История шизофрении Глава Шизофрения до шизофрении. Ангелы Сведенборга



бет3/16
Дата14.06.2016
өлшемі1.5 Mb.
#135492
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16




E. Kraepelin примет во внимание некоторые из этих критических замечаний французских авторов в 8-м и последнем издании своего «Руководства», выход в свет которого растянулся с 1909 г. до 1913 г. Глава «Эндогенные деменции» заменит прежнюю «Деменцию прекокс», что будет означать деменцию или снижение, «ослабление ума», которая охватывает «деменцию прекокс» в строгом смысле и новую группу — группу парафрений. Здесь мы увидим появление термина, который некогда употреблял L. Kahlbaum в совершенно ином смысле, ибо E. Kraepelin предлагает теперь обозначить так хронические психозы, которые не относятся ни к «деменции прекокс», ни к паранойе. Среди четырех разновидностей парафрений одна систематическая соответствует «хроническому систематизированному бреду развития» Magnan.

Паранойя, ясно отделенная от «деменции прекокс» и парафрений, включается в группу конституциональных дегенеративных нарушений. Понять ее психогенез возможно, проведя психологический анализ. Таким образом, E. Kraepelin учитывает также замечания немецкоязычных авторов психодинамической школы — Bleuler и Moebius. Но в том, что касается клиники, отныне паранойя в современном смысле, придаваемом ей E. Kraepelin, очень точно соответствует интерпретативному бреду Serieux и Capgras.

Семантическое поле термина значительно сужено и уточнено с того времени, когда он обозначил весь комплекс области психотической патологии единого психоза. Мы скоро увидим, что это сужение оставит свободное поле для неологизма «шизофрения», только что придуманного E. Bleuler, и этот неологизм, утратив первоначальный смысл, приданный ему автором, в конце концов станет синонимом психоза.

Это восьмое издание «Руководства» увенчало завершение труда E. Kraepelin. В 1903 г. он покинул Гейдельберг и принял в Мюнхене руководство новой Университетской Королевской психиатрической клиникой, которая приобретает, благодаря ему, международную известность.

Когда в 1918 г. династия Виттельсбахов перестанет править Баварией, клиника превратится в Германский научно-исследовательский институт психиатрии, спасенный во время экономического развала послевоенного времени, благодаря вмешательству Фонда, созданного восходящей династией Рокфеллеров за несколько месяцев до смерти E. Kraepelin.

В этой полностью пересмотренной и исправленной форме восьмого издания, ограничивающего «деменцию прекокс» гебефренией, кататонией и параноидными деменциями, она четко дифференцируется от паранойи. Паранойя представлена лишь интерпретативным бредом, и признается существование хронических галлюцинаторных бредовых психозов, не входящих ни в «деменцию прекокс», ни в паранойю. Крепелиновские концепции уже превосходно соответствовали подходу франкоязычных школ, сопротивление которых первой концепции единой и всеобъемлющей «деменции прекокс» представлялось тем более оправданным, что оно заставило E. Kraepelin включить в окончательный вариант последовательные клинические описания представителей этих школ, начиная от «деменции прекокс» B. A. Morel и кончая интерпретативным бредом Serieux и Capgras. Это решение E. Kraepelin свидетельствует, что не вследствие шовинизма, как мы указывали, или только лишь во имя теории дегенеративности была отвергнута первая формулировка 1896 г. и тем более 1899 г., а потому, что она не находила своего места в нозологии психозов, созданной классической французской психиатрией, основывающихся на их клинических характеристиках.

Но тем временем линии обороны будут обойдены вследствие неожиданной помощи психоанализа, и франкоязычные школы будут вынуждены противостоять новому вторжению, исходящему из Швейцарии. Действительно, Eugen Bleuler публикует в 1911 г. свой знаменитый текст о «группе шизофренных психозов», рассматриваемый как акт рождения современной шизофрении и закрывающий эту эру, которую мы рассматривали как эру шизофрении до шизофрении. Однако, этот текст предлагает нозологию, берущую за основу предложенную E. Kraepelin в 1896 г. группу из трех психозов: гебефренического, кататонического и параноидного, где последний охватывает почти полностью прежнюю паранойю, даже если нозологические критерии, как мы это увидим сейчас, уже не те самые, учитывая дальнейшие изменения, внесенные самим E. Kraepelin. Так что до наших дней продолжается дихотомия понятия «шизофрения», это можно встретить даже в последних изданиях «Диагностического Руководства Американской Психиатрической Ассоциации» между двумя смысловыми значениями, соответствующими, с одной стороны, расширенному представлению о группе шизофренических психозов, а с другой стороны, редуцированному понятию «деменции прекокс» или гебефрении. Следствием этого будет проблематичность сопоставления сравнительных исследований между трудами школ, которые ссылаются, как это обычно делают немецкоязычные, англоязычные и особенно русская или московская13, на первое смысловое значение, и школ, придерживающихся второго смыслового значения шизофрении. Как возникло это различие и какую роль играли по этому поводу объяснительные теории, которые наследовали старинной теории дегенеративности?





Глава III. 1911 год. Группа шизофрении E. Bleuler

История шизофрении
Гаррабе Ж.




1911 г., в котором премьера балета «Петрушка» с танцевавшим Нижинским, будущим шизофреником, обозначила вступление музыки в современность, отмечен публикацией трех знаменитых текстов E. Bleuler, S. Freud и C. Jung и четвертого текста неизвестного автора-женщины, которые аналогично будут обозначать вступление психиатрии в эру современного изучения психозов, и все четыре, в особенности наиболее забытый, обозначат переход от старой «деменции прекокс» к современной шизофрении.

Группа шизофрении E. Bleuler

Первый из этих текстов — глава, которую E. Bleuler /1857-1939/ сформулировал для «Трактата» Aschaffenburg после своей работы в Париже у Magnan, в Мюнхене в институте von Gudden и руководя клиникой Бургхельцли в Цюрихе.

E. Bleuler изобретает этот неологизм, чтобы обозначить отличие своей концепции от концепции E. Kraepelin. Как мы могли видеть, это не отход от нозологии, на которой он базируется, и созданной еще пятнадцать лет назад, когда она представлялась революционной, а приложение психологического анализа, который в это время превращался в психоанализ, к изучению «деменции прекокс».

E. Bleuler больше не претендует, как его выдающийся предшественник, на описание объективных признаков болезни, наоборот — он возвращается к психопатологии для того, чтобы описать определенное количество основных симптомов, которые создают единство этой группы психозов с общими характеристиками. Это некоторым образом срединная позиция между сторонниками единого психоза и противниками объединения отличных друг от друга психозов, которое они считали искусственным, в понятии «деменции прекокс» /28/.

Эти шизофренические психозы протекают либо непрерывно, либо толчками, но таким образом, что не бывает полного выздоровления. Критерий конечного исхода в ухудшение сохраняется; разумеется, речь не идет больше о неизлечимом интеллектуальном снижении, но все же о невозможности полного выздоровления. Эта группа имеет три общих характеристики.

1. «Расщепление» психических функций на независимые комплексы, разрушающие единство личности, которая попеременно Находится то во власти одного, то другого комплекса.

2. Ассоциативные нарушения.

3. Аффективные расстройства.

Таким образом, мы видим впервые появляющееся здесь знаменитое (Spaltung) «расщепление», которое выражается греческим корнем «схизис» и которое создало столько трудностей для французских переводчиков. Переводимое то близким по этимологии французским словом «распадение», то как «диссоциация» или «дислокация», то, наконец, в психоаналитической терминологии как «расщепление», оно приобретет на один год в качестве синонима французское слово «дискорданс». Но основным является результат раскола психических функций, независимость комплексов, в которых, властвуя поочередно над личностью, они разрушают ее целостность.

Мы видим вновь появившиеся в самом определении шизофренических психозов «комплексы», или представления бессознательных комплексов Ziehen, теория которых была передана E. Bleuler, C Jung, которые Freud окрестил в предшествующем 1910 г. именем героя трагедии Софокла «Царь Эдип» и которые получат высшее признание — переход из научного языка в народную речь: в обиходном выражении — «иметь комплексы».

Второй элемент триады в определении группы шизофренических психозов имеет тот же самый источник происхождения — использование Ziehen, а затем Jung ассоциативного теста Gallon для исследования этих понятий о бессознательных комплексах.

Что касается третьего — аффективных расстройств — мы увидим, каковыми бывают повреждения сложных функций комплексов, вызывающие их.

E. Bleuler предлагает разделить «деменцию прекокс» на четыре подгруппы:

— параноидная форма;

— кататония, соответственно тому или другому классическому описанию;

— гебефрения, где проявляются признаки, которые он рассматривает как дополнительные;

— простая шизофрения, при которой не наблюдалось ничего, кроме основных симптомов.

Две последние формы заключают в себе проблему, во-первых, вследствие их противоречия: что могут иметь общего две формы, характеризующиеся — одна дополнительными признаками, а вторая, наоборот, основными симптомами, которые сами по себе совершенно различны?

Далее, поскольку эти дополнительные признаки соответствуют симптоматике, до сих пор сохраняющейся в описаниях, то непонятно, какой клинической картине может соответствовать эта простая шизофрения, при которой, как говорит нам E. Bleuler, наблюдаются только основные симптомы, к сожалению, без уточнения их клинических проявлений. То, что E. Bleuler именует «основными симптомами» шизофрении, не составляет симптоматику в собственном смысле, т. е. совокупность проявлений, которые можно непосредственно воспринимать или наблюдать в клинике, скорее это толкование знаковых систем, психопатологическая интерпретация, которая может быть дана этим проявлениям. Он фокусирует свой анализ на выявленных при тестировании нарушениях ассоциаций, которые объясняют нарушение элементарных функций, на аффективных расстройствах, которые объясняют кажущееся безразличие или скорее дискордантность чувств, наконец, амбивалентность или «тенденцию шизофренического рассудка, рассматривающего различные психологические акты в одно и то же время в двух аспектах — негативном и позитивном», которая не всегда сильно выражена, но которая всегда присутствует.

Но E. Bleuler старательно отмечает сохранные простые функции. Решающим является анализ комплексных функций.?





Аутизм

История шизофрении
Гаррабе Ж.




«Особый и очень характерный ущерб, причиняемый болезнью, выражается в том, что затрагивает отношения внутренней жизни к внешнему миру. Внутренняя жизнь приобретает патологически повышенную значимость — аутизм» /28/.

Примечание E. Bleuler уточняет и поясняет различия между тем, что он здесь в точности подразумевает, и близкими понятиями, которые выдвигались другими современными ему авторами:

«Аутизм аналогичен тому, что Freud именует аутоэротизмом. Но для Freud эротизм и либидо имеют гораздо более расширенное значение, чем для других школ.

Аутизм выражает позитивную сторону того, что Janet негативно именует потерей чувства реальности. Это название мы не можем принять без обсуждения, т. к. оно очерчивает данный симптом в слишком общем виде. Чувство реальности не отсутствует у шизофреника полностью. Оно у него отсутствует только для определенных вещей, которые находятся в противоречии с его комплексами. Шизофреники обнаруживают каждый раз, что чувство реальности у них не потеряно, что оно утрачено только в отношении некоторых контактов».

Вот, стало быть, что такое для E. Bleuler аутизм в точности. Это слово станет знаменитым и породит целое лексическое семейство (аутист, аутистический), перейдет в словарный состав языка, когда через несколько десятилетий Kanner использует это понятие в описании детского психоза, который носит его имя. Мы могли бы в несколько пародийном смысле сказать, что в основе имеет место потеря контакта с реальностью, рассмотренная посредством психоанализа, но психоанализа соответствующе направленного на смягчение сексуального аспекта либидо, причем, существование комплексов у шизофреников приемлемо и очень удобно для объяснения этой утраты либидо к некоторым объектам внешнего мира.

Замена «деменции прекокс» на шизофрению позволяет E. Bleuler доказать, что это «слабоумие» есть только лишь псевдодеменция, равнодействующая взаимного влияния нарушения ассоциаций, аффективной дискордантности и аутистического ухода, ее появление в стадии исхода не может быть больше общим критерием группы. В этом заключается один из революционных аспектов концепции E. Bleuler, что фактически делает ее современной нам.

Другое, что остается удивительным и трудно поддается обоснованию, это ощущение, что теоретические соображения одержали верх над клинической реальностью. Все симптомы, которые E. Kraepelin так тщательно брал на учет в различных формах «деменции прекокс», становятся просто дополнительными признаками, включая такие существенные, как галлюцинаторная активность и бредовые идеи.





Различные формы шизофренического психоза

История шизофрении
Гаррабе Ж.




Во второй части E. Bleuler выделяет четыре подгруппы шизофренических психозов, основываясь на симптоматике, описанной в гораздо более традиционной манере.

Параноидная форма изложена в расширительной манере, потому что она включила в себя все состояния, соответствующие прежней паранойе, согласно крепелиновской нозологии 1899 г., до внесения в нее исправлений, в том числе вследствие возражений французских авторов. Теперь они возобновят ту же самую критику по этому пункту в

отношении E. Bleuler, и это станет одной из причин усилий, которые будет прилагать между двумя войнами его ученик Eugene Minkowski, чтобы добиться признания во Франции его концепции шизофрении.

Описание кататонии сделано в классической манере.

В противоположность этому, гебефрения характеризуется только тем фактом, что интеллектуальное снижение является признаком первого ранга, без маломальского принятия во внимание возраста ее проявления. Впрочем, согласно E. Bleuler, хотя и редко, могут иметь место случаи поздней гебефрении, проявляющейся на пятом или шестом десятке лет. Он признает, что в этом случае такое наименование будет совершенно нецелесообразным.

Но наиболее спорная форма — это простая шизофрения, о которой E. Bleuler нам говорит, что больные обнаруживают только основные симптомы, а поскольку лишь признаки, которые он квалифицирует как дополнительные, позволяют клинически распознать различные формы шизофренического психоза, то мы не знаем, как поставить диагноз этой простой формы шизофрении без шизофренических симптомов. Он только говорит, что она редко встречается в психиатрических больницах, но он достаточно уверен, что наиболее распознаваемая манифестация этой формы в социальной маргинализации: «Эти простые шизофреники составляют большую часть всех «мозгов набекрень» (реформаторы, философы, артисты, дегенераты, чудаки). Существует также латентная шизофрения, и я на самом деле думаю, что это наиболее частые случаи» /28/.

Эта загадочная фраза, подчеркнутая самим E. Bleuler, позволит несколькими десятилетиями позже московской школе А. В. Снежневского защищать свое положение о латентной шизофрении, опираясь на авторитет мэтра из Бургхельцли, но мы должны будем шире вернуться к этому серьезному вопросу в X главе. Отметим, однако, что с самого начала для E. Bleuler эта форма не освобождала от госпитализации в психиатрическую больницу, т. к. он говорит, что там эти больные редко встречаются.

Различие между первичными и вторичными симптомами имеет важное значение для построения теоретической модели шизофрении, которую вскоре предложит E. Bleuler. Он признает существование процесса, который непосредственно вызывает первичные симптомы, тогда как вторичные симптомы вызываются отчасти косвенными изменениями психических функций, а отчасти реакциями или даже попытками адаптации к первичным нарушениям. Мы встречаем здесь впервые идею, которая заставит в психоаналитической теории рассматривать бред как попытку выздоровления, попытку либидинального перевоплощения внешней действительности.



E. Bleuler признавал свою неосведомленность в отношении природы шизофренического процесса. Если вначале он как бы признавал идею чисто психогенетического процесса, то в дальнейшем он, кажется, придерживался идеи существования двойной, психической и органической, причинности. Но в том, что касается последней, если он тщательно перечисляет многочисленные исследования, уже проведенные в его время, то лишь для того, чтобы подчеркнуть, что ни одно из них не было доказательным, и чтобы со скептицизмом заметить, что «на данный момент в моде интоксикационные теории». Таким образом, этиологический аргумент, который использовал E. Kraepelin, чтобы защитить единство «деменции прекокс», а именно — аутоинтоксикация полового происхождения, теперь оставлен. С такой же честностью E. Bleuler, изучая начальную симптоматику, показывает, что течение болезни совершенно непредсказуемо и абсолютно невозможно прогнозировать, каким будет исходное состояние. Критерий предсказуемости завершающей стадии слабоумия, используемый von Gudden в экспертизе Людвига II, также отпадает.

Однако, если E. Bleuler использует психоанализ как пояснительную теорию в своем описании группы шизофренических психозов, то он не упоминает его как терапевтическое средство. С этой точки зрения он ограничивается лишь упоминанием, чтобы, впрочем, подчеркнуть их неудачу, что «хлороформизацию» можно рассматривать как предшественницу современной химиотерапии психозов, которая использовалась для купирования бреда, вызванного гашишем, и в промежутке между двумя войнами — этап лечения сном.






Первые попытки лечения шизофрении психоанализом

История шизофрении
Гаррабе Ж.




Тем не менее еще до 1911 г. в самой клинике Бургхельцли больных с диагнозом шизофренического психоза уже лечит психоанализом собственный приват-доцент E. Bleuler Carl Gustav Jung /1875-1961/. Он состоит в переписке с Freud, начиная с 1906 г., и выйдет в отставку только в 1909 г. Одна из наиболее известных его пациенток, существование которой долго скрывалось в истории психиатрии (ее имя даже не упоминается ни в «Истории психиатрии» Alexander и Selesnick, ни в «Новой истории психиатрии» Postel и Quetel, и если Ellenberger цитирует ее в «Открытии бессознательного» /67/, то только как открывателя принципа смерти по статье «Разрушение как причина становления», ею напечатанной в следующем 1912 г., но не объясняя нам жестоких обстоятельств ее создания), — Sabina Spielrein (Сабина Шпильрейн). Нам следует напомнить, какую существенную роль сыграла она в истории шизофрении. А это замалчивание является результатом вторжения ЖЕНЩИНЫ в труды, которые тогда создавали три наших доктора. Новое открытие Сабины Шпильрейн сделали A. Carotenuto и C. Trombetta в «Дневнике секретной симметрии Сабины Шпильрейн» и в сборнике, дополненном на следующий год Michel Guibal и Jacques Nobecourt, во французском переводе изданном под заглавием «Сабина Шпильрейн между Фрейдом и Юнгом» /204/. J. Bruno Bettelheim посвятит в 1983 г. статью этому семейному скандалу. Удивительное дело, В. Dalle, который только что сделал замечательный обзор истории отношений между «психоанализом и шизофренией» /52/, по-прежнему не упоминает ее имени.





Ищите женщину

История шизофрении
Гаррабе Ж.




Итак, мы теперь знаем, что Сабина Шпильрейн, родившаяся в 1885 г. в Одессе в богатой еврейской семье, поехала в Цюрих, чтобы пройти курс лечения и одновременно самой изучать медицину. Она находилась в клинике Бургхельцли с 17 августа 1904 г. по 1 июня 1905 г., т. е. в тот период, когда там исследовались ассоциации. 23 октября 1906 г. Jung писал Freud: «Я лечу… в настоящее время истеричку по Вашему методу. Случай тяжелый… русская студентка, больна в течение шести лет. Первая травма — в возрасте трех и четырех лет она видела, как отец шлепал ее старшего брата по голому заду», — в письме содержалось описание странного ритуала аутоэротической дефекации, по поводу чего Jung спрашивает мнение Freud, который отвечает ему в очень менторском тоне, цитируя свои собственные труды об анальном аутоэротизме («Три очерка о теории сексуальности», 1905 г.). Так здесь вновь появляется аутизм E. Bleuler под названием аутоэротизма, которое дал ему Freud. Последний вернется к этому предмету двумя годами позже в статье «Анальный эротизм и характер» (1908 г.). Он сообщает C. Jung о своем предположении, что в случае с его больной «травма, перенесенная в возрасте четырех лет, должна была оживить мнестический след, восходящий к возрасту 1-го и 2-го года, или фантазм, отнесенный к этому периоду» /84/.

В настоящее время, когда мы все более углубляемся в историю шизофрении, становится очевидным, что будет исследоваться не ранняя деменция, а психическая травма как предполагаемый генератор психозов на все более и более ранней стадии психической жизни.

Диагноз истерии, даже квалифицированный как тяжелая, удивляет в случае Сабины Шпильрейн. C. Jung опубликует наблюдения, свидетельствующие об истерическом психозе, на I Международном Конгрессе психиатров и неврологов в своем сообщении о «фрейдовской теории истерии». Кажется, что в этот период он ссылается только на первоначальную теорию Freud об истерии, которая все еще рассматривается в соответствии с концепцией Charcot как результат травматизма с тем различием, что отныне рассматриваемый как патогенный травматизм, — это психосоциальная травма, пережитая в детстве и вытесненная в подсознание. Это все, чтобы лечить своих больных, включая тех, кто, как в рассматриваемом случае, обнаруживает признаки психоза.

Разумеется, в этот период современная нозология психозов, которая как раз находится в процессе становления, еще не функционирует, и C. Jung не может преждевременно квалифицировать психотический эпизод, который продемонстрировала в начале века его пациентка как шизофренический. Он однако уже опубликовал свое исследование о «психологии «деменции прекокс»», где обильно цитирует первые труды Freud, но без сомнения не осмеливается еще утверждать свои собственные теории рядом с теориями своего нового учителя. Он приступает к психоаналитической дифференциации между «деменцией прекокс» и истерией — дифференциации, которую продолжит Abraham. Последующие собственные труды Сабины Шпильрейн заставят поднять вопрос о шизофренической природе расстройств, которыми она страдала, начиная с пятнадцатилетнего возраста, того психоза, который привел ее в Бургхельцли. Jung держал Freud в курсе прогресса лечения, однако не называл ему имени пациентки и, прежде всего, не сообщал ему, что анализ закончился любовной связью. (Напомним, что терапевт был в возрасте тридцати, а пациентка — двадцати лет.) По той или иной причине, состояние Сабины Шпильрейн значительно улучшилось и до такой степени, что позволило завершить обучение медицине и защитить в 1911 г. диссертацию на тему «Психологическое содержание одного случая шизофрении», работу, которая будет опубликована в знаменитом «Ежегоднике психоанализа» за тот же самый год, содержавшем также труды S. Freud и C. Jung, о которых мы уже упоминали, а влияние их на историю шизофрении мы покажем далее. Диссертация Сабины Шпильрейн, разумеется, не использует в качестве клинического материала ее самонаблюдения, а исследует самонаблюдения другой больной, которую лечил C. Jung, и в которых отразилась, как в зеркале, ее собственная страсть: «Женщина, захваченная своей любовью к C. Jung, слушает другую женщину, захваченную своей любовью к C Jung . Первая — это врач, вышедшая из психотического эпизода, вторая — пациентка в состоянии полного потрясения. Какой странный вызов! И какое призрачное испытание самоанализа» /204, с. 186/. Зато выводы диссертации, предлагающие поразительную теорию шизофрении, без сомнения представляют ценность как для нее самой, так и для ее больной: «Бессознательное растворяет настоящее в прошлом… Будущее также трансформируется в прошлое, так как конфликты представлены античными символами… Бессознательное отнимает у будущего его автономный смысл: индивидуальное будущее совершается в общем филогенетическом прошлом, а это последнее приобретает в то же время для индивидуума значение будущего. Таким образом, мы видим в бессознательном нечто, пребывающее вне времени, одновременно представляющее из себя настоящее, прошлое и будущее» /204, с. 189/. Индивидуальное будущее Сабины Шпильрейн закончится в самой большой коллективной драме, которую когда-либо знало человечество.

Между тем, 7 марта 1909 г. C. Jung счел себя обязанным открыть правду, или скорее полуправду, Freud, хотя он говорит о трудном разрыве любовной связи, но все же не сообщает ему ни имени покинутой, ни даже, что речь идет о больной, относительно которой он настойчиво спрашивал мнение у S. Freud за три года до этого: «Один комплекс в настоящее время ужасно держит меня за уши, а именно — пациентка, которую я как-то однажды с огромной самоотверженностью вытащил из очень тяжелого невроза, обманувшая мою дружбу и мое доверие самым оскорбительным образом, который только можно вообразить. Она мне устроила неприличный скандал только лишь потому, что я отказался зачать с ней ребенка» /84, с. 283/. Фактически C. Jung зачал ребенка, но со своею женой, которая в 1908 г. подарила ему сына, конечно, получившего имя Зигфрид, героя «Песни о Нибелунгах», как мы это скоро обнаружим.

30 мая 1909 г. Сабина Шпильрейн пишет, в свою очередь, непосредственно Freud, сделавшему на этот раз сопоставление между этой новой корреспонденткой и молодой женщиной, о которой ему говорил C. Jung. Третья переписка, между Freud и Сабиной Шпильрейн, добавляется к двум уже ведущимся — между Freud и Jung, с одной стороны и между Jung и Сабиной, с другой, причем, каждый передает своему корреспонденту часть того, что написал ему третий, или что он ответил третьему. Поскольку анонимное письмо, написанное, как думает Сабина, госпожой Jung, тоже бывшей пациенткой своего мужа, извещает о ситуации родителей Шпильрейн, в свою очередь выходящих на сцену, то можно подумать, что читаешь один из тех романов в письмах, которые когда-то были в моде. Читатель, интересующийся этими опасными связями, сможет узнать их детали в упоминавшемся выше произведении, где он найдет материал для чтения в освещении Jacques Lacan, приготовленный из этой истории Guibal и Nobecourt.

В отношении того, что нас здесь интересует, мы видим, что Сабина Шпильрейн собрала на своем примере богатый и болезненный психологический материал, выведенный самоанализом из опыта, который она только что пережила. Это замечательно, что она смогла отразить его в тексте, в своем шедевре, содержащем важнейший вклад в психоаналитическую теорию: «Разрушение как причина становления» /204/.





И вы найдете ИМПУЛЬС смерти.

История шизофрении
Гаррабе Ж.




Размышляя о страхе, который внушает человеку сексуальность, и о чувствах защиты, таких как тревога и отвращение, порождаемых инстинктом размножения, Сабина Шпильрейн выдвигает предположение, что их провоцируют «чувства, связанные с разрушительной составляющей самого полового инстинкта». Опираясь на индивидуальную психологию (она повторяет случай мадам М., исследованный в ее диссертации), литературу (Фауст, Ромео и Джульетта), мифологию (здесь мы и встретим Зигфрида), она предпринимает попытку продемонстрировать, что согласие на индивидуальное саморазрушение неотделимо от полового инстинкта, который сам направлен на выживание рода. Для С. Шпильрейн «очень поучительно изучать представления смерти, которые сопутствуют различным формам самоудовлетворения» /204, с. 231/, что она делает специально для Nietzsche, который «представляет показательный случай психического аутоэротизма».

«Поэт был настолько мучим одиночеством, что он дал себе идеального друга, Заратустру, с которым он идентифицировался. Потребность, испытываемая в том, чтобы найти объект для своей любви, привела к тому, что он разделил себя на мужчину и женщину и стал Заратустрой, в котором соединились эти два персонажа» /204, с. 232/. Аутоэротизм (или аутизм, если так предпочтительнее) не опасен сам по себе, он опасен раздвоением половой идентичности, приводящим к тому, чтобы любить свой собственный образ, преображенный в другой пол. Субъект готов к саморазрушению в своей собственной плоти. Это то, что выражает миф о Нарциссе в версии «Метаморфоз» Овидия, где прекрасный юноша умирает от созерцания собственного отражения, в которое он влюблен, игнорируя любовь нимфы Эхо, чахнущей, пока от нее не останется только лишь голос. Сабина Шпильрейн «убеждена, что описанный здесь процесс позволит нам выявить эту гомосексуальную составляющую, которую мы встречаем так часто, если не сказать систематически, у больных, страдающих «деменцией прекокс», которые живут в таком отсечении эротического характера» /204, с. 233/. Неудивительно, что она цитирует здесь Otto Rank, который только что опубликовал свой труд «К вопросу о нарциссизме» /175/.

Она выбрала другой мистический пример смертельной любви — пример Брунгильды в вагнеровской версии, очаровавшей в 1878 г. Людвига II Баварского так, что потом он приказал полностью представить тетралогию четыре раза для одного лишь зрителя — самого себя. У Вагнера, как известно, Зигфрид родился от кровосмесительной любовной связи Зиглинды и Зигмунда, детей Вотана (во время разрыва Сабины Шпильрейн с C Jung никто не упоминает имени отца Зигфрида, так же как Freud никогда не объяснил, почему он изменил свое первоначальное имя Сигизмунд на Зигмунд). Любовь валькирии Брунгильды, любимой дочери Вотана, к Зигфриду нарцисстична, потому что это любовь к желанному сыну, которого имела сестра и соперница, и может привести только к уничтожению самой себя, чтобы сохранить жизнь своего возлюбленного.

«Желание умереть — это наиболее часто не что иное, как желание истребить себя в любви:

— Знаешь ли, любимая, куда я тебя веду?

— Туда, где твое сердце, о прекрасный Зигфрид, ты мой герой, сверкающее в самой глубине пламени покоится…

— Вот тот, к кому тебя призывает это пламя радости.

— Ощути же мою грудь, как она горит, она тоже!

— Я хочу его обнять, хочу умереть в нем, я хочу в непреодолимой любви соединиться с ним».

«Смерть здесь — это подлинный гимн любви. Брунгильда, можно сказать, погружается в Зигфрида, который есть огонь, спасительный жар солнца и, совершая это, она возвращается в свою первоначальную стихию, сама превращаясь в пламя. Смерть у Вагнера — наиболее часто не что иное, как негативная составляющая инстинкта жизни» /204, с. 247/.



Paul Federn дает об этой работе относительно хвалебную рецензию, показывая во введении «на месте простого либидо диалектическую игру между разрушением и созиданием» /204, с. 258/ и подчеркивая, что «в случае «деменции прекокс» индивидуальное «Я» неспособно противостоять, вследствие инерции, инстинкту разрушения, поскольку мы действительно видим этот последний за работой. Он отделяет все более многочисленные фрагменты от «Я», которые с этого времени рассматривает только как простые предметы, обреченные все больше и больше терять свои аффективные способности и свой мучительный характер, причем боль находится в зависимости от связи с индивидуальным «Я». Вопреки сопротивлению последнего, распад комплексов продолжается, заставляя представления терять весь дифференцированный характер и все больше и больше уподобляя их архаическим представлениям, лежащим в основе целых культур, то есть типическим представлениям, являющимся уделом всего рода» /204, с. 259/.

Federn здесь делает ссылку на коллективное бессознательное и на архетипы C. Jung, не называя их, а поскольку он противопоставляет концепцию «деменции прекокс» С. Шпильрейн концепции Freud, он в действительности противопоставляет последнюю C. Jung. He здесь ли лежит то, что заставляет его завершить рецензию этого текста двусмысленной похвалой, представляя его, по причине чувствительности автора к аффективным ассоциациям, «как вклад в анализ этой такой важной для рода человеческого идеи, каковой является мистическая идея» /204, с. 262/. Но импульс смерти разделил судьбу той, которая первая выявила его; оказавшись сначала забытым, а затем осужденным по неожиданным причинам, — судьбы, которые мы проследим, подойдя к истории шизофрении после Второй Мировой войны.





Метаморфозы либидо

История шизофрении
Гаррабе Ж.




Текст, который опубликует в том же самом 1911 г. C. G. Jung, ставит его рядом с мистическими аналитиками, о которых говорил Federn. Вышедший сначала под заглавием «Метаморфозы и символы либидо», он будет глубоко переработан через сорок лет и превратится в «Метаморфозы души и их символы» /110/, причем это изменение заглавия полностью отражает изменение содержания.

Часть, нас интересующая, — это та, которая посвящена метаморфозе фрейдовского понятия либидо, которым оперирует Jung. В самом деле, для него этот термин, «введенный Freud, конечно не лишен сексуальных представлений, но в то же время, абсолютно необходимо отбросить любое исключительно и односторонне сексуальное определение этого понятия» /110, с. 233/. Оно должно восприниматься в том смысле, который дал ему классический язык, то есть «влечение и, согласно стоикам, отличающим его от желания, алчность без тормозов» /110, с. 234/. Но для C Jung Оно соответствует, прежде всего, энергетической концепции психической жизни: «Можно сказать, что в сфере психологической жизни понятие либидо имеет то же значение, что и понятие энергии в сфере физики со времени Robert Mayer» /110, с. 237/. C Jung задается вопросом, не может ли быть утрата реальности, на которую он обращал внимание в своей «Психологии «деменции прекокс»», сведена только лишь к ослаблению «либидинозного состояния», или наоборот, она смешивается с тем, что называют объективный интерес вообще. Нельзя полностью согласиться, что нормальная «функция реальности» (Janet) поддерживается только отношениями с либидо, то есть эротическим интересом.

«По правде говоря, в очень многих случаях реальность вообще исчезает… Поэтому приходится говорить, что существует не только эротический интерес, но наверное интерес вообще, то есть любая связь с реальностью…, которая исчезла», и он прибавляет такой удивительный аргумент: «Если либидо в самом деле только сексуальность, то что можно сказать о кастратах? У них определенно больше нет «либидинозного» интереса к реальности и совсем не обязательно, чтобы они реагировали по-шизофренически» /110/. Если такова идея человеческой сексуальности, которая создается C. Jung, то понятно, что он предпочел бы говорить о психической энергии: «Сдержанная позиция, которую я занял в предисловии к «Психологии «деменции прекокс»» по отношению к сексуальной теории…, была продиктована тем, что концепция либидо не позволяла мне односторонне объяснить сексуальной теорией функциональные расстройства, касающиеся и области других устремлений, кроме сексуальных».

«Вместо сексуальной теории «Трех очерков«14 мне казалась более подходящей энергетическая концепция. Она мне позволяет определить выражение «психическая энергия» и термин «либидо»» /110, с. 242/.

Для C Jung представляется искусственным отличать друг от друга различные инстинкты, такие как самосохранения или сохранения рода, и он видит только один постоянный жизненный инстинкт, который в его понимании совпадает с понятием воли Шопенгауэра.

То, что выделяет шизофрению, так это возрождение древней психологии: «Отсюда многочисленные сходства с произведениями мифологии и то, что мы часто принимаем за индивидуальное оригинальное творчество, зачастую не что иное, как построения, сравнимые с дошедшими из самой отдаленной античности» /ПО, с. 254/. Эту склонность к формированию античных представлений или эти универсальные структуры психического C Jung назвал позднее коллективным бессознательным: «… Вследствие исчезновения функции реального при шизофрении появляется не интенсификация сексуальности, а воображаемый мир, обнаруживающий очевидные черты архаичности» /110, с. 248/. Этот воображаемый мир населен первоначальными образами имаго — термин, выбранный C Jung сознательно, как воскрешающий в памяти психологию суеверий средних веков. Термин перейдет в психоаналитический лексикон, однако в дальнейшем C Jung заменит его на понятие архетипа. Имаго, так же как комплекс — это бессознательное представление, но он есть действие системы межличностной ситуации на субъекта, имаго же независимо от ситуации — это предсуществовавшая, некоторым образом филогенетическая система. Шизофрения есть форма психической жизни, характеризующаяся преобладанием этих архетипов.

Невозможность, согласно C Jung , объяснить сексуальной теорией либидо, аутизм или аутоэротизм, которые, как мы видели, его учитель E. Bleuler рассматривал как фундаментальное расстройство отношений с внешним миром при шизофренических психозах, привела к тому, что он изменил их психоаналитическую интерпретацию, потому что последняя более не основывается на анализе либидо, а строится на анализе неизменных структур человеческой души.

Неудивительно, что C Jung в этом труде упоминает Шпильрейн в связи с шизофренией только в отношении того, что касается ее диссертации 1911 г., тему которой он сам посоветовал, и не намекает, даже после пересмотра, осуществленного им позже, на ее очерк «Разрушение как причина становления», появившийся на следующий год.



Если для него было невозможно признать исключительно сексуальную природу либидо, то несомненно он еще менее мог бы принять идею саморазрушения в половом влечении. Зато он многократно ссылается на исследование Freud о мемуарах судьи Шребера.




Был ли судья Шребер шизофреником

История шизофрении
Гаррабе Ж.




В вышеупомянутом «Ежегоднике психоаналитических и психопатологических исследований» за 1911 г. Freud опубликовал текст, известный под заглавием «Судья Шребер», тогда как его точное и полное название — «Психоаналитические заметки к автобиографии параноика (Параноидная деменция)» /82/. Как известно, речь идет об исследовании «Записок нервнобольного», которые были переведены на французский язык под заглавием «Мемуары невропата» /193/, опубликованных в 1903 г. саксонским судьей Daniel-Paul Schreber, председателем апелляционного суда Дрездена, для получения отмены признания недееспособным, принятого судом малой инстанции этого города в связи с психотическими эпизодами, которые он обнаруживал в 1884 и 1893 гг. Freud еще не знал, когда было опубликовано это исследование, сделавшее из Шребера самого знаменитого психически больного в истории психиатрии, что Шребер умер только 14 апреля 1911 г. Так как Freud изложил в своем исследовании психоаналитическую теорию паранойи, интерпретируя бред преследования как результат проекции бессознательной гомосексуальности: «Я (мужчина) люблю его (мужчину)» трансформируется сначала в «я его не люблю, я его ненавижу», затем в «он меня ненавидит (меня преследуют), и это оправдывает мою ненависть к нему» /82, с. 308/, то она дала повод для бесчисленных комментариев. Целые симпозиумы посвящались случаю Шребера, публиковались сборники и статьи, обсуждавшие тот или иной пункт мемуаров или их интерпретацию. Мы отсылаем читателя к такому, например, сборнику, изданному в Париже в 1979 г. Prado de Oliveira под заглавием «Случай Шребера» /172/ и содержащему статьи англоязычных психоаналитиков. Но многие из этих современных комментаторов делают ошибку в исторической перспективе: они думают, что «Паранойя» и «параноидная деменция» в 1911 г. под пером Freud имели то же значение, что и в наши дни. Поэтому одни упрекают его в совершении диагностической ошибки, в том, что он рассматривал как параноика больного, который в действительности страдал шизофреническим психозом. Так же поступает C. Jung, когда размышляя о понятии либидо, он задается вопросом, не признал ли Freud в конце концов его совпадение с интересом вообще. При этом C. Jung цитирует пассаж, где Freud говорит об отрыве либидо от внешнего мира, что могло бы объяснить испытанное Шребером ощущение «конца света», и замечает, что последний не был параноиком. Для C. Jung это ощущение на самом деле соответствует потере реального у шизофреника, на которую он обращал внимание в «Психологии «деменции прекокс»». Так же и французские переводчики текста Freud, принцесса Marie Bonaparte и R. Loewenstein сопровождают обозначение «паранойя (параноидная деменция)» следующим примечанием: «Freud употребляет здесь эти термины, чтобы обозначить случай, который французская психиатрическая клиника отнесла бы к галлюцинаторным типам бреда или параноидным психозам Claude» /82, с. 263/. Однако, в противоположность тому, что думают эти переводчики, Freud здесь как раз очень близок к позициям французской школы начала века, которая отрицает, как мы сказали, что вся в целом паранойя (параноидная деменция) переходит в «деменцию прекокс», как это предполагал E. Kraepelin в шестом издании /1889 г./ своего «Руководства». Эту концепцию E. Kraepelin принял также и E. Bleuler в своей статье 1911 г. о группе шизофренических деменции, одна из форм которых — параноидная. Историческое формирование группы паранойяльных психозов рассматривал еще в 1932 г. Jacques Lacan в первой главе своей медицинской диссертации /126/, где можно найти следующее похвальное высказывание: «В конце концов пришел E. Kraepelin, скажем мы, чтобы пояснить немецкие концепции». Но для изложения современной концепции паранойи J. Lacan ссылается только на восьмое и последнее издание, в котором E. Kraepelin отделяет парафрении от «деменции прекокс».

Другие комментаторы случая Шребера, особенно англоязычные, очевидно полагают, что когда Freud считает, что больной, самонаблюдения которого он анализирует, параноик, то это то же самое, как если бы он сказал, что это шизофреник, и они не колеблясь просто-напросто делают из фрейдовской теории паранойи теорию шизофрении.



Однако, помимо того, что на основании документов, которыми мы располагаем, ничто не позволяет сказать, что судья Шребер страдал «деменцией прекокс», поскольку первые психопатологические проявления появились в возрасте сорока двух, а затем сорока шести лет, то он был еще способен десятью годами позже написать свои мемуары. Freud показывает себя очень внимательным к нозологическому различию между паранойей и шизофренией и очень четко разъясняет свою позицию по этому вопросу в последней части своего исследования. При наличии сходства, которое связывает «деменцию прекокс» и паранойю, невозможно не спросить себя, до какой степени наша концепция паранойи будет оказывать влияние на концепцию «деменции прекокс». Я думаю, что E. Kraepelin был совершенно прав, выделив большую часть того, что до тех пор именовалось паранойей, и объединив все это вместе с кататонией и другими заболеваниями в новую клиническую единицу, хотя по правде говоря, название «деменция прекокс» выбрано чрезвычайно неудачно для ее обозначения. Термин «шизофрения», созданный E. Bleuler для обозначения той же совокупности патологических единиц, равным образом дает повод для этой критики: термин «шизофрения» не кажется нам пригодным, потому что мы уже давно забыли его буквальное значение. А без этого он отражает природу теоретически постулированного заболевания, применяя его для обозначения признак, который не принадлежит одному лишь этому заболеванию и не может рассматриваться как его основное свойство» /82, с. 318-319/. Этим напоминанием этимологии неологизма, созданного E. Bleuler, Freud косвенно указывает, что для него основное свойство блейлеровской концепции — «шпальтунг» (немецкое «расщепление») — схизис (греческое значение), что означает разделять на части, раздроблять, раскалывать. «Шпальтунг», то что по существу свойственно спектру хронических бредовых психозов, а не шизофрении в узком смысле. Но напомним еще раз, что текст 1911 г. базируется на концепции E. Kraepelin 1899 г., которая объединяет всю паранойю в параноидных формах «деменции прекокс». Для нас его оригинальность заключается во введении понятия аутизма, происходящего от фрейдовского аутоэротизма, который позволяет выделить внутри гетерогенной совокупности крепелиновской «деменции прекокс», собственно говоря, аутистические или шизофренические психозы. Восстановление паранойи (или, если это предпочтительнее ее современного определения после того, как из ее состава были окончательно изъяты в пользу шизофрении параноидные формы) E. Kraepelin осуществит только в восьмом издании своего «Руководства» в 1908-1915 гг., и только в период между двумя войнами будет проведено разделение их путем противопоставления паранойи в значении E. Kraepelin, как мы это проиллюстрировали примером из первой главы диссертации J. Lacan, и шизофрении в значении E. Bleuler. Но мы к этому вернемся, когда будем изучать эволюцию его идей относительно аутистического мышления. Уже в 1911 г. в связи со случаем Шребера, Freud требует, чтобы было установлено это различие во имя сексуальной теории либидо: «Мне казалось более существенным сохранить паранойю как независимую клиническую единицу, несмотря на тот факт, что ее клиническая картина так часто осложняется шизофреническими чертами. Ибо, с точки зрения теории либидо, ее можно отделить от «деменции прекокс» и по другой локализации предрасполагающей фиксации, и по другому механизму возврата вытесненного (формирования симптомов), хотя собственно вытеснение в этих двух случаях обнаруживает один и тот же существенный и особый признак: отрыв либидо от внешнего мира и регрессию его в направлении «Я»».

«Я полагаю, что наиболее подходящим названием было бы «па-рафрения», термин несколько неопределенного смысла, который однако выражает сходство, существующее между этим заболеванием и паранойей (название которой уже не подлежит изменению), и который напоминает гебефрению, теперь им охватываемую. Правда, уже было предложено применить этот термин для обозначения других состояний, но это неважно, потому что попытки применить этот термин в ином значении оказались безуспешными» /82, с. 319/. Не намекает ли здесь Freud на создание и применение этого термина E. Kraepelin, который рассматривал гебефрению как «гебетическую парафрению»?



Его предложение не получило признания. Но когда термин «парафрения» используется в наше время и наиболее часто в форме производного — «парафренизация», то именно чтобы обозначить виды хронических психозов, которые развиваются ни по типу паранойи, ни по типу шизофрении — психозы, которым E. Kraepelin дал место в последнем издании своего «Руководства» под этим наименованием.




О сексуальной природе либидо

История шизофрении
Гаррабе Ж.




Freud недостаточно справедливо упоминает Abraham /1877-1925/ как впервые установившего факт, что либидо отворачивается от внешнего мира, составляя несомненный признак «деменции прекокс». В самом деле, он уже в своем очерке 1908 г. «Психосексуальные различия между истерией и деменцией прекокс» /1/ писал, что ««деменция прекокс» разрушает способность сексуального переноса любви к объекту» /1, с. 40/, и что завышенная оценка, отраженная на собственное «Я», или аутоэротика, является источником бреда величия при «деменции прекокс» /1, с. 44/. Это приводит его к заключению, что «аутоэротизм определяет отличие «деменции прекокс» от истерии: здесь отрешенность от либидо, там — чрезмерная привязанность к объекту; здесь утрата способности к сублимации, там — усиленная сублимация» /1, с. 45/. A C. Jung уже в 1906 г. развил эту идею ухода либидо от внешнего мира в своей «Психологии «деменции прекокс»». Притом Abraham сам отмечает, что если его работа вдохновляется опубликованными тогда концепциями Freud и идет еще дальше, то «некоторые аспекты подтвердились в контакте с доктором E. Bleuler и доктором C. Jung в период моей работы в психиатрической клинике Цюриха» /1, с. 36/. Abraham действительно начал свою карьеру в качестве ассистента в Бургхельцли, которую он покинет именно в 1908 г. после встречи с Freud в предыдущем году, чтобы обосноваться в качестве психоаналитика в Берлине, где он завершит свою карьеру. Но верно и то, что тогда как C. Jung полагал, что этот уход при «деменции прекокс», касающийся всей совокупности внешнего мира демонстрировал, что либидо не является исключительно сексуальным, Abraham считал, что аутоэротическое либидо все же сексуальное явление, и оставался в глазах Freud на позициях самой строгой ортодоксальности. Зато Freud признавал за Jung полную заслугу в том, что тот распознал «с необычайной аналитической остротой», что бредовые идеи суть результат отчаянных усилий восстановить утраченные привязанности объекта. Но если эта попытка исцеления, иногда принимаемая наблюдателями за саму болезнь, имеет при паранойе в качестве механизма проекцию, то при шизофрении она прибегает к галлюцинаторному механизму: «В этом заключается один из важных отличительных признаков «деменции прекокс» от паранойи, поддающийся генетическому истолкованию. Течение в исход при «деменции прекокс»… предоставляет нам второй отличительный признак. Оно вообще менее благоприятно, чем при паранойе; победа остается при этом заболевании не за восстановлением, а за вытеснением. Регрессия не довольствуется достижением стадии нарциссизма (что проявляется в форме бреда величия), а она доходит до полного отказа от любви к объекту и до возвращения к детскому аутоэротизму. Предрасполагающая фиксация вследствие этого окажется далеко позади, тогда как при паранойе существование будет находиться где-то в начале примитивной эволюции, которая пойдет от аутоэротизма до любви к объекту. Кроме того, совершенно невероятно, что гомосексуальные влечения, встречаемые часто, даже неизменно при паранойе, играют равную по важности роль в этиологии «деменции прекокс», заболевания бесконечно менее ограниченного» /82, с. 320/. Это позволяет ему утверждать, что клиническая картина, подобная той, которую обнаружил Шребер, «заслуживает названия параноидной деменции. Образность влечения и галлюцинации с одной стороны, в самом деле черты парафренического порядка, но случайность причины и исход болезни Шребера, так же как и механизм проекции, имеют паранойяльную природу» /82, с. 320/.

Таким образом, психоаналитическое исследование «деменции прекокс» представляло для Freud возможность изучать с точки зрения их генеза примитивные стадии сексуальности, обусловленные дальнейшим развитием человеческого либидо. В глубине, в чем он упрекает C. Jung, — предпочтение этим исследованиям анализа символизма шизофренической бредовой продукции, раскрывающей существование архаической психической деятельности иного происхождения, чем сексуальное.



Таким образом, Freud сам возвратился к этой стадии нарциссизма, с тем затруднением, что не будет располагать клиническим материалом из первых рук, с исследованием, которое вводит до некоторой степени официально это понятие в психоаналитическую теорию и опубликованном в тот же год, когда разразилась Первая мировая война. Так как он вернется непосредственно после войны к инстинкту смерти, описанному Сабиной Шпильрейн в исследовании, подсказанном психологией «деменции прекокс», которое мы уже анализировали, то в период между двумя войнами эти фрейдовские исследования окажут влияние на историю шизофрении, дав импульс изучению патологии нарциссизма. Во время войны научные обмены, по крайней мере, между воюющими странами, прервутся, хотя диалог между Францией и немецкоязычными странами и был тогда двигателем прогресса психиатрии. Некоторые из авторов, о которых мы говорили выше или будем говорить далее, были мобилизованы: так

Abraham находился во главе психиатрической службы 20-го армейского корпуса в Восточной Пруссии; Wilhelm Reich воевал на итальянском фронте, в результате чего он как ветеран войны получил стипендию для приобретения медицинского образования; Gatian de Clerambault получил ранения на фронте и был награжден орденом Почетного легиона; E. Kretschmer был прикомандирован к военному госпиталю, куда поступали больные с эпизодами военной истерии; Eugene Minkowski, ассистент в клинике Бургхельцли, поступит в марте 1915 г. добровольцем во французскую армию, будет участвовать в битвах на Сомме и при Вердене, а после войны обоснуется в Париже. Он станет популяризатором трудов E. Bleuler во Франции. Сабина Шпильрейн, по поощряющему совету Freud, после Октябрьской революции возвратится в СССР.




Шизофрения и дискордантные помешательства.

История шизофрении
Гаррабе Ж.


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет