Старший гуннский писарь Орест делает доклад кагану

11.Старший гуннский писарь Орест делает доклад кагану

Небедные румийцы посещали курортные места в Малой Азии, Испании и Киликии, ища исцеления разным реальным или же надуманным недугам; молодежь предпочитала учиться искусству философии, риторики и поэтики в древних городах: Афинах, Спарте, Никополе, Фессалонике, Траянополе, – расположенных в коренной Элладе, или же в других эллинских городах, находящихся в иных местах громадной Румийской империи (в Александрии в Египте, в Скифополе в Палестине, в Антиохии на юго-восточном побережье малоазийского полуострова или же в северных понтийских городах: Херсонесе, Боспоре и Олбии, – а также в мэотийскобережной Тане).

Придорожные гостиницы и таверны постоянно были забиты проезжающими рядовыми легионерами, младшими и старшими офицерами-центурионами, которые торопились домой на кратковременную побывку, получаемую в мирное время раз в два года, или же возвращались в места расквартирования своих воинских частей.

Также немало находилось в пути различных торговых людей, купцов, караванщиков и караванных сопровождающих, банкир и менял, которые извлекали немалую выгоду из разницы цен на различных рынках, удаленных друг от друга провинций. Благо система хранения денег в банках позволяла безопасные многодневные и многомесячные странствования, ведь можно было сдать деньги в какой-либо иудейский, галльский или же сирийский банк в самом центре мира – в Руме, получить заверенное печатью свидетельство-чек на вложенную сумму и спокойно путешествовать, а через недолгое или же, напротив, долгое время эта же самая сумма (даже немного увеличенная за счет набегающих процентов) была к услугам ее владельца в другом отдаленном от румийской столицы городе. Вследствие своей надежности особенно ценились иудейские банки. Ни один грабитель или же вор не мог воспользоваться чужим денежным чеком, поскольку он выписывался под поручительство управляющего банком на конкретное лицо.

Много было на румийских дорожных трассах проезжающих паломников, которые спешили в свои культовые центры. Христиане-ариане (богатые германцы, галлы и многие эллины) ехали в Палестину в Иерусалим. Христиане-последователи румийской церкви, в основном, латиняне, направлялись из разных концов Империи в Рум, чтобы коснуться губами чудодейственного подола длинной одежды папы Румийского Лео. Почитатели бога солнца всесжигающего Митры из восточных провинций империи торопились в святые сирийские монастыри и далее в Междуречье.

Для таких служебных, учебных, лечебных и религиозных поездок для румийцев имелись междугородние перевозки; к их услугам были за небольшую плату длинные двухосные открытые колесницы – эсседы, средних размеров крытые двуколки – бироты, а также элегантные скоростные двуколесные экипажи – карпентумы, в которые впрягались пары или четверки быстроногих сытых лошадей или же ходких поджарых мулов. Богатые же граждане могучей державы предпочитали иметь под собой свои собственные возки, повозки и кареты, чтобы не терпеть никаких неудобств с нарушением графика и маршрута передвижения, каковые нередко имели место в государственной службе перевозок.

И зная пристрастие свободных граждан обоих Великих империй к посещению отдаленных мест, бывший румийский гражданский трибун и нынешний старший писарь-каринжи при особе великого кагана, грамотный выпускник высшей риторской школы Орест пригласил с собой из Савии на гуннскую службу свыше двух десятков румийских благородных молодых людей. И с согласия верховного хана Аттилы еще в середине зимы он направил их путешествовать по балканским провинциям Восточного Рума, в припонтйиские города Византии и в саму столицу Константинополь. И уехали молодые знатные румийские латиняне, эллины и фракийцы в роли: проезжающих на службу или же со службы центурионов; едущих с финансово-торговыми целями банкиров, менял и купцов; направляющихся поклониться святым местам страстных паломников; желающих излечиться от всяких недугов тела и души на целебных источниках больных; возвращающихся с учебы юных риторов, или просто прикинувшись праздно проводящими в дороге время с целью созерцания новых мест богатыми бездельниками. И вот в конце весны они начали поочередно возвращаться в воинский гуннский лагерь севернее Сердики, где их с нетерпением ожидал старший каринжи Орест. Выслушав их внимательно, грамотный войсковой писарь представлял их самому великому кагану Аттиле, который встречал каждого мнимого молодого румийского военного, купца, банкира, паломника, ритора или же кутилу благосклонно, благодарил за проделанную тайную службу и награждал фунтом-двумя золота, в зависимости от ценности представленной информации. Отдохнув два-три дня, молодые шпионы и разведчики снова уезжали на юг в сторону Константинополя продолжать свою нелегкую, трудную и смертельно опасную работу.

Очень много ценных достоверных сведений, вестей и информации добыл для степного каганата сметливый румийский каринжи Орест.

Во-первых, было выяснено, что против гуннов собирают свои боевые силы двое восточнорумийских полководцев. Первый – это бывший наместник-претор провинции Египет, покоритель кочевых аравийских племен и победитель африканских повстанцев, магистр одной милиции (пехоты) шестидесятилетний Арнегискул.

– Не знаю пока такого в деле, – хмыкнул, сморщив от раздумий лоб, великий сенгир Аттила, когда его старший писарь-каринжи Орест докладывал ему поутру обобщенную и проанализированную информацию, – хотя пару раз слыхал о нем как об очень богатом человеке.

– Этот военный магистр Арнегискул направляется из Малой Азии морем в западные понтийские порты Томы и Одессу, под его предводительством находится двадцать легионов – около 120 000 солдат, треть из них конница. Это войска Византии из Сирии, Палестины, Египта, с арыманской и иранской границ.

Кроме того, из дальнейшего доклада старшего гуннского каринжи явствовало, что командующим группой средне-балканских войск назначен также магистр милиции, префект стольного града Константинополя сорокасемилетний претор Адабурий.

– Кто, кто? – удивленно переспросил верховный хан, раскрыв широко от изумления глаза: – Не тот ли это магистр военных дел, а точнее сказать, магистр по убеганию от противника, который, по меньшей мере, дважды уносил от нас ноги, один раз на западных Балканах около Дуная, а другой раз также на Дунае, только на восточных Балканах недалеко от Понта Эвксинского.

– Это именно он, – подтвердил молодой румийский писарь-секретарь, – и, вероятно, он хочет взять реванш за эти постыдные бегства.

– Ну, этот непонятный Восточный Рум! Кого же они поставили командовать войсками? – продолжал изумляться сенгир-хан. – Но для нас это хорошо. Ведь Адабурий нас боится. Мы уже не раз наминали ему бока. Но как он стал префектом Константинополя? Это ведь одна из высших государственных должностей в Византии.

– Мой император, ты ведь только что говорил о богатом человеке Арнегискуле, – мягко и вкрадчиво напомнил старший каринжи, – на войнах и в походах румийские военачальники несказанно обогащаются, а затем за огромную взятку просто-напросто покупают себе тайно эти высокие доходные имперские посты. Я полагаю, что и этот самый магистр милиции Адабурий дал кому полагается соответствующую взятку и взамен получил вожделенное денежное место. Это у нас в каганате нет такого, за деньги нельзя купить себе авторитет и достоинство, а в обоих Румах (я-то знаю хорошо!) подкупы самых высших государственных деятелей (вплоть до самого императора) -это в порядке вещей.

Как информировал далее своего гуннского патрона сметливый и многознающий румийский каринжи, у претора и префекта Адабурия под командованием было тридцать легионов отборных войск, спешащих в данное время к Константинополю из эллинских земель, Македонии, Фракии, Далмации, с Кипра и даже из северопонтийских крымских городов, не менее 150 000 солдат. И еще около двадцати легионов (120 000 человек) находится в боевой готовности в малоазийских владениях Византии. А всего на данный момент восточнорумийская армия насчитывает около 450-500 тысяч боеспособных легионеров.

– А у нас девять туменов на правом крыле похода и семь с половиной – на левом, – покачал головой задумчиво великий каган туменбаши Аттила, – получается почти в три раза меньше, чем у византийцев, – но тут же встрепенулся и обвел невидящим взглядом докладывающего старшего писаря: – Не огромные количества воинов выигрывают битвы, а их стремительное и решительное выдвижение в нужное время, в нужном месте и при соответствющих условиях, когда их там никто не ожидает! Вот в чем заключается искусство управления армиями и туменами.

Из сообщения старшего секретаря-каринжи также явствовало, что магистр милиции Адабурий оставил часть своих войск оборонять полуразрушенные от землетрясения стены Константинополя, а с другой половиной легионов двигается на север для окружения степных туменов левого крыла вместе с выдвигающимся ему навстречу другим военным магистром Арнегискулом. И отсюда следует, что тридцать пять византийских легионов (двадцать под предводительством претора Арнегискула и пятнадцать под руководством префекта Адабурия), примерно, 195 000-200 000 вражеских воинов) противостоят семи с половиной туменам (75 000 нукеров) левого гуннского крыла.

Великий каган и бывший западнорумийский легат Аттила глубоко задумался, намечая свое последующее действие в качестве верховного гуннского главнокомандующего. Задача была не из легких. Но как говорится в степи, пущенную стрелу не вернешь назад; взмахнув нагайкой, нельзя сползать с коня.

Выждав, пока каган выйдет из задумчивости и снова станет слушать, старший каринжи продолжил тихим и неспешным голосом свое обобщенное изложение всех сообщенных соглядатаями сведений. Как выяснилось, землетрясение в Константинополе нанесло городу неимоверный ущерб. Грохот его был слышен даже за сто румийских милей в окружности. Было разрушено бесчисленное количество общественных зданий и жилых домов. Городские холмы сравнялись с землей, водопады потекли по бывшим широким улицам. Люди были в ужасной панике. Трупы некому было убирать, все бежали куда глаза глядят. Заградительные городские укрепления были в плаченом состоянии, большая часть каменных и кирпичных городских стен обрушилась или же зияла широкими проемами, через которые свободно мог пройти неприятель.

Паника царила в городе около десяти дней. Императорский большой дворец остался чудом не задетый страшными подземными толчками, и августейший Феодосии поспешил со своим двором переехать через Босфор в город Никомедию⁴⁶, но первый министр и управляющий имперской канцелярией евнух Хризафиус наотрез отказался уезжать из города. Он со знанием дела руководил ликвидацией негативных последствий этой неслыханной беды. Начальник преторианской гвардии младший префект Флавий Эрций был назначен им ответственным за поддержание общественного порядка, уборку трупов, расчистку завалов и снабжение оставшихся жителей продовольственными и промышленными товарами первой необходимости. Городской глава префект Адабурий был назначен евнухом Хризафиусом руководить ремонтом и постройкой обрушившихся стен (более половины окружности) и пятидесяти семи обвалившихся высоких укрепленных башен с бойницами, а также одновременно старшим воинским начальником для обороны города от внезапного нападения. В Константинополе за три прошедших месяца уже отремонтировали первые и вторые старинные стены, доставшиеся в наследство от древнего Византа и от императора-основателя города Константина, а сейчас заканчивают постройку наиболее пострадавших третьих наружных укрепленных стен.

– Пока мы дойдем и осадим Константинополь, пройдет, по меньшей мере, пятнадцать дней, – опять задумался верховный хан, – а успеем ли мы?

– Нет не успеем, строительство уже заканчивается, – ответил внятно и ясно грамотный старший писарь-каринжи, – и поэтому городской префект Адабурий уже направляется с пятнадцатью легионами на север против нашего левого крыла.

Как далее повествовал старший писарь-секретарь, якобы, городской казне ремонт и новая постройка стен не стоила ни одного сестерция.

– Как же это так? – опять удивился великий сенгир-хан, вскидывая свои темные брови и меняя коленку упора, он сидел на кошме, обхватив левое колено двумя руками.

– Хитроумный евнух Хризафиус вызвал к себе руководителей беговых ипподромных партий: зеленых, голубых, красных и белых – и поручил им на пари (кто закончит работу первый) восстановление разрушенных участков городских стен, – пояснил писарь-каринжи.

Бывший румийский аманат, учащийся румийского педагогикума и командир румийского легиона тархан Аттила вспомнил, как до безумия любят румийцы (и западные, и восточные) конские бега. Раньше они также самозабвенно любили гладиаторские игры, когда несчастные обреченные сражались между собой или же с дикими зверями на потеху толпе, но после 402 года, после запрещения таких жестоких зрелищ, граждане Империи переключились на увлечение бегами. Один раз юные легионеры, гунн Аттила и вандал Гейзерих, даже специально посетили такие бега. Сенгир Аттила не помнит уже реакцию германца Гейзериха, но прекрасно запомнил свое разочарование. Ничего в этих играх особенного не было. Любой гуннский подросток может даже лучше выступить на таких конских скачках.

До сих пор в его памяти хранится то воспоминание, как на арену амфитеатра выехали четыре колесницы. Приведший их сюда знакомый младший центурион болел за зеленую колесницу, которой правил одетый в зеленую тунику возница. Двадцать четыре круга сделали колесницы и все время на сиденьях округлого ипподрома стоял непрерывный шум, вой и грохот. Зрители кричали, визжали, топали ногами и били в воинские барабаны, когда вперед выходили те или иные наездники в голубом, белом, красном или зеленом одеянии. Баснословные призы были поставлены на кон. Говорили, что известных наездников, одержавших несчетное количество побед, и их коней приверженцы той или иной партии чтили чуть ли не как богов. Оказывается, почитатели не жалели денег на сооружении им статуй и настенных почетных надписей, в которых перечисляли их победы с парой, четверкой или восьмеркой лошадей.

Но ведь это была не настоящая борьба, как в гуннских народных спортивных играх, где в кругу схватываются, к примеру, борцы на конях и пытаются стащить друг друга с лошади. Там настоящая борьба! А здесь простые скачки, так могут скакать у степных людей даже девчонки-подростки!

– Значит, у нас самая главная задача на сегодня – это бить обоих магистров, Арнегискула и Адабурия, поодиночке. Надо сделать все возможное, чтобы они не соединили свои силы, – убеждено произнес великий каган и посмотрел с некоторой надеждой на своего юного румийского каринжи.

– У меня есть идея, – высказался молодой писарь-секретарь, – но для этого надо переодеть труп какого-либо убитого врага в одежду гуннскую гонца и вложить ему за пазуху большой пергаментный свиток.

– А что мы там можем написать? – заинтересованно подался вперед темник Аттила.

– Пергамент должен быть адресован какому-либо мнимому туменбаши. Надпись, я полагаю, должна содержать следующую информацию: «Начальнику тумена. Срочно иди на Адрианополь, там место сбора остальных двадцати туменов. Оттуда мы все пойдем на Константинополь. Твой участок для нападения – стена от Золотых ворот и до Северных. Сбор южнее Адрианополя через двенадцать дней. Великий каган Аттила». И ты, мой император, должен для достоверности поставить свою подпись. И я твердо уверен, что этот приказ очень скоро попадет к военному магистру Адабурию и он будет вынужден повернуть назад. Мы же, двигаясь не спеша на юго-восток к Константинополю, резко повернем на полдороге на северо-восток и пойдем на соединение с нашим левым крылом. Уже не Адабурий и Арнегискул возьмут в кольцо наши тумены, а мы сами окружим легионы Арнегискула.

– У нас еще есть время, каринжи Орест?

– Есть, мой император, до завтрашнего утра, иначе потом будет уже поздно проводить наш хитроумный ложный маневр.

– Утром я отвечу тебе, каринжи. Но на всякий случай дай задание нашим дозорным отрядам, пусть добудут вражеский труп. Вдруг еще пригодится.

– Хорошо, мой каган, я позабочусь об этом.