Гунны берут приступом румийский город Могунтиак

37.Гунны берут приступом румийский город Могунтиак

В теплый солнечный весенний день великий каган Аттила приподнялся в железных стременах своего гнедого тарпана, приложил ладонь, как козырек, над глазами, солнце било с противоположной юго-восточной стороны, и долго всматривался в укрепленные каменные пролеты между высоко возвышающимися зубчатыми башнями. Гунны и их союзники-германцы пришли сюда вчера ночью с юго-западной стороны по старинной румийской военной дороге – страте и расположились ваггонбургом в широкой зеленой плодородной низине.

Вокруг верховного хана толпились его помощники, телохранители, гонцы и нарочные. Среди них выделялись своими богатыми одеждами, металлическими доспехами и большими готскими двурогими шлемами на головах: начальник военного штаба – элтумена гуннов старший писарь-каринжи, двадцатисемилетний румиец-латинянин Орест; командующий группой технических и штурмовых подразделений остготский конунг и херицога, сорокашестилетний туменбаши Валамир; конунг и херицога гепидов, сорокатрехлетний темник Ардарих и этельбер гуннов-биттогуров, сорокалетний начальник верхоконного тумена Хулатай.

Расположенный перед ними большой город был защищен водой и каменно-кирпичными укреплениями. По данным разведки, здесь насчитывалось около двадцати пяти-тридцати тысяч жителей. За рекой Рейном, там вдали за городом, шумел густой хвойный лес, запах от вечнозеленых деревьев доносился ветром до великого кагана. Где-то далеко севернее этого лесного массива, насколько было известно верховному хану, возвышались широкие каменные валы, укрепления и стены императора Адриана, повелевшего в свое время, много поколений тому назад, соорудить их, чтобы защищать таким способом самую северную границу Великого Рума от нашествий воинственных лесных германских племен.

Великий каган Аттила подозвал к себе ближе жестом руки своих военачальников. Несколько всадников расположились полукругом на вышине плоского холма. Верховный хан кивнул остготскому конунгу продолжать свой прерванный с полрумийского часа назад доклад. Херицога остготского народа рыжебородый Валамир скосил свой угрюмый взгляд налево на городские стены за рвом с водой и глухим голосом начал говорить по-гуннски, конь его прядал ушами и отгонял утреннюю мошкару.

– Мой каган, все мои боевые осадные орудия подойдут полностью только к завтрашнему вечеру, и уже послезавтра я могу начать нормальную осаду. Сегодня же, прямо сейчас, гунны-витторы туменбаши Хулатая пойдут облавой по округе и пригонят из всех равнинных и лесных аулов и селений проживающих там взрослых жителей; мы заставим их рубить лес и закидывать стволами и ветками деревьев эту глубокую канаву с водой под городскими стенами. Также мы принудим их трудиться в каменоломнях, мы и сами будем там работать, чтобы заготовить большее количество каменных ядер и снарядов. Мне надо две недели, чтобы город был взят и его населения покорилось бы нам.

– Две недели – это много, – мрачно возразил главнокомандующий всеми гуннскими туменами сенгир Аттила, – на нашем пути лежат десятки и сотни таких городов и, если на каждый из них мы будем терять по две недели драгоценного времени, то мы никогда не успеем завершить осенью свой поход. Я даю тебе туменбаши Валамир, только неделю... Сколько у тебя всего штурмовых механизмов?

– В двух осадно-технических полутуменах, около сотни стреляющих толстыми и длинными копьями колесных скорпионов, метающих каменные глыбы громадных онагр, швыряющих округлые каменные ядра и снаряды тяжелых катапульт и забрасывающих внутрь за стены горшки с кипящей смолой мощных баллист. Также я имею пару десятков высоких штурмовых башен с абордажными лестницами, с десяток окованных железными пластинами таранов и черепах для разбивания городских дубово-металлических ворот. Около двух сотен открытых телег-фур с просторными кузовами, запряженными четверками коней, будут постоянно подвозить каменные глыбы. Ну, и также мы задействуем все те фуры, которые найдем здесь на месте, у местных народов и племен.

– А какие, интересно знать, здесь обитают племена? – великий хан повернул голову в сторону своего начальника штаба каринжи Ореста.

Тот сразу же без никакой запинки отвечал, что свидетельствовало о его глубоком знании этого вопроса:

– Здесь проживают германские племена бургундов и салических франков; и те, и другие не являются подданными Рума, но повинуются франкскому конунгу Меровигу.

– Аа, значит и те, и другие – наши исконные враги, – покачал головой верховный сенгир, придерживая коленками танцующего под ним крупнотелого полудикого тарпана, – но будем иметь также в виду, что бургунды ненавидят славных румийцев и их бывшего консула и теперешнего наместника Галлии, благородного Флавия Аэция, так же, как и нас. Ведь мы тогда рубились с этими бургундами и кинули их под копыта наших коней за румийское дело по почину Аэция, а побежденные народы такое никогда не забывают. Кстати, мне докладывали, что также большее количество племен и народов вооружается и готовится сразиться с Западным Румом на нашей стороне, за наше гуннское дело. Элтуменбаши Орест, напомни-ка мне название этих племен и народов!

Начальник гуннского военного штаба опять же отвечал без промедления, подавшись вперед в седле, чтобы его хорошо мог слышать верховный хан:

– Нашими давними и верными союзниками являются рипуарские франки во главе с их боевым конугом Гундебаудом, они собрали уже около двух туменов конницы и пехоты. В дороге к нам присоединились германские племена герулов, свебов, хаттов, тюрингенцев и турцилингов и два славянских племени россомонов и невров. Каждое из них с состоянии прислать по полтумена пеших и конных нукеров. Здесь мы будем иметь около тридцати пяти тысяч союзников.

Главнокомандующий над всеми гуннскими и союзными войсками Аттила уже не был мрачным, а стал веселым и, широко улыбаясь, вопросил:

– Элтуменбаши, это правдивые сведения?

– За достоверность этих данных ручаюсь не только я один, а вон они тоже, – старший писарь-каринжи Орест показал рукой назад к основанию холма, где в беспорядочной верховой толпе придерживали своих разномастных лошадей около трех десятков живописно одетых мужчин. На них были дорогие парчовые, бархатные и шелковые одеянии, которые соседствовали с накидками и плащами из звериных шкур, многие из них имели на себе металлические блестящие латы и шлемы. Это были вожди и предводители народов и племен, поименованных баши гуннского элтумена Орестом. Все они ожидали мгновения преклонить колено перед великим степным ханом Аттилой и заверить его в свой преданности и лояльности. Непредвиденная доля, сулящая большую удачу, свалилась на них. Совсем неожиданно появились из-за гор и лесов бесстрашные гунны. И все эти племена порешили на своих народных воинских собраниях не упускать редкий и щедрый дар судьбы и незамедлительно присоединиться ко всегда победоносным и никогда не терпящим поражений гуннам. И в предвкушении будущих блестящих побед и изобильной добычи толпились германские конунги и херицоги, славянские коназы и воеводы понизу широкого холма, на вершине которого великий каган гуннов со своими ближайшими полководцами издали осматривал осажденный город.

Справа южнее на приличном отдалении от холма на нескольких плотах и лодках последние беженцы переплывали широкий Рейн, они стремились к восточным городскими воротам, не видным отсюда с возвышения. Но вдруг шум, который там возник, донесся до слуха гуннских военачальников, находящихся на поверхности плоского нагорья. Одна из лодок перевернулась и отчаянный женский крик, переходящий в визг, на германском готском языке окликал детей. Барахтающаяся в воде германка хваталась за край ускользающей от нее опрокинувшейся и тонущей лодки и иногда исчезала под набегавшей темной волной; рядом с ней барахтались трое ребятишек, один из которых постарше и со светлыми волосенками, видимо, умел плавать и держаться на воде, он пытался оказывать помощь своим братишкам или сестренкам. Вынырнув из-под воды в очередной раз, женщина дико вскричала:

– Цу хильре!¹⁶¹

И совсем внезапно великий каган гуннов стремительно сорвался с места и на диком карьере понесся к реке. Его военачальники едва успевали за ним. На полном скаку врезавшись в толщу воды, верховный хан поплыл рядом со своим верным тарпаном. В мгновение ока он был около тонувшей женщины и ее детишек, схватил обезумевшую германку за волосы и подтащил к лошади, она судорожно вцепилась в луку седла. Каган же нырнул надолго в воду и вытащил разом обоих ребятишек; третий же едва держался сам, он смог из последних сил подплыть к коню и ухватить его за хвост. Конь с двумя намертво прицепившимися к нему тонущими невольными пловцами повернул назад к берегу. Сенгир-хан поплыл сам, придерживая в левой руке за ворот захлебнувшегося малыша, другой же ребенок накрепко охватил его обеими ручонками за шею. На берегу всех утопающих откачали, из их рта хлынула вода. Нестарая красивая германка, мокрое платье облегало ее тело и акцент выдавал в ней бургундку, горячо благодарила великого кагана, хватая его за полы серого бешмета, с которых стекали водные струйки:

– Танка ту, танка ту!¹⁶²

Главный гуннский сенгир спросил женщину по-готски, мол, где твой муж и твой дом, и та отвечала, что ее ман¹⁶³ ушел на войну, а где сейчас он находится, она не знает, а она сама с детьми бежит укрыться в городе от ужасов войны. Тогда великий каган сказал ей:

– Я правитель гуннов Аттила. Ты, я вижу, бургундка. У меня есть жена-бургундка, звать Гудрун. Пока будешь здесь в кочевом обозе варить мне еду, дети пусть будут при тебе, а когда вернемся назад (если ты не найдешь своего мужа), то ты будешь жить и трудиться при моей бургундской гаттин¹⁶⁴.

Потрясенная всеми произошедшим, миловидная моложавая полная германка только кивала головой в знак согласия. Она была счастлива от того, что эти свирепые, по рассказам людей, гунны и их, якобы, лютый конунг Аттила не сразу съели заживо ее саму и ее детей и не выпили их кровь, а, напротив, спасли их от верной гибели и даже заботятся о ней и ее детях. Счастье ее в этот момент состояло именно в том, что дети оставались при ней. Такой арман¹⁶⁵ конунг был этот Аттила! Несчастная бургундка была готова верно служить ему за все сделанное и сказанное им.

Подскочившие нукеры накидывали на нее и на ее детишек запасные теплые боруки, чтобы они не застудились и не стали бы кашлять, все же вода в реке была еще холодная.

На седьмой день к вечеру, как и приказывал великий каган, город Могунтиак был взят. До пополудни этого дня в результате трехдневного прицельного камнеметания из огромных осадных орудий упал вовнутрь пролет стены между двумя башнями длиной в двести пятьдесят шагов, рухнувшие каменные укрепления задавили насмерть множество защитников города – германских легионеров на румийской службе, их стоны и хрипы раздавались из-под тяжеленных фрагментов и обломков стен вплоть до самого вечера, пока они все не погибли от ужасных ран и удушья. Сразу же вперед ко рву бросились воины остготы и гепиды, которые закидывали глубокую канаву с тухлой водой мешками с землей и камнями, стволами деревьев и связками хвороста и валежника. Германские остготы и гепиды, а также гунны-витторы ворвались вовнутрь укрепленного кастелла после полудня, но к первым звездам никто из городских защитников уже не оказывал сопротивления.

Открыли ворота, опустили подъемный мост и верховный хан Аттила въехал в неширокую мощеную булыжником улочку на своем норовистом гнедом жеребце. Впереди скакали верные телохранители (хуннагуры и сабиры), наводя порядок среди ворвавшихся в город остготов и гепидов, которые выкатывали из подвалов бочки с вином многолетней выдержки и, выбив на мостовой из них затычки, набирали хмельную жидкость в свои двурогие металлические шлемы. Затычки опять на место они не забивали и многие бочки истекали красной и темно-красной жидкостью, образуя пахучие лужи. Великий каган не терпел такого безобразия, чтобы добро пропадало зря, и его охранные нукеры, хорошо зная это, заставляли утоляющих свою горячую жажду воинов-победителей закупоривать обратно деревянные посудины. Двое или трое гепидов, охмелевших не только от вина, но и от одержанной победы, попытались было что-то возразить наводящим порядок сабирам, но только один удар боевого чукмара по переносице самого строптивого из них, упавшего насмерть на месте с проломленным лбом, сразу же восстановил полнейшее уважение и беспрекословное повиновение к распоряжениям великого кагана.

Верховный хан проехал почти через весь кастелл, так как главная городская площадь, называемая, по обыкновению в отдаленных провинциях, румийским форумом, находилась не в середине города, как это было принято у румийцев, а у противоположных восточных ворот, где каменные стены вплотную подходили к берегам многоводного спокойного Рейна. По всей вероятности, такое расположение форума было очень удобно для произведения торговых операций купцами, приплывающими на больших лодках и речных судах на городской рынок.