ГЛАВА 28 ЛАЙОЛЛ И ИСТИНА

Он сказал моему мужу и мне: «Вы знаете, что это не поможет. Мне даже предлагали 10 000 долларов, чтобы увидеть провал...* Я никогда не узнаю, кто предложил это... но я могу поспорить, что он принял предложение.

Свидетельство Этел Пратт во время слушания дела о врачебной некомпетентности — о содержании разговора с Джоном Греггом. посыльным д-ра Лайолла.

Это позор.

Кушман Хаагенсен, доктор медицины, относительно исследования, выполненного CAG
18 октября 1965 г. произошло важное событие в медицинской жизни. В этот день в «Журнале Американской медицинской ассоциации» были опубликованы результаты научного исследования эффективности метода Ревича. Отчет был подписан руководителем исследования, доктором медицины Дейвидом Лайол-лом и еще несколькими врачами. Над заголовком стояла ремарка — «отрицательные результаты». Отчет однозначно констатировал полную неэффективность метода по результатам наблюдения 33 пациентов.

Новая публикация имела очень большое значение, ведь это была первая научная оценка метода Ревича. Это также означало, что больше нет необходимости пользоваться слухами в определении цен-

ности метода. Любого, кто поинтересовался бы этим, можно было бы отослать к публикации в ЖАМА. Заинтересованный читатель мог убедиться, что метод прошел научную проверку, а поскольку результаты ее отрицательны, следовательно, его неэффективность действительно доказана.

Однако осталась одна большая проблема — статья Лайолла странным образом расходилась с фактическими результатами, с тем, что испытывали пациенты; читатели ЖАМА были введены в заблуждение. Более того, большая часть документации свидетельствовала о грубом нарушении медицинской этики. Соавторами статьи, опубликованной в ЖАМА, считались девять врачей. Однако один из них оценил само исследование как позор для врачей. Другой под впечатлением метода Ревича написал о нем хвалеб- -ное письмо президенту Соединенных Штатов. Третий позднее показал на суде, что никогда не видел никаких препаратов и снимков, а если бы он их видел, то изменил бы свое мнение. Патолог, принимавший участие в исследовании, видел лишь малую часть микроскопических препаратов, рентгеновских снимков, фотографий и результатов аутопсии. Еще один врач, присутствующий на суде, тот самый, который был ведущим исследователем и единственным автором отчета CAG, никогда не знакомил других участников исследования с доказательствами произошедших у пациентов улучшений.

Создателем группы клинической оценки (CAG), который считал, что его исследование должно стать образцом для других, моделью для будущих исследований, был профессор Нью-Йоркского университета Дейвид Лайолл, доктор медицины. Его правой рукой был доктор медицины Стефен Шварц того же университета.

До появления в 1961 г. статьи Американского онкологического общества в рубрике «Непроверенные методы» в исследовании вообще не было бы необходимости. Б книге Ревича 1961 г. имелись ответы на все вопросы заинтересованных членов общества. Книга изобиловала научными доказательствами. Так, Мор-рим А. Манн, доктор медицины, писал: «Ряд моих коллег, которые подобно мне занимаются молекулярными исследованиями, имели доступ к его работе, и все они утверждали, что д-р Ревич внес огромный вклад в понимание взаимосвязи структуры и функции в фармакологии».

Если бы книга Ревича разошлась среди медиков, вполне вероятно, что серия исследований д-ра Уэл-та стала бы одной из многих, которые донесли бы теории и практические находки Ревича до других заинтересованных ученых и врачей.

Институт Ревича какое-то время пользовался большой поддержкой небольшого числа богатых энтузиастов. В 1950 г. «Нью-Йорк тайме» по крайней мере трижды писала об очень успешных мероприятиях по сбору средств для поддержания исследований, проводимых Ревичем. При объединении усилий врачей и исследователей, стремящихся к новому, при финансовой помощи частных лиц и организаций теории и практика д-ра Ревича, несомненно, находили бы все новых приверженцев, и этот процесс продолжал бы развиваться до настоящего времени.

Однако появилась статья Американского онкологического общества, и книга не стала событием. Со временем Ревичу стало трудно содержать свой небольшой штат, особенно когда те, кто его поддерживал и надеялся, что его метод найдет широкое признание, обнаружили, что в профессиональных кругах его отвергают.

Ущерб, нанесенный статьями в ЖАМА и Американским онкологическим обществом, в особенности выразился в том, что Институт прикладной биологии больше не привлекал к себе новых спонсоров. А это было очень важно, поскольку расходы на лечение зачастую не покрывались страховкой, а институт не отказывал в помощи тем, кто был не в состоянии оплатить лечение, на этом Ревич настаивал.

Но находить людей, готовых оказать финансовую помощь, было не всегда просто. По словам Маркуса Коуэна, известный диктор радио Уолтер Уинчелл хотел оказать финансовую поддержку Ревичу. Когда он попросил совета у представителя медицинских кругов, которому он доверял, этот человек отсоветовал Уинчелу помогать Ревичу и предложил сделать дар Американскому онкологическому обществу.

Миссис Этель Пратт рассказала о сходной ситуации. Дед ее мужа, Чарльз Пратт, состоял в «Стэн-дард Ойл Траст». Ее муж, Шерман Пратт, в ряде случаев выступал в качестве благотворителя. Помимо активной работы в правлении мисс Пратт четыре раза в неделю по утрам работала в институте на добровольных началах. Кроме того, она оказывала щедрую материальную поддержку. Ее общий финансовый вклад за многие годы составил сотни тысяч долларов, а возможно, выражался семизначной цифрой. Миссис Пратт рассказала о трудностях, с которыми она столкнулась, пытаясь заинтересовать своих друзей из клуба поддержать Ревича: «Они хотели быть со всеми. А все были готовы делать пожертвования Мемориальному центру Слоуна — Кагтеринга».

Ухудшившаяся финансовая ситуация и повторные нападки в прессе поставили Ревича перед необходимостью доказать эффективность своих препаратов путем проведения объективного исследования.

В 1962 г. Ревич убедил правление института и по-жертвователей выделить деньги па такое исследование. Поскольку уже были успешно пролечены сотни пациентов, Ревич был уверен, что тщательно проведенное исследование докажет превосходство его метода и обеспечит необходимую институту поддержку. Это означало бы также, что достижения Ревича навсегда смогут занять достойное место в ряду крупных достижений медицинской науки. По планам Ре-вина, на проверку эффективности метода отводилось 2 года. Исследование, результаты которого получили известность как отчет CAG, проводилось с января 1963 г. по декабрь 1964 г. Все заинтересованные лица понимали, что в случае успеха исследование должно продемонстрировать метод, который может быть использован другими онкологами.

Д-р Ревич должен был лечить пациентов Трафал-гарской больницы, а результаты лечения должна была оценивать группа из пяти врачей во главе с д-ром Дейвидом Лайоллом. В соответствии с соглашением, подписанным Ревичем и Лайоллом, любое изменение в соглашении должно было быть согласовано в письменной форме.

Однако, несмотря на возражения д-ра Ревича, число врачей в группе Лайолла было увеличено до девяти, хотя Ревич никогда не давал согласия увеличить группу наблюдателей.

В соглашении указывалось, что единственным критерием достигнутого успеха в лечении будет уменьшение размера опухоли. Эксперты по раковым заболеваниям знают, что добиться уменьшения размеров опухоли труднее всего. В ходе исследования CAG не принимались во внимание увеличение массы тела, исчезновение болей и увеличение продолжительности жизни, Однако Ревич легко согласился на использование в качестве единственного критерия изменение размеров опухоли, поскольку он добивался этого на сотнях своих пациентов.

Чтобы понять, как Лайолл контролировал результаты, прежде всего необходимо знать, в каких условиях проводилось наблюдение.

Прежде всего неадекватность оценки могла быть результатом того, что, с одним исключением, только д-р Лайолл и д-р Шварц освидетельствовали каждого из пациентов. Остальные шесть врачей ни разу не осмотрели ни одного пациента в течение всего срока наблюдения. Как оказалось, это был немаловажный факт, позволивший Лайоллу по-своему оценивать прогресс в состоянии пациентов.

Обсуждение результатов наблюдений также проводилось несколько необычным образом — не в лаборатории, не в больнице или в кабинете для обследований. Ничего подобного.

Как позднее показали в суде д-р Фредерик Хер-тер и д-р Джейн Райт, Лайолл сообщал о результате своих наблюдений остальным врачам дважды в месяц на обедах в пресс-клубе в Манхэттене. Всего было двенадцать обедов, Д-р Ревич не был приглашен ни на один из них.

Обеды были единственной формой собраний, на которых обсуждалось состояние пациентов, о чем свидетельствовали в суде двое из группы. Как можно увидеть из непостоянного состава собиравшихся на обеды, присутствие всех их вовсе не было обязательным.

Как указывалось в докладе, подготовленном д-ром Ревичем в конце 1965 г., почти 25% суммы, уплаченной Трафалгарской больницей за двенадцать обедов группы CAG, приходилось на алкогольные напитки. При проверке копий тех трех счетов, которые удалось раздобыть, картина оказалась еще более красноречивой. При вычете расходов на сигары, цветы и оплату номеров доля расходов на алкоголь составила почти 40%, что выразилось в весьма значительной сумме, поскольку цены в пресс-клубе были высокими.

По свидетельству в суде, д-р Лайолл делал устные сообщения для остальных. Вниманию посещающим обеды гостей-исследователей никогда не предоставлялось наглядных свидетельств — микроскопических препаратов, рентгеновских снимков, фотографий и др. За исключением д-ра Шварца, остальные врачи не могли ничего добавить, поскольку не видели ни одного из пациентов. По свидетельствам д-ра Хертера и д-ра Райта, остальные принимали отчеты д-ра Лайолла на веру.

На второй встрече д-р Кушман Гаагенсен из медицинского колледжа Колумбийского университета ясно дал понять, что он не хочет, чтобы его имя было включено в список экспертов. Хотя Гаагенсен был твердо убежден в неэффективности метода Ре-вича, он видел непрофессионализм проводившегося исследования и не хотел участвовать в нем. Гаагенсен был настолько тверд в своем намерении, что потребовал, чтобы его отказ был занесен в протокол: «Д-р Гаагенсен заявил о своем твердом решении не состоять среди членов CAG... Он не хотел бы, чтобы его имя связывалось с любым отчетом этой группы...»

В результате в протоколе второго собрания CAG появились слова: «По ряду причин д-р Гаагенсен пришел к выводу, что не хочет, чтобы его имя значилось в списке членов группы, и что в дальнейшем он не желает отождествлять себя с любыми отчетами, предоставляемыми ею».

Можно догадаться, почему Гаагенсен настаивал на том, чтобы его пожелание было занесено в протокол. Может быть, он подозревал, что Лайолл внесет его имя в число участвующих в исследовании без его согласия?

На деле так и произошло. Его имя наряду с 8 другими появилось среди авторов статьи, раскритиковавшей метод Ревича. Много лет спустя, когда д-р Элис Лейдаз, муж которой лечился у Ревича, расспрашивала д-ра Гаагенсена об отчете CAG, он сказал: «Это был позор», — и добавил, что его имя никогда не следует связывать с пресловутой статьей.

По крайней мере еще два врача, чьи имена стояли под отчетом, не были согласны с его содержанием. Джон Галбрейт — еще один влиятельный врач, который в свое время был президентом Медицинского общества Нассау. По данным статьи в «Нью-Йорк таймс» д-р Галбрейт был знаком с методом Ревича по крайней мере с 1951 г., когда произнес речь на благотворительном банкете, устроенном с целью сбора средств на исследования Ревича.

В июне 1963 г. Галбрейт написал Ревичу записку относительно трех пациентов, которые не входили в число наблюдаемых группой CAG и не лечились по методу Ревича. Первым пациентом была жена самого Галбрейта, которая умерла от рака. В записке Галбрейт сообщал Ревичу о ее смерти. Женщина не принимала назначенных ей Ревичем лекарств. Галбрейт писал, что уверен, что она бы непременно поправилась, если бы только принимала лекарства.

У двух других больных, которые частным образом лечились по методу Ревича, состояние постепенно улучшалось.

Кроме того, Галбрейт по крайней мере еще дважды высказывался в поддержку Ревича, В 1959 г. он узнал, что Государственный секретарь Соединенных Штатов Америки Джон Фостер Даллес болен раком. Галбрейт по собственной инициативе написал письмо президенту Эйзенхауэру, умоляя его связать Даллеса с миссис Прайт, которая в то время входила в правление Института прикладной биологии. Галбрайт писал, что он наблюдал удивительные изменения в течении рака у двух пациентов, лечившихся ио методу Ревича. Он добавил, что сам лечил нескольких больных, используя метод Ревича. Тон этого письма президенту не оставлял сомнений в том, что Галбрайт оценивает работы Ревича иначе, чем авторы отчета CAG.

Б письме врачу, работающему в Колумбийской пресвитерианской больнице, Галбрейт защищает эффективность метода Ревича, указывая на то, что по времени улучшение точно совпало с лечением у нескольких его пациентов.

Даты написания ряда писем позволяют предположить, что Б течение по крайней мере пяти лет Галбрейт использовал некоторые из препаратов Ревича. Письмо, адресованное Этель Пратт, которая в течение длительного времени была пациенткой Ревича, свидетельствует о том, что он лечил своих пациентов по методу Ревича, по крайней мере, в течение девяти лет. В каждом письме Галбрайт сообщал о положительных результатах, достигнутых с помощью препаратов Ревича. Маловероятно, чтобы такой большой политик в медицине, как Галбрайт, использовал бы сомнительный метод столь длительное время, если бы он пе оказался эффективнее прочих методов.

Однако Галбрейт не был невосприимчив к социальному и политическому давлению, оказываемому на Ревича. Так, его жена, будучи пациенткой Ревича в Трафалгарской больнице, получала лечение под чужим именем. Кроме того, д-р Галбрейт признался Этель Пратт, что позволил использовать свое имя в отчете CAG, потому что «не мог идти против всех остальных».

Тот факт, что другие врачи не были ознакомлены с документальными свидетельствами, сыграл решающую роль в том, что некоторые из них поставили свои имена под отчетом, Соавтор CAG доктор медицины Фредерик Хертер позднее дал показания во время судебного разбирательства в 1984 г. по поводу восстановления лицензии д-ра Ревича на врачебную практику. Он сказал, что, если бы он видел фотографии и результаты биопсии пациентов, наблюдаемых группой CAG, которые были представлены ему перед настоящим слушанием, он изменил бы свое мнение и не подписал бы отчет.

Четвертый врач из числа подписавшихся под отчетом, д-р Джейн Райт, выступая свидетелем по делу о врачебной некомпетентности, подтвердил показания Хертера, признав, что ни ей, ни другим врачам не были представлены ни снимки, ни результаты лабораторных исследований.

Одним из пациентов, который в то время только начат лечиться в Трафалгарской больнице, был Роберт Фишбейн, доктор медицины, страдавший опухолью мозга (подробно об этом рассказано в главе 12). Быстро поправившись, он стал постоянным добровольным помощником Ревича. Он имел возможность наблюдать за деятельностью д-ра Лайолла и д-ра Шварца в течение 2 лет и был настолько потрясен поведением Лайолла, что решил написать свой собственный доклад о работе CAG. Во вступительной части Фишбейн писал в свойственной ему сдержанной манере: «В силу того, что еще в январе 1964 г. можно было предположить, а-к ноябрю 1964 г. предположение превратилось в уверенность, что в отчете группы будет сделан вывод о неэффективности терапии, по Ревичу, в лечении рака, представляется, что мои собственные наблюдения за тот же период могли бы внести ясность в сложившуюся ситуацию». Доклад Фишбейна содержал многочисленные примеры, которые ставили под сомнение намерения Лайолла. Именно Фишбейн расследовал действия Лайолла в отношении 18 разных пациентов.

Д-р Ревич, со своей стороны, написал несколько откликов на отчеты Лайолла. Два из них были подкреплены фотографиями, результатами биопсий и/ или протоколами аутопсий в подтверждение каждого из выдвинутых аргументов. Д-р Лайолл, напротив, не предоставил ни одного документального свидетельства в поддержку отчета CAG.

В целом доклады Фишбейна и Ревича явились свидетельствами двух врачей относительно методов проведения исследования, практиковавшихся д-ром Лайоллом. Несмотря на многочисленные запросы Ревича, Лайолл так никогда и не возвратил ему фотографические свидетельства, оказавшиеся в его распоряжении.

Предварительный отчет Лайолла, который был отослан неустановленному числу рецензентов, содержал сведения о нескольких пациентах, не входящих в число больных Ревича, за которыми должно было вестись наблюдение врачами группы CAG, включая одного пациента в критическом состоянии, находящегося в другой больнице и вскоре скончавшегося, который никогда не получал лечения по методу Ревича.

В статье Ревича проведен краткий разбор изъянов в действиях Лайолла в ходе исследования, а также ошибки в его заключительном отчете. Ряд поступков следует отнести к категории несоблюдения медицинской этики.

Так, нет указания, сколько фотографий Лайолл отказался вернуть Ревичу, хотя их было много. Хотя упоминание о любой серии фотографий подразумевает несколько нарушений врачебной этики, я принимал это за одно нарушение. При таком методе счета я обнаружил порядка 100 нарушений, которых достаточно не только для принятия против врача дисциплинарных мер, но и для возбуждения уголовного дела.

Отчет Лайолла находится в полном противоречии с действительностью. Так, об одном пациенте с опухолью прямой кишки Лайолл написал, что в ходе лечения у него наблюдалось постепенное увеличение опухоли. Однако серия фотографий с проставленными на них датами, которые видел автор, ясно показывает, что опухоль, поначалу выступавшая из прямой кишки и заметная, через 2 месяца исчезла. Об исчезновении опухоли в отчете CAG нет ни слова, хотя изменение размеров опухоли было единственным критерием эффективности метода лечения.

Написанное Ревичем опровержение наводит на мысль, что в какой-то момент он заподозрил в действиях Лайолла скрытые мотивы и начал делать свои снимки пациентов, на обратной стороне которых по его просьбе ставил дату и личную подпись д-р Шварц, один из членов группы CAG. Только благодаря этому в распоряжении Ревича оказался ряд фотографий, которые могли служить доказательствами его правоты.

Некоторые из пороков в введении исследования, поступков, которые попадают в категорию нарушений врачебной этики, и неправильно истолкованных фактов, обнаруживаемых в деятельности Лайолла, заслуживают того, чтобы рассмотреть истории болезни конкретных пациентов. Только тогда читатель сможет в полной мере оценить, насколько опубликованный отчет ввел в заблуждение читателей ЖАМА.

Так, Фишбейн установил, что по крайней мере в двух случаях д-р Лайолл пытался убедить пациентов, которым помогало лечение, отказаться от него. Одним из этих пациентов был Джеймс Олден, у которого был рак голосовых связок III стадии.

Вследствие разрастания опухоли образовались свищевые отверстия между трахеей и пищеводом, рак распространился на кожу. До обращения к Ревичу больной не получал никакого лечения.

Именно этот факт наиболее значим для исследования, потому что в дальнейшем нельзя было отнести улучшение за счет предшествующего лечения. Лайолл и Шварц познакомились с пациентом во время посещения клиники. Вот что писал по этому поводу Фишбейн в своем докладе: «Они посоветовали больному отказаться от лечения у Ревича и обратиться за стандартным лечением. М-р Олден был ошеломлен. Во время последующих посещений больницы д-ра Шварц и Лайолл, которые должны были бы быть заинтересованы в результатах лечения, снова посоветовали м-ру Олдену в кратчайшее время удалить опухоль хирургическим путем. Понятна тревога пациента, который оказался в такой ситуации в нарушение врачебной этики».

Олден продолжал лечиться в течение 6 месяцев, а затем выпал из-под наблюдения. Он возвратился в Трафалгарскую больницу позже, умирающим от пневмонии. Аутопсия показала, что ко времени смерти рак у него сохранился только в виде участка пораженной кожи размером в 2,5 дюйма. Голосовые связки были свободны от рака, свищевые отверстия в трахее закрылись. В соответствии с протоколом исследования, исчезновение опухоли следовало рассматривать как несомненный успех лечения.

Женщина с раком языка II стадии также получала сходный совет от Лайолла и Шварца. Как и Олден, она до обращения к Ревичу не лечилась, ей была выполнена лишь биопсия, подтвердившая диагноз. Д-р Фишбейн писал:

«Вместе и по-отделъности д-ра Лайолл и Шварц убеждали пациентку, что ей лучше подойдут другие формы терапии. Много раз они говорили, что ей следует как можно скорее обратиться за лучевой терапией или хирургическим вмешательством».

В результате столь планомерной работы женщина отказалась от продолжения лечения, ее дальнейшая судьба неизвестна.

21 января 1964 г. д-р Кушман Хаагенсен поставил Ребекке Тернер диагноз — двусторонний рак молочной железы. Хаагенсен проинформировал ее, что опухоли неоперабельны, но необходимо удалить яичники, чтобы предотвратить распространение рака на эти органы. Операция была сделана спустя 2 недели. Вопреки совету Хаагенсена, Тернер решила попробовать лечиться у Ревича.

Ко времени обращения в Институт прикладной биологии к Ревичу 31 мая 1964 г. опухоль захватила одну молочную железу полностью и другую частично. Биопсия подтвердила наличие скирра, фиброзного рака, отличающегося быстрым ростом, который является самой распространенной формой рака молочной железы. Началось лечение. Тем временем Лайолл и Шварц неоднократно пытались уговорить Тернер прекратить лечение, убеждая ее, что она «напрасно тратит время».

В январе 1965 г., через месяц после окончания лечения, Тернер пришла на осмотр к д-ру Хаагенсену. . Вместо приветствия тот сразу же огорошил женщину: «Я слышал, вы заигрываете с Ревичем. Он шарлатан худшего толка». Миссис Тернер не испугалась и попросила, чтобы он все же осмотрел ее.

При осмотре Хаагенсен определил, что в левой молочной железе отсутствуют какие бы то ни было признаки рака, а твердая опухоль, заполнявшая правую, стала мягче и меньше.

Тернер рассказывала, что, несмотря на это, Хаагенсен продолжал утверждать, что «никогда не знал ни одного человека, которому бы помог Ревич». Когда муж миссис Тернер попросил Хаагенсена направить Ревичу результаты осмотра, тот категорически отказался сделать это и вообще иметь с ним дело. В то же время он согласился послать результаты обследования семейному врачу Тернеров.

Д-р Хаагенсен отнес выздоровление пациентки за счет удаления яичников — результат, ни разу не описанный в медицинской литературе, Тот факт, что в течение 4 месяцев после операции состояние Тернер не улучшилось и что опухоли начали уменьшаться только после лечения препаратами Ревича, явно не был замечен Хаагенсеном.

Лайолл в своем отчете противоречил Хаагенсену, но не менее обескураживающим образом. По Лайол-лу, фиброзные опухоли могут со временем сморщиваться. Однако в таком случае они становятся более твердыми, а не размягчаются. Кроме того, они никогда не исчезают, как опухоль в левой молочной железе у миссис Тернер. И Хаагенсен и Ревич во время обследования сошлись на том. что единственная оставшаяся опухоль явно стала меньше и мягче. Семейный врач Тернер, д-р Генри Грин, подтвердил

улучшение.

Новые свидетельства явных передергиваний результатов исследования членами CAG имеются в докладе Фишбейна, представленном в январе 1965 г. Например, он спрашивает, не является ли отказ Ха-агенсена представить копию результатов проведенного им обследования д-ру Ревичу нарушением врачебной этики. В том же докладе Фишбейн отмечает попытки Лайолла и Шварца оказать давление на миссис Тернер:

«Она в настоящее, время лечится и наблюдается в рамках исследования CAG, но выразила желание избегать любых контактов с д-рами Лайоллом и Шварцем, потому что их позиция в высшей степени неприятна ей».

В течение 7 месяцев заболевание Тернер было предметом исследования CAG. На собрании исполнительного комитета медицинского совета Трафалгарской больницы в январе 1965 г. д-р Лайолл заявил, что в случае с Тернер они наблюдают пример «неудачи в связи с клиническим прогрсссированием болезни». В статье, которая появилась в ЖАМА в октябре 1965 г., его позиция изменилась. В отчете написано, что случаи рака молочной железы были исключены из-за их «непредсказуемой скорости роста».

Если следовать исходной договоренности, исчезновение опухоли в одной молочной железе и сморщивание ее в другой следовало расценить как успех лечения.

В другом случае наблюдалась пациентка с лимфо-мой, Хантер, у которой видимая часть опухоли была похожа на маленькую красную шапочку. Исходная опухоль появилась в одном из слезных протоков, рак распространился на верхнюю часть головы. Рак, метастазировавший в различные органы, почти всегда приводит к смерти больного. Но эта пациентка очень хорошо реагировала на лечение.

Серия цветных снимков ее головы, сделанных в. динамике в течение 16 месяцев, свидетельствует о постепенном уменьшении опухоли. Однако к концу этого периода д-р Лайолл сказал Фишбейну: «Это нормальное явление, такого рода опухоли появляются и исчезают». Он исключил этот случай из наблюдения через 16 месяцев.

По словам д-ра Сеймура Бреннера, этот случай был «неизлечим — ничего нельзя было сделать». Люси Хантер к концу исследования была жива, хорошо себя чувствовала, продолжала лечение.

В опубликованном отчете CAG Лайолл писал: «Типы рака, характеризуемые непредсказуемой скоростью роста, такие как рак лимфатических узлов... и молочных желез... были также исключены». Заявление странное, поскольку противоречило первоначальной протокольной записи и позиции Американского онкологического общества, которое в таких случаях рекомендует раннюю диагностику и раннее хирургическое лечение, химиотерапию и(или) лучевую терапию, поскольку опухоль рано метастази-рует. Это утверждение Лайолла предполагает, что рак молочной железы с метастазами и рак лимфатических желез иногда сами по себе претерпевают обратное развитие. В соответствии с протоколом исчезновение опухоли у данной пациентки следовало отнести за счет успеха лечения.

Еше один пациент, который быстро поправился и полностью выздоровел, — м-р О'Лири. У него была опухоль прямой кишки, которая выступала наружу. На первой фотографии были видны массы в форме большого овального выпячивания красного цвета, которые закрывали анальное отверстие. На второй фотографии опухоль стала намного меньше. На третьей фотографии было видно, что наружная ее часть уменьшилась до размера миндального ореха (треть от первоначальных размеров). Четвертая фотография показывала, что внешняя часть опухоли исчезла. Несколько разных врачей обследовали больного и сошлись на том, что она больше не прощупывается.

О'Лири реагировал на лечение относительно быстро. Через две недели от начала лечения врач, не состоявший в CAG, д-р Збульц, после осмотра О'Ли-ри написал: «Субъективно пациент больше не испытывает болей... масса опухоли прошупывается с большим трудом, размеры уменьшились». Через 5 месяцев после этого Збульц передал Ревичу записку из Делафилдской больницы, что Хертер также не обнаружил опухоли. В марте 1964 г. Лайолл осмотрел м-ра О'Лири и заявил, что он обнаружил опухоль диаметром в два дюйма, спрятанную глубоко в теле больного. Д-р Хертер написал письмо, переданное лично Ревичу д-ром Айджимом, что он тоже обнаружил опухоль, «сегодня очень легко, и я подумал, что, возможно, раньше я сфокусировал внимание не на том участке».

«Д-р Ревич попросил д-ра Айджима показать ему, где находится обнаруженная Хертером опухоль», — писал Фишбейн. Айджим не смог показать, где находится опухоль.

Д-р Шварц также описал опухоль и по просьбе Ре-вича сделал рисунок с указанием ее местонахождения.

Лайолл, Хертер и Шварц указали совершенно разное местонахождение воображаемой опухоли, описания размеров и качественных характеристик абсолютно не совпадали.

Эти расхождения через месяц стали предметом разбирательства, когда Артур Глик, консультирующий хирург больницы Монтефиор, не смог обнаружить у О'Лири никакой опухоли.

После всего этого Лайолл предложил две различные версии выздоровления м-ра О'Лири. В разговоре с д-ром Фишбейном в конце 1965 г. Лайолл сделал вывод, что опухоль в конце концов исчезла. Д-р Фишбейн писал:

«Прошло несколько месяцев, и как-то д-р Лайолл сказал мне, что он не может найти никакой опухоли, хотя остается ощущение наполненности. Он сказал, что опухоль, возможно, удалили во время биопсии».

Однако этот вывод противоречит фотографическим свидетельствам, потому что биопсия была сделана еше до начала фотографирования. Он также противоречил заявлению Лайолла" о том, что он обнаружил опухоль, сделанному 13 марта.

И все же в предварительном отчете Лайолл информирует рецензентов, что в ходе лечения опухоль у О'Лири постепенно увеличивалась, хотя это полностью противоречит его же собственным словам, фотографиям больного и выводам после физикаль-ного осмотра больного трех врачей, не считая его собственного освидетельствования м-ра О'Лири. Согласно договоренности, исчезновение опухоли прямой кишки у О'Лири следовало рассматривать как

успех лечения.

Несмотря на свое собственное признание факта исчезновения опухоли, сделанное д-ру Фишбейну, в опубликованном отчете Лайолл написал: «Никаких признаков уменьшения опухолей не наблюдалось ни у одного из 33 наблюдаемых пациентов».

Так Лайолл исключал из исследования одного больного за другим из числа тех, кто хорошо реагировал на лечение Ревича. У миссис Крамер неоперабельный рак поджелудочной железы, распространившийся на брюшину, обнаружил ее хирург. В брюшной полости у нее скапливалась жидкость. Она страдала кровавой рвотой. Ни один ортодоксальный метод лечения не мог помочь ей. Метастатический рак поджелудочной железы вызывает сильные боли и обычно убивает свою жертву в течение 6 месяцев, поэтому д-р Ревич решил включить миссис Крамер в число больных, на которых проводилось исследование.

Она хорошо реагировала на лечение. Через 6 месяцев она весила столько, сколько до болезни, к ней вернулся аппетит. «У нее не было болей, она не испытывала дискомфорта», — пишет д-р Фишбейн, который осматривал миссис Крамер вместе с Лай-оллом и Шварцем. Сын миссис Крамер, который сопровождал ее на прием, сказал Ревичу, что он в недоумении. По его словам, хирург его матери посоветовал ему забрать мать домой и добавил, что она может прожить еще 6 месяцев, а для ухода за ней нужно нанять сиделку. Сын спрашивал, как такой зловещий прогноз согласуется с устойчивым хорошим самочувствием и нормальным образом жизни, пишет Фишбейн.

Д-р Лайолл решил вывести ее из числа больных, участвующих в исследовании, потому что член группы CAG патолог Артур П. Стаут поставил диагноз рака яичников, а этот тип рака согласно протоколу был исключен из числа наблюдаемых с самого начала. Когда д-р Ревич попытался достать заключение патолога, Лайолл всячески препятствовал ему. Чтобы получить его копию заключения, Ревич прибег к помощи д~ра Фишбейна.

Заключение патолога не очень-то укрепляло позицию Лайолла и показалось д-ру Фишбейну непрофессиональным. В заключении д-ра Стаута было написано следующее: «Я подозреваю метастазы опухоли яичника, поскольку больная женского пола и ей 57 лет». В копии заключения хирурга указывалось, что яичники у пациентки здоровы.

И снова Лайолла не смутило доказательство его неправоты. Он исключил эту пациентку из числа наблюдаемых. Даже если бы хирург ошибся в диагнозе и у нее действительно оказались бы метастазы рака яичника, много ли известно случаев, когда при таком диагнозе состояние больного настолько улучшилось бы? В действительности прогноз при нелеченном раке яичников не намного лучше, чем при раке поджелудочной железы. Приняв во внимание заключение хирурга и огромный прогресс в состоянии больной, случай Крамер следовало бы зарегистрировать в числе успешных.

Более того, в отчетах часто указывается, что есть основания для проведения дальнейших исследований. Лайодл не упомянул об этом случае хотя бы как об основании для дальнейшего изучения метода, пусть бы он действительно верил, что рак поджелудочной железы у миссис Крамер действительно развился из

рака яичника.

Хотя Лайолл занял позицию исключения из исследования пациенток с раком яичников, в отношении мисс Лексингтон, 24-летней женщины с раком яичников и многочисленными метастазами, он почему-то сделал исключение. Так как эта женщина занимала кровать рядом с пациенткой, которая наблюдалась группой CAG, д-р Ревич, чтобы не быть невежливым, представил ее Лайоллу. Мисс Лексингтон умерла в отсутствие Ревича. Лайолл решил включить ее случай в исследование, хотя у нее был рак яичников и пока она была жива, она не входила в число наблюдаемых. В окончательный отчет этот случай не попал, но не потому, что у пациентки был рак яичников. Лайолл просто не знал этого.

Одним из способов определения размеров опухолей является их ощупывание, или пальпация. Фотографировались контуры опухолей, нанесенные маркером по их периметру, на фоне удерживаемой рядом линейки. Все линии наносил д-р Шварц, который после проявления снимка ставил на обороте свою подпись и дату.

В одном из случаев у пациента была большая опухоль, заполнявшая верхнюю часть живота. До начала лечения нижняя граница опухоли проходила в дюйме от пупка, верхний край уходил под нижнюю границу грудной клетки. Менее, чем через 6 недель второй снимок показал, что нижняя граница опухоли отступила вверх примерно на 3 дюйма. Через 24 дня был сделан еще один снимок. Линия, проведенная д-ром Шварцем, на этот раз проходила в 5 дюймах от пупка. Лайолл отметил в своих записях, что опухоль у этого пациента медленно увеличивается — в прямом противоречии со снимками. Шварц, который подписал отчет CAG, несмотря на то, что сам неоднократно отмечал уменьшение опухолей в этом и в других случаях, стал соучастником фальсификации результатов. Согласно протоколу исследования, значительное уменьшение опухоли следовало рассматривать как успех лечения.

Не менее противоречащим действительности было заключение, сделанное д-ром Лайоллом в опенке случая миссис Джейд. При диагностической операции, выполненной в апреле 1963 г., был обнаружен рак желудка, который распространился на поджелудочную железу, тонкую кишку и часть толстой кишки. Хирург д-р Элтон Кахоу указал в заключении, что в данном случае опухоль неоперабельна. Кахоу даже не попытался удалить хотя бы часть опухоли. Миссис Джейд умерла спустя 3 месяца после начала лечения по методу Ревича. Аутопсия показала, что опухоль сохранилась только в желудке, причем меньших размеров, из других органов она полиостью исчезла.

Даже д-р Лайолл отметил это в своем предварительном отчете. Однако в статье, напечатанной в ЖАМА, никакого упоминания о значительном уменьшении размеров опухоли не было, хотя это было единственным критерием оценки успеха лечения. В соответствии с протоколом исследования исчезновение опухоли в области толстой, тонкой кишки и поджелудочной железы также должно было быть зарегистрировано как успех лечения.

Одним из условий проведения исследования было непременное подтверждение диагноза данными биопсии. Лайолл не всегда соблюдал это условие. В случае с м-ром Куэйлом в биоптате не было обнаружено злокачественных клеток, однако Лайолл включил его в исследование после того, как обнаружилось, что пациент не реагирует на лечение.

Однако другого пациента, которому не была сделана биопсия, м-ра Самсона, исключили из исследования. До начала лечения у Ревича ему удалили часть большого новообразования в области восходящего отдела ободочной кишки. Пациент согласился на биопсию только в случае, если не потребуется оперативное вмешательство. Хирург заметил; «При

той патологии, что у него есть, о выздоровлении не может быть и речи. Очень скоро наступит непроходимость». Однако Самсон очень хорошо реагировал на лечение, опухоль не прогрессировала.

Случаи Куэйла и Самсона показывают, что Лайолл не соблюдал установленные условия. Пациент с неподтвержденной данными биопсии опухолью, умерший во время проведения исследования, был включен в исследуемую группу, тогда как пациент, которому биопсию не выполняли, с явным раком, по свидетельству оперировавшего его хирурга, который к концу исследования находился в прекрасном состоянии, не был включен в список наблюдаемых. И опять-таки Лайолл не упомянул об этом случае как представляющем интерес и могущем послужить основанием для дальнейших исследований. Большой интерес представляет случай м-ра Уин-тера. У этого пациента была увеличена печень вследствие распространения злокачественной опухоли толстой кишки. «В целях оценки эффекта лечения члены группы CAG решили измерять размеры его печени каждую неделю», — писал в своем докладе Фишбейн. По общему мнению, опухоль в печени. явно прогрессивно уменьшалась и становилась мягче в течение И недель. Затем д-р Лайолл вдруг решил, что сморщивание опухоли происходило вследствие обшего ухудшения состояния пациента.

Смерть м-ра Уинтера наглядно демонстрирует те трудности, с которыми сталкивается врач при лечении пациентов в тяжелом состоянии с запущенными тяжелыми заболеваниями. Человек, не имеющий отношения к медицине, может полумать, что смерть — результат неправильного лечения. Но в далеко зашедших случаях появляются факторы, которые не поддаются контролю, независимо от качества лечения.

У тяжелых онкологических больных могут возникать всевозможные проблемы со здоровьем, создающие угрозу для жизни. У них может внезапно развиться кровотечение. Опухоль может вызвать изъязвление стенки артерии или кишки, что приводит к кровопотере или излиянию содержимого в брюшную полость. Еще одна серьезная проблема возникает, если больной теряет способность усваивать питательные вещества вследствие глубокого повреждения пищеварительной системы. Поэтому сморщивание опухоли — это только часть заботы врача, имеющего дело с онкологическим больными. В приведенном случае больной не смог поправиться из-за утраты способности к усвоению питательных веществ.

Каждый врач, специализирующийся на лечении рака, знает, что опухоль существует за счет больного и увеличивается за его счет. Обычно уменьшаются вес и размеры больного, но не опухоли. В тех редких случаях, когда активная опухоль уменьшается в размере, она становится тверже, а не мягче.

В медицинской литературе нет никаких свидетельств того, что опухоль, которая сморщивается и становится мягче, может явиться причиной ухудшения состояния больного. И все же таково было заключение д-ра Лайолла. В соответствии с протоколом исследования, сморщивание метастаза в печени больного должно было служить показателем успеха лечения.

Доклад Фишбсйна дает дополнительный ключ к пониманию отношения Лайолла к методу Ревича на примере истории м-ра Манна. Этот молодой человек 25 лет был близок к смерти. Он страдал острым лейкозом. До обращения к Ревичу он перепробовал разные методы лечения, но все они оказались неэффективными. При первом посещении Ревича он был очень истощен и ослаблен, не мог глотать, испытывал сильные боли. Выздоровление м-ра Манна было очень убедительным: через 3 месяца он вернулся на работу. Позднее Лайолл исключил его из исследования, сославшись на то. что незадолго до обращения в Тра-фалгарскую больницу он получал другое лечение.

В случае с м-ром Манном Лайолл придерживался протокола и не включил его в число наблюдаемых, хотя более правильным было исключить из него нескольких пациентов, которые плохо реагировали на лечение. Лайолл решил, что впечатляющее выздоровление Манна явилось следствием запоздалой реакции на предшествующее лечение, а препараты Ревича ничего не дали пациенту. Любому врачу достаточно призвать на помощь свой опыт лечения больных лейкозом с развившейся кахексией, стоящих на пороге смерти, чтобы понять, что предложенное Лайоллом объяснение не выдерживает никакой критики.

Вместо того, чтобы обрадоваться столь удачному результату у м-ра Манна, Лайолл интересовался: «Какими гормональными препаратами вы его напичкали?»

Парализованный раковый больной м-р Аллен Кантор страдал сильнейшими болями в обеих ногах из-за метастазирования рака легких в позвоночник, Ему давали «большие дозы наркотических препаратов с небольшими интервалами между приемами из-за невыносимых болей, характерных для этого заболевания», писал Фишбейн. Эти боли свидетельствовали о том, что нервы нижних конечностей продолжали функционировать, по крайней мере обеспечивали чувствительность. Через месяц после лечения у Ревича больной смог полностью обходиться без наркотиков. Он говорил, что боли в обеих ногах значительно уменьшились, и одновременно к нему вернулась способность двигать ступнями.

Д-р Лайолл отнес ослабление болей за счет ухудшения обшего состояния организма. Это умозаключение трудно понять, учитывая, что двигательная функция у больного повысилась.

Чтобы получить полное представление о нежелании д-ра Лайолла увидеть в методе Ревича позитивное начало, небесполезно обратить внимание на постоянное присутствие Фишбейна. Его трудно было не замечать — этого лысого молодого человека с многочисленными операционными рубцами на голове.

Он постоянно находился перед глазами, человек, который должен был умереть от опухоли мозга, а перед этим потерять способность двигаться. Несомненно, он должен был постоянно напоминать о возможной эффективности метода Рсвича, когда день за днем и месяц за месяцем этот выпускник Йельс-кой медицинской школы продолжал появляться в коридорах Трафалгарской больницы не в качестве пациента, а в качестве врача.

Трудно себе представить врача, которого не заинтересовал бы активный молодой человек, тем более коллега, явно выздоравливающий, при этом столь необыкновенным образом. Но Лайолл продолжал не верить собственным глазам.

В ходе исследования у 18 пациентов наблюдалось поддающееся измерению уменьшение опухолей, подтвержденное медицинскими показателями. Во многих случаях опухоли уменьшались до их первоначального размера или уменьшались и исчезали их метастазы. В некоторых случаях опухоли исчезли полностью. Как правило, такие результаты заинтересовывают исследователей.

К концу исследования 8 пациентов оставались живы и продолжали лечиться у Ревича. Однако о 5 из них в отчете CAG не упоминается вовсе. 3 других были отнесены Лайоллом к категории больных, которым лечение не помогло: «К концу исследования 3 пациента продолжали лечение, и у всех отмечались признаки прогрессирования опухолей». По крайней мере 5 из 8 находились в очень хорошем состоянии, состояние остальных улучшалось. По крайней мере 6 из этих 8 пациентов к моменту начала лечения по методу Ревича находились в терминальной стадии болезни, все они были признаны неизлечимыми, однако хорошо реагировали на лечение. Само собой разумеется, почти все пациенты, на которых проводилось наблюдение, были на последних стадиях болезни, и все они были признаны неизлечимыми.

Очень неправдоподобно выглядит предложение, что в 8 случаях имела место спонтанная ремиссия. В медицинских источниках указано, что спонтанная ремиссия возможна в 1 случае на 8 тыс. 8 спонтанных ремиссий приходится на такое количество людей, которое не всем под силу рассчитать. Если учесть еще 10 случаев объективного улучшения, любые ссылки на спонтанные ремиссии или фактор случайности выглядят несерьезно.

В это же время д-р Дж. Мейзин, который был президентом Международного союза по борьбе с раком, членом которого является и Американское онкологическое общество, отправил д-ру Ревичу ряд писем, в которых благодарил его и сообщал о своих успехах Б лечении по его методу. Из 12 тяжело больных пациентов, которых он лечил, у 9 наблюдались заметные улучшения состояния, причем в нескольких случаях результаты оказались поразительно хорошими. Но и с этими данными д-р Лайолл не пожелал ознакомиться.

В сентябре 1965 г. в Риме профессор Бизру прочитал перед Конгрессом лекцию по радиологии, в которой он сообщил о замечательных результатах, полученных им при использовании метода Ревича. И снова Лайолл не заинтересовался ими, несмотря на то, что в протоколе среди целей исследования указывалась оценка воспроизводимости результатов. Минимум, что обязан был сделать Лайолл, — хотя бы упомянуть о других исследованиях и их результатах.

Отчет CAG представлял собой исключение из обычных отчетов, публикуемых в ЖАМА, по любым стандартам. В верхнем левом углу выше статьи крупными буквами было напечатано резюме — «Отрицательные результаты*. Перед фамилией Ревич не стояло обычное «доктор», несмотря на то, что он давно был на хорошем счету в Американской медицинской ассоциации.

Как и статья о Ревиче, напечатанная в ЖАМА в 1949 г., статья CAG напомнила о румынском происхождении Ревича, о том, что из Франции он эмигрировал в Мексику, а потом уже в Соединенные Штаты. Статья также информировала читателей о размерах сумм, полученных в качестве «щедрой поддержки» от частных лиц и организаций и потраченных Институтом прикладной биологии.

Если в статье 1949 г. была ссылка на 52 несуществовавших пациента, то у CAG тоже были количественные неточности. В отчете указывалось, что на- : блюдались 33 пациента. На самом деле первоначальный j перечень включал 38 пациентов. Лайолл единолично > исключил несколько пациентов из этого перечня по причинам, указанным выше.

В разделе о результатах исследования акцент делался на число умерших пациентов, хотя все они были признаны неизлечимыми и обреченными из-за тяжести физического состояния на момент начала исследования. Он первоначально настаивал на исключении смертности и продолжительности выживания как критериев эффективности лечения. Именно Лайолл понимал, что в подобном исследовании число умерших не определяет неуспех метода.

В опубликованном отчете единственный заранее установленный критерий оценки эффективности лечения также видоизменен, поскольку в нем значится: «Реакция на терапию оценивалась по объективному уменьшению размеров опухолей или по другим клиническим изменениям». В предварительно согласованном протоколе проведения испытаний не было речи о каких-либо других критериях помимо объективного уменьшения размеров опухолей.

Лайолл три раза обращается к критерию уменьшения опухоли. В первом случае он пишет в отношении данных аутопсии пациентов: «Ни в одном случае не было обнаружено каких-либо значительных или незначительных признаков изменения размеров опухоли в результате терапии». Это утверждение было, фальсифицировано, как показывает предшествующий разбор отдельных случаев. Ревич представил дополнительные примеры заключений аутопсий, которые свидетельствовали о некорректности утверждения Лайолла.

Далее в отчете указано: «К концу исследования у д-ра Ревича осталось 3 пациента, и у всех них имелись признаки прогрессирования опухолей». Д-р Фишбейн представил имена 9 пациентов, включая самого себя, которые были живы к концу исследования, причем у некоторых из них, таких как Тернер, Хантер и О'Лири, опухоли сморщились или вообще исчезли, хотя Лайолл и утверждал обратное. Более того, д-р Фишбейн жив по сей день, спустя 33 года после окончания исследования CAG, из чего следует, что опухоль у него «прогрессирует уж очень медленно», если верить заключениям, сделанным Лай-оллом относительно эффективности метода Ревича. Третье упоминание об изменении размеров опухолей в отчете CAG более или менее повторяет два предыдущих некорректных утверждения. Пусть читатель самостоятельно сделает соответствующие выводы.

«Ни одного случая объективного уменьшения опухоли не наблюдалось ни у одного из 33 пациентов: данные 15 аутопсий точно так же не показали каких-либо — значительных или малозаметных — свидетельств изменения размеров опухолей в результате лечения».

Заподозрив Лайолла в необъективности, Рсвич стал сохранять снимки, свидетельствующие о сморщивании опухолей. Поскольку в состоянии пациентов в это время происходили настолько значительные объективные перемены к лучшему, Ревич убедил себя, что заключительный отчет будет благоприятным, несмотря на явную враждебность Лайолла. Ревич считал, что снимки защитят его.

«В силу бесспорных объективных результатов, получаемых с самого начала в отношении уменьшения опухолей, я не хотел, чтобы работа группы CAG была прервана. Все это время я был убежден, что вне зависимости от симпатий членов CAG полученные результаты, зафиксированные на снимках и подтверждаемые другими данными, нельзя будет отрицать».

Доказательства эффективности лечения могли бы защитить его, если бы издатели ЖАМА приняли их во внимание. После того, как Лайолл отослал предварительный отчет, Ревич отправил в ЖАМА свой собственный отчет.

Понятная специалистам, знакомым с обстоятельствами работы CAG, ситуация не могла быть правильно оценена читателями, не знающими подробностей. Д-р Фишбейн показал мне ответную статью Ревича, к которой были приложены несколько серий фотографий. Даже непрофессионалу стало бы понятно, что версии Лайолла и Ревича противоречат друг другу. Конечно, д-р Ревич обязан был отправить копию своего отчета ЖАМА.

Сохранилась копия ответа издателей журнала. Джон Толботт. доктор медицины, главный редактор ЖАМА, кратко сообщил Ревичу, что «в его обязанности не входит быть третейским судьей в случае расхождения мнений». Он указал на то, что присланная рукопись не отвечает требованиям, предъявляемым к оформлению, и возвратил ее «без комментариев».

Копии заключений патологов, данных аутопсий и серии фотографий, представленных Ревпчем, абсолютно ясно показывали, что результаты исследования были позитивными. Трудно поверить, что противоречия в отчетах Лайолла и Ревича не стали сигналом неблагополучия для издателей ЖАМА.

Поскольку медицинская тематика предполагает высокий уровень доверия к публикуемой информации, ее достоверность и точность приобретают огромное значение. В виде исключения такую статью следовало бы проверить, найти способ исправить ошибки. Если учесть влияние журнала на медицинскую практику в Соединенных Штатах и вспомнить, что речь идет о человеческих жизнях, ответственность издателей чрезвычайно высока, и они были обязаны проверить информацию и гарантировать ее правдивость.

Некоторый кдюч к пониманию того, почему д-р Лайолл проводил исследование таким образом, как он его проводил, дают следующие факты. Во время исследования посредником между Лайоллом и Ре-вичем был Джон Грегг. В этом качестве Грегг часто контактировал с миссис Пратт. Давая показания на суде в конце 1984 г., миссис Пратт рассказывала:

«Он сказал нам с мужем: «Вы сами знаете, что это не поможет. Мне даже предложили 10 тыс. долларов, чтобы увидеть его провал». Я не знаю, кто предложил эти деньги, но готова держать пари, что он взял их».

Один из внутренних документов, подготовленных Ревичем, указывает на неблаговидное поведение Грегга:

«Грегг сказал мне и дал понять другим, что все могло быть иначе, если бы за ним оставили место и платили 25 тыс. долларов в год. Встретившись с категорическим отказом, Грегг ответил угрозой: «Вот увидите, вашу больницу и институт закроют. Вы вынуждены будете уехать из страны».

« ...Задумываясь над целями отчета, я не мог не вспомнить, что говорил Грегг, — мне, миссис Пратт и другим, — ему предложили 10 тыс. долларов за написание чего-то, что уничтожит меня».

Там же имеются сведения, что Грегг, которому во время исследования платил Институт прикладной биологии, по окончании его перешел на работу к Лайоллу. В своем предварительном докладе Лайолл выражал особую благодарность Греггу: «Джону Грег-гу, без помощи которого наше исследование стало бы невозможным, выражаю нашу особую благодарность». Это единственный человек, которому Лай-олл выразил благодарность.

Имели ли место взятки, и в какой сумме — вряд ли это будет когда-либо установлено. Неясно также, знал ли Лайолл о денежных требованиях Грегга. В конце концов, не так уж важны мотивы действий Лайолла. Факты и письменные свидетельства говорят сами за себя: совершенно очевидно, что Лайолл фальсифицировал результаты исследования, когда написал в ЖАМА: «Ни в одном случае из 33 объективного уменьшения размеров опухолей не наблюдалось...»

Осталось ответить на вопрос, почему Ревич не подал в суд на ЖАМА и д-ра Лайолла. Несомненно, бороться с такой могущественной организацией, как Американская медицинская ассоциация, — все равно, что пытаться покорить Эверест без кислорода, но неизмеримо дороже. Оплата исследования CAG опустошила кассу Института прикладной биологии (Лайоллу было выплачено 20 тыс. долларов, Шварцу — 15 тыс. долларов). Отчет нанес огромный урон финансовому положению института, затруднив сбор пожертвований. Американская медицинская ассоциация с ее финансовыми возможностями могла повести с Ревичем войну на истощение. Кроме того, у Ревича не было свидетелей-экспертов, готовых постоять за него. Д-р Галбрейт и другие посчитали, что бессмысленно принимать сторону Ревича в случае судебного разбирательства.

Если бы Ревич подал в суд персонально на д-ра Лайолла, он мог бы выиграть дело. Однако Ревич по непонятным причинам отказался от этого.

Много лет спустя 98-летний Ревич, вспоминая об этом, повторял только: «Ошибка. Ошибка. Я не защищался. Я мог подать в суд на него». Однако интересы Ревича редко простирались за пределы его исследовательской работы и интересов пациентов.

Несмотря на вред, нанесенный отчетом CAG, Ревич продолжает наблюдать своих пациентов, проводить исследования и отвечать на ночные телефонные звонки. Он совершает все новые открытия, которые позволяют ему успешно лечить алкогольную зависимость и СПИД.

Действовал ли Лайолл ради денег или руководствовался другими причинами, сейчас уже не имеет значения. Хорошо, что исследование убедительно показало преимущества метода Ревича в лечении рака даже в далеко зашедших случаях, когда состояние больных было критическим. Читателям ЖАМА, однако, сообщили обратное. Такое положение вещей не может сохраняться. Читателям ЖАМА необходимо сообщить со всей определенностью, что лечение по методу Ревича дало поразительный положительный эффект в 18 из 38 случаев.

Фальсифицированный отчет CAG нанес удар по работе Ревича как ничто другое. Позднее его будут использовать против Ревича в качестве авторитетного мнения.

Это неправдоподобно! Давайте получим права и передадим их Брежневу.

Председатель правления «Оксидентал петролеум» Арманд Хаммер во время пребывания в Москве, когда он впервые услышал об открытии Ревича, позволяющем избавить от алкогольной интоксикации
Наркотическая зависимость и алкоголизм оставляют неизлечимые шрамы на судьбах бесчисленных семей во всем мире. Каждый раз, когда удается спасти наркомана или алкоголика, удается спасти и его семью. Каждый раз, когда это не удается, теряет общество в целом. Однако наркомания и алкоголизм плохо поддаются лечению, хотя многие пытаются лечить их. Как мы видели из свидетельства д-ра Касриеля, когда стероиды в человеке требуют своего, здравый рассудок покидает его.

Что касается профессиональной стороны проблемы, лекарства от алкоголизма и наркотической зависимости должны быть потенциально пригодными для продажи. Ревич обратился в одну из наиболее известных юридических фирм, специализирующихся на патентах, «Пенни и Эдмондз», и с ее помощью получил ряд патентов на медикаментозные средства, в том числе на препараты для лечения алкогольной зависимости и алкоголизма. Патентный поверенный фирмы Клайд Мецгер обратил на них внимание Беньямина Р. Пейна, доктора философии, удачливого бизнесмена, который интересовался новыми технологиями.

Пейн заинтересовался, заключил с Ревичем деловое соглашение и основал новую компанию — «Bionar Corporation». Ревич модифицировал свои препараты, исключил из их состава селен, чтобы получить разрешение Администрации по контролю за продуктами питания и лекарствами на их производство. Новые препараты получили названия «Bionar» и «Sobrcx». После проведения их испытаний Пейн начал работать над выполнением всех требований, предъявляемых Администрацией. Первый этап — «Investigational New Drugs» (IND), проверка медикаментозного средства по ряду параметров. После этого оно должно пройти еще несколько этапов, прежде чем быть допущенным к продаже в разных штатах.

Несмотря на дешевизну лабораторных исследований на животных в начале 70-х годов, компания Пейна потратила на это около 300 тыс. долларов, однако так и не сумела преодолеть первого препятствия, поставленного Администрацией. «Исследования на животных одного вида, которые сегодня обошлись бы в 1 млн. долларов, тогда стоили всего 300 тыс., в основном потому, что требования были менее строгими», — свидетельствует Пейн. Он рассказывает: «Если мы испытывали лекарство на обезьянах, они хотели, чтобы мы испытали его на крысах. Если мы проводили испытания на крысах, они требовали на собаках. Были проведены испытания и на мышах».

Администрация по контролю за продуктами питания и лекарствами находила множество причин не принять IND. В одном из писем относительно недостатков в работе над Sobrex Администрация предъявила претензии, изложенные в 10 пунктах, в другом, относящемся к Bionar, — в 20 пунктах.

Пока компания «Bionar» сражалась с многочисленными требованиями, предъявляемыми Администрацией, ей повезло лишь в одном: от Пейна о лекарстве, излечивающем алкоголизм и наркотическую зависимость, узнал д-р Леви, личный друг и доверенное лицо Арманда Хаммера. Леви прекрасно знал русский язык, поэтому часто сопровождал Хаммера в его поездках в Советский Союз.

Однажды Хаммер и Леви поехали в Москву для встречи с Генеральным секретарем Брежневым. По русскому обычаю было много тостов, причем пили русскую водку. Хаммер не пил, сославшись на врачебный запрет. Чтобы не проявлять невежливость по отношению к русскому лидеру, тосты поддерживал Леви. Хаммер увидел, что Леви проглотил капсулу, и спросил его, что это. Когда Леви объяснил, что это средство от воздействия алкоголя, Хаммер воскликнул: «Это замечательно! Давайте получим права и передадим Брежневу».

Леви ответил: «Это безумие. Если по какому-нибудь случайному совпадению у Брежнева случится сердечный приступ, скажут, что американец Арманд Хаммер отравил Генерального секретаря Брежнева».

Хаммер заинтересовался препаратом в деловом аспекте.

Вскоре после этого Пейну позвонил управляющий одной из дочерних компаний корпорации «Оксидентел петролеум» и сказал, что он получил указания от д-ра Хаммера получить информацию о Sobrexe. В июне 1975 г. компания «Хукер кемикл», входящая в корпорацию «Оксидентел петролеум», стала партнером «Bionar Corporation». Это было очень кстати, потому что требования Администрации по контролю за продуктами питания и лекарствами выходили далеко за рамки возможностей Bionar.

Возможности «Хукер кемикл» были гораздо большими. Однако 3 года работы принесли ей не больше результатов, Администрация посчитала, что требования не выполнены. В августе 1978 г. компания «Хукер» передала свою долю в «Bionar» «Континетал групп», многомиллиардному конгломерату, ранее известному как «Континетал кэн».

И снова было сделано все возможное, чтобы выполнить IND. После еще 3 лет работы и затрат в несколько миллионов долларов согласие Администрации на принятие IND по-прежнему не было получено. В 1981 г, «Континента.! групп» стала частной корпорацией. Пейн писал: «После того, как затраты составили много миллионов, может быть, десять, а никаких результатов так и не было достигнуто, новые владельцы отказались от проекта».

Пейн, доктор наук в области политологии, говорил: «Нельзя отделить политику от науки. Научная оценка — не единственная проблема. Насколько мне известно, часть ученых являются горячими приверженцами программы «Анонимные алкоголики». Сама идея лекарственного лечения алкоголизма представляется им кощунственной. Кроме того, широкую популярность приобрел метадсн. Он был единственным распространенным средством от героиновой зависимости.

Пейн рассказал об одной встрече в штаб-квартире Администрации по контролю за продуктами питания и лекарствами, на которой присутствовали десять административных чиновников. Во время дискуссии один из представителей Администрации все более распалялся: «Если ваше средство работает, то принявший несколько таблеток Sobrex решит, что он может пить неограниченно много, а потом сядет за руль и убьет кого-нибудь!» Пейн пытался объяснить ему, что лекарство предназначено для снятия тяги к алкоголю, а не для того, чтобы позволить себе больше пить. Представитель Администрации в ответ закричал: «Что вы мне говорите — вы назвали его Sorbex!» Пейн также отметил, что некоторые чиновники из Администрации были неспособны проявлять какую-либо объективность при обсуждении любого препарата, если он был связан с именем Ревича.

При таком противодействии Пейн и его партнеры так и не смогли выполнить предъявляемые Администрацией требования. Пейн любил напоминать, что дополнительную лепту в противостояние производству Sorbex и Bionar внесла история с талидомидом. Администрация не стала торопиться с разрешением применения этого широко используемого в Европе препарата, который, как обнаружилось позднее, вызывал врожденные уродства у детей. Администрация гордо напоминала о случае с талидомидом всякий раз, говоря об осторожности при допущении применения нового лекарства. Однако не во всех случаях чиновники из Администрации проявляли равную строгость при принятии решений.

Не проходит и месяца, чтобы та или иная фармацевтическая компания не жаловалась на длительность срока, требуемого для проведения нового лекарства на рынок. Необходимо пройти стадию проверки характеристик (стадию IND — см. выше), еще три стадии, затем — заключительное испытание, после чего необходимо еще получить разрешение на продажу лекарства. Обычно на выполнение всех требований уходит около 10 лет. Многие из разрешенных к применению препаратов токсичны, некоторые даже очень. Противоопухолевое средство, которое, судя по всему, нанесло непоправимый вред здоровью Исси, получило разрешение на применение и было одобрено теми же людьми, которые отвергли Bionar и Sobrex.

Что касается препарата Bionar, то он был успешно апробирован более чем на 1 тыс. людей, страдающих наркотической зависимостью, без каких-либо побочных эффектов. И Bionar и Sorbex не содержат токсических ингредиентов. Однако объединенных усилий Bionar Corporation, Hooker Chemical и Continental Group в течение более чем 10 лет, нескольких серий испытаний на животных и нескольких миллионов долларов оказалось недостаточно, чтобы удовлетворить требования Администрации.

Пока Администрация все не могла удостовериться в безопасности препаратов Bionar и Sorbex, «Нью-Йорк дейли ньюс» обвинила Ревича в использовании кунжутного масла. Они были правы. Препараты Perse и Bionar содержат кунжутное масло, входящее в перечень продуктов, «считающихся безопасными», утвержденный той же Администрацией. Bionar и Sorbex содержат фракцию кунжутного масла, являющуюся ненасыщенной жирной кислотой, столь же безопасную, как маргарин.

Если Администрация и ссылалась на историю с талидомидом как на причину отказа в разрешении Bionar и Sorbex, то доверие к этой версии было утрачено 29 августа 1995 г., когда газета «Уолл-стрит джорнал» опубликовала заметку о том, что Администрация по контролю за пищевыми продуктами и лекарствами дала разрешение на использование того же талидомида для лечения одного из состояний, вызываемых СПИДом. Хотя талидомид не разрешено назначать беременным женщинам, тот факт, что он является мутагеном, не помешал чиновникам из Администрации допустить его к применению, тогда как Bionar и Sorbex не вызывают мутаций и других вредных воздействий.

Вследствие того, что Администрация отказалась допустить на рынок Bionar и Sorbex, страна осталась с единственным препаратом от героиновой зависимости — метадоном. Метадон неэффективен при кокаиновой зависимости и алкоголизме. Небольшое облегчение, даваемое метадоном, немногого стоит, поскольку зависимость от героина у многих сменяется зависимостью от метадона. Многие из тех, кто мог бы приобрести зависимость от метадона, стали зависимыми от кокаина, как и предсказывал д-р Кас-риел. Тем временем с ростом эпидемии наркомании прогрессивно увеличивается количество уличных нападений, грабежей, краж и убийств.

У метадона очень много недостатков. Он повышает уровень стероидов, вместо того чтобы нормализовывать его. У больного сохраняется гормональный дисбаланс. Метадон все еще находит применение в наше время, но далеко не в таком объеме, как кокаин и героин, распространению которых деятельность Администрации, судя по всему, не очень-то препятствует.

Итак, Администрация приложила немало сил, чтобы лишить людей лекарственных препаратов Ре-вича. Другие высокопоставленные лица начали прямую атаку на доктора, стремясь насильственно отторгнуть его от пациентов путем лишения лицензии на медицинскую практику. Ревич не моги предположить, что несправедливые статьи прошлых лет вскоре будут вновь использованы как оружие для его уничтожения. История с препаратом Bionar показала, что порой даже две крупные компании не могут противостоять Администрации по контролю пищевых продуктов и лекарств. В следующем раунде против Ревича выступили штат Нью-Йорк, Американское онкологическое общество и все та же Администрация.