Сигнальные вещества: биополитические аспекты

6.7. Сигнальные вещества: биополитические аспекты

Одним из древних (с эволюционной точки зрения) каналов коммуникации является коммуникация с помощью химических агентов (см. выше 4.5.). Химические коммуникационные агенты (сигнальные вещества) переносят информацию между свободно живущими одноклеточными существами; между клетками внутри организма; между многоклеточными организмами. Достаточно многие из сигнальных веществ эволюционно-консервативны. Они возникли в эволюции как сигналы, используемые микроорганизмами и далее приобрели новые роли у многоклеточных организмов, включая высших животных и человека. Многие из категорий сигнальных веществ представляют несомненный биополитический интерес, влияя на социальное поведение человека. Мы рассмотрим в этом подразделе 1) нейротрансмиттеры; 2) гормоны и 3) феромоны. Следует иметь в виду, что многие химические агенты сочетают несколько ролей, например, серотонин одновременно выступает как нейротрансмиттер и в то же время как локально действующий внутритканевый агент межклеточной коммуникации (гистогормон).

С
Рис. 39

Вещества, выполняющие роль нейромедиаторов у высших животных и человека, в то же время служат сигнальными веществами в разнообразных биосистемах. Например, ацетилхолин передает импульсы между нейронами круглого червя Caenorhabditis elegans. Серотонин, дофамин, норадреналин и ацетилхолин содержатся в донервных эмбрионах животных (Бузников, 1987) и в тканях растений (Рощина, 1991), у которых, например, серотонин ускоряет прорастание пыльцы.

Представляют интерес и данные об эффектах нейромедиаторов в популяциях микроорганизмов. Аспарагиновая кислота, помимо роли нейромедиатора в некоторых зонах мозга (например, в нижней оливе – в ганглии продолговатого мозга), в то же время формирует орнаменты колоний кишечной палочки. Орнаменты (концентрические круги, гексагональные решетки и др.) формируются при наложении двух градиентов этого сигнального вещества – (1) исходящего от центра колонии и (2) образуемого клетками на её периферии (Budrene, Berg, 1995). Показаны эффекты аминных нейромедиаторов на рост, агрегацию клеток, дыхательный транспорт электронов и генерацию мембранного потенциала, синтез токсинов и другие характеристики микроорганизмов (Страховская и др., 1993; Lyte et al., 1996; Олескин и др., 1998; Kinney et al., 1999).

Т
Рис. 40

Представленные факты о роли нейротрансмиттеров серотонина, норадреналина и дофамина в микробных системах представляют интерес не только как яркая иллюстрация эволюционно-консервативного характера этих сигнальных молекул. Известно, что митохондрии эукариотических клеток – симбиотические потомки прокариот. Поэтому исследования бактериальных рецепторов к нейромедиаторам и в целом эффектов эволюционно-консервативных нейромедиаторов в микробных системах актуальны для нейрохимии мозга в связи с данными о роли митохондрий мозговых нейронов в связывании нейромедиаторов. Избыточное связывание нейротрансмиттеров рецепторами митохондриальных мембран нейронов мозга – важная предпосылка ряда мозговых заболеваний (инсульт, болезнь Альцгеймера и др., Montal, 1998). Что касается конкретно серотонина, то он представляется в свете изложенных фактов эволюционно консервативным “гормоном социальности”, побуждающим клетки и целые многоклеточные организмы вступать во взаимодействие друг с другом, формировать социальные структуры. Отметим в порядке сопоставления, что серотонин вызывает агрегацию также тромбоцитов крови млекопитающих (Кондашевская, Ляпина, 1996).

Возвратимся теперь к нейромедиаторной функции рассматриваемых соединений у животных и в особенности человека. Уровень нейротрансмиттеров в значительной мере определяет поведенческие возможности индивида, его тонус, настроение и др. Некоторые из нейромедиаторов заслуживают индивидуального рассмотрения в биополитическом контексте.

Норадреналин является представителем катехоламинов (производных аминокислоты тирозина). Норадреналин сочетает функции нейромедиатора и гормона надпочечников, вовлеченного в ответ организма на стресс; впрочем, при стрессе надпочечники выделяют не только норадреналин, но и, в существенно большем количестве, другой катехоламин –адреналин. Нейромедиаторная роль норадреналина сводится к активации ЦНС и повышению уровня двигательной активности, снижению уровня тревожности и повышению агрессивности (Дубынин и др., 2003), подготовке мозга к реагированию на новые, потенциально опасные внешние стимулы (Clark, Grunstein, 2000). Высокий уровень норадреналина в мозгу способствует азарту, поиску новизны. Норадреналин функционирует как нейромедиатор не только в мозгу, но и в периферической нервной системе, а именно в той ее части, который обозначается как симпатическая нервная система (кратко рассмотренная нами в начале раздела 6.5.1 выше). Эта система стимулируется также и адреналином как гормоном надпочечников.

Дофамин, еще один представитель катехоламинов, поддерживает общий уровень двигательной активности, позволяет человеку точно выполнять произвольные движения (подавляя непроизвольные движения), способствует активному бодрствованию и поиску интересных занятий и удовольствий⁷⁹ (гедонистическому поведению). Накопление дофамина в соответствующих зонах мозга снимает стресс у азартных игроков, воров, наркоманов (Clark, Grunstein, 2000). Дофамин – весьма эволюционно-древний нейромедиатор⁸⁰, выполняющий свои функции уже у примитивных беспозвоночных. Дефицит дофамина в использующих этот нейромедиатор зонах мозга (обонятельная и зрительная кора, лобная кора, миндалина, таламус и гипоталамус и др.) ведет к апатии и потере инициативы, более серьезный дефицит — к полной невозможности совершить активное действие, так что лишенная дофамина крыса тонет в воде. Дефицит дофамина в связи с дегенерацией продуцирующей его мозговой структуры (черной субстанции среднего мозга) – причина болезни Паркинсона (затрудненные движения, повышенный тонус мышц, непроизвольное дрожание пальцев и головы). Сниженная активность дофаминовой системы мозга характерна также для детей страдающих дефицитом внимания с гиперактивностью (ADHD) – болезнью, кратко расмотренной в разделе о генетке поведения, так как она частично зависит от наследственных факторов. Лекарство от ADHD риталин повышает активность дофаминовой системы мозга (Masters, 2001).

Поскольку дофамин связан с гедонистическим поведением, вспомним все сказанное выше в главе четвертой (см 4.16) о гедонистических иерархиях, на вершину которых попадает не (по крайней мере: не обязательно) самый сильный, а самый интересный, приятный, доставляющий удовольсвие индивид.

В свете нейрохимических данных представляется вероятным, что гедонистические иерархии требуют для своего формирования достаточно высоких уровней дофамина у входящих в их состав индивидов, которые при таком нейрохимическом статусе могут выбирать себе в лидеры наиболее интересного индивида. Известно, что гедонистические иерархии уступают место агонистическим (в основе которых – грубая сила) в экстремальных ситуациях (скученность, изоляция) – в тюрьмах, казармах. Не связано ли это, наряду с другими факторами, с возможным в подобных условиях дефицитомдофамина, вызванным недостаточным или неправильным питанием? Препараты, повышающие уровни дофамина в мозгу, являются стимуляторами физической и психической активности человека, некоторые из этих препаратов приобрели также статус наркотиков (например, амфетамины, стимулирующие выделение дофамина в синаптическую щель).

Это – одна из групп наркотиков, использованных на Западе создателями субкультуры политического протеста – культуры хиппи в 60-70-х годах прошлого века; существенную роль в идеологии этой культуры играл также диэтиламид лизергиновой кислоты⁸¹ (ЛСД), выступающий как антагонист рассматриваемого ниже серотонина. Амфетамины в своей стимуляторной роли вписали также страницу в историю Второй мировой войны (впоследствие амфетамины перестали применять из-за побочных эффектов их длительного применения – неизбежного психофизического истощения, возникновения наркотической зависимости от препарата). Слишком высокие уровни дофамина рассматриваются в литературе как характерный для шизофрении симптом (см. Харт, 1998; Дубынин и др., 2003).

Агрессивность и импульсивное поведение индивидов зависят от активностей триптофангидроксилазы (ключевого фермента синтеза серотонина), моноаминооксидазы А (фермента, отвечающего за распад серотонина), рецептора 5-HT_1B мозговых нейронов, связывающего серотонин (Maxson, 1999). Так, полученные генноинженерным путем мыши с нефункционирующим геном серотонинового рецептора 5-HT_1отличаются повышенной агрессивностью по отношению к подсаженным в клетку мышам-чужакам (Clark, Grunstein, 2000). Мутация в гене фермента моноаминооксидазы А вызывает у самцов мышей усиление агрессивности и сексуального поведения, вплоть до попыток спариваться с самцами. Сходство генетической организации мыши и человека иллюстрируется тем, что люди с мутантным геном моноаминооксидазы А также отличаются импульсивной агрессивностью и сексуальностью (см. Александров, 2004).

Особи с многократным опытом успешной агрессии – победители во многих боях с другими представителями своего вида – претерпевают перестройку нейромедиаторных систем мозга (см. 6.3 выше), причем возрастает активность дофаминовой и норадреналиной систем мозга. Например, у мышей линии СВА/Lac при этом повышается концентрация производного дофамина – дигидроксифенилуксусной килоты в лимбической системе мозга, возрастает концентрация норадреналина в гипоталамусе (Кулрявцева и др., 2004).

Данные по уровням серотонина в мозгу несвободны от противоречий, однако в ряде случаев повторный опыт успешной агрессии влечет за собой снижение активности серотониновой системы мозга. У зеленых мартышек-верветок низкий уровень серотонина в сыворотке крови коррелирует с повышенной агрессивностью, подрывающей стабильность биосоциальной системы (Raleigh, McGuire, 1994).

В противоложность этому, повторный опыт социальных поражений ведет к совсем иной перестройке мозговой нейрохимии – у «неудачников» отмечается снижение активности катехоламиновых (дофаминовой, норадреналиновой) систем и повышение активности серотониновой системы. (Кудрявцева и др., 2004).

Высокие уровни серотонина соответствуют более высокому рангу в иерархии у обезьян (McGuire, 1982; Masters, 1994; Raleigh, McGuire, 1994)? Так, доминант в группе зеленых мартышек-верветок имеет больше серотонина в сыворотке крови и продукта переработки серотонина 5-гидрокси­индолилуксусной кислоты в спинномозговой жидкости, нежели подчиненные особи. Отсаживание доминанта в отдельную клетку, так что он теряет контакт с подчиненными, ведет к постепенному снижению серотонина до уровня, свойственного недоминирующим обезьянам (Raleigh, McGuire, 1994).

Почему повышение концентрации серотонина и активности соответствующей мозговой системы, наблюдаемое у особей, терпящих поражения в агреммивных стычках, в то же время соотвествует высокому социальному статусу? Вероятно, индивиды с высоким уровнем серотонина приобретают высокие ранги в рамках гедонистических иерархий. Гедонистическая иерархия не требует от доминанта серии побед в агрессивных стычках с другими, он вообще может быть низкоагрессивным существом. В подкрепление этого предположения, в работах по зеленым мартышкам указывается на низкую агрессивность и высокую социабельность (“общительность”) доминантов в их группах.

Помимо этого, разные виды агрессии соответствуют неодинаковой нейрохимической картине. Рассмотренная выше ситуация (понижение активности серотониновой и повышение активности катехоламиновых систем мозга) наиболее характерна для аверсивной агрессии (см. 4.7.1), так или иначе связанной со страхом, социальным стрессом. Однако есть и другие формы агрессии. У человека хладнокровное, целенаправленное самоутверждающее (ассертативное) поведение, также часто вовлекающее элементы агрессии свойственно индивидам с высоким уровнем серотонина.

Отметим, что исследования, аналогичные опытам с зелеными мартышками, были проведены с людьми и принесли более сложные и противоречивые результаты (Madsen, 1994). Нарастание социального ранга по мере повышения уровня серотонина отмечено лишь у части испытуемых (американских студентов), причем эти испытуемые отличались макиавелевским типом (А-типом) личности со следующими качествами: властолюбие, целеустремленность, эгоцентризм, аморализм (и убеждение, что “цель оправдывает средства”). Подобные исследования нуждаются в проверке и продолжении, а сложный характер данных может быть связан с тем, что личности людей слишком разнообразны для получения простой линейной корреляции серотонин–социальный ранг.

Дефицит серотонина в мозгу – предпосылка депрессии, тревожности, злобной тоски, импульсивного поведения. Поскольку серотонин играет важную роль во взаимодействии между неокортексом и более эволюционно-древними отделами мозга, его недостаток ослабевает неокортексный контроль за этими отделами, которые в такой ситуации берут «в свои руки» поведение человека (Clark, Grunstein, 2000). Как мы уже указывали, такая примитивизация поведения с возвратом к эволюционно-древней стадии доминирования подкорковых структур чревата актами насилия, преступными действиями⁸². Также и наступление депрессии связывают с неспособностью к рациональной, взвешенной оценке той или иной жизненной ситуации в силу ослабления участия коры в происходящих в мозгу процессах.

Изучена роль серотониновой системы мозга в таких патологических состояниях, как сезонное функциональное расстройство (СФР) и предменструальный синдром (ПМС). В обоих случаях к симптомам болезни относятся депрессия, тревога, нередко та или иная степень ослабления контроля за импульсами. При СФР эти явления наступают в осенне-зимний период, сопровождаются удлинением сна и связаны с активацией синтеза мелатонина, который подавляет активность серотониновой системы. ПМС наступает в последние дни менструального цикла, причем смена гормонального фона в этот период также сказывается на уровне серотонина в мозгу. Некоторые пациентки отличаются в этой фазе цикла повышенной агрессивностью, вплоть до совершения актов насилия. В Великобритании раздавались голоса с требованием считать преступниц с предменструальным синдромом невменяемыми, т.е. подвергать их не наказанию, а лишь принудительному лечению и реабилитации.

Конечно, нельзя все сводить только к низким или высоким уровням серотонина. От типа личности (включая характерные для нее уровни других нейротрансмиттеров) зависит, каковы будут последствия, например, снижения активности серотониновой системы мозга: депрессия, самоубийство, убийство, поджог или отсутствие социально опасных результатов (Masters, 1994). Низкий уровень серотонина в функциональных зонах мозга человека коррелирует также с чувством униженности, эгоистической установкой и, что важно для политологии, низкой политической активнеостью индивида (Masters, 2001).

Препараты прозак (флуоксетин), золофт (сертралин) и паксил (пароксетин), повышают действующую концентрацию серотонина в синапсах, ибо блокируют его обратное поглощение выделившими серотонин нейронами (пресинаптические рецепторы 5-НТ₁), преодолевая депрессию и другие состояния, связанные с дефицитом серотонина в мозгу. По ощущениям принимавших прозак пациентов, депрессия отступает, появляются надежды и планы на будущее. Окружающая действительность обретает вкусы и запахи, «оттенки серого сменяются натуральной цветной гаммой» (Мир-Касимов, 1999). Распространение в США препарата прозака дало известное право назвать американскую нацию в 90-е годы «нацией прозака». Биополитический интерес представляет тот факт, что прозак несколько стандартизует человеческую личность (все становятся улыбчивыми, работоспособными и т.д.), вызывая тревогу по поводу возможного варианта реализации орвэлловских утопий. Отметим в этой связи, что повышение уровня серотонина естественным путем дает диета, богатая триптофаном и бедная белками и «пустыми» углеводами (вариант «Диеты для политического лидера», см.6.8.2).

В работах американского биополитика Р. Мастерса установлена тройственная корреляция между 1) загрязнением окружающей среды тяжелыми метал­лами (Pb, Mn, Cd), 2) снижением активности серотониновой, а также дофаминовой систем мозга под влиянием этих металлов и 3) коли­чеством импульсивных преступлений (акты насилия над личностью, поджоги, убийства под влиянием неконтролируемого приступа агрессивного поведения в разных штатах США: Masters, 1996, 2001; Masters et al., 2000 и другие работы). Эта связь остаётся статистически достоверной при учете всех других многочисленных влияющих на преступность социальных факторов, таких как плотность населения, его социоэкономический статус, уровень дохода и др. Марганец и свинец обладают взаимоусиливающим действием: в тех графствах США, где отмечены высокие конентрации обоих металлов в среде, уровень преступности достоверно выше, нежели в графствах, для которых характерна высокая конценртация только свинца или только марганца (Masters, 2001).

. Дополнительными факторами, усиливающими эффекты тяжелых металлов на мозг и поведение человека, Р. Мастерс считает алкоголь и соединения фтора (например, фторид кремния), применяемые в США для обеззараживания питьевой воды. По гипотезе Мастерса, фторид кремния способствует усиленному поглощению организмом тяжелых металлов из окружающей среды, что способствует их вредоносному воздействию на мозг.

Высокие концентрации тяжелых металлов в среде, по существующим данным, стимулируют распространение алкоголизма и наркоманий в соответствующих регионах. Особенно опасны высокие концентрации тяжелых металлов в период беременности и в первый год жизни ребёнка: они вызывают структурные изменения в мозгу, что сказывается повышенным риском совершения преступлений после того, как ребёнок достигнет 16 лет (Masters, 2001). Упомянутый выше синдром дефицита внимания с гиперактивностью (ADHD), хотя и зависит частично от наследственного предрасположения, в существенной мере провоцируется также повышенными концентрациями свинца, марганца и кадмия в окружающей среде, а также влиянием алкоголя. Тяжелые металлы нарушают функционирование кальций-зависимых систем в гиппокампе, что влечет за собой ухудшение памяти и, как следствие, плохую обучаемость и успевамость детей в школах (Masters, 2001).

Исследования нейротоксикологических эффектов тяжелых металлов, имеющие потенциальное биополитическое значение, проведены и в других лабораториях мира. Так, на Биологическом факультете МГУ (Бокиева, 1999) продемонстрировано подавление нормальной поведенческой реакции – оборонительного рефлекса у крыс – под влиянием соединений кадмия, кобальта и cвинца (в комбинации с пирацетамом или гидазепамом). Помимо соединений металлов, нейрофизиологические расстройства (нейропатии) вызывают и широко применяемые в наши дни растворители, такие как углеводороды состава С₆Н_n или сероуглерод. Сероуглерод подавляет активность фермента, необходимого для расщепления дофамина, что нарушает равновесие (гомеостаз) между его синтезом и расщеплением в мозгу и влечет за собой психические расстройства. В подобных ситуациях имеет место как бы пересечение двух направлений биополитики – исследования влияния соматических факторов на политическое поведение и направления под названием “biopolicy” (тема главы седьмой книги), в компетенцию которого входят и вопросы охраны окружающей среды.

Весьма существенное влияние на уровни серотонина и других нейромедиаторов оказывает социальная среда и связанные с ней переживания. Потеря близкого человека ведет к снижению уровней серотонина и норадреналина в мозгу человека. Изменения уровней нейротрансмиттеров наблюдаются вследствие не только реальных, но и воображаемых (или ожидаемых) социальных событий – это так называемая интериоризованная социальная среда. Ожидание важной победы или сексуальная фантазия вызывают повышение уровня серотонина; уровни норадреналина и дофамина при этом могут снижаться (McGuire et al., 1998).

Цитотоксический (губительный для живых клеток) эффект NO представляет биополитический интерес в связи с концепцией феноптоза. Известно, что программируемая гибель отдельных клеток (апоптоз) во многих случаях способствует выживанию целого многоклеточного организма животного или растения или колонии микроорганизмов (см. обзоры Самуилов и др., 2000; Олескин и др., 2000). Программируемая смерть, например, избыточных нейронов у эмбриона млекопитающего является нормальной стадией развития его нервной системы (мутации, «выключающие» такой апоптоз нейронов, ведут к гибели самого эмбриона).

В.П. Скулачев (1999) предполагает, что и многоклеточный организм способен пожертвовать собой ради выживания целой биосоциальной системы (группы, популяции), Программируемая гибель организма именуется феноптозом, по аналогии с апоптозом отдельных клеток. Известно, что внедрение вирулентной инфекции вызывает выработку заболевшим организмом животного или человека избыточных количеств NO, которые в таких концентрациях оказывают сильное токсическое воздействие на весь организм, вызывая так называемый септический шок, угрожающий гибелью больного. Организм, таким образом, губит себя сам, раньше, чем его убьют внедрившиеся болезнетворные микроорганизмы. По гипотезе Скулачева, феноптоз препятствует дальнейшему распространению инфекции в пределах популяции ценой жизни отдельных индивидов.

Пептидные факторы в основном играют роль нейромодуляторов⁸⁴. Так, опиаты (эндорфины, энкефалины, динорфины), связываясь со специфическими рецепторами нейронами (агонистами их служат морфин, героин и ряд других наркотиков), блокируют передачу нервных импульсов, в том числе проводящих болевые ощущения. С этим связаны эффекты опиатов и их упомянутых агонистов – наркотиков.

Опиаты, являясь болеутоляющими веществами и “веществами удовольствия” (они вызвают эйфорию — ощущение счастья), представляют собой внутреннюю “награду” индивиду за то или иное поведение. Вырабатываемые самим мозгом опиаты подкрепляют собой альтруистические акты и, например, вырабатываются у законопослушных людей, вознаграждая их за соблюдение законов, даже если оно чревато отрицательными последствиями с эгоистической точки зрения (Gruter, 1991).

Подобные факты представляют своеобразный нейрофизиологический базис для направлений биополитики, связанных с биоюриспруденцией (биозаконода­тельством в классификации А. Влавианос-Арванитис) – приведением юридических норм и законов в соответствие с биологически-детерминированными сторонами природы человека. Интересно, что некоторые из «веществ удовольствия» являются весьма эволюционно-консервативными. Например, один из эндорфинов (-эндорфин) содержится у одноклеточных существ, таких как инфузория Tetrahymena pyriformis и амеба Amoeba proteus.

Отметим, что положительное воздействие на работоспособность и настроение (вплоть до эйфории) оказывают и другие короткие пептиды, часто выделяемые железами внутренней секреции в кровоток. Таковы продуцируемые вилочковой железой (тимусом) тимозины. Наряду с активацией работы иммунной системы, “тимозины усиливают положительные эмоции, повышают у обезьян дружелюбие и число зоосоциальных контактов” (Дубынин и др., 2003. С.361).

Наряду с опиатами и сходными с ними по эффектам соединениями, имеются и пептидные факторы, оказывающие противоположное действие на мозг. Так, при ферментативном расщеплении пептида холецистокинина (стимулятора функций желчного пузыря) образуется короткий фрагмент, вызывающий у людей страх и тревогу. Вырабатываемый гипоталамусом кортиколиберин, наряду с гормональным воздействием на гипофиз (стимуляция синтеза адренокортикотропного гормона), воздействует и на мозг, повышая тревожность, эмоциональность, двигательную активность. Подобные пептиды, вероятно, вовлечены в поведение мечущихся в испуге толп людей; в то же время, они и их синтезируемые аналоги могут быть использованы для преднамеренной модификации поведения людей в тех или иных целях. Такая модификация поведения, если она предпринята со злым умыслом, вполне может быть рассмотрено как новый вид преступлений, в том числе и совершаемых с политическими (и даже военными) целями.

Укажем на основные задачи, стоящие перед биополитическим сообществом в связи с нейрохимическими проблемами современного человечества:

• 
  Борьба с посягательством на право каждого индивида самому распоряжаться своим поведением (если оно не является противоправным), с незаконной модификацией человеческого поведения нейрохимическими средствами
  
• 
  Коррекция преступного поведения на основе знаний о нейрофизиологии и нейрохимии, разработка в тандеме с медиками и реабилитологами методик, снижающих риск повторных преступлений у лиц с той или иной соматической патологией. Получены данные о том, что лица с низким содержанием 5-гидроксииндолилуксусной кислоты (продукта метаболизма серотонина) и гомованилиновой кислоты (продукта деградации дофамина) в спиннномозговой жидкости относятся к повышенной группе риска в плане совершения поджогов или убийств, особенно если у них аномально быстро снижается уровень глюкозы в крови после ее введения в организм. Если у бывшего преступника удается повысить уровень серотонина (скажем, лекарственным или диетическим путем), то это практически устраняет риск рецидива преступления (Virkkunen et al., 1994).
  
• 
  Создание общей концепции преступного поведения. С нейрофизиологической точки зрения, преступление можно рассматривать как незаконный путь, ведущий к получению внутреннего нейрохимического вознаграждения (например, дополнительное выделение в мозгу эндорфинов и др. в ответ на успешное ограбление). Такая концепция, конечно, однобока и требует дополняющих усилий социальных психологов, криминологов и других специалистов. Однако при всех многочисленных социальных, культурных, духовных и др. факторах преступности невозможно ныне игнорировать и ее нейрохимические факторы. Можно было бы особо проанализировать нейрофизиологию и нейрохимию боевиков, террористов (в том числе камикадзе) и тех, кто посылает их на преступление и часто на смерть.
  

Идеологии оказываются эффективными – находят много сторонников – если они способствуют достижению внутреннего гомеостаза, т.е. создавают у человека чувство уверенности в себе, осмысленности его жизни, участия в важном для общества деле и др. Однако, если индивид примет социально непопу­лярную идеологию, то негативные реакции других людей окажут на него эффект, уводящий этого человека далеко от состояния гомеостаза.

Гормоны, помимо своих физиологических эффектов, оказывают существенное влияние на различные формы человеческого поведения. Так, нейрогормон гипоталамуса (накапливаемый в задней доле гипофиза) вазопрессин, или АДГ (антидиуретический гормон), кроме своей соматической роли – стимуляции всасывания воды из мочи в почках -- воздействует на мозг. Данный гормон выступает как стимулятор обучения и памяти. Улучшает память также вырабатываемый гипофизом адренокортикотропный гормон (АКТГ), который также способствует концентрации внимания и улучшает настроение. С другой стороны, образующийся в гипоталамусе окситоцин не только способствует сокращениям мускулатуры матки у женщин и семенных протоков у мужчин, но и ухудшает обучение и память (Дубынин и др., 2003). Эмоциональность человека стимулируют вырабатываемые гипоталамусом тиреолиберин и люлиберин.

С биосоциальной точки зрения существенное значение имеет мозговой слой надпочечников, вырабатывающий адреналин и норадреналин. Выброс в кровь данных гормонов происходит под воздействием компонента лимбической системы мозга — гипоталамуса – и симпатической нервной системы; они повышают кровяное давление, учащают сердечный ритм и вызывают состояние эмоционального возбуждения, связанного со страхом, гневом или, наоборот, ликованием. Адреналин и норадреналин, таким образом, участвуют в различных формах агонистического и неагонистического социального поведения. Более узко, в рамках биополитики, интересно было бы исследовать вклад гормонов надпочечников в различные формы политического поведения (акции протеста, речи кандидатов во время выборов, политическая деятельность в военное время и др.).

Гормоны половых желез (мужской гормон тестостерон и женские гормоны эстроген, прогестерон) участвуют в различных формах человеческого поведения. Так, тестостерону приписывают существенную роль в повышенной агрессивности мужчин по сравнению с женщинами, хотя женщины также вырабатывают, как ни парадоксально, некоторое количество мужского гормона. Не только гормоны влияют на социальное поведение и политическую деятельность, но и наоборот, социальная ситуация оказывает воздействие на эндокринную систему и, соответственно, на все соматическое состояние индивида. У обезьян-верветок самец высокого ранга имеет больше тестостерона в крови, чем самец более низкого ранга (Raleigh, McGuire, 1994). Что касается самок верветок, то низкий социальный статус подавляет у них овуляцию, поскольку социальный стресс вызывает нарушения в работе отделов мозга, отвечающих за нормальный ритм выработки лютеинизирующих гормонов. Аналогичная ситуация наблюдается у бабуинов, где самки высокого социального ранга преследуют и физически третируют самок низкого ранга, что также приводит к стрессу и подавлению овуляции. Наиболее стабильные менструальные циклы, обусловливающие высокую вероятность беременностей (в соответствующий период цикла) характерны для самок высокого социального ранга (Raleigh, McGuire, 1994).

В отличие от простых пахучих веществ, реакции на которые зависят от обучения, жизненного опыта (один и тот же запах может ассоциироваться с разным у различных индивидов), восприятие феромонов является в основном врожденным, предполагающим стереотипную, часто видоспецифическую, гормональную и поведенческую реакцию. Известны два типа феромонов (см. Бутовская, 2004а):

• 
  сигнальные, вызывающие кратковременный эффект на поведение и физиологическое состояние других индивидов в силу изменения активности тех или иных нейрохимических систем
  
• 
  праймерные, обусловливающие долговременные перестройки в организме воспринявших индивидов
  

Таким образом, феромоны, как и нейротрансмиттеры, являются сигнальными молекулами, но они действует не внутри организма, а во взаимодействиях между организмами. Аромат человеческого индивида служит для его распознавания (младенец и мать взаимно узнают друг друга по запаху уже вскоре после рождения), он сигнализирует другим о сексуальном и социальном (в том числе иерархическом, см. ниже) статусе данного индивида. Однако эта информация в значительной части обрабатывается подкорковыми мозговыми структурами, т.е. подсознательно. Отметим в порядке сопоставления, что мыши предпочитают аромат тех сородичей, которые победили других мышей в поединках (Бутовская, 2004а) и, стало быть претерпели соответствующую перестройку своих мозговых нейрохимических систем.

Женские феромоны (копулины), содержащиеся в вагинальных выделениях, стимулируют у мужчин синтез мужского гормона тестостерона, усиливают влечение к прекрасному полу, в эксперименте заставляют испытуемых мужского пола считать некрасивых женщин привлекательными (Jutte, 2001). У приматов, например, у бурых макаков, самцы проверяют готовность самки к спариванию по специфическому аромату (см. Бутовская, 2004б). В литературе господствовала точка зрения, что овуляция (и, соотвественно, готовность к зачатию) у женщин, в отличие от самок обезьян, является скрытой, т. е. половой партнер не может её распознать. Однако в последние годы получены данные о способности мужчин различать по запаху⁸⁶ женщин на разных стадиях менструального цикла, подсознательно предпочитая тех, кто находится на стадии овуляции (когда возможно зачатие). Обонятельный канал передачи информации дополняется, впрочем, и зрительным. Например, у женщин в период овуляции наиболее симметрична грудь (см. Бутовская, 2004б).

Женские феромоны влияют и на других женщин. Именно этим влиянием объясняется тот факт, что у живущих длительное время в одном и том же помещении женщин наблюдается синхронизация менструальных циклов. В экспериментах подмышечные выделения, собранные у женщин непосредственно перед овуляцией, ускоряли наступление овуляции и сокращали продолжительность цикла у других женщин, которые приклеивали к носу тампоны с этими выделениями. Напротив, выделения, взятые у женщин сразу после овуляции, задерживали овуляции и удлиняли циклы у других женщин (McClintock, 1998, цит. по: Clark, Grunstein, 2000).

Мужской феромон андростенол, вырабатываемый потовыми (апокринными) железами подмышечной впадины, обладает приятным для женщин ароматом, но быстро перерабатывается кожными коринебактериями в устойчивый продукт – андростенон. Последний обладает намного менее приятным запахом и все же является привлекательным для женщин, но только в середине менструального цикла, когда наиболее вероятно зачатие. В экспериментах с испытуемыми показаны также другие эффекты андростенона на женщин: он снижает их агрессивность, по крайней мере в середине менструального цикла, повышает частоту и интенсивность контактов женщин с мужчинами (см. Бутовская, 2004а). Получены данные о том, что подмышечные выделения мужчин в экспериментах нормализовали менструальные циклы у женщин; выделенный из подмышечных выделений феромон повышал сексуальную активность женщин (Clark, Grunstein, 2000). Мужской феромон действует и на мужчин (Jutte, 2001), стимулируя кооперацию в мужском обществе («эффект спортзала») и в то же время подавляя у других мужчин выработку половых гормонов («эффект присутствия конкурента»).

Как мужчины, так и женщины обнаруживают интересную корреляцию между степенью привлекательности внешности и приятностью аромата. Красивые женщины, например, пахнут для мужчин более сексуально, нежели дурнушки; женщины с симметричным лицом (а симметрия лица есть привлекательная черта) – также более сексуально, нежели женщины с большей степенью лицевой асимметрии. Внешне привлекательные мужчины, аналогично, источают более сексуальный аромат – но только в том случае, если воспринимающая женщина находится на стадии овуляции, в противном случае женщины не расценивают этот запах как сексуальный (Grammer, 2001).

Феромонное взаимодействие предполагается не только в межполовом общении, но и в паре доминант – подчиненный, что имеет прямое (био)политическое значение. Влияние доминатных феромонов может быть одной из причин изученного Мастерсом (Masters, 1989а) феномена физического комфорта, испытываемого подчиненными вблизи харизматического лидера. Получены данные о феромонных взаимодействиях в тюремных камерах: именно по характеру вырабатываемых феромонов сокамерники быстро и подсознательно определяют социальный ранг вновь прибывшего в камеру заключенного (Калуев, 2002).

Феромоны человека, помимо обычного обоняния, могут воприниматься также другими системами. Особый интерес представляет расположенный в полости носа парный вомероназальный орган (ВНО), слепая трубчатая структура, открывающаяся в области носовой перегородки. Предполагается, что ВНО специализирован на восприятии феромонов (Monte-Bloch et al., 1994), причем он чувствительнее обычного обоняния. Информация от ВНО поступает только в лимбическую систему (миндалину, гипоталамус) и в «молчащую» правую лобную долю коры, так что человек не осознает восприятия того или иного феромонa, хотя он меняет физиологические параметры человека, его тонус, настроение и др., поскольку влияет на секрецию различных гормонов, особенно связанных с сексуальной сферой. Например, один из человеческих феромонов – эстра-1,3,5(10),16—тетра-3-ил ацетат – не воспринимается испытуемыми как запах даже в очень высоких концентрациях. Однако он меняет температуру тела, частоту дыхания и сердечных сокращений, электрическую проводимость кожи испытуемых. На ВНО при этом регистрируются электрические потенциалы, свидетельствующие о восприятии феромона (Sobel et al., 1999).