ческой строгости?

Введением сим хотелось, да не уда­лось, сказать г лавней ше то, что пр о-мышленность звериная познакомила Рос си ю с северн ою п ол ос ою В ост очн ой Азии, что она же, чрез посредство про­мышленника вооруженного, каким представляется Ермак в первоначаль­ном намерении, заманила Россию в Си­бирь, и что Правительство с лишком полтора столетия, не иначе как по част­ной идее усвоения промышленности, управляло судьбою сей страны, не вдруг обратившей на себя лучшее воззрение.

П ред ыдуще г о изложен ия дов ольно, чтобы читателю не ожидать от нас ска­зок об истории татарской**. История

волжского, на Чусовую к Строгановым, с двумя сыновьями, из коих один назывался Василием, т.е. он сам. Тут Ермак привык к разгульной жизни на судах; после чего оставался шаг до известного промысла каспийских флибустьеров. Поэтому Ермак, с возвращением на Чусовую, увидел свою родину; следственно Горнашитская пирамида, для Тобольска вытесанная в память Ермака, может считаться поминком роди­ны (из Тобольского Сборника).

* Фишер на стр. 134 и 135. То же у Миллера. Кажется, что Ермак, отправив Кольцова в Москву с до­несением о покорении Сибирского царства и с богатым приношением даней, желал присылки войска, а не смены себе. Ибо, когда кн. Волховской от царя прибыл на Искер с 500 ратников и с преимуществом власти, Ермак перестает действовать, не заботится о продовольствии прибывших казаков, умирающих от голода и цинги, пока не скончался воевода Волховской. Тогда Ермак опять начинает принимать изве­стные ему средства к обеспечению здоровья команды. Чему это приписать? Ошибке ли воеводы или ос­корбленному честолюбию Ермака?

** С чего стали называть известные орды татарами? Этот вопрос, по словам о. Иакинфа, рассмотрен худо Клапротом; но и решением самого критика, помещенным в Записках о Монголии, решением натя­нутым, едва ли можно удовольствоваться.

52

ИСТОРИЯ СИВИРИ

Сибири для нас выходит из пелен само­забвения не ранее, как по падении хан­ской чалмы с головы Куч умовой. Каса­тельно повествования о приобретении , заселении и дальнейшем завладении страны, с Урала до Авачинской губы, это дело сделано Миллером, светильником архивов, уже истребленных огнем и вре­менем*, хотя оно сделано вполовину и, к сожалению, безвозвратно: историог­раф не спохватился выписать число сил, какими жили страна и управление. Хо­тите ли нравоописания сибирских пле­мен и сличения их наречий? То и другое исполнено, на первый раз, хотя этногра­фия наша, без коренного изучения на­речий, в их историческом ходе, изобра­жает одни наружности обычаев, кажу­щихся то смешными, то глупыми, без углубления в сокровенные основания. Равномерно и тонические своды наре­чий не во всей полноте удовлетворяют цели, для которой предпринимались те своды, т.е. для узнания сродства или чу-жеродства племен. При всем том, бла­годаря академикам и другим ученым мужам, преимущественно же манове­нию и мудрости монархов России, уче­ная история Сибири, со времени второ­го путешествия Берингова, сделала большие шаги на пути человеческого ведения. Миллер, Гмелин, Штеллер, Крашенинников, Делиль дела Кройер, Красильников, геодезисты и флотские офицеры, более или менее искусные, первые открывают на необъятном про­странстве страны некоторый таин­ственный праздник, в тихом созерца-

нии природы, во славу неизреченного Зиждителя. За ними поочередно восхо­дят на горизонте нашем другие созвез­дия испытателей, но здесь не место именовать их, а лучше подумать, что остается еще сделать.

Что остается сделать? Этот вопрос щекотит сибиряка, который не пригото­вился быть ориенталистом для окрест­ных наречий и который не прицепился ни к одной ветви естествознания. Он мыслит, что возобновить в памяти сиби­ряков изменившийся состав управле­ния, как быль, уже не существующую, напомнить постепенность мер и видов правительства, более или менее по об­стоятельствам поспешествовавшего благоустройству или безопасности стра­ны, выставить учреждения, ускорявшие или замедлявшие проявление сил жиз­ни, а более всего представить жизнь ча­стную и общественную, он мыслит, что это зов его, слышимый из-под развалин 250 лет.

Откликаясь на зов сей и принимая к сердцу как усмешку, так и скорбь роди­ны, я недоумеваю только в одном: исто­рия страны невеселой, зимуя среди пе­стрых нравов и обычаев, без мечтаний славы, без проявления гения, без побед, без политики, история, не видавшая у себя Великих мира, кроме великих из-гн анников его, наследовавшая вместо Эллорских храмов одни курганы или не прочитанные на утесах писанцы, и по­коясь с одною книгою законов, под та-ин ств енн ым зн аменем креста, без молв -но на вышине возносящегося, безмолв-

* Дела, столбцами писанные до 1700 г., замечены мною в Верхотурье, близ Туринска в Панаевой фабрике, в Нерчинске и Якутске. Есть и в Кузнецке до сотни столбцов, восходящих к царствованию Михаила и без описи легко исчезающих, как и недавно (после 1822 г.), было взято несколько столбцов бывшими начальниками. Не святотатство ли это для истории? Вообще старина юридическая попалась в опалу с открытия наместничеств, все прежнее было брошено с пренебрежением.

П.А.Словцов

но, быть может, водруженного и в глу­бине сердец, оправдает ли ск ромное полуимя Исторического обозрения! Но, если были в стране свои отдельные об­стоятельства, свои занятия при особых взглядах правительства, свои послед­ствия, если заметны переходы в усовер­шенствовании быта частного и обще­ственного, вероятно, читатель усмотрит предметы, не недостойные его размыш­лений, особенно когда представится ему

самому возможность судить, чему и с которой поры Сибирь одолжена была возрастанием, не так скорым: характеру ли ея правителей или невольному ше­ствию вещей; учреждениям ли, соб­ственно для нее изрекавшимся, или вли­янию общих государственных узаконе­ний?

Чтение, по рассматриваемым пере­ливам в бытиях страны, делится на не­утомительные роздыхи, или периоды.

В тые дни не рекут к тому: отцы ядоша кислая, а зубы детем оскоминишася.

Пр. Иерем. XXXI, 29

КНИГА ПЕРВАЯ

с 1585 по 1742 год

Период 1

с 1585 до 1662 года = 76 лет

отделение первое

до 1631 г.

жүктеу/скачать 6.67 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: