Глава 26
«В споре между ненавистью, любовью, счастьем и абсурдом всегда почему-то побеждает именно абсурд». Слова принадлежали бабушке Нарциссе. Она сказала их однажды, когда была еще красивой и веселой, а он запомнил, поэтому именно их написал на первой странице своего дневника. Но через несколько часов Скорпиус понял, что они так и останутся там единственными. Ему очень хотелось записать свои мысли, выразить чувства, но слова путались в голове и отказывались складываться в стройные предложения. Он часто открывал дневник, смотрел на слово «абсурд», написанное красивым почерком, и снова закрывал. Это уже стало маленьким ритуалом. Он каждый свой день начинал с «абсурда».
Ал ворвался в комнату с еще мокрыми после душа волосами и упал на кровать, чтобы стянуть пижамные штаны и надеть брюки. Скорпиус невольно поморщился. Мокрых подушек он не выносил, но то была не его постель, так что он благоразумно промолчал. В последнее время он и так стал ужасно раздражительным по каждому поводу, чем частенько злил друзей. Если Роза была отходчивой, то Поттер дулся от души. Они могли по три дня не разговаривать.
– Ты еще даже зубы не чистил? Поторопись, а то на урок опоздаем.
Скорпиус встал из-за стола, спрятав дневник в запирающийся ящик. Там не было ничего личного, но он все равно каждый раз прятал тетрадь. Вот Ал бросал свой дневник где ни попадя, хотя там была написана куча всякой ерунды. Да, Малфой однажды его смотрел. Нет, ему было не особенно за это стыдно.
Только оказавшись в общей душевой Слизерина и протолкнувшись сквозь толпу старшеклассников, он вспомнил, что первым уроком у них травология, и это, слава Мерлину, последнее занятие в этом году. А летом… Да мало ли что может произойти за лето. Главное – чтобы все это поскорее закончилось.
Он вошел в кабинку и включил воду. Как можно было что-то писать о том, что у тебя на душе, когда сам в этом совершенно не разбираешься? У Скорпиуса не было никаких причин считать, что хоть что-то в его жизни складывается скверно. Папа был счастлив. Веселые каникулы во Франции совершено в этом убедили, и мальчик окончательно примирился с мыслью о скорой свадьбе отца. Пэнси даже начала ему нравиться. Он ничего не имел против такой мачехи. С дедушкой тоже все было в порядке. Он часто писал, не только интересуясь делами внука, но и описывая истории из своей новой жизни, которые считал забавными или поучительными. Слизеринцы перестали его доставать, видимо, проинформированные своими родителями, что дела его семьи пошли на лад и с Малфоями лучше не связываться. Разве этого мало, чтобы быть всем довольным? А у него не получалось, и во всем был виноват… Нет, не так, виноватых Скорпиус еще не нашел, потому что не мог понять, что же на самом деле происходит.
Сначала он думал, что все это сплетни, ведь о нем и профессоре тоже в свое время говорили гадости. Но слухов становилось все больше, они росли как снежный ком, и Скорпиус, окруженный ими, чувствовал, что иногда начинает задыхаться.
– Говорят, их видели ночью прогуливавшимися за ручку у теплиц.
– Все знают, что она в него давно влюблена. Уверена, декан Аббот неспроста решила уволиться.
– Так уж и все. По-моему, они только недавно вместе.
– Не скажи.
– Встречаются.
– Любовники.
– У них отношения.
Скорпиусу хотелось зажать руками уши и заорать, чтобы все заткнулись. Но он не имел права. Его же на этот раз все совершенно не касалось, к тому же профессор сам говорил, что может за себя постоять. Так почему он не опроверг эти сплетни? Он только улыбался, когда девочки слишком громко шептались на уроке, и снимал с болтушек совсем немного баллов. Почему он ничего не делал, ведь даже друзья Скорпиуса попали в плен этой лжи?!
– Не понимаю, что тебя так удивляет, – пожимала плечами Роза. – Уже зимой, когда мы встретились в «Трех метлах», было понятно, что у них там свидание. Вы, мальчишки, такие невнимательные, когда речь заходит о всяком таком...
– Каком таком?
– Эй, я внимательный, – произнес Ал и покраснел.
– Ну, ты – другое дело, у тебя есть девочка. – Роза сказала это так, словно данный факт делал их общего приятеля героем.
Поттер покраснел еще больше и тут же ринулся в спор.
– Нет ничего такого.
Роза не сдавалась.
– Есть!
Скорпиус, далекий от таких вещей, все же должен был с нею согласиться. Его совершенно не беспокоило, что у Ала появилась подружка и в этом вопросе он обошел всех своих ровесников. Вообще-то, он сделал даже больше – ухитрился начать гулять с девочкой, которая нравилась его старшему брату. Софья Крам была очень симпатичной. Девчонки говорили, что она выпендривается, мальчишки постарше пристально смотрели ей вслед, а она делала то, что хотела. А хотелось ей, судя по всему, проводить больше времени с Алом.
– Мы, кажется, обсуждали не меня, а профессора Лонгботтома.
Роза рассмеялась.
– Ну а что тут обсуждать? Она уволится, они поженятся. Я только порадуюсь, ведь профессор Аббот очень милая. Правда, Скорпиус?
Ну как это могло быть правдой? Сколько он ни присматривался, ничего милого в Ханне Аббот так не заметил. Занятия у нее были скучные. Ну ладно, они не всегда были такими, но в последнее время ее мысли явно занимало что-то помимо уроков. Может, именно профессор Лонгботтом? Но тогда получалось, что она действительно его любит? Нет, не получалось. Вернее, Скорпиус совсем не хотел, чтобы его и чужие наблюдения складывались в правду.
Хуже всего было то, что он никак не мог понять причину своего раздражения. Обычно симпатичным ему людям он желал добра. Может, все дело в том, что он не считал профессора Аббот удачей для Невилла Лонгботтома? Мальчишка следил за ней, но никаких серьезных преступлений не заметил. Учительница как учительница. Тогда он решил, что все дело именно в этом. Она слишком обычная, а декан Гриффиндора заслуживал кого-то выдающегося, кого-то совершенно особенного. Если бы он был с таким человеком, Скорпиус бы совершенно не переживал. Наверное.
– Роза, так ты говоришь, маггл, с которым встречается твоя мама, просто отвратительный?
– Очень неприятный. Ты бы его видел… Здоровый как медведь, нос сломан, и вообще, этот маггл ей совершенно не подходит.
– Конечно. Она же у тебя герой войны, делает блестящую карьеру… Думаю, ты в состоянии подыскать ей более подходящего мужа.
– Тебя-то это почему заботит?
– Ты мой друг, и я хочу, чтобы у тебя было все самое лучшее, даже отчим.
Роза усмотрела в его словах особый смысл. Скорпиус не понял, какой, но спрашивать не стал, главное – что она поверила его словам.
– Не такая уж плохая идея. Ну и кто, по-твоему, достоин мамы?
– Ты лучше знаешь ее друзей, но есть и очевидные варианты. Например, твой дядя Гарри. Они же не кровные родственники… Или профессор Лонгботтом. Он добрый и умный.
Роза тоже была не самой глупой в мире девочкой, поэтому сразу его раскусила.
– Заботишься обо мне, значит? А по-моему, ты решил распорядиться судьбой дяди Невилла, потому что тебе не нравится, что он встречается с профессором Аббот.
Скорпиус все отрицал.
– Ошибаешься. Это совершенно меня не касается.
– Разве? Он ведь тебе нравится. И это совсем не мне ты желаешь счастья. Тебе бы только их поссорить, а потом и моя мама окажется недостаточно хороша для него. Будь ты девчонкой, я бы вообще решила, что ты влюбился в учителя.
И хотя вскоре Роза извинилась за свои слова, назвав их глупостью, Скорпиус еще несколько недель жил под их гнетом. Впервые он настолько испугался самого себя. Он имел смутные представления о любви, знал, как все видится со стороны, но то, что при этом чувствуют люди, оставалось для него загадкой. Нет, его подруга не могла разглядеть правду, о которой бы не знал он сам. Все его чувства к декану Гриффиндора были обычным почтением, переходящим в восхищение его знаниями, его личностью… А что если именно так начинается любовь? Но ведь это невозможно. Да, его дедушка жил с мужчиной, но он же не любил мистера Уизли? Определенно нет. Скорпиус не считал такие отношения ненормальными, он просто их не понимал. Что же было делать с поселившимся в его голове вопросом?
Мальчик решил ограничить свое общение с мистером Лонгботтомом. Он перестал ходить к нему на чай, посещал дополнительные занятия реже обычного, не тянул руку на уроках. На этот раз его поведение не вызвало у учителя никаких вопросов, словно так ему было даже удобнее. От этого Скорпиус начал страдать. Ему было так тяжело быть этому человеку ненужным и неинтересным, что хотелось на все плюнуть и просто вернуться к тому, что было раньше. Но так тоже не получалось. Когда он решил зайти на чай, то застал у мистера Лонгботтома мисс Аббот. Спросил какую-то книгу, выдумал пару вопросов и сбежал, чувствуя себя совершенно растерянным и несчастным. Что же происходило? Как ему было понять, в чем он так отчаянно нуждается? Скорпиус впервые так ждал каникул. Ему казалось, что, запершись дома на все лето, вдалеке от главной причины своей растерянности, он во всем разберется.
– Вот это будет розыгрыш, – шептались два старшеклассника в соседней кабинке. – Никто еще не вытворял ничего подобного.
– Твой брат прислал наконец оборотное зелье?
– Прислал. Его там на всех нас хватит. Представляешь лица преподавателей, когда мы заявимся на вручение дипломов в их облике? Девчонки подобрали подходящую одежду, так что сходство получится классное.
Скорпиус не прислушивался к разговору, пока в нем не прозвучало одно имя.
– У нас не хватало Аббот.
– Корнелия достала. Незаметно сняла волосок с ее мантии, когда угодила на отработку.
– Ну, тогда полный комплект. А где вы все это спрятали?
– У Филча под носом.
– Вовремя достать сможем?
– Конечно. Его каморка только на ключ запирается. Чарами откроем.
– А Филч не найдет?
– Вряд ли. У него много ящиков барахла, конфискованного у студентов, не думаю, что он полезет именно в тот, на котором написано «Навозные бомбы».
– Нас на выпускном вычислят по запаху.
– Не вычислят. Сами бомбы мы стащили и собираемся подбросить гриффиндорцам.
Шутки выпускников были доброй хогвартской традицией и редкостью не считались. Однако Скорпиус запомнил все сказанное, ведь у него появился хороший шанс понять, что происходит в личной жизни профессора Лонгботтома, и, может быть, даже то, как к этому относится он сам.
***
Дневник Невилла Лонгботтома
20 июня 2019 г.
Это был сложный учебный год, и я, признаться, даже рад, что он наконец закончился. Хочу вернуться в свой дом и спокойно поразмышлять о событиях, которые меня шокировали. Некоторые мои коллеги иногда шепотом рассказывали друг другу о разных невероятных вещах, что творили студенты, но я никогда не предполагал, что сам окажусь объектом такого розыгрыша. Я не могу назвать его мерзким, не могу назвать злым... Наверное, стоило бы, потому что эта шутка оставила такой горький вкус разочарования. Я до сих пор кажусь себе каким-то монстром. Впрочем, лучше излагать свои мысли по порядку, иначе я окончательно в них запутаюсь.
В этом году на вручении дипломов блистали слизеринцы. За своими подопечными я слежу довольно пристально, так что они не сумели протащить в школу ничего особо запрещенного. Гриффиндорцы вынуждены были ограничиться запуском фейерверков в виде змей и гоняющихся за ними львов в подземельях и получили, по нашему общему мнению, лишь не очень почетное третье место. Хаффлпафф и Равенкло, скооперировавшись, дружно наложили на озеро заклинание левитации, и мы созерцали, как гигантский кальмар возмущенно смотрит на нас из огромного шара воды, а русалки гневно трясут трезубцами. Выглядело впечатляюще, но возвращать все обратно пришлось нам, учителям, что сильно снизило эффект от розыгрыша. Так что победа была присуждена слизеринцам, как самым безобидным и ироничным. Они не только превратились в нас, но и так весело копировали самые узнаваемые жесты преподавателей, что даже Минерва смеялась до слез, вручая самой себе диплом с ужасными оценками по трансфигурации и услышав в ответ на свое замечание об этом задорное: «Вот, думала, директором школы стать, а теперь с такими баллами разве что в министры возьмут». А Флитвик вообще незаметно поменялся местами со своим двойником, так что мальчишка, получая диплом, забрался на стол преподавателей и, гордо вышагивая, заявил, что теперь, как образованный маг, всегда будет смотреть на мир свысока.
Через час студенты превратились обратно, получив свою порцию шуточек и аплодисментов, и началась прощальная вечеринка. На самом деле проходит она довольно скромно. Макгонагалл в этом отношении очень строга и не позволяет ничего, кроме банкета со сливочным пивом и разрешения выпускникам не спать всю ночь.
– Напьются они и дома. Пусть лучше у них будет время проститься с друзьями и погулять по школе, вспоминая лучшие дни.
План отличный, вот только дети все равно ухитряются достать спиртное, поэтому вместе с ними не спим и мы, пресекая любые беспорядки. В этом году мы с Ханной вместе обходили территорию. Мои студенты вели себя не то чтобы прилично, но, по крайней мере, предпочли не пьянствовать, а уединяться парочками по кустам. Этих достаточно было просто спугнуть, а вот моей девушке не везло. Выпускники из Хаффлпаффа напились, и теперь их тянуло на подвиги.
Сняв с квиддичных колец очередного оболтуса, горланившего песни и где-то потерявшего свою палочку, она нахмурилась.
– Пойду отведу в спальню, а то, боюсь, по дороге он еще что-нибудь устроит.
– Я подожду тебя здесь.
– Спасибо, я недолго.
Она действительно вернулась меньше чем через пять минут.
– Так быстро?
Ханна кивнула.
– Я встретила его более трезвых друзей и велела проводить Брендекса до спальни.
– Понятно.
Ее объяснение не вызвало у меня тогда никаких подозрений. Я даже не задался вопросом, почему она снова одета в плащ, если, когда мы выходили из замка, Ханна заметила, что ночь теплая, и отнесла его в свою комнату. Это доказывало даже не верность пословицы, что ночью все кошки серы, а тот простой факт, что я не самый внимательный человек, когда речь заходит о деталях или о моей девушке.
Ханна выглядела взволнованной. С какой-то не свойственной ей робостью она взяла меня за руку, словно не была уверена, что имеет на это право.
– Может, пойдем посмотрим, нет ли кого у озера?
– Пойдем.
Я взял ее под руку. Она посмотрела на меня… Взглядов в моей жизни было много, но, как я ни силюсь сейчас, не могу вспомнить ни одного похожего. Но в то же время он был мне отчего-то знаком. Это выглядело как воплощение целой вереницы моих фантазий. Ханна была такой счастливой, что стоит рядом со мной, что мои пальцы касаются ее руки… Никогда я не чувствовал себя таким любимым, ничье присутствие не ощущал настолько сильно, и это мгновение хотелось продлить, поймать в плен своей памяти. Я наклонился, целуя ее в губы. Знакомые на вкус, они как-то совершенно по-новому вздрагивали, ее сердце учащенно билось, и мое зашлось вместе с ним. Я мог в нее влюбиться. В то мгновение совершенно точно мог.
– Ты сегодня какая-то волшебная, – шепнул я, зарываясь пальцами в ее волосы, распутывая строгий пучок.
– Только сегодня?
Вопрос был задан так, словно ответ для нее на самом деле много значил. Мне казалось, что она интересовалась не из кокетства, не желая обидеть, просто понимала, что с нами происходит что-то необычное.
– Сегодня особенно.
Она вздохнула и прижалась щекой к моей груди, позволяя гладить себя по волосам и слушать стук растревоженного сердца.
– Тогда зачем мы до этого дня встречались?
Я не знал ответа. Ее упрек был совершенно заслуженным. Не знаю, кто в большей мере нес ответственность за то, что эта ночь стала для нас такой. Наверное, все же не только я. Она отчего-то не показывала мне, как много я для нее значу, как хорошо мы понимаем друг друга, обмениваясь взглядами.
– Главное – то, что сегодня с нами происходит, да?
Ханна подняла на меня глаза. Ее что-то мучило, ей было хорошо и больно одновременно, а мне было невыносимо видеть в ее глазах эту боль. Я повел ее за руку в сторону леса. Мне не хотелось в замок, не хотелось никого видеть, кроме нее… За первыми же деревьями я обнял ее и, прижав к стволу исполинского вяза, начал целовать. До того, насколько это удобно, мне не было никакого дела, да и ей, судя по всему, тоже. Она отвечала мне как-то очень порывисто, совсем неумело, словно против воли, против тех обид, что в ней накопились. Мы не могли иначе. Я не мог. Приспустив мантию с ее плеч и справившись с пуговицами на блузке, я терзал губами ее шею, спускался вниз по линии декольте. Она тяжело дышала, прижав ко рту руку, чтобы заглушить стоны. Потом заплакала. Я сжал ее лицо в ладонях, сцеловывая слезы, а она все никак не могла упокоиться, только шептала:
– Люблю… Как же я люблю…
– Разве это повод для слез? – В тот момент мне казалось, что нам нужно радоваться, ведь с нами происходит что-то настолько чудесное.
Она кивнула и обняла меня за шею. Встала на цыпочки, прижалась своей нежной щекой к моей, испещренной старыми шрамами, и горячо прошептала:
– Пожалуйста, не встречайтесь с нею. Ни с кем, кроме меня, не нужно встречаться. Я скоро… Я обещаю повзрослеть как можно скорее.
Эти слова стали шоком для нас обоих. Я замер, начиная понимать суть того, что только что произошло. Шутки слизеринцев. Оборотное зелье. Ханна была единственной, кого они не разыграли. Может, потому что исполнительница приберегла этот маскарад для личных целей? Ей хотелось поиздеваться надо мной? Нет. Глядя в эти испуганные, полные отчаянной мольбы глаза, я не мог поверить, что все это издевка. Надо было что-то делать, не поддаваться собственному разочарованию. Да, меня только что лишили сказки, которая могла бы кончиться чем-то чудесным, но я учитель. Мой долг – как-то все уладить, даже если это, черт возьми, очень сложно!
– Послушай меня, девочка. Не надо бояться, сейчас мы просто спокойно обо всем поговорим...
Вместо ответа я получил удар двумя кулаками в грудь. Оттолкнув меня, незнакомка, не теряя времени, бросилась прочь, а я стоял на месте, словно меня что-то держало. Что я получил бы, бросившись за ней? Догнал бы? Удержал, пока не кончится действие зелья? Что потом? Она обманула меня, значит, не хотела сказать все то, что сказала, глядя в глаза. Видимо, я не заслуживал честности. А может, дело не в этом, и она просто знала, что я не стану ее слушать. Почему я вообще подумал, что она многое обо мне знала? Что ж, теперь в ее распоряжении еще больше информации, которую она, возможно, даже не желала получить. Я не просто позволил себя запутать, я сам все усложнил. Ошалел от ее взгляда, опьянел, почувствовал себя таким живым, таким необходимым… Выслушал бы я ее? Да, я бы ее выслушал, даже если потом проклял бы себя за это. Таким глазам не отказывают в понимании, и, возможно… Черт, я совсем запутался и до сих пор не могу прийти в себя.
Только через полчаса я смог привести себя в порядок и вернуться на поле. Там меня встретила настоящая Ханна, немного обеспокоенная тем, куда я подевался. У меня не нашлось для нее честного объяснения, а лгать я не люблю.
– Прости, давай все обсудим в другой раз.
Знаю, что было несправедливо оставлять ее в недоумении, но я вернулся в замок и заперся в своих комнатах. Сон не шел. Я снова и снова переживал то, что со мной случилось. Я гневался от того, как это было неправильно, неуместно и несвоевременно… Я смеялся до слез, потому что столько лет желая подобного сумасшествия, некогда не предполагал, что сам не сумею с ним справиться. Не буду знать, как жить с мыслью, что я почти влюблен… Вот только получается, что в пустоту. Даже если небезответно.
Не то чтобы я не старался что-то выяснить... Старался. Утром поговорил с одним выпускником из Слизерина, который посещал мои дополнительные занятия и пришел поблагодарить за эти уроки.
– Вчера был отличный розыгрыш. Странно только, что из всех учителей вы обошли вниманием профессора Аббот.
– Мы собирались и ее разыграть, но кто-то стащил из нашего тайника ее волос и отлил немного зелья, – признался парень.
– И вы понятия не имеете, кто это сделал?
– Нет, сэр. А этот вор что-то натворил? Это не наши.
– Никто ничего не натворил, я просто удивился, что вы ее не разыграли.
Все запуталось еще больше. Я понимал, что с ума сойду или уволюсь к чертовой матери, если выяснится, что меня целовала какая-нибудь первокурсница. Провожая учеников, я сверлил взглядом их спины, пытаясь заметить смущение и обнаружить виновницу моей бессонницы. Но она ничем себя не выдала. Что ж, значит, правду я действительно не заслужил.
Вечером поговорил с Ханной, почти честно рассказал ей, что произошло. Она выслушала меня внимательно, но с улыбкой.
– Невилл, ты все принимаешь слишком близко к сердцу. Это просто какая-то не в меру предприимчивая девочка со своими подростковыми фантазиями. Мне, конечно, почти расхотелось увольняться, зная, что в школе у меня остается деятельная соперница, но так даже лучше, знаешь ли. Теперь тебя никто не сможет провести.
Она говорила все правильно, и, в конце концов, я согласился с ней, что паниковать не стоит. Вот только мое сердце не соглашалось. Оно пребывало в растерянности и никак не желало забыть ночные события.
Дневник Невилла Лонгботтома
21 июня 2019 г.
Минерва Макгонагалл, видимо, считает, что в моей жизни недостаточно проблем, иначе с чего бы ей было задерживать меня после последнего в этом году собрания учителей, на котором мы подвели итоги ушедшего года и устроили маленькую прощальную вечеринку для Ханны и Пэнси. Несмотря на изрядное количество мною выпитого, то, о чем она говорила, я понял с первых слов.
– Невилл, ты знаешь, какие у нас проблемы. За этот год я, как ни старалась, не смогла найти достойных замен. Зарплата у нас не самая лучшая. Для семейных учителей условия неприемлемые. Я в таком отчаянии, что готова опять допустить к преподаванию профессора Биннса.
– Директор, я понимаю, к чему вы клоните. Мой ответ – нет. Я не собираюсь уговаривать профессора Снейпа вернуться в школу. Вы сами можете поговорить с ним, если хотите.
Она раздосадованно скрестила на груди руки, а потом вздохнула, понимая, что ничем, кроме честности, не в состоянии от меня чего-либо добиться.
– Для меня это будет слишком непросто. Более того, я честно тебе скажу, что меньше всего хотела бы снова видеть этого человека в числе наших коллег. Я понимаю, что, возможно, говорю несправедливые вещи, но таковы мои чувства. Альбус был моим лучшим другом, и его мне никто никогда не заменит… – Она вздохнула. – Но я должна думать о школе. Резюме тех, кто заинтересовался вакансией, настолько жалкие, что понятно: эти люди никуда не годятся. Снейп – наш единственный выход поддержать высокий уровень преподавания. За эти годы программа не претерпела существенных изменений. Он при желании может быстро заполнить пробелы в своих знаниях.
Я кивнул, но ее слова меня разозлили. Эта школа должна быть приятным местом, а не копилкой чужих проблем.
– А зачем ему это? К какому доводу я должен прибегнуть, чтобы уговорить человека вернуться в ад? Думаете, у него много счастливых воспоминаний об этом месте? Он не заслуживает быть окруженным людьми, которые с трудом контролируют свои обиды и презрение. – Наверное, это прозвучало слишком резко, и я извинился. – Простите, Минерва, я понимаю ваши чувства, но не разделяю их. Моя позиция заключается в том, что в своей жизни Северус Снейп страдал достаточно, и нет никаких причин снова заставлять его платить по старым счетам.
Она кивнула.
– Ты тоже меня прости. Я могу обещать только одно – что постараюсь держать свои эмоции под контролем. Но ты должен передать ему наше предложение. – Она подошла к портретам, украшавшим стену в кабинете, и ласково провела пальцами по одной из золоченых рам. – Однажды ты поймешь меня. Стать директором этой школы означает отказаться от собственного права на чувства и жить только этим замком, этим волшебным миром, студентами. Все они, мои предшественники, поняли эту истину. Кто-то справлялся лучше, кто-то – хуже, но одно мы все осознаем: Хогвартс не может быть частью твоей души, он забирает все. Не мы выбираем его, не министры подписывают назначения. Замок сам определяет свою судьбу. Однажды он решил, что Северус Снейп ему подходит. Теперь он хочет, чтобы тот вернулся в эти стены, а значит, Снейп приедет, и ни от меня, ни от тебя тут ничего не зависит. Мы – просто инструменты. Такова воля Хогвартса, и, возможно, он зовет его совсем не для того, чтобы снова проклясть, а наоборот, желая расплатиться по своим долгам.
Я улыбнулся. О судьбе и фатуме она при мне рассуждала впервые.
– Сейчас вы говорите как профессор Трелони. Не стану спорить, возможно, вы знаете больше, чем я, но выберите себе и замку иное орудие для исполнения вашей воли. Я не стану мучить Северуса Снейпа, я не хочу его даже беспокоить таким изначально скверным предложением.
Она тепло улыбнулась.
– Но ты его выскажешь, Невилл, так или иначе. Не знаю, какова будет причина, но это будешь именно ты. Однажды ты поймешь, что я чувствую. Думаю, через несколько лет. Знаешь, я тоже хочу напоследок немного свободы. Умереть на этом посту никогда не станет моим выбором. Я уйду, и тогда в этих комнатах поселишься ты.
Мне никогда даже в голову не приходили подобные мысли, и я ей честно об этом сказал.
– Увольте. Я не подхожу на роль директора. Вы незаменимы.
– Приятные слова, но бессмысленные. Незаменимых людей нет. Более того, я уже чувствую, что пришло мое время, Невилл. Этот замок хочет тебя, а мои дни уходят безвозвратно. Нужны свежие идеи, нужны твои человечность и порядочность, а не мои строгость и контроль. Мне всегда недоставало мудрости, а вот в тебе я совершенно не сомневаюсь. Ты вырастишь целые поколения прекрасных волшебников и волшебниц. Новый мир начинается не с декретов министерства. Мы создаем его здесь. Я, Филиус, Гораций… Все мы – прошлое. А ты – будущее. Судьба просится именно в твои руки, и пусть ты считаешь их недостойными, они – те, что нужны. – Она посмотрела на человека, изображенного на портрете. – Я ведь права, Альбус?
Дамблдор задумчиво кивнул, а потом подмигнул мне с немного плутовской улыбкой. И я заспорил. Может, оттого, что мне было куда интереснее находиться в мире живых людей, а не советоваться с портретами. Пусть моих чувств недостаточно и я постоянно лгу, притворяясь, что испытываю куда больше эмоций, чем мне отпущено, но мой мир все же – не отраженный сотней мазков, не выложенный камнем. Он дышит, и только поэтому я согласен в нем жить.
– Нет, Минерва. Что бы вы ни думали, чем бы ни руководствовались в своих решениях, моя судьба – это я сам. Все мои ошибки – не чужие, не в силу обстоятельств, а потому что именно мне не хватило ума или воли что-то предпринять.
Она кивнула.
– Да, у меня тоже был долгий период таких заблуждений.
Макгонагалл подошла к столу и достала два конверта
– У меня есть кое-что для тебя. Эти приглашения пришли неделю назад. Наше общество развивается и на пути своего развития предпочитает стремиться к консолидации и комфорту. Джордж Уизли и Малькольм Бэддок решили организовать нечто принципиально новое. Бэддок два года назад получил в наследство огромный кусок земли на Багамских островах. С помощью инвестиций Джорджа он построил там курорт для магов, куда круглый год смогут съезжаться волшебники со всего мира, чтобы хорошо отдохнуть и пообщаться между собой. Такого закрытого, защищенного от посторонних взглядов курорта раньше в мире не существовало. В июле они организуют открытие, и их отель примет первых постояльцев. Приглашены только самые известные и знаменитые люди. Я бы назвала это неформальным международным форумом, потому что списки приглашенных согласованы с отделом сотрудничества. Там будут и представители всех магических школ. Я решила, что от нас поедешь ты. Я не в том возрасте, чтобы проводить время на пляже, так что считай это распоряжением.
Ей не нужно было это добавлять. Поездка действительно показалась мне интересной. Я искренне считаю, что времена, когда каждая школа магии хранила свои секреты от конкурентов, давно прошли. Сотрудничая, мы сможем добиться большего. Это будет интересный опыт.
– Я вижу два приглашения. Со мной поедет кто-то из коллег?
Она покачала головой, улыбнувшись.
– Невилл, это все же отпуск. Пригласи кого хочешь.
Я прямо от нее пошел к Ханне. Она извинилась и сказала, что покупка бара связала ее не только на все лето, но, похоже, и на весь будущий год. Признаюсь, что очень далек от того, чтобы счесть ее отказ каким-то там особенным знаком судьбы.
***
– Почему именно я?
Кингсли пожал плечами.
– Такое событие, как открытие отеля, трудно считать официальным мероприятием, так что первые лица на нем присутствовать не будут. Однако почти каждая страна присылает своих высокопоставленных представителей. Для тебя, как для моего преемника, это будет отличным опытом.
Гарри очень не любил, когда Шеклболт заводил с ним подобные разговоры. У министра было скверное умение взывать к чувству ответственности. Поттеру совершенно не хотелось никуда ехать. Он планировал этим летом больше времени уделить своим детям, а не возможной политической карьере.
– Пожалуй, я откажусь. Пошли Рона.
– Он совсем недавно брал отпуск. Напоминаю: это неофициальное мероприятие, ты поедешь туда отдыхать. Как я тебе завидую. Море, солнце…
– Так, может, все же сам поедешь?
– Нет. И кандидатуру Гермионы тоже не предлагай, я ее спрашивал, она не хочет. Ее друг – маггл. Она сказала, что не потащит его на курорт для волшебников.
Гарри никогда не мог подумать, что Гермиона, которую он знал столько лет, начнет встречаться с Дадли. Не то чтобы ему не нравились их отношения, наоборот, у них, кажется, все было хорошо, вот только его подруга, которая никогда не отказывалась от работы, стала довольно часто приносить ее в жертву своим личным интересам.
– У нас в министерстве, что, мало сотрудников?
Кингсли достал из ящика стола два конверта.
– Гарри, это не обсуждается. Ты давно не был в отпуске, вот и отдохни, развейся. Место, говорят, отличное.
– А для кого второе приглашение? С кем я поеду?
Министр рассмеялся.
– На море? Ну конечно, с девушкой. Причем не жди, что спутницу я тебе назначу. Свободен.
Возвращаясь в свой кабинет, Гарри злился. В своих гневных тирадах он дошел даже до многозначительного «уволюсь», но как-то быстро остыл. Он любил свою работу, а вот чужая, включающая в себя кривляние на публике и заигрывание с прессой, его жутко раздражала. Билеты он бросил на стол, и каждый раз, глядя на них, хмурился. Он и раньше не выносил многолюдные сборища. Только Джинни, которая всегда умела его успокоить, могла уговорить Поттера ходить на приемы, устраиваемые министерством. Провести две недели в жарком тропическом аду, полном прокисших сливок высшего магического общества… Что может быть хуже? Только сносить все это в одиночку. Может, он все же уговорит Гермиону составить ему компанию?
В кабинет вошла Алиса, нагруженная папками.
– Отчеты службы безопасности, сэр. Куда положить?
Он осмотрел свой заваленный стол.
– Пока на кресло для посетителей. И не таскай ты их так. Уменьшай, а то надорвешься.
Девушка сложила папки аккуратной стопкой.
– Люблю чувствовать весомость собственного труда. – Она заметила на его столе конверты с эмблемой отеля и восхищенно присвистнула. – Боже, вы туда поедете?
– А ты слышала об открытии? Я сегодня впервые узнал о нем от министра.
– Слышала? – Алиса выглядела озадаченной. – Да газеты трубят о нем уже четыре месяца! Все мечтают туда попасть. У них будет такая развлекательная программа… Постоянные вечеринки, лучшие музыканты, самые известные люди. Приглашений вообще не достать, а билеты на свободные места стоят целое состояние.
– Значит, ты хочешь поехать? – В конце концов, она была девушкой. В сложившейся ситуации – не самая плохая спутница. – Ну, если ты не против на две недели расстаться со своей подругой и договоришься в отделе кадров насчет отпуска…
Проворные девичьи пальчики тут же схватили один конверт.
– Разлука укрепляет чувства. Я совершу должностное преступление, напоив весь отдел кадров до отключки, только скажите, что я все поняла правильно, и мы с вами едем на Багамы!
Эти щенячьи глазки не хотелось долго мучить.
– Правильно.
Радостное «ура» разнеслось, наверное, на весь этаж. Что-то подсказывало, что Гарри ждут две безумные недели.
Достарыңызбен бөлісу: |