Излечивает

ГЛАВА 30

После всего, что было сказано о 33 пациентах, даже если статьи в журнале несправедливы, что с того?.. Мы считаем, что сам факт опубликования в журнале делает их правильными, выводы правильные.

Джон Шей, атторней обвинения, отдел по вопросам врачебной некомпетентности
После эмиграции 80-е годы стали вторым сложным периодом в долгой жизни Ревича. В 1983 г. было возбуждено сразу три дела по его обвинению в неправильном лечении; власти штата Нью-Йорк попытались лишить его права заниматься частной практикой.

Описание всех юридических перипетий могло бы составить отдельную книгу. Хотя невозможно пересказать все, что происходило в это трудное для Ревича время, в этой главе будет рассказано о людях, которые поддержали Ревича, и о некоторых событиях того времени.

За 2 дня до смерти Сесилия Зайевски впала в кому. Перед этим в течение 2 недель она находилась в полусознании. Ее состояние не помешало атторнею Харви Уаксману получить ее согласие на предъявление иска доктору, которого она любила. Вскоре Уаксман возбудил против Ревича дело о неправильном лечении от имени Сесилии Зайевски. В середине декабря он изменил иск, теперь истицей значилась уже сестра Сесилии. Позднее он еще раз изменил его, указав в качестве истца племянника Сесилии. Уаксман так никогда и не смог удовлетворительно ответить на вопрос, каким образом он смог получить письменное разрешение на предъявление иска от женшины, находящейся в коматозном состоянии.

Подача искового заявления от имени клиента без его разрешения является серьезным нарушением юридической этики, которое чревато лишением права заниматься адвокатской практикой. После изучения деталей подачи иска Сэм Абади и Рик Джафф, адвокаты Ревича, решили поставить этот вопрос перед федеральным районным судьей Мэри Джонсон Лоу, чтобы выяснить, имеет ли место нарушение норм права в действиях Уаксмана. Однако судья отказалась удовлетворить ходатайство.

В тот день, когда Уаксман объявил, что он является адвокатом Зайевски, в ее палате появилась съемочная группа телерадиокомпании Эн-би-си. По словам Абади, Уаксман, который не был чужаком в телевизионных.кругах, отрицал, что имел отношение к появлению телевизионщиков.

Автор «Программы дня» Конни Чанг показала драматическую историю в двух частях, в которой Ревич был представлен безжалостным убийцей, живущим за счет обманутых больных. Неискушенному зрителю оставалось недоумевать, как Ревича вообще допустили к врачебной практике. Зрителю показывали больную, пребывающую в коматозном состоянии, и рассказывали о враче, непроверенный метод лечения которого создает угрозу обществу.

Вскоре после этого три клиента Уаксмана обратились с жалобами на Ревича в отдел по вопросам врачебной некомпетентности штата Нью-Йорк, который мог рекомендовать лишить его права на частную практику. По словам Абади, Уаксман позднее отрицал свою роль в одновременном вовлечении своих клиентов в. это разбирательство.

Всего по всем трем гражданским искам родственники Зайевски, Эдит Шнайдер и Энн Рекк, требовали уплаты 40 млн долларов за причиненный ущерб. Следует вспомнить, что эти требования предъявлялись врачу, который брал со своих пациентов в среднем 50 долларов за визит. Подобные иски вообще впервые предъявлялись Ревичу за 63 года его практики. Они поставили Ревича и его пациентов в тяжелое положение, поскольку судебный процесс почти обанкротил доктора и привел к временному прекращению практики. Фактические подробности судебных разбирательств обнаруживают шаткость оснований для возбуждения как гражданских, так и административных процессов.

Энн Рекк обратилась к Ревичу по поводу рака молочной железы. Как и большинству пациентов, ей пришлось долго ожидать приема в комнате, где теснилось много других больных. Ревич не назначал времени приема, он принимал больных в порядке их прихода; исключение составляли очень тяжелые больные, которых он принимал в первую очередь. Приемная становилась местом общения, где люди рассказывали друг другу, насколько успешно идет лечение.

Рекк не была исключением. Когда она впервые появилась у Ревича в октябре 1980 г., в ее левой молочной железе определялась крупная опухоль толщиной почти в 4 дюйма, которая быстро росла. У нее также был увеличен подмышечный лимфатический узел — зловещий признак метастазирования. В самом начале лечения она показала свою черно-синюю грудь, сочащуюся выделениями, Эвелин Кайш, другой пациентке Ревича. Следует отметить, что выделения часто являются еше одним признаком отмирания тканей. Через некоторое время, в течение которого женшина получала лечение, она вновь встретилась с Кайш в приемной и снова показала ей свою грудь, которая на этот раз выглядела нормальной. Такое вот обратное развитие опухоли неслыханно для современной медицины.

За время лечения опухоль уменьшилась и стала мягче. Однако в мае 1983 г., через 2,5 года после начала лечения, у Рекк появились боли в молочной железе. Через несколько недель она пожаловалась на сильную боль в спине. Ревич попросил ее сделать рентген, чтобы узнать, не метастазировал ли рак в позвоночник. Как позднее объяснил Ревич в отделе по вопросам врачебной некомпетентности, он считал, что поскольку пациентка раньше хорошо реагировала на лечение, она сможет и дальше с успехом продолжать лечиться. Он сказал следующее: «У меня были случаи, когда больные с параличом нижних конечностей после лечения начинали ходить». На следующий день к Ревичу пришел муж Рекк и попросил выписать ей Demerol для снятия болей. Энн Рекк никогда больше не появилась у Ревича, но вскоре они с мужем, который был изначально против ее лечения у Ревича, подали на него в суд.

Энн Рекк как-то обмолвилась, что, отправившись в отпуск, не взяла с собой лекарств, Вскоре после этого у нее впервые заболела спина.

Так как в 1977 г. Трафалгарская больница закрылась, у Ревича не было клиники, где он мог бы следить за состоянием больных и принимать меры в случае осложнений. Пациентам нужно было до четырех раз в день измерять рН мочи, часто измерять температуру и звонить в кабинет Ревича каждый раз, когда изменялись показания тестов или симптомы. Совершенно очевидно, что при большом числе пациентов не каждый из них следовал всем указаниям, особенно когда требовалось день за днем и неделю за неделей постоянно выполнять тесты.

Примерно в течение 2 лет лечение Энн Рекк протекало успешно. Прекратив принимать лекарства, она не дала Ревичу шанса сбалансировать процессы в ее организме.

Вторая пациентка, Эдит Шнайдер, прежде чем попасть к Ревичу, побывала у четырех врачей. Каждый из них рекомендовал ей мастэктомию (полное удаление молочной железы). Миссис Шнайдер отказывалась. Прийдя к Ревичу, она не сказала ему о результатах посещения других врачей, показав лишь старый рентгеновский снимок. Ревич сказал ей, что снимок устарел, и предложил биопсию, от которой пациентка отказалась.

При осмотре д-р Ревич обнаружил у Шнайдер и вторую опухоль — в другой молочной железе, Ревич высказался против ампутации молочных желез, потому что не раз убеждался в том, что радикальные ' операции вызывают в организме значительные сдвиги в сторону усиления процессов катаболизма, дающие толчок к быстрому развитию новых опухолей. Вместо этого он предложил ей частично удалить большую опухоль. Она также отвергла его предложение. Поняв, что миссис Шнайдер настроена против любого хирургического вмешательства, Ревич начал лечить ее амбулаторно, поскольку не имел возможности помещать своих больных в стационар. При рассмотрении дела в отделе по вопросам врачебной некомпетентности Ревич сказал: «Она очень нервничала, без конца звонила мне, и я подумал: «Послушай, удали ее, не делай мастэктомию, удали только опухоль».

Несмотря на повышенную нервозность, пациентка хорошо реагировала на лечение. В материалах ее гражданского иска против Ревича присутствовало письмо одного из обследовавших ее врачей, д-ра Джона Кастронуово. «Пациентка позвонила, чтобы сообщить... она была у д-ра Эмануэля Ревича, и он дал ей замечательные лекарства... от которых ее опухоль стала в двое меньше».

После года лечения опухоль в левой молочной железе исчезла, а опухоль в правой стала мягче и меньше. Но внезапно по неизвестным причинам женщина запаниковала и обратилась в центр Слоун — Кат-теринга, где ей удалили правую молочную железу.

По-видимому, мастэктомия включила реакцию, и в левой молочной железе появились метастазы. Она решила удалить и левую грудь. Вскоре после этого она и ее муж предъявили Ревичу иск. Учитывая положительные результаты лечения, понятна вся безосновательность подобного иска.

Если бы в каждом таком случае врачам предъявлялись иски, все до единого онкологи проводили бы половину времени в суде, а вторую половину в консультациях с адвокатами.

Иск Шнайдер, несомненно, не мог стать основанием для лишения Ревича права на врачебную практику. Большинство врачей по крайней мере однажды в жизни сталкиваются с ситуацией, когда пациент предъявляет им иск, многие переживают это неоднократно. Онкологи в этом смысле особенно уязвимы. Обычно власти штата не назначают слушаний по подобным жалобам.

У третьей пациентки, Сесилии Зайевски, был рак толстой кишки. Большая опухоль занимала 2/3 ее выходных отделов. Во время первого обследования Ре-вич обнаружил большую опухолевую массу в области печени, что заставило его заподозрить метастазы.

Он также отметил, что исходная опухоль находилась в опасной близости от стенки влагалища. (Давая показания, Ревич отметил, что многим врачам при обследовании ректальных опухолей у женщин не удается прощупать их вагинально. Это иногда приводит к неточности диагноза, поскольку не удается оценить размеры опухли спереди.)

Сесилия впервые появилась у Ревича 25 марта 1981 г. В начале лечения уменьшения опухолей почти не происходило, хотя боли быстро исчезли. Через несколько месяцев пациентка начала хорошо реагировать на лечение; опухоль в толстой кишке стала гораздо меньше. К 10 ноября она почти полностью исчезла.

Одновременно со сморщиванием опухоли у больной прекратились поносы, мучившие ее в течение нескольких месяцев. Через 2 недели после прекращения поноса начались запоры. Это важный симптом, указывающий на то, что произошел сдвиг в сторону усиления анаболизма. В начале декабря опухоль больше не определялась.

На Рождество Сесилия Зайевски была госпитализирована с высокой температурой и головокружением. Во время пребывания в больнице ей сделали ультразвуковое исследование брюшной полости. В заключении было указано: «Печень в норме». Через несколько дней женщину выписали из больницы, и она продолжила лечение у Ревича. В марте следующего года, спустя год после начала лечения, еще одно обследование в больнице Астора показало, что печень не увеличена.

Зайевски жила с племянником и сестрой, которые противились ее лечению у Ревича. Племянник был настроен настолько негативно, что Сесилии приходилось просить родственников, живущих в другом штате, более чем в часе езды, сопровождать ее к Ревичу. По словам Ревича, пациентка жаловалась в телефонном разговоре, что ее близкие выбрасывают ее лекарства, как только появляется такая возможность. Ее брат также жаловался Ревичу на это обстоятельство. И снова эффективность лечения попадала в зависимость от того, насколько выполнялись все

предписания.

После года улучшения в состоянии Зайевски произошли перемены к худшему. В медицинской карте было указано, что в последние 2 недели жизни она находилась в коматозном состоянии. Во время ее пребывания в больнице ей назначили лучевую терапию. Д-р Дуайт Мак-Ки позднее засвидетельствует, что истинной причиной смерти пациентки явилась инфекция, результат радационного ожога спины.

Сесилия Зайевски на протяжении всего времени болезни оставалась признательной пациенткой.

Факты показывают, что во всех этих случаях не было никаких оснований для предъявления претензий к д-ру Ревичу и еще меньше оснований для лишения его лицензии. Если бы эти больные лечились традиционными методами и в их состоянии наблюдалось бы временное улучшение, после которого болезнь вновь взяла бы свое, сами пациенты, их родственники и врачи посчитали бы это печальным, но типичным исходом. Рекк, Шнайдер и Зайевски успешно лечились, их состояние значительно улучшалось, пока они скрупулезно выполняли все предписания Ревича. У двух женшин состояние ухудшилось после прерывания лечения. У миссис Шнайдер болезнь стала прогрессировать после мастэктомии, и она не вернулась к Ревичу, чтобы продолжить лечение. Из всего этого становится ясно, что у истцов было мало шансов выиграть дело.

Но в движение пришли противостоящие Ревичу силы, куда более мощные, чем факты. Уаксман организовал несколько исков против Ревича одновременно. В это же время д-р Дейвид Аксельрод, комиссар по вопросам здравоохранения штата Нью-Йорк, под впечатлением телевизионной «Программы дня» инициирует судебное разбирательство, приостановив действие лицензии Ревича на 60 дней — еше до первого слушания дела, — заявив, что деятельность Ревича представляет угрозу для здоровья жителей Нью-Йорка.

Эго заставило многих пациентов Ревича выступить в его защиту; они организовали специальную кампанию. Многие пациенты, боясь смерти в случае лишения помощи Ревича, обратились в губернатору штата и объяснили, с какой дилеммой столкнулись.

Первое слушание должно было пройти в крошечной комнатке небольшого отеля за аэропортом Ла-Гардиа. На него явились около 75 сторонников Ревича. Им объявили, что слушание будет закрытым. Рут Спектор ответила: «Это мы еще посмотрим. Идите за мной». Она открыла дверь и провела толпу в комнату. Когда один из членов комиссии предложил им покинуть помещение, Рут напомнила, что это открытое судебное разбирательство, поэтому они не уйдут. Тогда чиновник заявил, что требования пожарной безопасности не допускают присутствия в помещении сразу стольких людей.

Среди пришедших на слушание оказался один из администраторов отеля, кузину которого Ревич вылечил от рака после того, как другие врачи отказались от нее. По словам Рут, он предложил всем перейти в другое, более просторное помещение. Чиновники отказались, Следующие слушания были перенесены в более просторное помещение в отеле «Шератон».

Рут рассказывала, что судей очень заинтересовал один из присутствующих. Высокий загадочный мужчина с серебряными волосами в облачении священника держался очень прямо. На шее у него висел большой изукрашенный крест. Судей беспокоило, не является ли он влиятельной персоной.

На следующий день в офисе Ревича она встретила загадочного джентльмена. Оказалось, что они виделись 3 года назад, но тогда незнакомец выглядел совсем иначе. Он представлял собой кожу и кости, сложенные в инвалидной коляске. Это был архиепископ Эфесский Лоренцо Микаэль де Валич.

Во время второго слушания один из присутствующих встал и сообщил членам комиссии, что, если они не снимут временный запрет на медицинскую практику и какой-нибудь из пациентов Ревича из-за этого умрет, они будут нести персональную ответственность, и уже им будут предъявлены обвинения. Председатель немедленно провел совещание. После него 60-дневный запрет был отменен.

19 слушаний, продолжавшихся в течение 17 месяцев, изобиловали такими нарушениями судопроизводства, что их хватило бы на роман Кафки. Несколько примеров дадут представление о том, что в действительности происходило под видом законности.

Один из членов комиссии, д-р Левитан, сказал другому: «Вы его слышали... последнего свидетеля д-ра Феррари, этого шарлатана!.. Он никогда не слышал о Бонадонне!» ... Д-р Левитан решил не принимать во внимание заявление д-ра Феррари, имеющее отношение к обсуждаемому вопросу, об эффективности лечения по методу Ревича, и назвал его шарлатаном единственно на том основании, что д-р Феррари не был знаком с писаниями д-ра Бонадонны.

Атторней, представляющий закрытое Американское онкологическое общество, также внес свою лепту в извращение смысла слушания. Во время восьмого слушания защитникам Ревича стало ясно, что штат ссылается на бумаги из черного ящика. По закону зашита должна иметь доступ к любым документам, которые штат может использовать против ответчика. Но фигурировали документы, с которыми защита не ознакомилась. Эти документы принадлежали Американскому онкологическому обществу. Адвокат Ревича Генри Ротблатт потребовал, чтобы его клиент получил доступ к этим документам, поскольку они использовались для обвинения против него.

На следующем слушании атторней Американского онкологического общества отказался предоставить Ревичу возможность ознакомиться с ними. После того, как суд потребовал предоставить эти бумаги, атторней отказался выполнить это решение на том основании, что он лично ознакомился с этими бумагами и не нашел в них ничего имеющего отношение к делу. Несмотря на возражение защиты, что в соответствии с законом одна из сторон не вправе определять, что имеет, а что не имеет значения для обеих, ни адвокат, ни Американское онкологическое общество так и не предоставили эти бумаги для ознакомления другой стороне.

По крайней мере один раз суд позволил представителям штата задавать д-ру Ревичу вопросы, не уведомив защиту, что они будут касаться конкретного пациента. Как выяснилось впоследствии, так называемый пациент на самом деле был следователем штата. Томас Флейвин представился д-ру Ревичу больным, у которого обнаружили овсяноклеточную карциному почек. Он имел при себе магнитофон, чтобы записать разговор.

Поскольку у Флейвина не оказалось медицинской карты, Ревич отказался его лечить. Флейвин попытался спровоцировать Ревича пообещать излечение. Однако Ревич не «проглотил наживку».

Вместо того чтобы представить суду запись, свидетельствующую в пользу Ревича, штат попытался использовать другую тактику, нарушающую основы конституционной зашиты, которая гарантирует ответчику очную ставку с обвинителями.

Во время перекрестного допроса д-ра Ревича Джон Шей, атторней отдела по вопросам врачебной некомпетентности, начал задавать Ревичу вопросы, касающиеся его разговора с Флейвином. Флейвин так и не появился, магнитофонная запись в суде не фигурировала. Правильное судопроизводство предполагает, что защите представляется возможность провести перекрестный допрос свидетеля обвинения до того, как обвинение задаст свидетелю защиты свои вопросы. Перескочив через этот важный этап, Шей создал у судей впечатление, будто Ревич сделал что-то неправильно, хотя никаких доказательств этого предоставлено не было. Шей задал Ревичу несколько вопросов относительно визита Флейвина и создал вокруг Ревича атмосферу неопределенной вины, ничем не подтвержденной.

Роберт С. Янг, доктор медицины, доктор юриспруденции, доктор философии из Администрации по контролю пищевых продуктов и лекарств был также привлечен к участию в разбирательстве на стороне штата против Ревича. Янг показал, что ни одно лекарство Ревича не получило одобрения Администрации и что в 1965 г. Администрация отклонила 19 из 20 поданных Ревичем заявок.

Янг также сообщил суду, что требования Администрации в отношении назначения лекарств применимы только к тем из них, которые циркулируют в торговле между штатами. Тем не менее, спустя 2 недели Шей обвинил Ревича в нарушении регламентации Администрации, расширив перечень выдвигаемых против него обвинений.

Возможно, наиболее чистосердечное признание было сделано Шеем на 14-м слушании. Ревич начал объяснять заседателям конкретные случаи, о которых шла речь в отчете CAG, чтобы доказать ошибочность его выводов. Шей тут же прервал его: «Мы здесь не для того, чтобы доказывать или опровергать справедливость выводов группы CAG».

Это замечание побудило ведущего слушания спросить у Шея: «Так вы не утверждаете, что отчет был правдивым?» Ответ Шея прозвучал неубедительно: «Это совсем не имеет отношения к делу... Правда это или нет, это не имеет отношения к цели замечания». Озадаченный ответом, ведущий спросил: «Как можно ссылаться на то, что может оказаться неправдой?» Шей продолжал в том же духе: «Их заключение... и все, что было сказано о 33 пациентах, даже если все это несправедливо, — что с того? Мы считаем, что сам факт опубликования их в журнале делает их достоверными; выводы правильные».

За время, пока проходили 19 слушаний, было представлено множество документов, включая написанное Ревичем опровержение отчета CAG. Часто эти материалы становились предметом устного разбирательства.

Опровержение Ревичем выводов отчета CAG, возможно, было наиболее важным документом всего слушания, поскольку доказывало чрезвычайную эффективность метода Ревича в лечении рака.

Если бы решение комиссии оказалось в пользу Ревича, это означало бы признание эффективности его метода. Комиссию более всего интересовало, рекомендовал ли Ревич трем пациентам, от имени которых предъявлены иски, хирургическое вмешательство. Оценивая метод Ревича, члены комиссии исходили только из собственного опыта и отчета CAG, — нельзя сказать, что они были хорошо вооружены для принятия решения.

Комиссия задала Ревичу ряд вопросов, стараясь выяснить, следовал ли он общепринятым методам лечения. Поскольку комиссия не доверяла свидетельствам многочисленных пациентов и врачей, доказывающим эффективность его метода, исход слушаний был предопределен. Все понимали, что метод Ревича принципиально отличается от повсеместно практикуемых методик. Членам комиссии было трудно принять такой совершенно новый подход к лечению, и они неоднократно интересовались, почему он не настаивал на хирургическом лечении этих трех пациентов, исходя из того, что любой метод лечения, не соответствующий принятым стандартам, может квалифицироваться как врачебная некомпетентность.

К концу 19-го слушания комиссия признала вину Ревича и рекомендовала совету регентов аннулировать лицензию Ревича. Но тут произошли события, давшие Ревичу отсрочку.

До того как представлять Ревича, Ротблатт был преуспевающим адвокатом, он представлял таких ответчиков, как взломщики Уотергейта, зеленые береты и др. Однако во время слушаний по делу Ревича он заболел. У него был рак кожи с метастазами в мозг, но он держал это в секрете. Болезнь повлияла на его профессиональную деятельность: он терял бумаги, у него нарушилась речь, он забывал о заседаниях и иногда неадекватно вел себя в суде. Ко времени последнего слушания Ротблатт был уже тяжело болен, и на помощь пришел Сэм Абади из «Абади и Джафф».

Через месяц после заключительного слушания Ротблатт умер. Позднее Абади ссылался на тот факт, что у Ревича был некомпетентный защитник, поскольку болезнь Ротблатта уже перешла в терминальную стадию.

Суд предоставил Ревичу еще одну попытку, что означало, что он сможет представить больше свидетелей зашиты. Это было хорошо, поскольку к этому времени в пользу Ревича могли дать показания новые свидетели, являющиеся высококвалифицированными специалистами. Ревича теперь представляли Абади и Джафф, талантливые молодые люди, готовые к продолжению трудной борьбы.

Но затраты на судебные разбирательства по трем гражданским искам и разбирательство в отделе по вопросам врачебной некомпетентности превысили финансовые возможности Ревича. Он все время зависел от щедрости благотворителей, иначе оплатить счета не удавалось. Когда одни люди не могли больше помогать Ревичу, на помощь приходили другие. Группа сторонников Ревича решила нанять адвоката Тони Денаро. Денаро подходил по двум причинам. Когда-то он вел расследования для отдела по вопросам врачебной некомпетентности и вскрывал правонарушения в этой области. Поэтому предполагалось, что он не побоится защищать Ревича. Кроме того, он согласился на очень скромный гонорар.

Те, кто полагался на Денаро, считали, что его знакомство с Отделом и методами его работы сослужат хорошую службу. К сожалению, у Денаро появились необычные идеи относительно того, как следует вести дело, которые могли обернуться против Ревича и лишить его шансов выиграть — или по крайней мере возможности подать на апелляцию, Денаро решил, что, поскольку комиссия в любом составе не может быть знакома с методом Ревича, она в принципе не может выносить решение о его компетентности. Вместо того чтобы подготовить

почву для принятия такой позиции и проинформировать комиссию о причине отсутствия клиента, Денаро ничем не обнаружил своих намерений вплоть до первого слушания.

Позднее Денаро апеллировал к Комиссии по образованию (отдел по вопросам врачебной некомпетентности состоит в ее ведении) провести новые слушания. Он использовал все ту же сомнительную стратегию, и у всех пяти членов комиссии не оставалось другого выбора, кроме как заявить, что штат больше не обязан назначать новые слушания. Они оставили в силе прежнее решение.

Нью-Йорский совет регентов принял окончательное решение по рекомендациям комиссии отдела по вопросам врачебной некомпетентности. И снова сторонники Ревича начали кампанию по его защите. В результате совет регентов с перевесом в один голос постановил провести 5-летнюю проверку работы 92-летнего Ревича на определенных условиях. К концу этого периода должно было быть принято окончательное решение.

По истечении 5 лет совет аннулировал лицензию Ревича на врачебную деятельность.

Харви Уаксман — грозный противник Ревича — любил ездить по Манхэттену в «роллс-ройсе». При малейшей возможности он рассказывал адвокату противоположной стороны о ручке, которую он вертел в руках: «Видите эту ручку? Она стоит 2 тыс. долларов». Помимо юридического он имел также медицинское образование, хотя и не практиковал с тех пор, как стал адвокатом. Его фирма «Пегалис и Уаксман» специализировалась на исках о врачебной некомпетентности. Сам Уаксман любит повторять, что его фирма — крупнейшая в стране по такого рода тяжбам. Благодаря телевизионным ток-шоу, он, несомненно, является одним из самых известных атторнеев, представляющих истцов на таких процессах.

Будучи изобретательным, Уаксман не ограничивал свою обличительную деятельность залом судебных заседаний. Он знал, что если штат Нью-Йорка аннулирует лицензию Ревича, он сможет использовать это как веский аргумент в инспирированных им гражданских исках против него. Казалось, он в своем рвении готов не оставить камня на камне.

31 мая 1984 г. Уаксман свидетельствовал на парламентских слушаниях под председательством конгрессмена Клода ГТеппера. Слушания транслировались по телевизионным каналам 20 городов, включая Нью-Йорк. В письме, адресованном конгрессмену Пеппе-ру, профессор Харолд и д-р Ладас, смотревшие телепередачу, писали, что «Уаксман выбрал одного врача, д-ра Эмануэля Ревича, и назвал его шарлатаном».

Супруги Ладас отметили также, что «Уаксман и его клиенты собираются выиграть процесс за счет давления на попечительский совет средствами масс-медиа, вынудить совет принять'решение быстро еще до того, как Ревич сумеет организовать собственную защиту».

Уаксману было хорошо известно, что большинство судебных экспертов квалифицируют заранее брошенное обвинение в шарлатанстве как клеветническое. Однако свидетельские показания, даваемые перед Конгрессом, не подпадали под действие закона о клевете.

На процессе по иску Эдит Шнайдер в качестве свидетелей на стороне истца выступили два врача, связанных с Американским онкологическим обществом. Одним из них был д-р Херберт. По его собственному признанию, он был членом Комитета по неоправданным методам, причем слова «неоправданные методы», как он сам признал, были эвфемизмом, используемым вместо «шарлатанские методы».

Обычно свидетелей не допускают на судебные разбирательства до того момента, когда им дают слово, Херберт, имевший степень доктора права, присут-

ствовал в зале и наблюдал действия защиты за день до собственного выступления в качестве свидетеля. Уаксман знал об этом, но ничего не предпринял. Херберт был вызван для дачи показаний в качестве эксперта, но защиту не поставили в известность об этом свидетеле. Когда адвокат Ревича Сэм Абади заявил протест в связи с тем, что защита не имела возможности предварительно опросить свидетеля, судья отклонила протест.

Судебные разбирательства регулируются бесчисленными правилами, которые должны обеспечивать их беспристрастность. Понятно, что если ответчику во время суда будут высказываться определения подстрекательского или обвинительного характера, трудно, просто невозможно обеспечить беспристрастность. В случае, если такие факты будут иметь место, на судье лежит обязанность вынести порицание стороне, позволившей себе оскорбительные выпады, и напомнить присяжным, что они не должны принимать во внимание замечания подобного рода. Если оскорбительные замечания носят вопиющий характер или повторяются, это может стать основанием для объявления судебного разбирательства неправильным. Свидетели, имеющие юридическое образование, не могут не знать этого.

Заняв свое место за трибуной, юридически подкованный Херберт несколько раз обозвал Ревича шарлатаном, заявив: «Мы распознали в нем шарлатана.., Мы считаем его одним из самых жестоких убийц в Соединенных Штатах Америки». После того, как Абади заявил протест, этот врач и судья повторил свое замечание, сказав: «Мы в главе «Самые жестокие убийцы» называем Эмануэля Ревича одним из главных убийц в стране».

Замечание Херберта помимо прочего еше и не соответствовало действительности. Херберт ссылался на книгу «Те, кто крадет здоровье», 1980 г., составленную д-ром Барреттом. Книга представляет собой сборник нападок на хиропрактику, акупунктуру, витаминотерапию и 20 разновидностей других нетрадиционных методов лечения, статьи написаны разными авторами. Вступительное слово принадлежит перу популярной фельетонистки Энн Ландерс.

Статья об ааьтернативных методах лечения рака названа «Самые жестокие убийцы». В ней д-ра Ревича не называют ни «одним из главных убийц в стране», и как-либо в том же духе. В двух абзацах, посвященных ему, дается очень краткое описание его теории без всякой оценки, за исключением повторения выводов, CAG относительно бесполезности его метода. Однако в них ошибочно утверждается, что Тра-фалгарская больница Ревича была закрыта по решению суда.

Возможно, самым поразительным в статье было то, что большинство утверждений не имели под собой никаких оснований. Так, авторы безапелляционно делают обобщения:

«Покровители шарлатанства часто становятся жертвами эмоциональных связей с шарлатанами. Это могут быть теплота, интерес, дружеское отношение, энтузиазм и сочувствие... Шарлатаны, как правило, оказываются изолированны от научных учреждений и ассоциаций. Они не посылают отчетов о результатах своих работ в научные журналы... Шарлатаны, специализирующиеся на лечении рака, ссылаются главным образом на истории болезни людей, которых они якобы вылечили... Попав под очарование шарлатана, эти люди верят, что им помогло именно его лечение... Многие книги о неоправданных методах лечения написаны умно, и читателю кажется, что он извлекает полезную информацию, тогда как на самом деле это не соответствует действительности... Поддерживать неоправданные методы часто призывают ведущие шоу-программ, политиканы и другие широко известные личности».

Книга, на которую д-р Барретт ссылался как на авторитетный источник, таковым не является. Она скорее пропагандирует взгляды самого д-ра Барретта и организованной им группы врачей, составляющих «Комитет долины реки Лихай против грабителей здоровья». Таким образом, «профессиональное» мнение Херберта, что д-р Ревич шарлатан и «один из главных убийц в стране», базировалось не на научных знаниях или информации, почерпнутой из научного журнала, а на неточном цитировании недобросовестной статьи, автор которой точно не установлен. Давая показания по делу Шнайдер во время первоначального опроса, Херберт сказал, что он читал лекции «почти на всех медицинских факультетах Америки и Канады, а также на многих европейских медицинских факультетах». В таком качестве Херберт мог больше других влиять на умы студентов. В своих лекциях он проводил идею об отсутствии или существовании незначительной связи между диетой и раком, что в настоящее время в свете самых последних исследований Национального института раковых заболеваний выглядит по меньшей мере странно.

Уаксман спросил Херберта: «Существуют ли какие-либо утверждения Американского онкологического общества, имеющие отношение к делу?» Ответ Херберта проливает свет на то, почему другие врачи опасались принимать сторону Ревича или направлять к нему пациентов: «Да. Мы письменно указали на него как на шарлатана 20 лет тому назад. Мы в течение 20 лет пытались заставить штат Нью-Йорк отобрать у него лицензию...»

Имеющий большой опыт и влияние д-р Херберт выступает как большой авторитет, когда говорит об Американском онкологическом обществе и его позиции в отношении шарлатанства.

Слова Херберта «мы (Американское онкологическое общество) письменно указали на него как на шарлатана 20 лет тому назад» могут относиться к статьям рубрики «Неоправданные методы» от 1961 или 1971 г., которые были почти идентичны. То, что Американское онкологическое общество пыталось лишить Ревича возможности практиковать в то самое время, когда оно приклеило его методу ярлык «неоправданный»., показывает, что «неоправданный» в понимании Американского онкологического общества может означать «шарлатанский».

Член комитета АОО по разоблачению шарлатанов сказал присяжным: «Он лжет, когда заявляет, что имеются доказательства эффективности метода, и лжет, заявляя, что добивается улучшения».

Д-р Лоренс Лешан упомянул о том, что он неоднократно наталкивался на нежелание врачей рисковать собственной карьерой, изучая метод Ревича. Энтузиазм, с которым Херберт нападал на д-ра Ревича, показывает, что эти страхи были не напрасными.

Против Ревича свидетельствовал еще один врач, связанный с АОО. На время дачи показаний д-р Роберт Тоб занимал одну из семнадцати профессорских должностей, спонсируемых Американским онкологическим обществом. Тоб заявил, что считает выводы отчета CAG авторитетными, поскольку он опубликован в ЖАМА, и на этом основании можно утверждать, что метод Ревича не представляет ценности.

Был ли д-р Тоб членом комитета АОО по разоблачению шарлатанов, осталось неизвестным. АОО держит в секрете имена членов этого комитета, что позволяет им выступать в качестве свидетелей, не афишируя роль самой АОО. Выступление именно Тоба в качестве свидетеля истца, тогда как в Америке практикуют сотни тысяч других врачей, согласуется с заявлением Херберта относительно желания АОО лишить Ревича лицензии.

В деле Зайевски д-р Питер Байефф использовал те же аргументы, что и Тоб, заявив, что статья в ЖАМА — это авторитетно и она является достаточным основанием, чтобы заявить о бесполезности метода Ревича. Поскольку сам Ревич пренебрег этим замечанием, Байефф заявил присяжным, что считает лечение Ревича причиной смерти Зайевски.

Выступление самого Ревича только облегчило задачу присяжных. Насколько хорош он был как врач, настолько беспомощен как стратег и как свидетель.

Ревич пытался использовать судебные процессы для того, чтобы рассказать аудитории о своем методе лечения. Ни его собственные адвокаты, ни адвокаты истцов не смогли, как ни пытались, заставить Ревича отвечать на задаваемые ему вопросы. Иногда его ответы не имели никакого отношения к вопросам. В его словах порой содержалась чрезвычайно ценная информация, но оценить ее мог только тот, кто был хорошо знаком с его работами.

Ситуацию осложняло еше и то, что, возможно, в результате стресса английский язык Ревича стал очень плохим. Его английский иногда невозможно было понять, чего нельзя сказать о написанном им в то время докладе. Магнитофонные записи лекций того времени также показывают, что стресс, вызванный судебными процессами, мог повлиять на его речь. Каковы бы ни были причины, его поведение не шло на пользу делу.

У присяжных могло появиться убеждение, что он что-то скрывает или некомпетентен. В деле Зайевски, если судить по откровенным замечаниям сбитого с толку судьи, присяжные быстро потеряли интерес к показаниям, Хотя они слышали критические замечания и, возможно, были настроены против Ревича, замечания судьи были тем не менее корректны.

Несмотря на то, что Ревич проиграл оба дела Шнайдер и Зайевски на стадии судебного разбирательства, Уаксман не преуспел ни с одним иском против него. Третье исковое заявление от имени Энн Рекк и ее мужа было взято обратно и не дошло до стадии разбирательства. Атторнеи Сэм Абади и Рик Джафф убедили апелляционный суд в каждом из случаев, что пациенты заранее знали, что лечение, которого они добивались, связано с определенным риском, и были готовы рисковать. В своих решениях суд указал, что пациенты имели право пойти на это.

В каждом случае апелляционный суд указал в решении, что судья нижестоящего суда должен был проинструктировать присяжных об этом праве и направил дела на повторное слушание. По делу Шнайдер, которое вел Сэм Абади, апелляционный суд высказался так:

«Мы не видим причин, по которым информированному пациенту непозволительно было бы принять решение не обращаться за традиционным лечением и искать нетрадиционное ... Решение отказаться от операции и химиотерапии, принятое информированным пациентом, соответствует праву человека самостоятельно решать, как поступить с собственным телом».

Д-р Фромпович, пишущий для «Журнала орто-молекулярной медицины», сказал, что решение, вынесенное федеральным апелляционным судом по делу Шнайдер, «можно внести в список исторических событий, связанных с отстаиванием прав человека». В своей книге «Индустрия рака» д-р Мосс называет это решение эпохальным, Это решение дало всем пациентам равные права с пациентами врачей основного направления в медицине.

После того, как Херберт на стадии приобщения доказательств потерпел неудачу, Уаксман и его клиенты отказались от дальнейших попыток добиться успеха в деле Шнайдер. В первый раз адвокаты Ревича смогли использовать Херберта в интересах Ревича. Во время первого расследования по делу Шнайдер Херберт изображал удивление. Как и во время первого слушания дела Шнайдер, показания давались под присягой.

Причиной того, что Херберт перестал быть опасным противником, стали вопросы атторнея Джаф-фа относительно эксперимента по лишению организма фолиевой кислоты, который Херберт якобы проводил на себе. Известно, что значительный недостаток фолиевой кислоты может привести к повреждению мозга. Если бы Джафф вынудил Херберта признаться в такой возможности, присяжные могли бы засомневаться в том, что он вообще может быть свидетелем. Джафф сказал, что когда он спросил Херберта об этом якобы имевшем место эксперименте, тот «совсем спятил».

На последующие вопросы Херберт отвечать отказался. Судья Джон Сприззо вынес решение, по которому ему следовало давать показания в федеральном магистрате. Однако ко времени дачи показаний Херберт, связанный с больницей Администрации по делам ветеранов, явиться не смог. Вместо того, чтобы просить суд о переносе даты, Уаксман вывел Херберта из числа свидетелей, выставленных истцом. Вскоре дело Шнайдер было закрыто — спустя 8 лет после его возбуждения!

Ревич одержал верх и при пересмотре дела Зайев-ски. В феврале 1994 г. новая коллегия присяжных после 2-часового обсуждения решила дело в его пользу. Хотя гражданские иски были выиграны и потеря лицензии была, по крайней мере, отложена, трудно было бы назвать пережитые невзгоды победой науки, победой пациентов и самого Ревича. Конечно же, чувство собственного достоинства, целостность его натуры остались при нем, потому что все эти годы его основной заботой было лечение больных. Боб Уайлден говорил мне в те дни: «Когда вокруг него бурлило море хаоса, он оставался островком

спокойствия».

Было бы неправильно думать, что Ревича раздавили. Ревич сделал для человечества слишком много, чтобы поступки других людей как-то повлияли на его вклад. В 1936 г., тогда Джессе Оуэнз на летних олимпийских играх в Берлине выполнял последний прыжок, судья объявил, что он заступил линию во Бремя первых двух попыток. По легенде, перед последним прыжком Джессе провел свою собственную линию, впереди официальной. Несмотря на дополнительное осложнение, его последний прыжок был настолько хорош, что заслужил золотой медали. Подобным же образом д-р Ревич должен был доказать своим судьям, что его возможности как врача и ученого превышают их возможности остановить его. Он набрал высоту и приземлился чемпионом.

Проиграли мы. Конечно, есть медицинское учреждение, Центр науки о жизни Ревича (Revici Life-Science Center) в Манхэттене, где его метод продолжает существовать. Но не это виделось Ревичу — единственная дверь, куда может постучать любой человек. Его противники лишили нас доступа к медицине, обладающей неизмеримо большими возможностями, чем ныне существующая. Это нас, а не Ревича сокрушили. Поэтому мы, а не он, должны что-то предпринимать, чтобы изменить существующее положение вещей.

Д-р Ревич трудился на протяжении целого столетия, чтобы дать людям то, что будет служить им века, и придет день, когда его дар будет принят и понят. От нас зависит, окажемся ли мы среди тех, кто сумеет воспользоваться плодами его усилий.

Несомненно, многие врачи хотели бы иметь возможность использовать метод Ревича. Но, как вы поймете из следующей главы, нам не следует ожидать, что они способны пойти впереди всех, прокладывая дорогу остальным.

Не называйте мое имя!

Джоъеф Рансохофф, доктор медицины, процитированный доктором Сеймуром Бреннером
Мы уже упоминали о нежелании выдающегося нейрохирурга д-ра Джозефа Рансохоффа связывать свое имя с именем Ревича даже после того, как он убедился, что трое из его неизлечимых пациентов удивительным образом выздоровели в результате лечения у Ревича. Легко критиковать за такую предусмотрительность, но следует помнить, что его карьера была поставлена на карту. Неважно, насколько популярен врач, в одиночестве ему не выстоять против раковой индустрии стоимостью в 100 млрд долларов. Судебные процессы, остракизм и выступления энтузиастов-защитников Американского онкологического общества могут разрушить чью угодно практику.

Мы уже видели противоречивое поведение д-ра Галбрейта, который успешно использовал метод Ревича в течение 9 лет, писал президенту Эйзенхауэру, лечил у Ревича свою жену под вымышленным именем, а затем вдруг поставил свое имя под отчетом CAG. При этом д-р Галбрейт был президентом Медицинского общества Нассау и президентом Медицинского общества штата Нью-Йорк.

Они были не единственными врачами, ощутившими отношение медицинской общественности к Ревичу. Первым был Раймонд Л. Браун, доктор медицины, который в течение 2 лет работал в Онкологическом центре Слоуна — Каттеринга. Он хотел ознакомиться с новыми методами лечения, которые остались за пределами основного направления развития традиционной медицины. В связи с этим он решил в свое свободное время посетить Трафалгарскую больницу Ревича вместе с двумя врачами из разных подразделений Слоуна — Каттеринга. Но оба молодых доктора отказались поехать из-за угрозы лишиться места после посещения Ревича. По словам д-ра Брауна, «их руководители ска-зал и, что, если они хотя бы появятся в офисе этого человека, ноги их не будет в Слоуне —Каттеринге».

Другой пример. В письме Артура Холлеба, вице-президента АОО, говорилось, что решение исследовать действие препарата Laetril в Центре Слоуна — Каттеринга вызывает недоумение. Холлеб предлагал сотрудникам Гуда проконсультироваться с АОО, прежде чем принять решение о дальнейшем изучении Laetril.

Через неделю Гуд заявил, что «на настоящее время нет свидетельств тому, что Laetril оказывает какое-то воздействие на рак», несмотря на то, что ранее в лаборатории Слоуна — Каттеринга были получены результаты, свидетельствующие об обратном. Исследования продолжались. После нескольких опытов в Центре, показавших преимущество этого препарата в лечении спонтанного рака у мышей, и одного недобросовестно проведенного опыта, не давшего положительных результатов. Институт исследований раковых заболеваний Центра Слоуна — Каттеринга дал заключение о неэффективности препарата Laetril.

Д-р Кенаматцу Сугинара, очень уважаемый ученый, руководивший испытаниями препарата, не согласился с официальным заключением относительно эффективности Leatrile. На следующий же день после того, как он публично выразил свое несогласие, он был уволен.

Д-р Браун имел возможность лично убедиться в достоинствах метода Ревича. В 1971 г. он привез к Ревичу свою сестру, у которой обнаружили рак молочной железы. Ей назначили хирургическую операцию с последующим облучением. Операция была отложена на 6 недель, в течение которых она лечилась у Ревича — ей ежедневно делали инъекции препарата, разработанного им.

При исследовании материала, полученного во время операции, оказалось, что в нем нет раковых клеток, определились только очаги диплазии.

Патологоанатом сказал, что никогда не видел ничего подобного. Образец не содержал явных раковых клеток, но все клетки были дисиластическими. Сестра Брауна, человек, далекий от медицины, рассказывала: «Приблизительно через полчаса после укола у меня появилось тянущее ощущение в груди, в области опухоли и выше, в области шеи. В правой груди был небольшой участок, где появились такие же ощущения; примерно с полчаса что-то дергало и вытягивало».

Спустя 25 лет после лечения у Ревича сестра д-ра Брауна оставалась живой и здоровой, опухоль не рецидивировала.

Следующий пример показывает, до какой степени руководители комитета по исследованиям раковых заболеваний ополчились против Ревича. Д-р Браун снабдил автора материалами переписки с Мемориальным институтом Розуэлл-парка, онкологической больницей, входящей в десятку ведущих онкологических клиник страны.

Поскольку Браун знал о негативном влиянии имени Ревича на оценку результатов исследований, он послал письмо директору института доктору медицины Джералду Мэрфи с просьбой проверить лично для него два вещества, BNR и ТТ. Браун намеренно сообщил д-ру Мэрфи, что оба препарата не оказывали воздействие на больных раком крыс, хотя доподлинно знал обратное. Он также не упомянул, что авторство веществ в действительности принадлежит Ревичу. Из письма д-ра Мэрфи бьыо ясно, что он взволнован данными исследований: «Хотя мне и сказали, что ТТ не работает на крысах, есть некоторые очень впечатляющие результаты воздействия вещества на опухоли животных данной линии»,

Вскоре после этого д-р Браун дал понять, что ТТ разработано Ревичем. Исследование было немедленно прекращено. Спустя много лет письмо д-ра К. Уильяма Онгста, в то время бывшего директором Розуэлл-парка, было представлено в качестве свидетельства против Ревича во время слушания в комитете по вопросам врачебной некомпетентности. Онгст выбрал из письма д-ра Брауна к Мэрфи то место, где Браун указывал, что BNP не работает на крысах (Исследование показало, что BNP ускоряет рост раковых опухолей у крыс и вызывает образование в клетках вакуолей. Вакуоли появляются при нарушении катаболизма. BNP — препарат, противопоказанный при сдвиге обмена веществ в сторону усиления катаболизма. Поэтому отрицательные результаты, полученные Онтстом на BNP, были фактически подтверждением теории дуализма, двойственной природы рака, созданной Ревичем.), но не упомянул препарат ТТ.

Д-р Онгст также не упомянул о «впечатляющих результатах» при исследовании ТТ. В своей книге «Рак, СПИД и медицинский истэблишмент» д-р Браун пишет, что Розуэлл-парк с тех пор отрицает, что когда-либо проводили исследования препарата ТТ.

История одного из широко признанных ученых может продемонстрировать, почему никто не хотел рисковать, поддерживая открытия Ревича. В декабре 1989 г. на обложке журнала «Исследования раковых заболеваний: Официальный журнал Американской научно-исследовательской онкологической ассоциации» появилась фотография профессора Джералда Шраузера. Он был также экспертом «Нью-Йорк тайме», которому было поручено дать авторитетную оценку исследованию профессора Уилла Тейлора по СПИДу.

Профессор Стэнфордского университета ректор Американского колледжа токсикологии Ферст, признанный открыватель в области исследования рака, сказал: «Когда дело доходит до селена, я полагаюсь на Шраузера. Возможно, он знает о селене больше, чем кто-нибудь другой во всем мире». Шраузер попытался объяснить, почему Ревич встретился с таким сопротивлением современников: «Ревич создал свои собственные лекарства прежде, чем кто-либо смог подумать о них. По этой причине любой, кто сделал бы что-нибудь подобное, был бы назван шарлатаном».

Несмотря на то что Шраузер не решался открыто выступить на стороне Ревича, он ставил ученого в один ряд с Гиппократом, Галеном и Парадельсом. Одним из врачей, пострадавших в результате проведения испытаний метода Ревича, был Леонард Гольдман, доктор медицины, радиолог. В письме, написанном в январе 1986 г. и адресованном совету регентов штата Нью-Йорк, д-р Гольдман писал, что начал интересоваться работами Ревича в начале 50-х годов. Один из его бывших пациентов великолепно реагировал на лечение у Ревича. Гольдман посетил больницу, где познакомился с другими пациентами Ревича, больными раком, «многие из которых выглядели гораздо лучше и смогли отказаться от опиатов».

Д-р Гольдман получил от Ревича разрешение на проведение собственного исследования. В письме он сообщает о пациентке с опухолью мозга, сформировавшей отверстие в костях черепа: «Опухоль исчезла, и женщина смогла вернуться к активному образу жизни». Гольдман представил результаты, полученные на собственных пациентах, вниманию Американской медицинской ассоциации. «Единственным результатом было временное прекращение моей изначальной программы в больнице в Куинсе», — писал он в 1986 г.

Мы уже знаем, что д-р Джон Хеллер боялся потерять место в Слоун — Каттеринге в случае, если бы он предложил использовать там лекарства Ревича. Сопротивление исходило от администрации этого элитного онкологического центра.

Все изложенные здесь факты собраны человеком, который не является профессионалом в проведении расследований и, следовательно, многое мог упустить. Неизвестно, сколько было еще подобных разговоров. Но мы знаем, что основные фигуранты боятся выступить на стороне Ревича по причинам, не связанным с медициной. Совершенно очевидно, что внутри промышленности, работающей на медицину, царит атмосфера преследований и закрытости, которая лишает вас и меня преимуществ медицины Ревича.

Отдельные практикующие врачи не в состоянии выстоять против сил, которые контролируют судьбу медицины Ревича. Будь это штат, Американское онкологическое общество, ЖАМА или «Комитет долины реки Лихай против шарлатанов», несомненно одно — противники Ревича хорошо финансируются. Врач-одиночка не имеет таких возможностей, любому из докторов невероятно трудно гордо встать под знамена Ревича. И они молчат — во вред пациентам.

Несмотря на все сказанное, в течение всего периода разбирательств всегда находилось несколько человек, которые не отступали. Этого было недостаточно, чтобы победить, но этого было достаточно, чтобы сохранить надежду или, по крайней мере, выжить. Вы уже узнали о некоторых из них. В следующей главе вы узнаете о других людях, которые не стали прятаться от правды.