Славянская тризна по герою-багатуру Онегизию

45.Славянская тризна по герою-багатуру Онегизию

Чувствовалось, что в городе готовились к предстоящей тризне в память погибшего героической смертью вождя западных антов и хорватов. В ближайших дворах вокруг большого двухэтажного дома славянского правителя горели яркие костры, а в окнах строений мерцали свечи, чтобы отпугнуть нечисть. Ведь нечистая сила в темноте рыскает по улицам в поисках грешников и может осквернить память коназа.

Специальные ряженые в чертей, леших и кикимор натянули рогатые маски и ходили пугать народ. Но добры молодцы выходили против них с кулаками. То там, то тут на городских углах возникали потасовки между хорошими джигитами и плохими ряжеными, и причем не всегда добрые молодцы брали вверх. В ночь перед важной тризной многое дозволялось в антско-хорватском городе: пить вина немерено, драться до большой крови неистово, горланить задорные песни во всю мочь и хватать девок за крутые бока.

Великого кагана Аттилу и прибывших вместе с ним: старшего тайчи Эллака, младшего тайчи Денгизиха, главного шамана гуннов Айбарса и элтуменбаши Ореста – встречала с почетом сорокалетняя байбиче покойного Тохтанах, овдовевшая уже во второй раз, двадцатилетний пасынок Поскребыш и прибывший сюда заранее коназ восточных славян и венедов, также сорокалетний Светозар.

После короткого ужина прибывшие гости отправились спать на второй этаж дворца. Верховный хан устроился на ночь в той же самой комнате, в которой он уже не раз ночевал. Но сон долго не шел к нему. Одолевали различные мысли. Он думал о том, что, определенно, гуннке-акацирке Тохтанах не везет с мужьями. Первого своего мана²⁰⁶, знаменитого славянина и гуннского тамгастанабаши, престарелого Дерябу, у которого она была младшей токалкой, ей пришлось похоронить семь лет назад, он умер от болезней и от старости.

По адату степей она досталась в качестве жены, но уже старшей хатун-байбиче, ближайшему родственнику знаменитого Дерябы, анту Онегизию, который был всего лишь на год младше ее. Но и славный туменбаши Онегизий погиб прошлой осенью на Каталаунских полях. И опять хатун Тохтанах стала вдовой. Хорошо, хоть дети есть у нее от тамгастанабаши Дерябы, два мальчика, а старший сын Поскребыш стал уже боевым минбаши славянского войска.

Наутро в соответствии со славянским ритуалом хозяева и гости выехали за город к берегу Савы, в небольшую каштановую рощу. Там должна была состояться церемония принесения в жертву антскому богу Чуру – покровителю душ смелых воинов белого быка. Много народа собралось на небольшой поляне, где под огромным стволом каштана лежал поваленный и связанный чисто белый бык с налитыми кровью злыми глазами. К великому кагану и его спутникам присоединились прибывшие уже в полночь туменбаши хуннагур Стака, темник биттогур Таймас и средний тайчи Эрнак. Славянских антов и хорватов было не менее двух сотен человек из знатных воев – предводителей племен, родов и породистых старейшин.

Негустой снежок осыпался с каштановых веток. Хрипло кричали большеглазые сойки. Их было много в этом леске. Красивые небольшие птицы, с черно-белыми крыльями и хвостами и красными хохлатыми головами, шум производили неимоверный. Они, как и сороки, подавали знаки всей остальной рощице, что в их владения вторглись люди. Они порхали бесстрашно и беспрерывно над головами людей с одной полуголой ветки на другую, принимая затейливые позы, демонстрируя разнообразный окрас своих перьев и почти по-сорочьему вереща. Они были очень недовольны появлением коней и людей.

А тем временем спешившиеся мужчины, среди них была лишь одна женщина – вдова покойного, миловидная и черноглазая Тохтанах, уже забили и освежевали жертвенное животное и прилаживали тушу на огромный стояк-вертел над громадным костром из валежника. Несколько молодых антов втирали в красно-розово-белое мясо быка серую соль и драгоценный красный перец для улучшения вкуса.

Старый благообразный славянский шаман затянул громкую песнь-молитву в честь всесильного славянского бога Перуна-Сварога и бога-покровителя западноантских и хорватских воинов Чура. Стоящие вокруг славяне хлопали в такт неспешно в ладоши. Голос старца становился все громче вместе с разгорающимся пламенем. Соблюдая обряд жертвоприношения, в центр круга к поджариваемому жертвенному быку вышел пасынок погибшего героя Онегизия, юный тысячник конажич Поскребыш, он распахнул широко свой теплый синий кафтан и, склонившись в поклоне почти до носков своих сапог из красной кожи, громко речитативом пропел, глядя в огонь:

– О отец наш Перун, о бог наш Чур, я маленький ваш хлопчик, принес вам снопчик, вас величаю, на тризну приглашаю!

Затем вышла в центр площадки вдова Тохтанах и по славянской традиции кинула в пламя костра под обжариваемую тушу семь больших фигурок домашних животных и птиц, «козуль», приготовленных из ржаного пресного теста с различными начинками и намазками внутри. Мучные «козули» изображали: быка, коня, овцу, козу, гуся, утку и курицу.

Когда туша жертвенного быка была готова к употреблению, уменьшили огонь в костре и стали срезать с остова мелкие куски. Наконец, остался только чистый скелет животного. Раззадорили огонь заново и сожгли костяной остов жертвенного животного полностью.

И в конце церемонии белобородый ансткий шаман-вещун снова вызвал в круг юного минбаши Поскребыша.

– По навечно заведенному славянскому порядку ты, юный хлопец, как пасынок и сын должен отвечать трижды на два вопроса, – зычно прокричал антский вещун. – Первый вопрос звучит так: согласен ли ты, хлопец Поскребыш, как сын коназа Онегизия, выплатить все отцовские долги, если таковые имеются?

– Да, согласен, отец-ведун, – трижды повторил молодой человек.

– Согласен ли ты, хлопец Поскребыш, как сын покойного Онегизия, требовать выплаты всех долгов от должников своего отца?

– Не согласен, отец-ведун. Я, не сходя с этого места, прощаю все долги. Кто был должен коназу Онегизию, тот уже не является его должником, – также трижды повторил юный минбаши.

И в конце ритуала к костру мерным шагом на своих длинных кривых ногах вышел великий каган Аттила, глаза его горели радостным огнем. Он громко возвестил:

– Согласны ли вы, отважные западные славяне, признать над собой власть конажича Поскребыша, который является удалым воином, бывал, несмотря на свои младые годы, во многих походах, побеждал во многих сечах и разумно предводительствовал над подчиненными воями, стараясь беречь и щадить их?

Вся лесная поляна взревела в один голос:

– Любо, любо, любо! Пусть конажич Поскребыш будет нашим коназом!

С каганской души как будто упал тяжелый груз. Он опасался, что западнославянская знать может воспротивиться его воле и не избрать минбаши Поскребыша своим правителем. Ведь еще никогда не бывало так у степных народов, чтобы правящим ханом, коназом или конунгом избирался бы юный двадцатилетний тайчи-наследник. Но хвала Тенгири-хану, пронесло!

На широкой равнине рядом с городскими стенами состоялось продолжение тризны по героически погибшему славянскому коназу и туменбаши Онегизию. Жители высыпали из-за высоких укрепленных стен наблюдать за военными играми, состязанием и борьбой удальцов. На заснеженном поле сражались друг против друга, вспахивая невысокий снег конскими копытами до полегшей желтой стерни, две славянские полусотни с затупленными копьями и дубинами. Сбитые с седел ансткие и хорватские джигиты вскакивали с земли и расстроенные покидали импровизированное поле битвы – майдан. После конного состязания в дело вступили пешие нукеры-силачи. Оголив торс до крепко затянутого поясного кушака две сотни крепышей бились стенка на стенку на кулаках. Упавший на землю или с окровавленным носом молодец сразу же выбывал из кулачного боя. В окончание соревнований сотня быстроногих юношей в сыромятных сандалиях поверх портянок, в холщовых штанах, рубашках и без головных уборов бегала взапуски.

И все время великий каган Аттила и сопровождающие его гуннские и славянские сановники и старейшины не покидали заснеженную долину, наблюдая с седел за проходящим военно-спортивным противоборством соперничающих команд: антов и хорватов. По просьбе вдовы и пасынка покойного верховный хан исполнял почетную обязанность вручения победителям богатых денежных призов и награждения разнообразым скотом. К вечеру эта обрядовая часть тризны была завершена.

Страва – пиршественная часть тризны – происходила уже поздним вечером в большой зале коназского дворца. Поскольку приглашенных гостей было много, то не поместившихся там вождей славянских племен рассадили также и в нескольких других помещениях первого этажа. Были поданы мясные, рыбные, овощные и фруктовые пироги, пшеничная каша с вареными курами и дичью, суп из щавеля с зайчатиной и всякие другие вкусные и лакомые антские и хорватские блюда. Запивали все это хмельным медом, крепким красным и белым вином и выдержанной молочной аракой.

По окончании стравы в большой зале остались: великий каган Аттила, его сыновья (старший Эллак, средний Эрнак и младший Денгизих), главный шаман Айбарс, элтуменбаши Орест, туменбаши Стака, темник Таймас, минбаши Поскребыш и туменбаши Светозар. Тускло чадили догорающие жировые фитили в лампадах, отблески огней прыгали по лицам оставшихся по распоряжению верховного правителя гуннов степных аристократов.

Главнокомандующий всеми степными туменами сенгир Аттила обратился к своим сыновьям, сидящим справа от него по-младшинству: первым около отца сидел шестнадцатилетний темноволосый, невысокий и крепко сложенный Денгизих, за ним далее примостился средний тайчи, широкогрудый, светловолосый и высокорослый семнадцатилетний Эрнак, а уже последним восседал среднерослый, худощавый и лучистоглазый старший сын, двадцатипятилетний Эллак:

– Сыновья мои, благородные тайчи, сегодня мы, гунны, настояли на том, чтобы правящим славянским ханом-коназом был избран наш родственник по матери, конажич Поскребыш.

Поименованный двадцатилетний широкоплечий, светлоглазый и крепкорукий юноша привстал из-за стола и склонил уважительно голову.

– Запомните, мои сыновья, мои слова: держитесь вместе с Поскребышем, так как гуннам и славянам дано всегда быть вместе. Славяне наши самые верные союзники. Если у наших гуннских германских остготов есть родственники в Галлии, румийские германские вестготы; если у наших германских гепидов есть родственные германские вандалы в Африке; если у наших германских аламанов, ругиев и скиров есть родственные маркоманы и лангобарды в Иллирике, то у славянских антов, хорватов и венедов за рубежами гуннского каганата таких родичей нет. Поэтому они всегда будут с нами вместе, – и далее великий каган обратился к предводителю восточных антов и венедов из припонтийских степей, заматеревшему сорокатрехлетнему вою Светозару: – А тебя, знаменитый славянский коназ, я прошу об одном: скоро у нас будет большой поход, будь опекуном, наставником и заботливым отцом для юного Поскребыша, показывай словом и делом ему правильный путь и четкое решение возникающих вопросов.

Восточнославянский вождь довольный улыбнулся, дунул на свои короткие усы, поправил окладистую бороду и сверкнул глазами:

– Конечно, мой каган, я буду молодому коназу как внимательный батя, ведь я многим обязан покойному его отцу, тамгастанабаши Дерябе.

Выпили по бокалу мутноватой араки в честь нового наставника Светозара и стали расходиться для сна. Но кивком головы верховный гуннский правитель приказал элтуменбаши Оресту и темникам Стаке и Таймасу следовать за ним, в отведенную ему для ночлега комнату на втором этаже.

Пока сама вдова, ханыша Тохтанах, хлопотала, расстилая постель для гостя, все четверо расселись на кошме на свободной половине комнаты. Великий правитель убрал в сторону снятый с себя бешмет, расстегнул ворот белой холщовой рубашки, почесал заросший подбородок и молвил:

– Через месяц начнем поход на исконный Рум в Италию. Войска западного крыла возглавишь ты, храбрый Таймас. А отряды восточного крыла поведешь ты, смелый Стака. Одна четвертая часть войск каждого крыла должна быть вспомогательно-техническая, ведь в северных италийских провинциях имеется бесчисленное количество богатых городов, придется брать их штурмом. А ты, элтуменбаши Орест, подготовь карты земель с описанием маршрутов, расчетом времени и скорости движения туменов. Я все сказал!