Гуннские тумены под стенами города-кастелла Аквилеи

46.Гуннские тумены под стенами города-кастелла Аквилеи

Из одиннадцати полносоставных туменов восточного крыла каганата пять с половиной, таким образом, выступили в очередное боевое сапари. Все воины были младших призывных возрастов, до тридцати лет. Нукеры от тридцати лет и старше, в количестве шести с половиной туменов, остались в своих кочевьях. Но всегда готовые выступить по первому зову кагана или своих начальников. Темник Стака ясно осознавал, что они остались на случай непредвиденных враждебных действий новоизбранного восточнорумийского императора Маркиана, если бы последний вздумал концентрировать свои легионы где-либо неподалеку от южного дунайского берега и гуннских границ.

Большой западнорумийский укрепленный военный город-кастелл Аквилея располагался недалеко от северо­восточного побережья Адриатического моря и считался неприступным. Он имел два обхвата высоких каменных стен, двойной ров с водой и был затруднен в подходах к нему из-за сплошь болотистой местности. С момента его возведения, семь веков тому назад, ни одна нога вражеского солдата еще не ступала за его дубово-металлические ворота. В кастелле, считавшемся четвертым по величине и по численности населения среди италийских городов, после Рума, Медиолана²⁰⁷ и Капуи, насчитывалось свыше 200 000 жителей. Являясь главным городом провинции Венеция, он обладал правом чеканить металлические деньги на своем небольшом монетном дворе. Денарии, сестерции, ассы и оболы, изготовленные здесь, пользовались среди торговых людей большим доверием, так как честность местных эдилов, ответственных за чеканку монет, была общеизвестна. Когда покупатель предъявлял к оплате «аквилейские» деньги, то это означало полное отсутствие подвоха или обмана.

Самая большая военно-стратегическая государственная мощеная дорога-страта Италии, Виа Постумиа, оканчивалась в Аквилее и отсюда разделялась на три более мелкие, провинциальные: одна вела на восток на Балканы, вторая – на север в Юлийские Альпы, а третья – на северо-восток в паноннийскую пушту. Кто овладевал этим очень выгодно расположенным богатым городом – центром ремесленного производства и торговли, тот являлся хозяином всей северо­восточной части Италийского полуострова.

Командующему восточным крылом туменбаши Стаке было ведомо, что даже такие известные военачальники и полководцы, как вестготский конунг Аларих и вандальский херицога Радагайс, не смогли взять приступом этот хорошо защищенный кастелл Аквилея свыше сорока лет тому назад. А ведь им потом удавалось брать и более крупные города, такие как Рум и Медиолан, или же Флоренцию. Этельбер Стака отлично осознавал, что задача взять осадой этот североиталийский кастелл является очень и очень сложной. Да и времени в обрез. Мимо Аквилеи уже проходят далее по маршруту в сторону захода солнца войска гуннского западного правого крыла под командованием биттогурского темника Таймаса. Они идут покорять другие богатые западнорумийские города. Но великий каган понимает, что перед туменами восточного крыла находится почти неприступный кастелл и потому не торопит туменбаши Стаку со взятием города, он отпустил ему достаточно времени, три месяца – до начала лета.

Командующий восточным крылом Стака вызвал к себе утром двоих темников: остгота Лаудариха и кутургура Берики. Угостив приглашенных туменбаши красным вином и йохурутом, этельбер Стака дал им задание на ближайшее время: силам своих полутуменов расставить в необходимых местах метательные орудия (баллисты, катапульты, онагры и скорпионы), а также готовить тараны-черепахи, абордажные башни и лестницы для штурма городских стен, срок на это он отвел им в семь дней. Располневший германский конунг с распущенными до плеч длинными темными волосами, бритым подбородком и короткими усами, неторопливый и рассудительный, допил свое вино, приподнял правую затекшую коленку (он сидел по-гуннски на кошме перед юртой) и возразил:

– Семь дней – это нереально. У меня еще не сняты с повозок орудия. А ведь их еще надо скомплектовать, смонтировать, установить, заготовить каменные снаряды и глыбы, нарезать в ближайших лесах огромные копья для метания из скорпионов. Нет, мне надо самое меньшее – десять дней.

Также стал упрямиться и кутургурский туменбаши Берики, ставший в последнее время совсем толстым, ну прямо как румийская винная бочка, особенно при его коротком росте. Ощупывая свои черную бородку и усы, он стал доказывать:

– Мои кутургуры и утургуры никогда не служили в техническом тумене и не разумеют в подготовке и установке боевых механизмов. Мы – воины-всадники и нам известна гуннская поговорка: атыны аста кела, буканы готона кела²⁰⁸, но мы никак не знаем, с какой стороны надо подходить к этим метательным орудиям.

Командующий восточным крылом гуннских войск, хуннагурский этельбер Стака начинал злиться и приходить в дурное настроение. Его широкие плечи развернулись, русые волосы рассыпались по плечам от резких движений головы, его карие глаза стали совсем темными, как у румийца-латинянина, от злости он хрипло прошипел:

– Слушайте внимательно, мои уважаемые темники Лаударих и Берики. Хоть вы оба возрастом старше меня, правда, ненамного, но я поставлен великим каганом командовать вами. И вы должны исполнять четко, в срок и без никаких препирательств мои распоряжения-буюруки, которые являются воплощением в действительность приказов-булл нашего верховного главнокомандующего, сенгир-хана Аттилы. Кто не будет точно и своевременно исполнять их, тот будет взят на аркан. Так повелевает наш благословенный степной боевой адат. Ладно, остготский конунг мог и не знать эту заповедь, он из другого народа, но ты, бек Берики, ведь коренной гунн и смеешь заявлять такие глупости! Идите! Я все сказал!

Виновато и понуро уходили к своим коням германский конунг и херицога Лаударих и гуннский бек и туменбаши Берики. А в это время около коновязи спешивались хан сабиров туменбаши Эллак, хан роксоланов темник Каракончар, хан акациров туменбаши Манат и этельбер кангаров темник Парлас, вызванные к главнокомандующему восточным крылом. Все они сразу же заметили растерянный вид обоих отъезжавших темников: германца Лаудариха и гунна Берики.

– Что произошло? – вопросил у них тайчи Эллак, соскакивая с левого стремени на землю.

– Злой наш начальник, грозится взять на аркан, – заговорщицки прошептал толстый коротышка Берики, показывая правой рукой круговой захват своей шеи веревкой.

Все четверо новоприбывших командиров подразделений враз стали озадаченными: ведь это плохо, когда старший начальник находится в скверном расположении духа. Выпив предложение вино, все приглашенные военачальники без никаких возражений выслушали поставленные боевые задания. Два полутумена: сводный кангарско-сарагурский и акацирский – должны были зайти с юго-западной стороны города и перекрыть единственный канал, соединяющий Аквилею с недалекой Адриатикой. Именно этот канал подходил прямо к южным городским воротам, и с легких судов и кайыков здесь ежедневно выгружали съестные припасы и запасы оружия.

Худой и рослый, коротко остриженный этельбер кангаров Парлас мрачно взглянул на крупноголового акацирского хана со свисающего усами Маната. Они оба не были в восторге от такого поручения. Одно дело воевать в широком поле с применением охвата и обходного маневра, обескураживая неприятеля, и совсем другое – осаждать неприступную крепость и охранять водный подход к ней, не будучи в состоянии куда-либо, хотя бы даже ненамного, сдвинуться в сторону.

Полутумену сабиров и тумену роксоланов была поставлена задача засыпать землей и хворостом в намеченных местах рвы с водой, сгоняя сюда для этого все окрестное население. Оба хана: сабиров Эллак и роксоланов Каракончар – тоже не выразили особой радости от такого задания. Высокий, орлиноносый и черноусый туменбаши Каракончар, в свои сорок пять лет напоминавший матерого волка-бору, и худощавый, но крепкокостный в руках и плечах, двадцатипятилетний темник Эллак, рядом со своим старшим сотоварищем – ханом роксоланов похожий на уже не раз побывавшего на облавной охоте волка-переярка, также вдвоем переглянулись и уединились для обсуждения частностей и деталей выполнения полученного боевого поручения. Кавказский опытный вождь, имевший, как всегда, на себе дорогие бархатные, парчовые и шелковые одеяния и с усыпанными на пальцах драгоценными перстнями, печатками и кольцами, вызвался идти со своими отрядами вдоль Виа Постумии для сбора рабочего люда в сторону захода солнца, а тайчи – предводитель сабиров, также как и его отец – великий каган, одетый в скромные одежды (на нем из дорогих вещей была лишь желтая шелковая рубашка, защита от вшей, с расстегнутым воротом, сквозь которую просматривался амулет – зуб медведя, продетый через скрученный тонкий ремешок), согласился идти вдоль восточного ответвления этой румийской страты в сторону восхода солнца, чтобы оттуда сгонять работный народ для засыпки аквилейских больших канав с водой.

Было уже по-весеннему тепло. Справа от темника Стаки, все пребывающего на кошме с бокалом вина в руке, около невысоких молодых лип уже летали пчелы и осы. Их привлекал запах дерева, на котором еще не распустились цветки, но уже изрядно набухли почки. Над головами в ясном синем небе пролетали стая за стаей разнообразные птицы. Но больше всего среди них журавлей. Их курлыканье отдается гулким эхом на земле. На липовую рощу спикировала стая пестрых сорок. Прыгающие на деревьях и весело распевающие бурые маленькие пеночки сразу же взмыли вверх и улетели прочь, они опасаются агрессивных сорок.

А тем временем к командующему восточным левым крылом гуннов Стаке через два дня на третий прибывали гонцы из западного гуннского крыла от тархана Таймаса, который сообщал, что они взяли штурмом очередной североиталийский город. Император Западного Рума Валентиниан III покинул, якобы, уже давно свою резиденцию в Равенне и поспешно направился в исконный Рум, к главе румийской церкви, папе румийскому Льву, который имел огромное влияние на него. Сообщалось также, что западнорумийский правитель заслал морем послов в Константинополь к своему восточнорумийскому собрату Маркиану, но до сих пор от того нет никакого ответа. В пергаментных посланиях, предназначенных темнику Стаке, также содержались сведения о количестве румийских войск, направляемых морем из Сицилии на выручку кастелла Аквилеи, где-то примерно до пяти пехотных легионов.

А гуннские отряды из левого крыла все продолжали осаждать город, но пока безуспешно. За один месяц осадных работ степняки смогли едва лишь прокопать отводной канал и выпустить воду из глубокого наружного рва. Днем подневольные румийцы из окрестных деревень под нагайками гуннов и роксоланов засыпали эти рвы землей, камнями, галькой и валежником, однако ночью защитники города умудрялись начисто очищать засыпанные места. Осадные орудия били по определенным пролетам укрепленных стен, которые по всем расчетам осаждающих уже давно должны были рухнуть, но, к великому огорчению гуннов и их союзников, они оказались крепкими и устойчивыми.

Даже белые аисты, гнездящиеся на башенных зубцах, уже, казалось, полностью привыкли к множеству людей, находящихся на стенах, работающих во рву и скачущих в разных направлениях в ближайшей долине. Не обращая на человеческие толпы понизу никакого внимания, эти большие птицы продолжали спокойно летать за лягушками на естественный канал, соединяющий город с морем и на заросшие тиной пруды и озерца около побережья Адриатического моря. Возвращаясь с добычей для своих уже подросших птенцов, они делали большой круг над городом, как бы осматривая оставленные на два-три часа без присмотра высокие белые каменные стены с зубчатыми башнями через каждые сто шагов. Бело-коричневые, пока еще пушистые птенцы с нетерпением ожидали родителей и, завидев их, размахивали радостно крыльями, раскрывая длинные клювы, чтобы жадно проглотить предложенный корм.