Сам полурумиец по отцу, сын галлоромана Вариния Пизона, Эскам за свою тридцатипятилетнюю жизнь посетил множество различных румийских больших и малых городов. И никогда не перестает удивляться – до чего же все они похожи друг на друга! Все они построены по образцу матери городов – вечного Рума. Всегда имеются две пересекающиеся главные улицы, которым параллельно отходят узкие улочки. На месте их пересечения в центре находится круглая площадь – форум. Рядом с форумом два-три рынка: продовольственный, промышленный и скотный; сбоку этих рынков крытые колоннады, где расположены мастерские, лавки, банки, меняльные конторы и помещения различных коллегий, в которые объединяются представители одной профессии или одного ремесла: торговцы шелком, ювелиры, камнетесы и так далее. За форумом южнее на холме обычно возвышается высокое прямоугольное мраморное здание с двенадцатью колоннами по сторонам. Это храм великих румийских богов; в каждом городе какому-либо одному богу отдается предпочтение, в зависимости от того, кого из когорты небесных эллинско-латинских всесильных богов: Юпитера, Юноны, Минервы, Марса, Аполлона, Зевса или еще кого-либо, – городские уважаемые люди-декурионы избирают своим основным покровителем. Дома по обыкновению в любом городе двух– или трехэтажные, сложенные из камня и кирпича, крытые шифером и черепицей, большие улицы вымощены каменными плитами, а мелкие – булыжником. В любом, даже самом маленьком провинциальном, городе есть водопровод -акведук, на улочках имеются водопроводные колонки для набора воды в ведро. Нечистоты из города выводятся по подземным трубам – клоаке.
Севернее форума на широкой улице, идущей с севера на юг, расположены административные здания, которые отличаются мраморными колоннами над крыльцом. Обычно с десяток небольших дворцов служит резиденцией для самых важных людей города и провинции. Здесь может иметь свое местонахождение глава провинции – презид. В здании городского магистрата работают четыре выборных магистра: один из них ведает судопроизводством, другой занимается взиманием налогов, третий является ответственным за списки полноправных граждан и проводит набор рекрутов в войска, а четвертый следит за исполнением имперских законов и ведением горожанами морального образа жизни. Во дворце декурионов один раз в месяц собирается совет, обсуждающий различные хозяйственные и общественные дела всего города. Такие выборные члены совета – декурионы именуются блистательным сословием. Их отличает особая одежда – румийская тога с пурпурной узкой каймой и особая обувь на высоких подошвах и каблуках; они имеют лучшие и специально отведенные места в городском театре, цирке и амфитеатре; последние располагаются поодаль от центра и поближе к городским воротам. Они там восседают в особых широких двойных креслах, по городу их должны сопровождать ликторы с фасциями, а ночью перед ними должны носить факелы. Но ликторов – почетных охранников с символом власти: с пучком розг, в которых торчит топорик (фасции) – необходимо содержать за свой счет, а потому только очень богатые декурионы соглашаются на такое дорогостоящее сопровождение.
Первый город, который посетила посольская группа от великого гуннского кагана Аттилы, был Тирас. Там гунны провели соответствующую работу с декурионами, которых они убедили не паниковать, загородные рынки не закрывать и далее спокойно вести обычную жизнь, после чего тамгастанабаши Эскам нанял в порту две огромные пятипалубные военные пентеры, поскольку один такой корабль не вместил бы две сотни воинов почетной охраны с их четырьмя сотнями коней. Начальник общегуннской дипломатическо-таможенной службы Эскам планировал по заданию своего покровителя-кагана посетить все города-порты на северном и восточном побережье Понта Эвксинского: Олбию, Диоскуриаду73, Фасис74, Трапезунд75, – в Крыму Херсонес и Пантикапей, а на побережье Мэотийского болота Тану и другие города. Ровно год объезжал баши всех гуннских тамгастанов вместе с сопровождающими его сабирским этельбером юзбаши Коркутом и румийским патрицием юзбаши Карпилием, сыном Флавия Аэция, намеченные приморские укрепленные города. В самую последнюю очередь уже зимой дипломатическая делегация направилась в Тану.
И вот, наконец, после полудня дрейфа на рейде все воины со своими лошадьми смогли высадиться на причал морского румийского города-порта Таны. Было холодно, но снега здесь, на берегу Мэотийского моря, не было. Несколько лет уже не видел тамгастанабаши и любящий сын Эскам своих старых родителей, с тех пор как они перебрались сюда, в эту отдаленную Тану. До вечера наблюдал посол великого гуннского каганата за высадкой двух сотен сабирских черноглазых и темноволосых нукеров, которые за год плавания совсем освоились на двух огромных кайыках-пентерах, перестали болеть морской болезнью и уже хорошо разбирались в типах торговых и военных судов и в морской погоде, которая благоприятствует или же, напротив, препятствует выходу кайыка в открытое море. Гунны сводили по трапу своих, ставших также привычными к такому виду передвижения, четвероногих благородных животных, вместе с которыми им за этот год пришлось пережить несколько бушующих непогод и штормов на море.
А здесь на берегу все выглядит, как и во всех других румийских городах: шумные портовые грузчики, крикливые приказчики, купцы, следящие за погрузкой и разгрузкой своих судов, горделивыве легионеры – солдаты в фиолетовых толстых плащах и в утепленных железных касках и их офицеры-командиры в красных шерстяных накидках с высокими блистающими шлемами с павлиньими плюмажами. Легко одетые, несмотря на зиму, рабы принесли своих господ на пирс в крытых носилках и паланкинах с балдахином поверху и занавесками по бокам. Крытые носилки в форме кресла предназначены для благородных мужчин, а паланкины для возлежания – для родовитых женщин. По закону императора Александра Севера от 227 года по христианскому летоисчислению паланкинами могли пользоваться знатные женщины лишь старше пятидесяти лет, и потому на один женский паланкин приходилось в порту около десятка мужских носилок, какая же дама открыто признается, что ей уже за пятьдесят? Только шестидесятипятилетние-семидесятилетние немощные породистые старушки обычно пользовались таким способом передвижения.
Встречающий тамгастанабаши Эскама и его спутников городской магистр вызвался отвезти две сотни прибывших сабирских телохранителей в свободные солдатские бараки, накормить их, сводить в баню и устроить им вечером небольшое торжественное угощение. Положившись на этого важного румийского чиновника, который к тому же был ответственным за работу с купеческой коллегией, и, следовательно, хорошо знал не только высокого гуннского сановника Эскама, но и его отца, купеческого старшину Вариния Пизона, начальник степной таможенной службы повел своих сотоварищей по посольской миссии, этельбера сотника Коркута и патриция сотника Карпилия, в дом своих родителей, находящийся в левой северной части города.
Дорога шла через срединную большую улицу и вывела на форум. Там в это предвечернее время только что закончилась распродажа большой партии рабов. Это были люди, захваченные гуннскими и союзными им туменами во время недавней успешной войны на Балканах. Продавцами являлись воины-роксоланы из тумена хана Каракончара. Они возвращались из похода к себе домой в Предкавказье и решили таким образом в дороге избавиться с прибылью от излишних рабов. В стороне стояла большая группа проданных невольников – германских маркоманов и лангобардов, еще не уведенных покупателем. Среди них были не только воины, взятые в плен на поле боя, но и женщины, дети и старики, угнанные из разгромленных селений и городов. Стариков отдавали за очень небольшую сумму, лишь бы не гнать их с собой дальше и не кормить лишний рот. Несмотря на холодную погоду, на форуме еще толпились досужие горожане. Они громко обсуждали достоинства и недостатки проданных рабов и отпускали злые шутки о хилых и больных, которых было немало.
Вдруг толпа расступилась, давая дорогу толстому румийцу в богатых парчовых и меховых одеяниях. Это был тот покупатель, который приобрел с публичного торга всю эту партию рабов. Он подвел к робко жавшимся друг к другу невольникам еще двоих: пожилого полураздетого бородатого человека, на вид довольно-таки еще крепкого, и молодую стройную девушку, почти девочку, с совершенно белыми волосами и с лучезарным взглядом. Девушка также была очень легко одета, по всей видимости, продавец забрал ее верхнюю одежду; так обычно случалось при покупке-продаже живого товара, когда покупатель не давал хорошей цены, а продавец все же бывал вынужден уступить. Несмотря на горестный взгляд юной невольницы, лицо ее выглядело прелестным и прекрасным. И здесь как будто бы какая-то незримая молния ударила перед взором гуннского тамгастанабаши Эскама. Необыкновенная красота рабыни поразила его прямо в сердце. Давно забытое детское чувство умиления (когда он еще совсем маленьким любил расчувствованно наблюдать за новорожденными щенками, попискивающими и еще полуслепыми, ползающими около материнских сосков) всколыхнуло его сердце.
– Я покупаю у тебя эту невольницу!
– А я ее не продаю, – грубо ответил румиец, – я только что ее купил сам.
– Хорошо, давай познакомимся, – примирительным тоном сказал тамгастанабаши, – меня звать Эскам, я сын купца Вариния Пизона и начальник таможенной службы гуннского каганата. Я прибыл сюда только что и желаю заполучить эту девицу.
– Меня зовут Викторий Бубулк, – прозвучало в ответ из уст почему-то вдруг смутившегося толстого румийца, – я хорошо знаю твоего отца и являюсь его компаньоном. Забирай эту рабыню, а с твоим отцом мы сами рассчитаемся меж собой по-свойски. А купчую на нее я передам твоему отцу.
Когда на пороге дома появился ненаглядный сынок Эскам, да не один, а в сопровождении двух мужчин и одной полуодетой молодой женщины, старая мать-сабирка Айхыс несказанно обрадовалась. Она обнимала счастливая свое любимое чадо и не могла никак нарадоваться, но взяла себя скоро в руки и стала приветствовать двух спутников и спутницу сына. Соплеменника-сабира этельбера Коркута она помнила хорошо еще по прежним встречам, а двух других пока не знала, но ее любезный сын представил их обоих:
– Моя ана, этого человека звать Карпилий, он сын румийского консула Флавия Аэция, а эту девушку я только что купил на невольничьем рынке, ее мне уступил компаньон моего аты, некий Викторий Бубулк, как её звать, я еще пока не знаю.
– Так значит, сын мой, она рабыня?
– Да, моя ана, она малайка, – и уже далее он обратился к девушке по-латински: – Как тебя звать и на каком языке ты говоришь?
– Меня звать Ильдихе, я германка из племени ругиев народа вестготов. Меня захватили во Фракии роксоланы.
За торжественной вечерней трапезой отсутствовал отец, он должен был со дня на день вернуться с караваном из северных славянских земель, куда отправился за мехами. Усталые сотники, сабир Коркут и румиец Карпилий, попрощались и ушли ночевать в комнаты второго этажа. Старая мать-гуннка Айхыс и сын-полурумиец Эскам остались вдвоем за трапезным столом.
– Она несказанная красавица, – сказала старая сабирка, – если ты хочешь взять ее в младшие жены, то я против. Чует мое материнское сердце, что она не принесет тебе добра. Да и чудится мне, что ее окружают злые духи-албысы.
И все возникала перед глазами сабирки Айхыс необыкновенной красоты, вся из себя такая воздушная и нежная, девушка-германка Ильдихе из племени ругиев, которая совсем недавно при ней стыдливо раздевалась, меняя одежды. Черты лица у нее были идеально правильные, нос прямой, рот маленький, прекрасной формы голова, грациозный изгиб белой шеи; но, главное, некое тревожное умиротворение и недоброе выжидание было написанно на ее лице. По цвету кожи эту юную девушку можно было бы сразу и безошибочно отнести к готкам, только у них до неприличия белый цвет тела, особенно, в тех местах, которые недоступны солнечному свету. Она сложена на славу, но ее особо выделяют блестящие светло-голубые глаза, белые зубы, точеные руки и длинные, светлые волосы настоящей блондинки.
Долго молчал дорогой сынок, но в конце концов тихо заговорил:
– Ана, ты же знаешь свою ревнивую невестку-румийку, она ни за что не позволит мне взять вторую жену. Да у меня и мыслей таких в голове нет. Я же не только гунн, но и свободный гражданин Великого Рума, а там это считается преступлением – иметь вторую жену. Поступай с этой рабыней, как ты пожелаешь.
– Пусть пока поживет у нас в доме, поработает на кухне, в маслобойне или в швейной мастерской, где она сможет приложить свое умение, – с облегченным вздохом сказала внутренне довольная старая сабирка.
А гуннский тархан Эскам долго еще ворочался в угловой комнате второго этажа на мягкой постели на полу у окна и никак не мог вспомнить, где же он видел ранее эту рабыню, хотя твердо знал, что нигде ее прежде видеть никак не мог. Так и уснул, ничего не припомнив. И приснилось ему, что он со своим отцом Варинием Пизоном и тамгастанабаши Дерябой приехали по каким-то делам к великому кагану Беледе, и они все вошли к нему в приемную юрту. И тут он проснулся, как будто его кипятком обожгли, он вспомнил – невольница была один к одному похожа на покойную жену-токалку сенгира Беледы Хильду!
Достарыңызбен бөлісу: |