Исследование до времен правления Алек­сандра 1, но в действительности подробное освещение событий заканчивается на первых годах прав­ления Екатерины II



бет6/46
Дата13.06.2016
өлшемі6.67 Mb.
#132607
түріИсследование
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   46
Глава I

обстоятельства СИБИРИ

1. Возобладание Сибирью. 2. Племена туземные. 3. Верования

и черты из жизни. 4. Покорители. 5. ПЛАН завладения по линиям. 6. Оправдание

первоначального плана. 7. Внешние враги. 8. Сибирь в смутное время.

1. Наследство, какое нам досталось от Ермака, есть мраморная пирамида да память благочестивого очувствования и воздержания, двух нравственных пауз, в которые, при наступивших предприяти­ях сомнительной развязки, не раз он одумывался и жил с дружинами по-хри­стиански. Да! благоговейность и чисто­та суть преимущества вождей, свыше благословляемых, начиная с Навина вдохновенного до Суворова непостиг-нутог о, веч н ые си мволы душевной доб -лести, какой иначе нельзя бы ни понять, ни изъяснить, при взглядах на удиви­тельные дела Ермака Тимофеевича. Эти два иероглифа духа его, как две царские кольчуги, можно бы символически вы­тесать в качестве барельефов на гранит­ном подножии тобольской пирамиды.

Мраморная пирамида. Памятнику Ермако­ву, пирамидальному и четырегранному, соб-

ственное имя — обелиск. На сем обелиске высе­чены надписи со стороны 3. Покорителю Сибири, Ермаку, с Ю. - 1581, с С. - 1584, с В. — Воздвигнут в 1839. Подножие из гранита вышиною в 1,5 ар., весу в нем до 5292 пуд. Вы­шина обелиска в 7саж., весу в мрам оре 6431 пуд., не считая забутки внутри обелиска. В заключение нельзя не сказать, что обелиск в постановке явился на глаза не так высок, как мечталось. Этот памятник для памяти, а не для фантазии.

Если неоспоримо, что от завоеваний необыкновенного казака ничего нам не осталось, даже и мнимой перекопии*, то возобладание Сибирью, возобладание не шаткое, конечно, было творением царским. Оно началось с 1585 г., когда первый русский городок явился на Оби, против последнего устья Иртыша, и, по слову воеводы Мансурова, привел пу­шечным выстрелом в трепет скопища



* Письма из Сибири, 1828 печат. В них доказана небывальщина Ермаковой перскопи и ничтожность Сибирской летописи, 1821 г. изд. Г. И. Спасским. Энц. Словарь в VIII томе еще продолжает уверять, что Иртыш будто бы ушел из Вагайской Луки в Миллерову псрекопь.

57


П.А.Словцов

хлебопашцам, прежде и после того пере­веденным, как увидим в своем месте.

2. Какими же туземцами была насе­лена Сибирь в то время, как русские спознал и ее до берегов Енисея? Теми же племенами, какие и ныне видим, в меньшем только числе поколений, ко­торые, во время русского завладения или вымерли, или уклонились на юг: к последней категории относятся ногаи, киргизы и калмыки. Таким образом, племена западной или первоначальной Сибири состояли из остяков-финнов, как древнейших насельников, из вогу­лов-угров, потом из самоедов, позднее водворившихся, и наконец из татар ту­рецкого происхождения. Вогулы назы­вали себя манзи, остяки — хандихо, са­моеды — хазови, а до совершеннолетия ниючи; они же от остяков прозваны урь-ягами, с чем сходствует и книжное на­звание урянхаев. Что касается до татар, то они называют себя мусульманами, если не идолопоклонники, или слывут от мест, как то: барабинцы, абинцы, ка-чинцы, кизилы или чулымцы, саянцы. К ним же причисляются, хотя и неспра­ведливо, выродившиеся теленгуты, или телеуты, по корню калмыки, по цвету похожи на татар. Вся четверичная насе­ленность с подразделениями, как и Во­сточная Сибирь с Камчаткою, была не иное что, как намыв обломков, выбро­шенных из Средней Азии, когда она пе­нилась переворотами племен, а пенилась многократно, во времена хуннов, кида-ней, нючжей, татаней и чингисханцев. Все они, по нынешнему обобщению, принадлежат к семейству финнов***.



(В. 3.).

верю, чтобы по всей северной полосе от восточного ость, до Лопии, все были финны. Ни черепословие,



вогулов и остяков (1 )*. Вот где опнулась русская держава над Сибирью и встре­воженные остяки вызвались в 1586г. чрез старшину Лугуя вносить царюдву-годовой ясак (по 14 сороков соболей) на Выми, в том расчете, что после дани не­зачем русским являться на Обь: но ос-тятская политика дала промах. Русская держава вс коре пе ренеслась в Тюм ень , потом в Тобольск, из которого она рас­пространялась смело и который в 1590 году сделался главным местом Си­бири. В 1594 году правительство освобо­дило кетского из остяков старшину Ала-чева с братом, за оказанное усердие, от платежа ясаку с 11 душ, дабы чрез них удобнее распространять и власть и дань ясачную. В 1596 году велено в сибирских городах принимать торговых бухарцев с возможным приятством и с привозимых товаров не брать пошлин, которые по­ступали уже в казну с покупателей под­данных. В ноябре 1597 г. издан закон, что бежавшие, за шесть и более лет люди, чьи бы они ни были, остаются в своих убежищах. Этот закон придуман не для Сибири, но он, по уважению 6-летней давности, стал доброю заквас­кою Зауральской земледельческой насе­ленности. С тех пор свободное новосе­лье русских в Сибири как бы благослов­лено законом, и отлучившиеся из отчин, из деревень, начали приселяться за Ура­лом, ктридцати семьям, которые по гра­моте 3 мая 1590 года из Сольвычегодска посланы в Сибирь с лошадьми, корова­ми, овцами и земледельческими оруди­ями**; стали приселяться и к другим

* «Ссылки на грамоты и указы» в конце периода ** Акты Археограф. Экспедиции, том I. *** Так говорю я в духе времени, но наизусть не океана по Китайскую стену и Алаунскую возвышенн ни физиология, ни лингвистика не доказывают сход



58

ИСТОРИЯ СИБИРИ

Такая хаотическая смесь, если по­чтить татар исключением, смесь дика­рей, существовавших звероловством и рыболо вство м, болтавши х разными н а-речиями, следственно и принадлежав­ших разным странам и племенам, коих отчизны и места ими забыты, дикарей, скитавшихся за добычами по угрюмым ухожам, любивших, однако ж, ратную повестку сзыва, чувствительных к радо­сти мщения, но неустойчивых, имевших какую-то связь с поколениями смежны­ми, но вовсе не знакомых с понятиями порядка общежительного — эта сволочь человечества, скажите, не сама ли себя осудила на все последствия твердой встречи. Просвистала подле ушей Зака-менных пуля из большой пищали, и Си­бирь северная стала для России само­родным зверинцем, кладовою мягкой рухляди.

3. Вот туземцы, которые пресмыка­лись от Урала до Енисея, по трем про­дольным плоскостям, из которых одна тундропромерзлая, другая лесисто-бо­лотная и третья хлебородная, заселенная татарами, пахарями в одной крайности. Вот сограждане, поневоле примиривши­еся с русским новосельем, потому что не бывало у них в руках огнестрельного оружия*, кроме лука и стрелы, страш­ной для зайца и тетерева. Они также не были знакомы с письменами, кроме та­тар, достигнувших письменности чрез чтение корана, в новый довод, что пись­мена букварные или гиероглифические идут рядом с религиею, начертываемою

на камне, дереве, папире и пергаменте. Татары-мусульмане могли хвалиться догматом поклонения Единому Богу, в древности ведомому в одной Иудее, догматом великим и глубоким, но, к сожалению, у них запятнанным чрез присловие пророка-самозванца, мужа плоти и крови, и чрез утешение чув­ственности в мире и вечности.

Вогулы, разнящиеся от прочих и на­речием, и особливостию истуканов, по­клонялись, до призвания в христиан­ство, изображению копья, в камне ут­вержденного, близ Пелыма, и далее по Тавде и Конде человекообразным куми­рам, наряженным в облачения. Благого­вение к копью намекает что-то важное, но теперь поздно отгадывать, когда во­гулы превратились в христиан.

У остяков-нехристиан был и есть род кереметей, в которых отправляют стран­ные молебствия и продолжают богомолье плясками и музыкою. У них есть старо­давний праздник, доныне отправляе­мый, при котором в честь одного из главных идолов через три года топят в Оби, при начале губы (в Яровских юр­тах), оленей по сороку. Осенью с перво­го новолуния они по ночам празднуют и заунывными песнями как бы возгла­шают об оптимизме бывалой родины. Божатся водою, землею и волком, как предметами страшными, а медвежья кожа употребляется на подстилку при­сяги или клятвы. Сия орда, любящая пляску и песню, чувствительна к смер-


* О настоящих успехах инородцев можно здесь заметить, что самоеды ныне из ружья бьют птиц на лету без промаха; что, продолжая питаться по-прежнему сырыми животными и лакомиться рыбьим жи­ром, употребляют уже взварь из муки и печеный хлеб, для которого у русских обдорцев заведены огром­ные печи; что от любострастной болезни начали там спасаться взваром из сальсапарели; что, употребляя табак трояким образом, самоеды курят его с приложением моху, а остяки нюхают его с пережженною березовою губою; что дети вогулов и остяков крещеных, хотя и сызредка, учатся грамоте в Тобольске или Березове.

59

л'

ти самых близких сродников, но с жен­ским полом ведет расчет уничижитель­ный. Остячка-родильница, отделяемая в особ ую ю рту, для в озв рат а к мужу очи -щается чрез окурку; всякая вещь, хотя бы то была веревочка, если случится че­рез нее перешагнуть остячке, окурива­ется струею или пахучим веществом. Условия упомян уты е не имеют места у самоедов*; но есть принадлежности, общие обеим ордам, так, например: де­тям их не дается имен, кроме шуточных, прежде поступления в повинность ясач­ного тягла, и тогда взрослым нарекают­ся действительные имена, заимствуе­мые из семейства предков. Женский пол ни в девстве, ни в замужестве не заслу­живает имен. Не менее странно и то, что у сына самоеда не доспросишься об име­ни отца, если посторонний не вызовет­ся сказать. Есть, без сомнения, в народ­ном духе основания к такой сокровен­ности.

Самоеды, соплеменники манчелов, юраков, камашинцев, сойготов и кара-гасов, уклонившиеся на тундры Студе­ного моря**, начиная с Хатанги до Ме­зени, куда не может досягать ни обра­зованность, ни порча человеческого общежития, но куда досягает оспа и вино, самоеды доныне сохраняют чес­тность и правдивость. Они не имеют праздников и не чувствуют удоволь­ствий от пляски, хотя с них бы надлежа­ло начинаться этой гимнастике, толь приличной полярному климату. Одна склонность, общая самоеду и остяку, может помирить их с европейским само­любием, и эта склонность — фантазия,

они страстно любят свои сказки. Наука могла бы воспользоваться неожиданны­ми изъяснениями, но кому подслуши­вать Шахеразаду их без ученого языко­ведения? Может быть, тогда узнали бы большую важность в лице шамана или шаманки, арктического Валаама и арк­тической Сивиллы.

Самоеды признают Бога небесного, именуя его Нум (Numen) и веруют в ду­хов. Сверх того они возят с собою идо­лов, из дерева тесанных, поклоняются в разъездах и камню, и дереву, и чему вздумается, обмазывая чествуемый предмет звериною кровью. Не достает у самоеда только благоговения к светилам небесным, чтобы помыслить обличать их в неумышленном всебожии. Точно так! Самоед не поклоняется ни Солнцу, ни Луне и не обращает внимания на ве­ликолепное зрелище северного сияния; но не в этом он виноват, виноват, что чувство благое и набожное, каким на­грето сердце, расточает он пред вещами недостойными, подобно дитяти, ис­кренно приветствующему своих кукол. Есть сильная причина уповать, что тот же перст, который трогает внутреннюю струну, дико, но всеместно воющую горе, настроит ее во свое время для гар­монии истинной, духовной.

Все сии верования, русскими виден­ные от Урала до Енисея и какие они уви­дят далее по северо-восточному матери­ку, пока не придвинутся к кумирням шагямонианского закона, покрываются служением шаманства как общим про­цессом суеверия. Шаманство происхо­дит от легкомыслия знать свое будущее



* Напротив, по словам штурмана Иванова, самоеды печорские показывают к женщинам все пренеб­режение, какое замечено между остяками. Надобно это предоставить дальнейшему испытанию, чтобы поверить разнообразность одного племени. Четырехкратное пут. Литке.

** Так называется Ледовитое море в сибирских летописях и в новгородских грамотах на Вотскую пятину.



60

ИСТОРИЯ СИБИРИ

и от самообольщения предсказателей, чрез мнимое их вопрошение духов, пре­клоняющихся открывать удачу или не­удачу житейскую. При всей грубости, оно облагораживается происхождением от астрологии и родством с семитичес­ким волхвованием, покушавшимся под­ражать вдохновениям пророков, чело-веков Божиих. Принадлежности, без которых шаман или шаманка не могут произв оди ть св ой фокус-пок ус , треб у­ют жреческого облачения, ночной поры, бубна, кружения, ускоряемого около раскладенного огнища, припева верных, вскружения головы или исступ­ления, падения и самообагрения под­дельного своею кровью по примеру лже­пророков Бааловых*, вот чего требуют и вместе свидетельствуют о примеси древ­них языческих религий. Казак того вре­мени смотрел на сцену шаманскую как на диво, промышленник — как на де­монское игрище, а глаз верных, разуме­ется, — как на дело религиозное. В од­ном ли этом разительное разногласие, когда обыкновенно в точке зрения меж­ду божественным и демонским, между чудесны м и ест ественным, п омещ аетс я ум человеческий? Но разительнее всего неизгладимое свидетельство, что уми­лостивление неведомого Бога написано у всех на сердце.

4. Услышав теперь имя казака и про­мышленника, пора в благодарности признаться, что покорением племен за­уральских Россия одолжена дружинам казаков**, старшинами предводимых по распоряжениям голов и воевод да воль­нице промышленников, по большей ча­сти из Устюжского края на лыжах или нартах за Камень явившихся, с пища­лью и луком за плечом. Последние (по­чти всегда) впереди обглядывали аул, число жителей, богатство уловов звери­ных; и, если не считали себя равносиль­ными, соединялись с первыми, чтобы провозгласить найденных инородцев подданными московского государя и обложить их данью ясака, для царского величества. Это было законно, потому что дань есть послепотопная законность всего мира.

По следам сих покорителей, мета­вшихся направо и налево по рекам и речкам в лодках, а по льду и тундре на собачьих и ли оленьих нартах, и п од стать на лыжах, по следам их воеводы, снабженные наказами, вновь назначали зимовья, остроги, после города***, не иначе, как с царских разрешений, выхо­дивших по образцу грамот, дабы с теми вместе испросить прибавку военных ко­манд и огнестрельных снарядов, для ближайшего взимания ясака с прилежа­щих улусов, равно и для удержания зе-


* Третья книга Царств. XVIII, 28.

** Под именем казаков в сем сочинении разумеются вообще все служилые того времени: дети бояр­ские, стрельцы, подлинные казаки, литовцы, поляки, немцы, на войне взятые и посылавшиеся на служ­бу в Сибирь. Это сокращение оправдывается тем, что все особые названия служилых после слились в име­ни казачьем.

*** Грамоты в Сибирь насылались из Приказа Посольского при сыне Грозного, не успевшего при себе ничего установить для правления Сибирью, потом, с 1596 г., из чети дьяка Вахрамея (Варфоломея) Ива­нова, правившего Сибирью под диктантом боярина Б. Ф. Годунова; потом, с 1599 г., из Приказа Казан­ского Дворца, тогда заведыванного двумя дьяками, и наконец с 1637 г. — из Приказа Сибирского, в ко­тором всегда заседал кто-нибудь из важных лиц. Если правда, что при сыне Грозного Сибирь считалась степным отъезжим полем, то больше правды в том, что укрепление этой страны за Россией принадлежит царю Борису.

61


П.А.Словцов

мель и самих жителей в подданстве к значению или превышением или ниспа-
государю. дением.

Заметим вообще, что предприятия 5. Дабы беспристрастно оценить пра-

завладения не всегда шли от севера к вительственный план завладения, про-
югу, а иногда от середины к северу и ведем в своем уме IV линии укреплений,
опять от севера к югу, в виде огромной повременно тянувшиеся вдоль Сибири
латинской буквы W, прорезываемой и под конец склонившиеся к северо-во-
продольными линиями. Надобно заме- стоку по Лене, а отсюда впоперек к югу,
тить и то, что год заложении какого-ни- как бы в подпору линий недочеркнутых:
будь укрепления есть время покорения потому что они, по ту сторону Енисея и
окрестных улусов. Даром лес не падал Кана, долго колебались без водружения.
под топорами казачьими. Некоторые из I. На Главной линии заложены*: Вер-

укреплений разорялись от неприятелей хотурье (1598 г.), Туринск (1601), Тю-и потом возобновлялись, некоторые же мень (1586), Тобольск (1587), остроги от перемены обстоятельств уничтожа- вверх по Иртышу: Каурдацкий, Тебен-лись или изменялись в деревушки, так динский, Ишимский ниже устья Иши-что имена старинных мест впоследствии ма, и все три — 1630; опять города и ос-часто не соответствуют историческому троги : Тара (1594), Томск (1604), Мелес-* Несмотря на числовую пестроту, признано за лучшее означить города и остроги в порядке топогра­фической последовательности, с отметкою года стройки, дабы одним взглядом видеть поспешность или медленность исполнительности управительной. В пополнение того здесь вкратце показывается, с каки­ми иноплеменниками имели дело города и остроги 4 линий.



Верхотурье — с вогулами, жившими по pp. Ляле, Лозьве, в предгорьях Урала, а на правой стороне с теми же родами и татарами по pp. Тагилу, Туре и Верхней Нейве. После были на время приписаны Сыл-ва и Чусовая.

Туринск — с вогулами и татарами вверх до устья Тагила.

Тюмень — с татарами туралинскими, так прозванными по ограждению юрт от соседних наглостей. Главные неприятели Тюмени: ногаи, киргизы, кучумовцы и калмыки.

Тобольск — с вогулами по Тавде, к северу с остяками, с окрестными татарами и бухарцами прежнего водворения.

Три острога вверх Иртыша — с татарами, частью с барабинскими.

Тара — с татарами, киргизами, кучумовцами и калмыками.

Томск — с татарами, жив. около вершин Томило Нарыма, с чатскими, жив. по Оми, потом по Оби, с телеутами, киргизами и калмыками.

Острог Мелесский, 57°17' ш. по Мессершмидту — с татарами чулымскими и кизыльскими, с виду по­хожими на якутов, киргизы и сюда вбегали для грабежа.

Ачинск — построен на Июсе собственно для преграждения киргизских вторжений. По разорении снова построен при той же реке, на другом месте, где ныне.

Красноярск — с татарами кестенскими, жив. по левую сторону Енисея, аринами, котовцами, тубин-цами, камашинцами между Каном и Енисеем. Они то подданные, то неприятели, заодно с киргизами и бурятами.

Лозьва — с вогулами предгорий, после отшедшими к Верхотурью и Пелыму.

Пелым — с вогулами по Сосьве, частью Тавде, с Кондою Малою и Большою.

Березов — с остяками до Обдорска, частью с самоедами и вогулами по Сосьве.

Сургут и Нарым — с остяками обскими. Нарыму добровольно поддался татарский род, именуемый Еушта.

62

Кетск — с остяками по Кети, озерам и речкам окрестным. До постройки Енисейска и Красноярска воевал с аринами и тунгусами, а с Мангазеею затеял спор о так называемых енисейских остяках, говоря­щих особливым наречием.

ИСТОРИЯ СИБИРИ

ский около 1620-го на Чулыме, Ачинск (1642), Красноярск в Тулкиной землице (1628). Окончательный проспект сей Главной линии до Байкала обозначится с точками заселения и времени во 2-м отделении периода. Мы называем эту кривулю главною не по действительно­му проезду той поры, но по срединному положению и по будущей просеке сооб­щений, потому что водяной путь по се­верно й параллели пре дпо читался долго правительством и купечество м, несмот­ря на неудобства климата и широты.

II. На северной параллели застроены


города и остроги: Лозьва ненадолго, до
появления Верхотурья, Пелым (1592),
Березов и Сургут (1593), Нарым и Кетск
(1595), Маковский (1618), а Вельский
после Енисейска, застроенного в 1619.

III. Третья линия, из всех древней­


шая, прокрадываясь севером с берегов
Выми, Мезени и пр. при указании зате-
сей на лиственницах или при руковод­
стве живых урочищ и в разные времена
года, убегая от себя самой то на воды, то
на тундры, или в разлоги гор, представ­
ляла дорогу промышленничью. Было
время, что пустозерцы, ходившие водя­
ным путем до городка Рогового, устро-

енного вверху р. Усы, зимою проезжали к самоедам, которые, нуждаясь в ножах, топорах, копьях и прочих заповедных товарах*, служили им оленями и при­крывали тайнопровозителей.

Было также время, что от Архангель­ска и других приморских мест плавали в губу Карскую, из нее в Мутную, а отсю­да перетаскивались на реч[ку] Зеленую, падающую в Обскую губу. Эти и подоб­ные пути, писанные то на воде, то на мхах, правительство силилось запретить и затоптать, начиная с царя Бориса. Го-ро док Обдорский и ост[рог] Мангазей-ский (последний в 1600 г.) созданы были именно для пресечения беспошлинной и заповедной мены между поморскими торгашами и самоедами, и царь Борис предписывал (2) мангазейским воево­дам разведать между торговцами, где лежит их дорога, летняя и зимняя, где по ней становья и городки, дабы годные из них обратить в государевы городки. В самом деле, некоторые проезды уз­наны, выставлены на них от городка Обдорского две заставы, Картасская и Собская, а в 1603 г. разрешен переезд чрез тамошний Камень, так как бы удо­стоверялось, что нет обходных путей.


Маковский — для охранения судов, оставляемых в вершине Кети. После была тут поверка таможен­ная при погрузке товаров китайских — нет ли недосмотренных.

Вельский — для поддержания сообщений и земского порядка.

Енисейск — частью с остяками от Кети до Енисея, тунгусами, чапогирами, тасеевский род долго не поддавался.

Мангазея — с самоедами юрацкими, не исключая пясидских; впоследствии юрацкие самоеды, уда­лясь к левому берегу Енисея, разместились по тундре между лиманами Енисейским и Тазовским.

Зимовья туруханские и инбацкие — с самоедами и тунгусами, долго не поддававшимися острогу Кет-ск ом у.

Остроги Южной линии — служили для ограждения от набегов со степей Миасской, Исетской и Абат-ской, которая разумелась преддверием степи Барабинской.

Кузнецк — имел дело со многими родами разных племен, жив[шими] до Абакана, пока Красноярск не вошел в свои права, и с теми же неприятелями, которые были и у Томска, т.е. стелеутами, киргизами, калмыками, а подчас также с кистимцами, тулыбартами, бирюссами, койбалами, бельтирами и прочи­ми саянцами.

* Прочие заповедные товары были ружья, свинец, порох и панцири. Едва ли они могли быть приво­зимы мелочными торгашами?



63

П.А.Словцов

В 1620 г. правительство, разведав о пота­енных проходах торгашьих, решительно запретило пер еез д чр ез К амень , и н е иначе как в ворота Верхотурской тамож­ни. Подобным образом в 1631 г. решено пресеч ь п ол ув одя н ую троп у от Оби к Енисею, тянувшуюся пореч[кам] Тыму и Сыму. Потаенный провоз спрятался было в ш. 64° в протоках Ваха и Елогуя, где опять приперли его дозорные заста­вы. Если посудить по сим примерам, сколь трудно вывесть из ума хитрую лю-бостяжательность и привесть ее в послу­шание государственной полезности, то не лучше ли вместо застав, тут и там яв­лявшихся, также незаветных и также продажных, не лучше ли бы не пугать торговли безместными требованиями? Тогда пошла бы она в таможенные воро­та, стала бы качаться на весах и хвалить­ся штемпелем. Это урок не историка, а истории, к сожалению безвременный, потому что царствовавший тогда тариф был с двумя руками, внешнею и внут­реннею.

К сей линии, от Обдорска чрез Ман-газею проходивш ей, надобн о отн осить зимовья: Туруханское и инбацкие, уч­режденные около 1609 г. Далее за Ени­сеем эта линия пойдет по Нижней Тун­гуске на Вилюй.

IV. Вот и Южная линия, в двояком намерении брошенная, дабы приуро­чить от степей плодоносные и вместе приятные места, и оградить притом цепь Главной линии от набегов непри­ятельских. На ней поставлены остроги: Катайский (1658 г.), Исетский при оз. Лебяжьем (1650), Ялуторовский на То­боле (1639), Тарханский при устье Туры (1631), Атбашский при Вагае (1633),

Кондобский вверху р. Кондомы для объясачения бирюсинцев, Кузнецкий при устье Кондомы (1618г.), среди абинцев, знавших плавку руд. На том и кончалась эта линия. Во все продолже­ние первого периода линия больше по имени, чем по делу, потому что ведена без опоры на собственных ея концах, в далеких отвесах от городов, и связыва­лась не единовременно, беспечно, не так, как первые линии. К сей же линии, часто прорываемой, но почти всегда не­приступной в своих замках, хотя и дере­вянных, надобно отнести два острога, Сосновский и Верхотомский, в 1657 г. явившиеся на плодоносных почвах, для перерезки вторжений и для связи с сво­им городом.

6. Показав перечень завладения Си­бирью, сперва быстрого, потом медлен­ного, и признав сие завладение творени­ем царским, мы, сыны Сибири, должны в лице Бориса Феодоровича Год ун ов а чти ть и скусн ог о х оз яина , р аз ум н о и де­ятельно принявшегося за дело нашей родины, несмотря на худую славу, какую он наследовал за изуродование архан­гельской промышленности при цар­ственном зяте, чрез непомерное угожде­ние вольностям английского торга*. Ус­троитель Сибири, сперва в качестве ближнего сановника, потом в сане госу­даря, дабы безвозвратно связать Сибирь с Россиею, развил в течение 20 лет, от подошвы Урала к Енисею, непрерыв­ную прогрессию сил, ряд замков и горо­дов, взаимно себе помогавших, как ряд редутов, надвое разрезавших племена п од озри тельной вер ност и . К се в ер у очу­тились отделенными вогулы, остяки, частью татары, самоеды, тунгусы —


* Грамота от 29 марта 1588 г. об исключении англичан из таможенных сборов в Архангельске. Акты Арх. Экспед., том I.

ИСТОРИЯ СИБИРИ

племена, в идее подданства движимые, как их стрелы, и также виляющие после минуты направления. Параллельная Се­верная линия, разъединив в свою оче­редь однороднее и надзирая за их распо­ложениями, совершенно с севера обезо­пасила главную просеку водворений. С картою в руке не лучше можно бы рас­порядиться. Укрепления в Обдорске и на Тазе, заставы на западном берегу Оби со стороны Обдорска, и другие заставы к Енисею, по правилу подражания по­зднее брошенные, представляют в Бо­рисе государя, умеющего раскидывать сеть таможенную; в самом деле, если уже решено, что между Сибирью и Рос­сией все привозы и вывозы подлежат в Верхотурье пошлине, то нет и побочных дорог, кроме указной. Можно бы в духе пререкания унижать план устройства подставною мыслью, что естественное направление рек само руководило на­значением водворений — можно бы; но не в том ли и выражается ум государ­ственный, чтобы уметь пользоваться раскин утыми силами природы, пользо­ваться берегами как основаниями насе­ленности, реками как дорогами страны неизведанн ой? П отом, если в первых десятилетиях не было, по-видимому, думано о начине укреплений, к верховь­ям рек, с юга в Сибирь вливающихся; не

очевидна ли и тут осмотрительность уп­равления в первой половине периода? Конечно, хан Кучум, дважды разбитый двумя тарскими воеводами кн. Елецки -ми, после послания к ним с красноречи­вым оглавлением исчез с 1597 г. с глаз Сибири, не сождав царской приветной грамоты; но его ли одного надлежало остерегаться со степи?

7. Взгляните на юго-восток, по опуш­ке тогдашней Сибири, и исчислите не­приятелей! Там обитали:

а) По сю и по ту сторону Уя, обсеян­


ного, так сказать, архипелагом озер,
роды ногаев*, господствовавших над
башкирами восточно- и западно-ураль­
скими, которые, с уклонением господ за
Волгу и Дон, стали развивать отдельное
бытие, но бытие освобождающихся ра­
бов знаменуется озорничеством и раз­
боем.

б) Племена киргизов**, в древности


кочевавших и за Байкалом, а в после­
дние два столетия скитавшихся от
Абакана до Яика и при случае готовых
завиваться около наших водворений,
как степные пески около кустарных
прутьев.

в) Татары-магометане, не разлучив­


шиеся грезить о восстановлении опусте­
лого Искера, по обольщениям кого-ни­
будь из Кучумовой родословной.

* Ногайская орда, не вся подчиненная одному князю, у которого в лучшее время было под рукою до 300000 м. подданных, стала упадать с 1556 г. и переселяться к Дону и Крыму, потому что по взятии Каза­ни и Астрахани пресеклись ей способы к грабежам. Унижением сей орды Россия обязана уму царя Иоанна, хорошо знавшего: divide et impera. Он, привязав к себе милостями ногайского владетеля, не оставлял жаловать и других мирз, ему не послушных. В XVII веке оставалось вверху Яика немного отдельных мирз, с которыми башкиры уже вели себя наравне.

** О. Иакинф различает кэргизов от киргизов, т.е. монгольских от самоуправляющихся; но разность зависимости чту за основание для различения племени? Знаю, что у бурят забайкальских киргизские кладбища называются могилами кэргетов, но, пока другой Абульгази не докажет, что у кэргетов и кир­гизов были два родоначальника, монгольский и туркестанский, дотоль не для чего изменять имя орды. Кстати, заявляю, что и в Сибири есть клочок бурутов, живущих в степи Кырме, недалеко от Манзурки в Иркутском уезде.



65

П.А.Словцов

г) Далее по наклонам, простираю­
щимся от Большого Алтая почти до вер­
шин Ишима, калмыки (усунь, древние
иссидоны), по изгнании монголов из
Китая составлявшие союз ойрадов, по­
том исчезнувшие в безвестности и в пер­
вые годы XVII столетия приведенные в
брожение самовластием чоросского по­
коления тайши Харахулы до того, что
при народном ропоте, превратившемся
в раздор, иные поколения пошли прочь,
и начали в 1606 г. роды их выбрасывать­
ся даже на сопредельные степи Сибири.
Две страны, Сибирь и Чжунгария, дви­
жимые одним началом единодержавия,
представляли два противные явления;
одна из малодушия дробится и разметы­
вается, другая в мужестве разметывает­
ся и все подбирает в царскую десницу.
Обе стерегутся столкновения. Соседка
северная почти через полтора века уви­
дит, как новое ойратство падет и рас­
шибется в скалах Алтая и Богду; тем не
менее полтора почти века надлежало
Сибири стоять на страже, и не без до­
сад.

д) Ателенгуты? То присягают Рос­


сии, то отпадают как бы в свою улику,
что в них борются две жизненные сти­
хии.

е) Далее к юго-востоку, между систем


Алтая и Саянадо вершин Енисея, урян-
хаи (сойиоты), отделившиеся в состав
владения алтынхана*, у оз. Убсы коче­
вавшего, и двоемысленно являющегося
в сценах Сибири то подданным, то не­
зависимым, но постоянно вероломным,
постоянно корыстолюбивым.

При толикой толще недоброхотов кавказского и монгольского облика,

* О. Иакинф в Истор. об. ойр. уверяет, что урян росского) тайши; но со слов Фишера можно заклю

разнящихся с нами происхождением, языком, мнениями, верованием и всеми образами жизни хищно-пастушеской, благоразумно ли было бы выказывать свои намерения к распространению южной границы? Вот для чего управле­ние сна чал а усыпляло соседей то от -правлением своих посланцев с гостин­цами, то ласковым приемом их перего­ворщиков, честя приезжих угощениями и взаимными проводами до кочевья их родоначальников. Поведение расчетли­вое, чтобы не раздражать тех, с кем нельзя искренно сдружиться, стоило бы неизменного подражания и в следую­щее время.

8.В столь щекотливом состоянии Си­бири, весьма обширно обхваченной ма­лою горстью русских, легко чувство­вать, каким сомнительным помышле­ниям предавались градоначальники ея в смуту и потом в междуцарствие. Пе­ревороты царственные носились над главами, как неожиданные тучи над горами Уральскими; новые лица, как кровавые столпы северного сияния, выступали, двигались, блистали холод­ным светом и сменялись. Очарователь Отрепьев в июне 1605 г. повелевает си-бир ски м в оев од ам привесть всех жите­лей к присяге на подданство ему, как природному государю; в декабре лице­мер при казывает пелымски м н ачальни -кам вырыть тело скончавшегося в зато­чении боярина В. Н. Романова и отпу­стить в Москву. В мае 1606 г. инокиня цариц а Марфа, в подтв ерждение пра­вительственной грамоты, возвещает сибирским воеводам, что Гришка От­репьев не сын ея, что он, как самозва-ский владетель был подданным чжунгарского (чо-ь противное. Посмотрим, что скажет акад. Шмидт.


66

ИСТОРИЯ СИБИРИ

нец, вор и богоотступник убит, а избран на царство Василий Иванович Шуйс­кий. В декабре 1606 г. новый царь уже извещает верхотурских воевод о прихо­де под Москву возмутителей-казаков. В июле 1610г. послана и в сибирские города окружная грамота о сложении царем с себя короны и о вручении прав­ления кн. Мстиславскому с другими боярами. В декабре 1610г. временное правление извещает Сибирь об избра­нии на царство Владислава, сына Си-гизмундова. О град православных, ве­нец славы, веселие всей зе мли, чт о сделалось с тобою? В июне 1611 г. во­еводы, освобождавшие Москву, посы­лают в Сибирь окружную грамоту о ве­роломстве поляков и требуют утверждать всех жителей в борьбе против врагов оте­чества. В 1612 г. тобольские воеводы чи­тают послание (от 10 июня) военачаль­ника кн. Пожарског о, готов ого двин уть-ся с ополчением к Москве в такой силе, что в Великом Новгороде, занятом шведами, без нарушения православной веры и без разорения жителей, помыш­ляют об избрании шведского королеви­ча, и потому русский Камилл просит у всех сибирских воевод совета в толь ве­ликом деле.

Заглянем же, что в эту годину дела­лось в Сибири. Горестные вести о пла­чевных событиях, переносясь чрез Урал, без утайки разглашались вогулами, ос­тяками и татарами, радовавшимися беде русской и уже не помнившими о при­мерной милости, какую царь Борис да­ровал им льготою от ясака на весь 1600 год. Еще в 1607 г. пелымские вогу­лы, условившись с остяками сургутски­ми и самоедами, замышляли разорить Березов, но благовременною казнью за­чинщиков несчастье было упреждено.

В 1609 г. вогулы, остяки и татары, в на­дежде на помощь калмыков, мечтали разрушить Тюмень и в распространении этого умысла участвовала новокреще­ная жена кетского князьца Алачева , так что стрела с вырезкой злых духов, как обычная повестка к восстанию, пересы­лалась из юрт в юрты, пока не попалась в руки березовских казаков. Гиероглиф остятский изменил тайне злоумышлен­ников, и был свидетелем смертного приговора, совершившегося над глав­ными из них. Такой же участи подверг­лись преступные весельчаки из пелым-ских вогулов, подмеченные на тамош­ней варнице в нескромной радости. В 1612 г. вогулы, затвердив, что в России нет царя, еще раз покушались сжечь Пелым, но воевода при малолюдстве казаков умел управиться с глупцами. Легко понять, что и южные соседи, но-гаи, башкирцы, кучумовцы и калмыки, знали о помрачении Москвы, светозар­ной для них даже в ея хвосте, но от чего-то не могли произвесть ничего важного, кроме стычек, из которых казаки всегда выходили с честью. Такова звезда Сиби­ри, что, несмотря на остановку военных подкреплений, снарядов и провианта из Сольвычегодска, Вятки и Перми, с 10 января 1609 г. тщетно поджидаемых до 1613г., несмотря на болтливость бег­лых простолюдинов, как газеты, распро­странявших уныние, несмотря, что из Приказа редко насылались кой-какие разрешения с прописанием имен, при цар ском титле повелительных, дер жав а Русская в Сибири не помрачалась. Отда­дим справедливость пр авителям си би р -ским, которые, не поддаваясь ни слухам времени, ни внутренним или внешним покушениям, единодушно пребывали верными долгу,скипетру и отечеству, не


67

терпели крамольных толков*, не выво­дили также покоренных иноплеменни­ков из терпения, хотя и не все были чи­сты на руку.

Только в отдаленной глуши, какова Сибирь тогдашняя, только среди думы и раздумья, каких не могли в себе преодо­леть главные тобольские воеводы кн. Катыре в-Ростовски и и Нащокин, мож­но оцени ть всю т ор жеств енн ость ок­ружного послания кн. Трубецкого и По­жарского, в последних числах декабря

1612г. писанного и полученного сперва в Верхотурье, об очищении Москвы от врагов отечества. Верхотурский воевода Годунов пишет, что там с полными слез глазами воздали хвалу Богу, и пели мо­лебствия во всех храмах, со звоном, по три дня. Наконец запись Московского земского совета, в феврале 1613г. разос­ланная во все города, об избрании на царство Михаила Федоровича, разлила радость по Сибири. И как не радоваться о восстановлении природного престола?




Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   46




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет