Издательство Альфа-книга

Наверно, сам был редкостная пьянь...

Он просто не хотел ни с кем делиться,

Вот и орал на людях - водка дрянь!

Русские рубаи
- Кто вызвал меня?! - громоподобным голосом взревел джинн, и аксакалы дружненько присели. Потому как планировать явление всесильного монстра из потустороннего мира - это одно, а вот получить желаемое и не знать, что с ним делать, - совсем иное...

- Именем твоего Чёрного Господина, - чуть дрожащим фальцетом попытался продолжить ритуал главный провокатор. - Заклинаю тебя, назови своё имя и покорствуй нашей воле! В противном случае... да где же наконец этот проклятый ключ?!

Джинн обвёл пылающим взглядом всю аудиторию, мгновенно расширился в плечах, упёрся ладонью в потолок и, одним неуловимым движением сорвав крышу, покрутил её на мизинце и зашвырнул в седьмое измерение. Старцы пискнули хором, двое-трое ушли в несознанку, а толстяк резко начал заикаться...

- Повтори, что ты сказал, мелкий гнус?

- Им... нем, ик! зак... ик! ли... ик! Вай мэ, да мы всего лишь... ик! просто так, пошу... ик! тили, да...

- Пошутили?! - не поверив услышанному, страшным, как обвал, шёпотом переспросил джинн. - Несколько земляных червей, украв крупицу запретных знаний, вызвали меня (великого и грозного!) лишь потому, что они просто так ПОШУТИЛИ... Да я разотру вас в пыль, я смешаю вас с грязью, я засушу ваши трухлявые мозги, как воблу под пиво, я... Кто тут посмел хихикнуть, э?!

Вызывалыцики тут же предательски указали пальцами на виновника, но Насреддин уже не мог остановиться и заливался вовсю!

- Сын вонючей змеи и прах облезлого тушканчика, - взревел джинн, хватая его за шиворот и вздымая к звёздам. - Ты смеешь смеяться надо мной?! Ты... о небо, клянусь Аллахом, это же... домулло?

- Салям алейкум, почтеннейший Бабудай-Ага, - с трудом отдышался главный весельчак Багдада. - Сто лет не виделись, но я запомнил твоё лицо, о могучий джинн из кувшина старого пьяницы...

- Валейкум ассалам. - Джинн вежливо поставил Ходжу на место и тактично уменьшился до приемлемых для общения размеров. - Извини, если накричал. Я был очень занят с друзьями в другом мире, сдачу двух коттеджей отмечали, я за пивом пошёл, а тут... эти, спиритисты, шайтан их накорми в отхожем месте!

- Вах, о чём ты говоришь, уважаемый... Не явись сюда именно ты, нас с Оболенским уже прирезали бы как барашков!

- Лёва-джан... - Бабудай-Ага, по-детски умилившись, осторожно погладил по голове недобудимого русского дворянина и тут же сделал страшное лицо. - Кто возжелал обидеть моего друга, так великодушно рассказавшего мне о пиве?!!

- Мы... ик! нет... не мы... ик! мы лишь хоте... ик! ли... всего-то...

- Чего?!

- Хотим быть подобными султанам! Весь день лежать на подушках и греться у огня! Чтобы нас часами ласкали женские руки! И чтобы нами все восхищались, но никто не заставлял работать! Хотим, чтобы нас бесплатно кормили, а мы могли бы прославлять сами себя с крыши собственного дома так, чтобы соседи склоняли головы! Да, а ещё, чтобы при одном взгляде на нас все признавали, как мы прекрасны, царственны и мудры, думая, что мы - боги!

- Воистину так, - широко улыбнулся Бабудай-Ага, хлопая в ладоши. - Вы получили всё, о чём просили, а теперь - брысь!

Четырнадцать разномастных котов смотрели на него круглыми глазами.

- Брысь, я сказал!

...Бесполезно. Нагловатые старички не сразу въехали, в чьей шкурке им теперь придётся провести остаток жизни. Видимо, они ожидали чего-то иного, но общеизвестно, что джинны всегда выполняют приказы с долей чёрного юмора. Вспомните, в своё время чего хотел получить старый Хайям и кого ему выдали на руки? То есть джинн умеет найти юридическую лазейку в желаниях человека, так, как этого хочется ЕМУ, а не ВАМ...

- Вай мэ, ну разве так ведут себя с пожилыми аксакалами?

- Домулло, они сами напросились...

- Ай-яй-яй... - состроил воспитательное лицо строгий Насреддин. - Соблаговоли-ка развязать меня и прими бесплатный совет - не обижай старого осла, ибо на склоне лет мы все становимся старыми ослами! Кто-то больше, кто-то меньше, но разве это причина, чтобы вести себя как осёл сейчас?

- Они превратятся в людей сразу же, как только их искренне пожалеет хоть кто-нибудь, - склонив голову, подкорректировал своё наказание джинн, и одним щелчком ногтя избавил бывшего визиря от пут. - Мне пора идти, пиво греется...

- Мой друг хотел с твоей помощью вернуться домой, - остановил его Ходжа, вздохнул, но продолжил: - Место Багдадского вора не здесь, а в ином мире, где он оставил своих близких. Наверняка они тоже молят Аллаха возвратить им мужа, отца и сына... Я тоже прошу тебя об этом.

- Непременно, - как-то рассеянно отмахнулся Бабудай-Ага, начиная таять в воздухе. - Я ещё заскочу на днях... и заберу его, честное слово! Пусть проспится, завтра у вас тяжёлый день...

- Эй, эй! Стой, в каком это смысле, тяжёлый?!

- Шайтана срамить - нелёгкая работа. - Последние слова расстроенный Насредцин уловил уже еле-еле, могущественный джинн исчез в неизвестном направлении.

Четырнадцать котиков по молчаливому кивку самого толстого послушно выстроились гуськом и, повесив хвостики, скорбно покинули помещение. Лев по-прежнему спал, казалось, что рухни на него большущая звезда и больно стукни по лбу, он бы и этого не почувствовал...

А вот домулло, может быть впервые в жизни, замер, задрав голову к отсутствующему потолку, до глубины души поразившись красоте раскинувшейся перед ним Вселенной!

На этот раз томные восточные звёзды не разыгрывали неприступных красавиц, а доверчиво опустились вниз столь близко, что их сияющие ресницы касались изумлённо приоткрытых губ Ходжи. И они смотрели прямо ему в глаза и отражались в них все сразу, всем небом, всей бездонностью Галактики, словно единая искорка глубины бездонных очей самого Аллаха... Ибо что может быть поэтичнее звёзд? Далёких, неведомых, девственных, а зачастую уже и погасших, но отдавших перед смертью свой свет людям.

И нам стоило порою всего лишь обратить к ним суетливые взоры, остановиться, задуматься. Но увы, нам кажется, что звёзды вечны, что они никуда не денутся, а мы так заняты по жизни! Может быть, может быть, всё успеть невозможно... Но разве вы могли бы уснуть, если бы наверняка знали, что именно сегодня на небе родилась новая звезда и она ещё не придумала себе имя. Она просит нас сделать это...

...О, как причудливо и разнообразно матерился наутро Лев Оболенский! Я уже говорил, что у него необычайно творческая и даже по-своему поэтическая натура. А как витиевато можно послать по конкретному адресу, с использованием чисто восточных метафор, образов персидской лирики, повседневных откровений арабского песенного творчества...

Какое неземное удовлетворение испытывал Ходжа Насреддин, пока его голубоглазый друг со всем пылом азиатской страсти и северной крепостью слова гонял зашуганных котов по всему приюту! Бывшие аксакалы, не испытавшие раскаяния, тоже в долгу не оставались, устраивая на него покушения и засады. Часа три шла неравная партизанская война с переменным успехом, но её исход был предрешён. Лев заявился довольный, расцарапанный и обложенный с ног до головы жуткими кошачьими проклятьями и плюхнулся за дастархан...

- Судя по твоему умиротворённому лицу, о изумляющий боевыми шрамами, ты победил?

- Да! А толстого пнул под хвост дважды...

- Я горжусь тобой!

- Ты серьёзно?

- Нет, - столь же честно признал домулло. - Я так издеваюсь, кажется, ты называешь это "нездоровой иронией"... И, клянусь Аллахом, у меня есть на то причины!

- Перечисляй поштучно.

- А ты выплюнь лепёшку, меня это отвлекает. - Насреддин ловко увернулся от впрямую исполненного пожелания и продолжил: - Мы торчим одни во всём приюте, у нас нет верблюдов, мы не знаем, в какой стороне Самарканд, здесь не ходят караваны, но полным-полно психованных котов, лелеющих планы мести...

- Ну и в чём кипеж? - недопонял подуставший в боях за территорию русский дворянин. - Ведь если я простил тебе упущенного джинна (не говоря уже о пиве!), то какой смысл переживать из-за ерунды? Выберемся мы отсюда, приют слепых чтецов Корана - место культовое, рано или поздно сюда придут, чтобы сдать под нашу сень очередного "незрячего" инвалида. А кстати, кто финансирует эту контору?

- Подобные пристанища живут на пожертвования влиятельных лиц - султанов, эмиров, купцов и просто разбойников. То есть всех тех, кто предпочитает откупиться от Всевышнего благотворительностью...

- Всё, как у нас, - согласился Оболенский и, привстав на цыпочки, высунулся из окна. - Ходжуля, поздравь себя, я зрю клубы пыли на горизонте, к нам гости! Живенько сообрази, чего бы позаковыристей наплести ребяткам, и линяем с ними до ближайшего шоссе на Самарканд. Я побежал паковать багаж...

Насреддин радостно подскочил к другу, хлопнул его по плечу, и они вприпрыжку бросились открывать ворота. Что возмутитель спокойствия, врун, болтун и хохотун собирался поведать новоприбывшим, доподлинно не известно. За воротами стоял летучий отряд стражников Аслан-бея...
ГЛАВА 37
Дорогие детишки! Во время развлечения, пожалуйста, не бейте друг друга...

Плакат в детском комплексе

- Андрюха, ты въедливый, как яблоневая плодожорка! Вот я тут, блин, всё рассказываю, в лицах изображаю по-всякому, сам прикинь - у меня много свободного времени было?! С гулькину фигу! Я уж молчу о невозможности купить приличную бумагу, пару гелевых авторучек и сносный диктофон на батарейках (чёрт бы с ним, хоть китайской сборки!), но и этого не было ни на одном базаре!

- Ты просто лентяй и не думал о торжестве науки... В которой, кстати, твои записи помогли бы стереть немало белых пятен.

- Нет, нет, не путай, я - перемещенец во времени, а не учёная выдра в очках на носу. На Востоке умничать небезопасно... Там образованных людей немного, и ценят их соответственно - приближая ко двору для сохранности и надзора. Можно, конечно, всю жизнь у какого-нибудь султана за троном книжки почитывать, мудрые советы давать, но у меня другие взгляды на свободу личности... Изюм остался?

- Не знаю, вчера полно было...

- Это вчера. Давай прервёмся с писаниной и сгоняем в ближайший магазин - изюму купим, рис купим, барашка купим, урюка, тмина, перца купим, плов варить будем, э?! Какой хочешь: по-узбекски с тремя сортами риса, по-монгольски из конины, по-персидски с урюком, по-казахски с нежной бараниной и тёртой морковью, по-уйгурски из рёбрышек, по-бухарски с печенью и горохом, по-самаркандски с изюмом и курицей, по-фергански с говядиной, бараниной и свининой!

- Ты умеешь варить плов?

- Не умею... но у меня о нём ТАКИЕ воспоминания - пальчики оближешь!!!

Пока ещё стража найдёт эту новую невесту, пока поймает, пока вернётся - короче, кормить будут, а там давай бог ноги! Домулло даже охотно рассказал, что именно произошло в здешнем приюте и почему сразу четырнадцать котов падают в ноги главе городской стражи, тыча лапками в пристыжённого Оболенского... Хотя ему, как всегда, не поверили.

- Привяжите этих лжецов к хвостам наших коней, мы пойдём в Самарканд и отыщем желанную звезду нашего благородного султана, сиятельную Ириду аль-Дюбину! А показательную казнь ослушников шариата произведут прямо в день вхождения новой жены в обширный гарем нашего великого повелителя. Что ты улыбаешься, как нетрезвая гиена?

- Нетрезвый - это он, а улыбаюсь я, - вежливо поправил Ходжа.

- Нетрезвый я был вчера, а сегодня - не опохмелённый, - столь же вежливо внёс поправочку Лёва-джан. - Но если же вести речь об улыбке гиены, так это - он! Так улыбается, руки сами кирпич ищут...

- Молчать, дети шакалов! - строго гаркнул Аслан-бей. - Мне нет дела до ваших глупостей, но я хочу знать причину твоей подозрительной улыбки, о беглый визирь...

- Если отважный глава нашей доблестной городской стражи позволит... Нам известна небесная гурия, носящая имя Ириды аль-Дюбины, но султан серьёзно заблуждается относительно её девственности и кротости нрава. Но, возможно, премудрый Муслим аль-Люли намерен таким образом свести счёты с жизнью?! Тогда кто мы такие, чтобы ему в этом мешать...

- Ты лжёшь!

- Вай мэ, во дворце повелителя Коканда я часто подшучивал над тобой и выставлял в глупом свете, но разве хоть раз обманывал?

На этот раз Аслан-бей не стал торопить коня, а призадумался надолго. Совершенно ясно, что эти двое проходимцев знают нечто, способное, существенно облегчить или затруднить поставленную перед ним задачу. Значит, не стоит рубить сплеча, а надлежит неторопливо взвесить полученную информацию, дабы извлечь из неё максимум личной пользы...

Видимо, в мозгу среднестатистического восточного человека тех дремучих времён причудливым, но естественным образом сочетались логические переходы от неадекватных поступков к вполне адекватному восприятию действительности. То есть привычная любому европейцу формулировка "казнить нельзя помиловать" от правильной постановки запятой не зависела - она вообще в ней не нуждалась!

В контексте господина Аслан-бея это скорее выглядело бы следующим образом: "казнить нельзя обласкать можно обмануть достойно предать временно помиловать по настроению..." и так далее...

Как видите, допускается масса вариаций и смысловых оттенков для лиц, обожающих филологические игрища со знаками препинания. Лично я к таковым не отношусь, но интеллектуалам нравится...

Сам же глава городской стражи определил свою позицию так:

- Отныне я буду называть вас вашими истинными именами. Вы будете находиться под моим покровительством и защитой до тех пор, пока мы не отыщем будущую невесту нашего господина и не представим её небесный лик пред его царственные очи! Уверен, что всемилостивейший султан, в радости и восторге от её красоты, смягчит гнев свой на ваши плутни... Дайте им коня! До Самарканда путь неблизкий...

То есть примерно "живите, пока вы мне нужны, и хана вам обоим, как эта нужда ослабнет". Чисто по-человечески всё понятно, никто не строит иллюзий, но все довольны, восточные формы вежливости соблюдены...

В любом отряде есть основные и запасные лошади. Суровые стражники подвели мосластую рыжую кобылу, и оба героя поочерёдно взгромоздились ей на спину. Седла не было, лишь подвязанный кожаным ремнём кусок серой кошмы, удила из обычной верёвки. Сама коняшка оказалась костистою настолько, что остроту её хребта Лев и Ходжа ощущали натёртыми задницами на протяжении всего пути. Тем не менее Оболенский не показывал виду, вовсю изображая посадку заправского ковбоя, а вот домулло ударился в тихое, поэтически-занудное нытьё...

- Вай мэ, вай дод, и за что такие муки, полные страданий, падают на бедную голову скромного любителя мирных забав и безвинных шуток? Разве я кого-то убил, ограбил, обидел бранным словом, что сам Аллах отказывается протянуть мне руку помощи?! Разве не изучал я Коран, не стремился к праведности, разве нарушал законы шариата...

- Это когда винище хлестал в обнимку с рыженькой танцовщицей или когда с похмелюги отсыпался в одном стойле с Рабиновичем? - не оборачиваясь, уточнил русский дворянин.

- Вах, тебя не спрашивают! О злонравный искуситель правоверных, вечно толкающий простодушного мусульманина на путь греха! Но, быть может, в кругу этих храбрых воинов, истинных оплотов ислама, верных слову и букве учения пророка Мухаммеда, я заслужу хоть частичку прощения и предстану у престола Всевышнего без отягчающего мою душу клада в двадцать тысяч таньга!

- Ходжа, совесть поимей, на тебя уже оборачиваются. Сколько можно втюхивать народу этот прокисший ерундопель с кладом - пять шагов на север, восемь на юг, у старой чинары, в полдень, когда тень от соседнего минарета коснётся подножия третьей ступеньки ближайшей психбольницы имени Абу-Бакара...

- Заткнись, Лёва-джан, не мешай тем, кому интересно. - Но вскоре и сам Насреддин понял, что эта фишка уже не работает. Стражники презрительно кривили губы, а кое-кто даже погрозил настырному болтуну камчой. Стоило признать, что отныне надо бы придумать какой-то новый способ ухода из цепких лап закона. Но думать в пустыне, задыхаясь от горячей пыли, поднятой копытами лошадей, под гудящим солнечным зноем и плавящимися мозгами в голове было слишком трудно...

Бывший визирь попытался закрыть глаза на боль в отбитой "точке номер пять" и мыслить позитивно. Его хватило где-то на полчаса...

- Слушай, ты, кичащийся своим образованием и знанием жизни... Ну ладно эти стражники, пусть они обычные тёмные служащие, и сам Всевышний не смог бы достучаться через их медные лбы до их скудного разума. А если бы и достучался, то испугался бы царящей там пустоты с ма-а-леньким мозгом где-то в самом дальнем углу... Но ты! Ты, почтеннейший, утверждал, что пришёл к нам из другого мира. Мира далёкого, волшебного, технически развитого и социально устроенного... Скажи, хотя бы там люди стали мудрее и лучше?

- Не уверен, - подумав, пожал плечами Лев.

- Не гневи Аллаха! - возвысил голос праведный домулло. - Человечество должно было совершенствоваться с каждым столетием! Сам божественный промысел состоит в том, что дети учатся добру у своих отцов, дабы передать этот свет добродетели будущим поколениям. Отмеченные благородством помыслов и красотой поступков, люди просто обязаны стать добрее и чище! Сильный не обидит слабого, богатый одарит бедного, мужчина пожалеет женщину, цветущий подросток не станет смеяться над немощью старца, народы сбросят оковы, а единство мира и труда будет...

- Ходжа, в тебе умер коммунист.

- Когда?! - испуганно охнул Насреддин, хватаясь за живот. - А я-то гадал, почему мне так плохо со вчерашней ночи... Наверное, он уже разложился и начинает во мне пахнуть?!!

Оболенский, скрючившись, закусил губу, чтобы не рассмеяться, и в этот момент отряд остановился, передовые всадники что-то заметили на горизонте. И это было не лучшее, что могло их обрадовать...
ГЛАВА 38
Любовь к поэзии отбивается попсой по почкам!

Жизненное наблюдение

- Это чёрный конь самого шайтана! Мы не пройдём, не оставив ему в жертву человеческой крови...

Здесь нам, видимо, стоило бы задержаться с подробностями. О Кара-Анчаре знают не все, хотя серьёзным исследователям восточного фолк-хор-рора вы этот вопрос тоже зададите зря - они в легенды не верят...

Что, может быть, и правильно - на сказках серьёзное имя не сделаешь ни в науке, ни в литературе (по себе знаю!). Но если вы поедете в пустыню, проведёте весь день бултыхаясь меж вонючих верблюжьих горбов, под немилосердным солнцем, а вечером сядете, скрючив одеревеневшие ноги, у скудного костерка из сухого саксаула и вслушаетесь в монотонную песню старого, как барханы, казаха-проводника, - вы узнаете правду! Но для этого сначала научитесь слушать...

Тогда он, глядя на огонь, расскажет, почему бедуины не ценят собственную жизнь, презирают смерть и закон мести для них более важен, чем закон продолжения рода. Это трудно понять европейцу, но не ему здесь жить...

Что сделал шайтан с детьми Адама и Евы, заманив их в пустыню, и как Аллах, всемилостивейший и всемогущий, разрушил его козни, сотворив для человека оазисы. Воистину, если бы каждый из нас оставил после себя хоть один оазис...

Почему конь воспитывался кочевником наравне с собственными детьми, какая магия скрыта в запахе пота чистокровного арабского скакуна и как одна его слеза, крупная и сияющая, подобно неграненому алмазу, способна, отражая, вместить целый мир! Известно, что лишь человек, сидящий на коне, вправе называть себя богом...

Когда завистливый шайтан, да будет его имя предано вечному забвению, увидел, сколь прекрасен мир, созданный Всевышним, он исполнился гордыни и возжелал сам слепить нечто превосходящее творения Аллаха. Для примера он взял благородного арабского жеребца, ибо в природе нет существа более прекрасного и возвышенного...

Но белая масть не устраивала шайтана - его конь стал чёрным, как проклятие! Мужество и красота не нравились ему - его скакун был жестоким и коварным! Чистота линий, грация и стать раздражали нечистого - его жеребец обладал короткой спиной, с огненным гребнем по хребту, длинными ногами, искривлёнными под неестественным углом, львиным хвостом и жёсткой гривой, торчащей, словно иглы дикобраза. Любовь и доверие к человеку претили ему - его творение имело длинные зубы из стальных игл и питалось человеческим мясом!

Вот примерно такая мутантоподобная тварь, последствие дебильных экспериментов сволочного врага людского рода, и стояла сейчас на ближнем бархане, не сводя пылающих очей с остановившегося отряда...

- Вот на что спорим, Ходжуля: если кого и решат принести в жертву, то это стопудово будет кто-нибудь из нас!

- Лёва-джан, во-первых, всё это бабушкины сказки; во-вторых, мне отсюда не видно; и, в-третьих, наилучшей жертвой из нас двоих, несомненно, будешь ты!

- Но ты толще, упитанней и аппетитней!

- Вай мэ, один старый жир?! А вот на тебе много хорошего, полезного мяса, с нежной грудинкой и отличными окороками...

- Ходжа, заткнись! На меня уже стражники облизываются...

От главы отряда сорвался всадник и, подскакав к спорщикам, взмахнул плетью:

- Наш отважный командир требует вас, живо!

Оболенский первым спрыгнул с кобылы, поймал сползающего товарища и величественно двинулся в указанном направлении. Если бы он хоть на миг обернулся, то наверняка увидел бы непредназначенный для перехода по пустыне боевой отряд из четырнадцати отчаянных котиков! Самый толстый, всё так же занимая руководящий пост, указал на Багдадского вора носом, придушенно мявкнул и упал - сил на полновесный кошачий вопль гнева и мести у него уже не было...

Аслан-бей ждал пленных авантюристов не сходя с седла. На вершине дальнего бархана уродливой карикатурой вырисовывался изломанный чёрный силуэт, чуть подрагивающий в полдневном мареве. Человек неопытный принял бы его за мираж, но стражники в этой ситуации предпочитали смотреть правде в глаза. Кара-Анчар никогда не нападал первым, он выжидал... Либо караван оставлял для него живую, трепещущую жертву, либо он нагонял убегающих и выбирал жертву сам, либо ему пытались оказывать сопротивление - и тогда участь героев была незавидной. Убить чёрного коня шайтана было невозможно, а сам он убивал с наслаждением!

- Видите его? - Начальник городской стражи не дерзнул указать на Кара-Анчара плетью. - Воистину я чем-то прогневил Аллаха... Возможно, кстати, тем, что оставил жизнь двум таким беспросветным грешникам, как вы! Поэтому, если ваш изворотливый ум не придумает способа избавиться от этого исчадия ада, то один из вас пойдёт кормить его собственной плотью! Итак, кто?

- Он! - дружно ткнули друг в друга пальцами Лев и Ходжа.

Аслан-бей, презрительно скривив губы, отвернулся от них, размышляя вслух:

- Если я сохраню жизнь Насреддину и отдам его в руки правосудия, то моё имя будет прославлено, а мои усилия вознаграждены. Возможно, вознаграждены... Ибо наш пресветлый султан, да хранят его небеса, вполне может ограничиться и устной благодарностью. А благодарность султанских уст, как известно, великая награда, но не звенит в кармане. Если же я оставлю жизнь Багдадскому вору, он, несомненно, украдёт для нашего господина прелестницу-жену и, возможно, кое-что для меня лично... То есть не возможно, а наверняка! Ибо тому, кому ты обязан свободой и жизнью, надлежит платить долго, весомо и с благодарностью в сердце. Решено: мы отпустим к Кара-Анчару бывшего визиря! Пусть его лживый язык сожрёт чёрный конь шайтана...

- Вай мэ... - ахнул сражённый в самую печень домулло. - Меня? Своего, местного, правоверного... А эта барыга вороватая останется жить?!

- Иди, - холодно кивнул начальник.

- Э-э... а как же... насчёт клада в десять тысяч...

- Иди.

- ...в сорок тысяч, и не таньга, а золотом?!

Да и как поверить в чудо тому, кто сам являлся легендарным образом, собранным из тысяч сказок и легенд тысячеустных народов; кто под разными чуть изменёнными именами прошёлся дорогами Азии, Персии, Монголии, Болгарии, Греции и даже части нашей России! Если бы Ходжа хоть на мгновение предполагал, каким раритетом он является, то ни за что бы не повесил голову, развернувшись навстречу кошмарному коню-людоеду. Но об этой его ценности в общемировом контексте отлично знал Оболенский...

- Ладно уж, вернись к маме, - тяжёлая рука русского дворянина легла на плечо вздрогнувшего Насреддина. - Никто не будет против, если я попытаюсь его украсть?

- Кого? - не понял Аслан-бей. - Коня самого шайтана?!!

- Ну да... У меня с вашим шайтаном свои счёты.

- Лёва-джан, - опомнившийся домулло вцепился в рукав друга, - не ходи! Он же просто съест тебя, и я останусь без единственного друга (не считая Рабиновича, но он отдельная песня!). Ты сильный, ты благородный, но не ходи... Пускай я пойду! Меня не жалко!

- Да отцепись ты... Ведёшь себя как отвергнутая любовница! Люди смотрят...

- Пусть смотрят! Всё равно я тебя не пущу! Я... я виноват перед тобой, не удержал джинна, который мог бы вернуть тебя твоим близким. Я всё время думаю лишь о себе, и ты не видишь, как играешь в мою игру. Я - лжец, Лёвушка! Я обманывал тебя... Пусть это отродье смрадной бездны пожрёт меня, я заслужил!

- Мужики, - уже с изрядной долей раздражения в голосе взвыл Лев, - уберите от меня этого истеричного психопата! Заговаривается же на глазах, скоро пеной изойдёт... Подержите при себе, а в ближайшем райцентре суньте в психушку, я на обратном пути заберу!

Спешившиеся стражники, не дожидаясь приказа командира, быстренько сгребли кающегося Насреддина. Аслан-бей, обративший внимание на то, как без его соизволения была исполнена воля этого важного Багдадского вора, сделал отметочку в памяти, но вмешиваться не стал.

Но если кто из моих друзей и подходил под критерии "героя", то это именно Лев. И дело не столько в его физических параметрах, заметной внешности и недоразвитом инстинкте самосохранения. Любой мало-мальски поживший человек знает, как сложно формируются в современном мужчине понятия благородства, чести и великодушия. В крови Оболенских они были врождёнными...

Согласитесь, есть некая магия старинных фамилий, которые, пройдя тысячелетие, не исчезли, не растворились, не потерялись в безмерном море человеческих судеб, а донесли свой собственный генетический знак породы до наших дней.

И вот сейчас полновесный представитель этого почтенного семейства безмятежно шествовал по песку, зачерпывая его на ходу сползающими тапками без задников, навстречу оскалившейся железными зубами судьбе. Поэтому, разумеется, не только он, но и никто из отряда городской стражи не видел, как коты, сгрудившись мордочками и задрав хвосты, что-то быстро перетирали в своём слаженном коллективе...