Почти год тому назад выступили гунны и их союзники в свой задунайский балканский поход на юг и поздней зимой, накануне весны, возвращались они назад, отягощенные несметной добычей, как верблюдица на двенадцатом месяце беременности. Зиму степные тумены провели в непродуваемых ветрами балканских ущельях в своих утепленных юртах, шатырах и алачугах. Они все это время были заняты сбором дани с добровольно сдавшихся городов и нещадным ограблением и угоном в плен населения укрепленных кастеллов и канаб, оказавших сопротивление.
И вот сейчас возвращается великий каган Аттила в свой коренной юрт68 и находится на подходе к Сингидуну-Белограду с юга. Его личная охранная тысяча двигается в составе вспомогательно-технического тумена остготского конунга Валамира. Уже почти неделю этот германский предводитель составляет кампанию верховному хану, они на привалах вдвоем трапезничают, обсуждают различные происшествия и вообще с интересом беседуют по разным отвлеченным вопросам.
Сегодня с утра остготский вождь занялся со своими тысячниками осмотром подвезенных сзади военных трофеев – дорогого оружия и всякого добра: золотых, серебряных и медных подсвечников, чаш, кувшинов и кубков, захваченных в монастырях, храмах и церквях. Раньше в аналогичных широкомасштабных набегах гуннское руководство накладывало строгий запрет на изъятие религиозных культовых дорогих предметов, и византийцы решили снова спрятать все свои ценные металлические вещи и изделия под церковными алтарями, но главный гуннский сенгир Аттила на этот раз не подтвердил неприкосновенность религиозных домов, храмов и молелен. А раз запрета нет, то все гунны и их союзники принялись с большим воодушевлением и энтузиазмом обыскивать такие богоугодные заведения. Правда, несколько раз случался конфуз, в извлекаемых из ниш ящиках из ценного дерева оказывались человеческие кости и скелеты, обтянутые просвечивающейся тонкой темно-коричневой кожей; оказывается, эти останки мертвых людей почитаются у последователей богочеловека Иссы как целебные и святые мощи. Якобы, тот, кто им поклонился, помолился и до них притронулся, излечивается от всяких страшных болезней и недугов.
Степной житель Аттила, как и все гунны, доброжелательно относится к германским народам: остготам, гепидам, аламанам и некоторым другим, – разумеется, исключая злейших врагов – бургундов и вестготов. Две жены из трех у великого кагана германки; средняя жена тридцатиоднолетняя остготка Сванхильда происходит из рода природных царей Амалунгов (и, следовательно, она какая-то близкая родственница остготского правителя Валамира), она является матерью его тринадцатилетнего сына Эрнака. А младшая токал двадцативосьмилетняя Гудрун, дочь бургундского конунга Гундахара, – мать единственной и любимой дочери верховного хана, восьмилетней Батахыс.
Конунг и херицога остготов, проживающих в северных Альпах, по оба берега среднего и верхнего Дуная и в городе Виндобоне-Виине, потомок Амалунгов, знатный Валамир на пару лет моложе самого великого кагана, ему примерно сейчас сорок два или сорок три года. Он возглавляет могучий готский народ, являющийся верным союзником гуннов уже свыше трех человеческих поколений. Эти остготы, в случае крайней надобности, могут собрать под боевые знамена до трех туменов смелых войск, если рассчитывать, что один воин выставляется от десяти человек, отсюда следует, что германское остготское племя немалое по своей численности. Ярко-рыжий, как и большинство германцев, длиннобородый, крепко сложенный и постоянно хмурый, как будто он чем-то недоволен, готский вождь Валамир представляется верховному хану надежным и верным союзником. Хотя, кто его знает, все инородные племена заверяют в своей преданности, пока гунны в силе. А не дай бог, что случится, кто тогда поручится за их благонадежность?
В ком великий каган ни на йоту не сомневается, так это в другом германском конунге и херицоге Лаударихе, который предводительствует частью остготов и всеми аламанами, обитающими в устье Дуная, в припонтийских равнинах и на полуострове Крым. Всегда хладнокровный, темноволосый (и потому скорее похожий на гунна, чем на германца), начальник осадно-штурмового тумена тридцативосьмилетний Лаударих и подвластные ему германцы более ближе к гуннам, так как живут и кочуют, перемежаясь с ними и даже непосредственно вместе с ними, и потому им отлично ведомы все гуннские обычаи, традиции и язык. Эти германцы превосходно говорят по-гуннски, некоторые даже лучше, чем на своем родном готском языке. По сравнению с западными остготами, живущими у Виндобоны на Дунае, восточных германцев: остготов и аламанов – значительно меньше в количественном отношении, но и они при большой нужде могут скомплектовать до двух туменов смелых нукеров. В ком-ком, но в восточных германцах и в их военачальнике и вожде Лаударихе главный гуннский сенгир-хан ни капельки не сомневается, они уж никогда и ни при каких обстоятельствах не подведут. Да и к тому же они близко породнились с гуннами, обмениваются с ними невестами, много гуннок замужем за этими германцами и, напротив, также много готок и аламанок являются женами степных гуннов.
Есть еще один германский предводитель, также рыжий сорокалетний конунг и херицога гепидов Ардарих; он худой, даже тощий и борода у него чуть ли не ярко-красного цвета. Красит что ли? Этот гепидский вождь всегда довольный жизнью и веселый. Возглавляемое им племя поменьше западных виндобонских остготов, но побольше по своему численному составу, нежели восточные понтийские остготы и аламаны. На среднем Дунае они могут выставить более двух туменов отважных джигитов. Гепиды расселились на восточных склонах Альп на севере и до Юлийских Альп на юге в междуречье Савы и Дравы. Они более других германских племен отделены какой-то неведомой стеной отчуждения не только от гуннов, но и от прочих своих родственных готских народов. Без сомнения, здесь сказывается их контактирование на своих территориях с румийскими галлороманами, которые не отселились на запад, а остались проживать совместно с новоявленными гепидами. Но пока ни разу гепиды и их конунг и херицога жизнерадостный Ардарих не говорили ни одного плохого слова против гуннов и всегда покорно посылали в поход требуемое от них количество воинов; но, конечно, гунны никогда не привлекали от них больше одного тумена боевых людей. Эти гепиды очень слабо знают язык повелителей степей – гуннский, но зато хорошо усвоили, наряду со своим родным готским, галлороманский язык, который есть, насколько может судить бывший румийский легат и сегодняшний румийский магистр двух милиций сенгир Аттила, просто-напросто смешение местного галльского и пришлого из Ромы (Рима) романского (латинского) языков.
Да, еще есть один германский конунг и херицога, молодой двадцатичетырехлетний минбаши Эдекон, прибывший два года назад к гуннам вместе с теперешним старшим писарем-каринжи Орестом. Этот невысокий, ладно скроенный, светлоглазый и немногословный шатен понравился великому кагану именно своей замкнутостью. Он никуда сам добровольно не напрашивается, как прочие военачальники, стремящиеся выделиться в глазах сенгир-хана, но порученное дело выполняет добросовестно, в срок и без последующего самовосхваления. Но его сборное племя скиров и ругиев, обитающее на средней Драве, немногочисленно, едва ли может выставить пару тысяч храбрых воинов. Как-то раз в порыве откровения секретарь-каринжи Орест рассказал своему патрону-сенгиру, как они вдвоем с херицогой Эдеконом некогда попали в плен к разбойным лангобардам и эти воровские германцы захотели получить за них выкуп. Но узнав, что начальник охраны юного знатного румийца Ореста по происхождению германец из скиров, они освободили его и разрешили ему идти прочь на все четыре стороны. Но юный десятник-контуберналий Эдекон отказался и остался добровольно вместе со своим хозяином. Поскольку выкуп запаздывал, а румийские карательные отряды приближались, их должны были казнить. И еще раз контуберналию-германцу предложили свободу и жизнь, но он снова окончательно и бесповоротно отказался и решил разделить участь патриция Ореста. Но тут подоспели внезапно гунны и в поспешном бегстве лангобарды забыли о двух своих узниках. Выслушав тогда этот взволнованный рассказ своего старшего писаря-секретаря, великий каган Аттила проникся глубоким уважением и полным доверием к молчаливому юноше из скирско-ругийского племени, ведь воин, не предавший доверившегося ему человека, не предаст никогда из-за своих нравственных убеждений, даже перед страхом смерти.
Зимняя дорога отсвечивала серебристой белизной на ярком солнце. Было уже относительно тепло. Каган распахнул от жара свою теплую медвежью боруку и снял с головы лисий малахай. Гнедой сильный тарпан казался со стороны немного низковатым для высокорослого сенгира. С некоторых пор почему-то великий каган разлюбил саврасых иноходцев, а стал отдавать предпочтение лошадям обычной гнедой масти.
К полуденному привалу великого кагана нагнал остготский конунг Валамир на своем соловом мерине, полностью желтом, даже грива и хвост. Сходя около костра с коня, готский херицога извиняющимся тоном сообщил по-гуннски:
– Ада янги кун келатата69, – и зачем-то пояснил по-готски:– Торт янге пойта гифаран70. Трай мала ваггонс71, – и уже объяснил по-гуннски: – Уча мала телегелер72.
Опять пошла зимняя задунайская степь. Куда ни кинь взгляд, белым-бело до боли в глазах. Снова великий сенгир в седле, думает свою думу, прерываемую изредка проносящимися в отдалении большим табуном вороных, гнедых и мышастых диких лошадей-тарпанов, ведомых сильным жеребцом, они ищут себе новые пастбища для тебеневки. Пока еще тихо на бескрайней равнине. Но совсем скоро растают снега, вырастут зеленые травы и будут бегать и летать по разнотравью и в кустарниках шумные дрофы и стрепеты; посвистывать на пригорках сурки и суслики, стоя на задних лапках; над огромной долиной будут парить в небесном пространстве гордые орлы, наблюдая сверху за жизнью в степи.
Уже на подходе к могучему Дунаю начались вечнозеленые хвойные леса, и обратил верховный хан Аттила внимание, что румийцы готовились не на шутку неласково встретить их, гуннов, в начале своих владений; природные препятствия для конницы в виде обрывов, каналов и рвов были углублены и замаскированы сверху сухим валежником, в лесах были созданы засечные линии, на открытых местах вдоль дорог были насыпаны земляные валы. Оставалось только завалить бревнами торговую трассу, сделать ее непроходимой и можно было надежно обороняться здесь не один день. Но не зря старший писарь-каринжи Орест посылал соглядатаев, дозорных и разведчиков. Они все выявили, и нападающие гунны сумели обойти все такие оборонительные и заградительные преграды. Да, многое значит хорошо проведенная предварительная разведка!
Только одно тайное недовольство глодало нутро и печень верховного сенгира – не смогли гунны покорить Константинополь, хотя прошли рядом с ним. Бесспорно, его можно было бы взять приступом, но на это ушло бы время около одного года. И к тому же столица Восточнорумийской империи имела три укрепленные стены, проломишь первую, за ним есть вторая, а за второй еще и третью надо брать штурмом. Не менее тридцати неприятельских туменов было сосредоточено в огромном городе, и все воины прекрасно вооружены, многие имеют боевой опыт. Продовольствия в византийском стольном граде было, по данным разведки, достаточно. Да и к тому же существовал постоянный его подвоз морем, поскольку Константинополь ко всему тому еще является и портовым городом. А морскую сторону гунны при всем их хотении закрыть никак бы не смогли, так как у них не было никакого флота, кораблей и кайыков. Но каган уверен, что все же при очень большом желании этот портовый стольный град взять было бы можно, но для этого следовало сосредоточить в осаде большую часть имеющихся в его распоряжении войск. Но тогда стал бы перед верховным ханом выбор: или год штурмовать византийский главный город и, в итоге, при больших людских потерях иметь сомнительные результаты по части военных трофеев, или же за это же самое время собрать большой кун в придунайских и припонтийских провинциях при минимальном количестве погибших в стычках гуннских и союзных воинов. И потому верховному главнокомандующему Аттиле пришлось выбрать второе. Но это ничего, время терпит, никуда Константинополь не денется, дойдет и до него черед. Еще насладится великий каган созерцанием захваченной в Константинополе самой большой в этом поднебесном мире статуи эллинского бога Зевса Олимпийского, а затем отдаст повеление перевезти ее в главное гуннское орду на Тиссии. Как рассказывали в юные годы аманатства Аттиле его риторы-преподаватели исконнорумийского педагогикума, статуя эта, созданная почти девять сотен лет тому назад замечательными афинскими скульпторами, в высоту достигает около двадцати семи локтей; она изготовлена из очень дорогой слоновой кости и покрыта несчетным количеством фунтов золота. Два поколения тому назад византийцы перевезли эту драгоценную громадину из южной Эллады в свой стольный город и поставили ее в самом большом помещении императорского дворца, который служит сейчас залой для приема иностранных посольских делегаций, мол, любуйтесь таким колоссальным великолепием и трепещите перед его хозяевами – византийцами, самым могущественным на земле народом.
Достарыңызбен бөлісу: |