Хозяйственные будни сенгир-хана Аттилы

6.Хозяйственные будни сенгир-хана Аттилы

Муж-каган балует свою токал Гудрун: дарит ей самые лучшие дорогие украшения, нарядную парчу, мягкий шелк и блестящие металлические зеркала. Со своими десятью молодыми и немолодыми прислужницами-харахунками ханыша-бургундка всегда вежлива, с посещающими ее многочисленными знатными тарханками учтива. Она прекрасно говорит на гуннском языке, даже с сабирско-акацирским акцентом. Она уже перестала удивляться, когда выявляет в языках гуннов и готов слова-наименования, сходные по значению и по звучанию. «Алтын» или «алтан» называют золото гунны, «галтын», «галтан» или «голтон»²⁸ говорят готы. «Кементай» называют гунны девичье приданое и, главным образом, девичью юрту и верхние одежды. «Кемената»²⁹ называют, в первую очередь, девичью комнату германцы. И еще одно щекотливое сравнение вертится постоянно в мыслях у застенчивой бургундской ханышы, от которого ей даже становится не по себе. «Коп» называют гунны головку мужского достоинства в возбужденном виде. Этим же самым словом «коп»³⁰ (наряду с исконно германским «хаупт») именуют славные сыны Водана человеческую голову.

Много различных исконно гуннских правил и запретов выучила белолицая и тяготеющая к полноте двадцатишестилетняя младшая каганская токал Гудрун. И даже сама порой тактично с улыбкой напоминает своим молоденьким служанкам-гуннкам:

– Когда отдаешь назад взятое у соседки посуду, кожаное ведро или горшорк, не возвращай пустым; если что-нибудь туда положишь, небесная Умай-ана даст в десять раз больше;

– Нельзя выбрасывать оставшиеся куски мяса, хлеба или еще какие-либо продукты из юрты – будет недостаток в доме, лучше скормить собакам или другим домашним животным;

– Когда в юрте подметаешь, мети не к порогу, а от порога, не то все богатство выметешь.

Свою маленькую дочку Батахыс ханыша Гудрун ежедневно по утрам поучает, что перед тем, как вставать с постели, надо приносить благодарность всемилостивой матери Умай за все то, что имеешь: семью, юрту, еду, одежду, скот, домашнюю утварь. Сама же молодая токал всегда про себя также просит у всеблагостной небесной германской матушки Фрейи здоровья, удач и долгих лет жизни для свого мужа Аттилы, великого кагана всех гуннов и союзных с ними германских народов, а также для себя и своей малышки Батахыс.

Благоверный же муж целыми днями все лето и половину осени был занят с раннего утра и до поздней ночи на постройке главного гуннского деревянного городка-орду. Один из четырех человек: каринжи латинянин Орест, сотник германец Эдекон, вольноотпущенный плотник Тахтачи и пленный эллин банщик – постоянно находился при своем патроне-кагане, чтобы своими знаниями и советами содействовать сенгиру, ставшему на время главным архитектором (по планировке местности и улочек) и главным зодчим (по постройке определенного назначения деревянных зданий).

Мускулистый, широкогрудый и бородатый пленный эллин, откликавшийся на две клички «Банщик» и «Массажист», как выяснилось, имел хорошие познания о том, как нужно строить небольшие термы для одновременного купания десяти-двенадцати человек. Он стал, в сущности, полноправным ответственным за сооружение единственного в строящемся в орду каменно-кирпичного здания бани, облицованного внутри подвезенным из альпийских гор белым и голубым мрамором.

Вольноотпущенник жаувизиря Усура, бывший житель средних Балкан, у которого имя собственное и название его ремесла были экономно объединены в одном слове «Тахтачи», с огромным желанием руководил сооружением деревянных куриенов для проживания вельмож, тарханов и воинов, размещения слуг, для использования под хранилища, анбары³¹ и другие подсобные помещения.

Немногословный германец, не то скир, не то ругий, невысокий шатен Эдекон, несмотря на свои двадцать один год, еще три года назад выделился храбростью в своем небольшом сборном племени ругиев и скиров, кочевавшим вместе с маркоманами. Он был не только сотником воинского отряда, но и предводителем всех ругийско-скирских вооруженных подразделений во время походов -херицогой, так как выше его по знатности в его родном племени больше никого не было. Он исполнял на стройке роль учетчика всех ежедневно и ежечасно поступающих строительных материалов: бревен, песка, цемента, камня, мрамора, железа, металлических скоб и гвоздей, шифера, черепицы, рыбьих кож и стекол для окон и еще множества всяких нужных в сооружаемом городке материалов, изделий и предметов.

Но, бесспорно, только румиец Орест, отличавшийся малорослостью – был даже ниже невысокого своего помощника Эдекона, но всегда в нарядных и богатых одеждах, словно собрался на прием во дворец одного из румийских императоров, стал правой рукой великого кагана в деле строительства нового главного орду гуннов. Каждое утро он приносил какие-либо пергаментные зарисовки, скопированные им из имеющихся у него книг или трудов известных зодчих, и предлагал тот или иной вид фасада или же тыльной стороны строящегося каганского дворца. Великий сенгир возгорался, завидев очередной очень искусно сделанный рисунок, и начинал задавать вопросы дельному и разумному гражданскому трибуну.

Между тем на стройке у рабочих началась какая-то неведомая болезнь живота. Они по нескольку дней почти не покидали отхожих мест, измученные кровавым поносом. Почти треть из возросшего количества работников (всего насчитывалось до двадцати тысяч искусных мастеров своего дела) была полностью из-за такой нехорошей болезни отлучена от работы. Они сильно похудели и многие из них стали походить на скелеты. Появились первые умершие.

Главный шаман восточного крыла гуннов сенгир Айбарс не мог выяснить причины такой эпидемии. Еда и питье, которое выдавалось рабочим, по его мнению, были нормальными, он даже два дня сам питался в обозном кочевье, где кушали занятые на стройке люди. Он возносил молитвы Тенгири-хану и Умай-ане, но пока все было напрасно. Стали грешить на мух, ос и комаров, которые водились около недалеких камышей в плавнях. Верховный хан и туменбаши Аттила впервые столкнулся с такой повальной болезнью. Стройка грозила остановиться. С каждым днем все большее количество народа уже маялось животом и не выходило на работу. Объяснение болезни и выход из сложившейся ситуации нашел опять же вездесущий румиец Орест, который принес какой-то кожаный фолиант и прочел вслух кагану Аттиле и окружавшим его строительным начальникам с одной тонкой пергаментной страницы:

– Во время одного из походов великого покорителя вселенной Александра Македонского от болезни живота стали умирать его бесстрашные воины. При этом погибшие были почти сплошь простые солдаты, хотя почти никто из офицеров не пострадал. Выяснилось, что все военачальники пили воду из серебряных кружек и ели такими же ложками. А рядовые воины все пользовались оловянной посудой. И тогда войсковые лекари поняли, что серебро, в отличие от олова, обладает целебными свойствами, поскольку этот благородный металл божественного происхождения способен убивать всю нечисть и всяких гнусных распространителей различных болезней, содержащихся в питие и еде.

– Из какой посуды едят и пьют работники? – спросил с надеждой великий каган присутствующих хозяйственных служащих – чорбачы и сразу же получил ответ:

– Из оловянных тарелок, чашек, кружек и бокалов. И готовят им еду также в оловянных котлах.

– Ай, ай, как нехорошо, – сокрушенно покачал головой расстроенный сенгир и острый взгляд его голубых глаз вспыхнул огнем ярости – он вспомнил, что вся эта используемая строителями посуда была взята в употреблении из анбарных запасов покойного кагана Беледы.

В этот же день вся посуда из олова была заменена железной, деревянной и кожаной. Были привезены от различных паннонийских темирши железные котлы, а бронзовые изъяли и сдали на склады, пока не кончится эпидемия этой нехорошей и постыдной болезни. В течение трех дней количество больных уменьшилось, многие пошли на поправку. Каган Аттила распорядился заколоть стадо жирных быков для подкрепления сил выздоравливающих строителей, из расчета один бык на сто человек. «Как бы злые духи снова не вызвали такую зазорную болезнь у моих рабочих», – думал верховный хан и для отведения черных албысов в сторону от себя, от своих работников и от своих дел и начинаний стучал костяшками пальцев по деревянным предметам, как этому научился в детстве у славянских сверстников.

После этого происшествия великий каган Аттила искренне возлюбил юного грамотного, толкового, словоохотливого и всегда веселого латинянина Ореста и иногда ему приходила мысль, что такого очень нужного человека послал ему небесный Тенгири.

В начале осени, когда вся природа радовалась приближающейся желтизне – свидетельству плодородия полей, тучности и упитанности стад – главный шаман восточного гуннского крыла, немолодой сабирский родственник по материнской линии, дядя-аба Айбарс пришел однажды вечером к кагану, долго молча сидел в юрте, выпивая одну за другой немалое количество чаш с кумысом, потом начал жалостливо говорить и сокрушаться по большому числу умерших от болезни живота. Верховный хан чувствовал, что его многомудрый Айбарс-аба чего-то недоговаривает, и потому без обиняков потребовал:

– Говори все, что ты хочешь мне высказать в лицо!

– Хорошо, мой каган, – начал осторожно свою речь старший шаман-ведун сабирского племени, – я желаю высказать тебе следующее сообщение и получить от тебя некоторое согласие. Ты знаешь, мой каган, что старый тархан Эмек не является знатным гунном и потому вынужден сам пасти свой немногочисленный скот. Всевышний и всевластный бог Тенгири остановил на нем свой выбор и поручил древнему богу войны Аару через него передать тебе, избранному небесами, священный меч гнева и войны, обладая которым ты, мой каган, сокрушишь все встречные непокорные народы и бросишь их под святые копыта наших выносливых и стремительных коней, – чудесный знахарь-провидец начал размахивать руками, что указывало на высокую степень его возбуждения и вдохновения: – И мы переправимся даже на остров Британию, куда бежали при слухе о нашем приближении зрелые воины и юные бои из германских племен англов и саксов, бросив на произвол судьбы союзных им бургундов. И на этом острове эти англы и саксы создали свои королевства, которые мы должны сокрушить. А за этим островом земля имеет свой конец. И тогда ты, о хан Аттила, воткнешь свое копье на самом краю земли и мы установим везде в этой поднебесной вечный мир. И все покорившиеся нам и опрокинутые нами народы еще двести сорок поколений будут сохранять в своих сердцах дикий ужас перед величием гуннского имени и из поколения в поколение передавать испытываемый ими неистребимый страх перед нами как доказательство повиновения нам, повелителям степей, лесов и гор.

– Аба Айбарс, я полагаю, что этот достойный, но небогатый старый тархан Эмек должен быть по заслугам вознагражден. Коли его любят небеса и избрали его человеком, передающим мне святой меч, то и на земле он должен быть уважаем. А уважаемые тарханы должны иметь много скота, жен, малаев и золота. Пригласи его ко мне, мой аба Айбарс, мы его вместе отблагодарим.

– Мне радостно слышать такие справедливые слова. А справедливость – это удел сильных мира сего. Справедливый правитель, мой хан, это благо для руководимого им народа. Неправедный властитель – это огромная беда для всех подвластных ему людей.

– Аба Айбарс, ты, без сомнения, хочешь высказать еще какое-то очень разумное предложение. Я всегда готов выполнить его, если только оно не противоречит, как ты сам здесь утверждал, справедливости, истинности и праведности.

– Который служит, мой аба, в качестве юзбаши в моей охранной тысяче. И, кстати, очень отважный нукер. В последнем походе за Дунай он в одном из боев единолично зарубил пятерых врагов и двух взял на аркан. Там он заслужил за такие геройские деяния увеличенную долю боевой добычи.

– Мой каган, я не прошу за этого сотника тархана чего-либо невозможного. Великий наш предок, благословенный воитель, верховный каган всех гуннских народов сенгир Баламбер, впервые ввел в нашу жизнь большое и нужное новшество, он добился у курултая права самолично присваивать все почетные тарханские титулы, характеризующие не только знатность человека, но и его героизм и полезность для гуннского каганата. Только божественное имя сенгир-хана было вне его компетенции.

– Я тебя понял, мой аба Айбарс, этот незнатный тархан Газанула, сын тархана Эмека, должен стать этельбером в первом поколении. Но тогда будет не очень правильно, если его непосредственный воинский начальник Стака останется простым тарханом. Пусть в этом случае и минбаши Стака также станет этельбером, я поручу каринжи Оресту подготовить пергамент, как это принято у румийцев. Но следует все же утвердить мое решение на осеннем общегуннском курултае.

– Ты поступаешь всегда великодушно со своими верными нукерами, мой хан. За это тебя отблагодарит наш небесный Коко Тенгир. И последнее, что я хочу тебе сказать, слушай. Мне доложили, что утургурский бек Борула бежал со своим золотым богатством, с женами, детьми и близкими людьми за Дунай в Мезию и обосновался там. Они там сейчас втроем (этот бек Борула, шаман Мама и сенгир Атакам) пребывают в Адрианополе и всячески подстрекают императора Константинополя Феодосия к войне против нас.

– Их надо заполучить назад, мой аба, и разобраться с ними здесь в соответствии с нашим адатом самым решительным и беспощадным образом.