Христианские епископы в войне за Галлию против гуннов

40.Христианские епископы в войне за Галлию против гуннов

«Святейший отец – понтифик всех правдолюбивых христиан, наш богоизбранный папа Римский Лев!

Нет сейчас на земле более страшного врага для нас, чем гунны. Этот полудикий народ жил сначала где-то около государства Синь в годичном пути от наших границ. Там в степях они пасли табуны своих лошадей и стада рогатого скота. Как только съедался подножный корм, гунны садились на своих маленьких лошаденок и быстро передвигались на другое место. Сзади на телегах медленно ехали жены и дети; тут же гнали скот.

В пище гунны неприхотливы; они едят мясо и пьют кумыс – то же, что едят и пьют все другие кочевые народы. Но ни один народ не является таким свирепым, как гунны. Даже на вид они кажутся страшными: большая часть их маленького роста, имеют толстую и короткую шею, массивную голову с широкими скулами, приплюснутым носом и без бороды, маленькие черные глаза и отвислые уши – таков этот народ, некрасивый, жадный, свирепый. Из жадности они грабят до тех пор, пока не навьючат поверху на своих лошаденок; все остальное, что не могут забрать с собой, истребляют до нитки. Гунны делают быстрые переходы, нападают сразу, и если терпят неудачу, то так же скоро рассыпаются. Но бьются с врагами безо всякого порядка, никакого строя у них нет.

Когда гуннов потеснили на их древней родине соседи, они снялись со старых кочевий и вместе с женами и детьми перешли сначала в страны между реками Танаис и Ра¹⁸³. Подвигаясь дальше на запад, к границам теперешней Паннонии, они сбили готов, натолкнулись на другие германские племена, облегавшие границы обеих империй, и положили начало общему перемещению этих народов.

Особенно сильны и опасны стали гунны в настоящее время, когда у них вместо многих предводителей явился один по имени Аттила. Он истребил всех родоначальников, умертвил даже своего брата и принял цезарский титул. Это железный человек. Пред его грозными очами трепещут самые смелые люди, а трусливые подхалимы по-лакейски пресмыкаются перед ним. Гунны его боготворят: они любят войну, а война дает гуннам добычу. Живет Аттила в нынешней Паннонии; его столица вся состоит из деревянных хижин. Гуннские военачальники ведут жизнь роскошную, пьют вино из золотых и серебряных кубков, а цезарь их ест руками из деревянного блюда, пьет из деревянной чаши. Во время цезарского стола особые певцы распевают в честь Аттилы хвалебные песни, в которых прославляется его могущество. Цезарь, как и многие из знатных варваров своего народа, старается походить на римлян и даже немного знает по-латыни. Каждый день, сидя под открытым небом на своем троне, он держит суд, и всякий смело идет к нему, если имеет какую жалобу. Будучи очень смышлен и хитер, Аттила умеет распознавать людей, умеет держать их в руках. Любовь к власти навела его на мысль завоевать весь мир. Рассказывают, что однажды пришел к нему пастух и поднес заржавленный меч, который он нашел в степи. Цезарь взял меч в руки и сказал: «Долго этот меч был скрыт в земле, а теперь небо дарует его мне для покорения всех народов!» В этом же году он набросился со своими полчищами на Эллинскую восточную империю. Эллинский император приказал своим послам положить к ногам Аттилы две тысячи фунтов золота и пообещал ему отвезти по Дунаю земли для поселения, сколько он захочет. Все народы уже тогда пришли в ужас, говорили что это бич Божий, посланный за грехи людей.

Взяв с эллинского императора откуп, Аттила стал готовиться к нападению на Западную римскую империю, и так как настоящей причины не было, то хитрый гунн объявил, что идет-де за своей законной невестой и за ее приданным, а также, что хочет наказать своих давних врагов – западных готов. Этот народ переместился в римские владения и под видом друзей расположился частью в Южной Галлии, частью в Испании; их братья, восточные готы, на которых гунны наткнулись еще за Борисфеном¹⁸⁴, вошли в полчища в Аттилы.

Никогда еще, со времен персидского царя Ксеркса, цивилизованный мир не видел такого разноплеменного сборища, какое собралось под началом Аттилы. Тут представлены все варварские народы, граничащие с обеими империями: черные гунны со своими длинными стрелами; алане со страшными копьями и шлемами из роговых дощечек; невры, у которых вся кожа раскрашена и исколота узорами, вместо убранства короткий кафтан из человеческой кожи, а вместо оружия – косы; славяне в полотняных рубахах, с длинными мечами и щитами; германские народы с круглыми щитами и короткими мечами, из них гепиды и готы составляют тяжелую пехоту, страшную для любого противника. Вожди всех этих народов жадно ловят глазами всякое движение Аттилы и повинуются ему беспрекословно.

Некоторых их них Аттила отличает от прочих, призывает к себе на совет, как, например, Валамира, предводителя готов, и Ардарика, короля гепидов, а всех прочих держит как слуг. Насчитывают до трехсот тысяч войска, которое под началом Аттилы выступило в поход в январе этого 451 года. Все попутные народы присоединялись к этому войску и еще более увеличили и без того его страшную силу.

Следуя вверх по Дунаю, гунны подошли к Рейну. На той стороне реки начинались владения римлян, их провинция, известная под именем Галлии. Там расположено много городов, частью с христианским, частью с языческим населением. Римские границы защищены крепостями, к которым проведены хорошие дороги, мощеные камнем. Галлия под властью римлян считается страной образованной, тогда как по эту сторону Рейна живут германцы своим прежним старинным бытом.

Аттила приказал готовиться к переправе. Древние леса, где росли вековые дубы и ольхи, падали тысячами под ударами топоров: рубили плоты, вязали их и спускали на реку для устройства мостов. В одно и то же время войска перешли в разных местах Рейн и вступили в Галлию. Как тучи саранчи пожирают поля, так и полчища Аттилы истребляли дотла города и поселения, дома и церкви, людей, домашний скот, птицу. Многие цветущие города за Рейном, как Аргенторат, Августа Треверов, Могунтиак, Колония Агриппина, были обращены в пепел. Римские военачальники, не смея сопротивляться, отводили свои войска в глубь Галлии, за реку Лигер. Между тем Аттила подступил в Диводуру. Город был хорошо укреплен, имел высокие стены. Но гунны умеют брать города и возят с собой стенобитные машины, они смогли проломить одну из стен. Это было ночью, под Светлое Христово Воскресенье. Епископ, окруженный духовенством, служил в соборе обедню. Гунны ворвались в город и пощадили только одного епископа; все остальное население перебили, город сожгли.

Жители Дурокортора¹⁸⁵ разбежались по лесам раньше, чем подошли гунны. Остался лишь епископ Никозий с немногими из своих друзей. Когда он увидел, что городские ворота упали и варвары ринулись в город, то вышел в облачении на паперть и вместе с духовенством торжественно запел следующие стихи из псалма Давидова: «Прильне земли душа моя; живи мя по словеси твоему!» Внезапный удар меча прекратил священное песнопение, и голова епископа покатилась по паперти. Сестра Никозия, красивая Евтропия, бросилась было на убийцу, но также повалилась рядом с братом. В эту минуту храм огласился неведомым шумом: испуганные гунны в страхе разбежались и вовсе оставили город. На другой день возвратились жители, бережно собрали останки мучеников. Такое самопожертвование во имя истинной веры достойно увековечения памяти епископа в каком-либо священном монументе и причисления его имени к лику святых.

Хотя сам Аттила является язычником, но он не думает искоренять христианство, для него все веры одинаковы. Однако между народами, которые он ведет, многие дышат ненавистью к христианам, отчего явилось много мучеников, особенно между епископами, поскольку они считаются в городах первыми лицами; они ведают делами судебными, правительственными, часто становятся военачальниками, тогда как римские правители, люди пришлые, остаются чуждыми населению. Епископ же всегда есть свой человек: его все знают, любят и уважают. Вот почему епископы первыми падают под ударами варваров.

Маленький город Лютецию, укрепленная часть которого расположена на большом острове посреди реки Секваны¹⁸⁶, также как и большая часть города Аквинкума на среднем Дунае, спасло заступничество девы Женевьевы. Жители этого городка, узнав о движении гуннов, спустили на реку суда, стащили на них все пожитки и приготовились к бегству. Толпы женщин и детей ходили по улицам и горько рыдали, прощаясь с родным городом. Вдруг перед ними предстала Женевьева, уже прославленная чистотой жизни и христианскими добродетелями. В своей пламенной речи Женевьева укоряла матерей за то, что они покидают родные очаги, идут в чужую страну скитаться по лесам. Именем божьим она заклинала их остаться и уверовать в Его заступничество. Горячие мольбы Женевьевы, ее вдохновенные речи заставили жителей остаться в городе, и действительно Аттила обошел Лютецию, несмотря на то, что там находился хорошо укрепленный римский лагерь, арсеналы, дворец наместника императора, много церквей, рынки. Жители Лютеции объявили непорочную Женевьеву своей святой покровительницей.

Аттила же спешил к Генабу в Среднюю Галлию. Там недалеко были его заклятые враги – западные готы, которых он называл своими конюхами. Разбив этих готов, он смело мог двинуться в Италию, против императора. Жители Генаба, расположенного на перепутье дорог, заранее озаботились привести свой город в такое положение, чтобы он мог выдержать осаду. Они починили городские стены, заготовили съестные припасы и послали своего епископа к римскому полководцу Аэцию просить у него помощи. Епископ Аньян был пастырь ученый, благочестивый, готовый стать на защиту своей паствы. Прибыв к Аэцию, епископ сказал: «Сын мой! Мы продержимся до середины июня, но если ты за неделю до срока не придешь на помощь, то лютый зверь пожрет мое стадо». Аэций обещал помочь, и едва только епископ успел вернуться в Генаб, как Аттила начал осаду.

Римский император хорошо знает, зачем идет Аттила: не за невестой, не западных готов наказать, а напасть врасплох на Италию, снести его трон. Он удерживал в Италии лучшие войска и долго сдерживал своего единственного полководца, который один стоит целой армии. Когда же было получено известие, что гунны перешли Рейн, то император решился отпустить Аэция, придав ему лишь небольшие силы. Одного появления в Галлии знаменитого полководца было достаточно, чтобы поднять ее население: благородные галлы вооружали своих слуг, поселян; мелкие германские народы, жившие по границам Галлии, спешили под знамена Аэция, и только не вооружались, не трогались западные готы, самый близкий сосед Италии. Их король Теодорих в ответ на просьбы Аэция приказал сказать: «Римляне сами навлекли на себя грозу; пусть теперь разделываются как знают».

Но Аэций как искусный политик сумел привлечь короля готов на свою сторону. В южной Галлии проживал в своем богатом поместье бывший румийский сенатор Авит, друг и советник Теодориха. Он часто видался с королем, подавал ему добрые советы, как лучше воспитывать детей, как управлять народом. И король, и все знатные готы смотрели с уважением на умного и образованного Авита, слушались его советов, старались даже подражать ему в одежде, в привычках. Вот к этому-то Авиту и поехал Аэций. Бывшему сенатору польстило прибытие знаменитого полководца, особенно когда последний объявил, что приехал к нему просителем. Он сказал Авиту: «Этот варварский народ, который живет у наших дверей, смотрит твоими глазами, слушает твоими ушами. Ты скажешь, чтобы он шел назад, – и он идет; ты скажешь, чтобы он выходил, – он выходит. Заставь же его теперь выйти. Склони его к войне». Дело уладилось как нельзя лучше. Храбрые готы пуще всего боялись насмешек, будто они струсили перед Аттилой. Когда им объявили поход, они взялись за оружие и в своих звериных шкурах поспешили стать в ряды под звуки римских труб.

Однако из-за этих проволочек римляне потеряли много времени. Те пять недель, которые мог продержаться Генаб, уже были на исходе. Орды гуннов осели кругом города на далекое расстояние и давно бы его взяли, если бы не храбрые жители Генаба, которые, ловко прикрываясь щитами и плетнями, кидали из пращей камни, зажигали неприятельские машины, присыпали землей крепостные стены. Тогда гунны взялись за свои луки. Ведь они самые отличные стрелки из лука, лучшие в мире. Тучи стрел носились над городом; никто не смел показаться из-за зубцов крепостной стены. Защитники впали в уныние, между ними начался ропот. Жители роптали, что помирают с голоду, что римляне их обманули. Епископ Аньян изнемогал от неустанного бдения и молитвы. Чтобы поддержать бодрость в защитниках, он обошел все стены с крестами и хоругвями.

Омывая своими слезами ступени церковного алтаря, он поднимался с колен лишь затем, чтобы послать кого-нибудь на высокую башню взглянуть, не идет ли Божье милосердие? Когда посланный возвращался и докладывал, что ничего не видать, епископ снова опускался на колени и снова горячо молился. Наконец, он отрядил к Аэцию гонца с таким письмом: «Если ты, сын мой, не придешь сегодня, то завтра будет уже поздно». Гонец не возвратился. Епископ стал сомневаться в Аэции.

Случилась страшная буря, с ливнем и грозой. Три дня лил, не переставая, дождь. Работы приостановились, и за эти дни жители на общем совете решили сдаться. Епископ поехал к Аттиле предложить условия сдачи, но цезарь гуннов пришел в ярость, как-де смеют предлагать ему условия, и приказал прогнать епископа. Жителям осталось одно: сдаться на волю победителей, они открыли настежь городские ворота. Сначала вступили в город вожди, чтобы выбрать себе лучшую добычу. Потом въехали телеги, и во всех концах города началась погрузка. Пленников делили по жребию, после чего их ставили рядами. Таков обычай у гуннов. В самом разгаре дележа за городской стеной послышались крики, измученные жители встрепенулись надеждой избавления, гунны приостановили грабеж; все смолкло, оцепенело. Во главе римской конницы скакали во всю прыть Аэций и сын кородя Теодориха. За ними, в облаках пыли, блистали орлы римлян, пестрели знамена готов. У городских ворот, на берегу Лигера и даже в водах этой реки завязалась первая битва. Как морская волна, она вслед бегущим перевалила в город, и тут, на улицах, началась страшное смятение. Гунны, побросав добычу, кидались в разные стороны, не зная, где укрыться, куда бежать. Их побивали с крыш каменьями, гнались за ними с оружием, истребляли поодиночке и целыми толпами. Тогда Аттила дал приказ об отступлении.

Благородный римлянин сдержал свое слово: город был спасен.

В ту же ночь Аттила снял свой стан и к утру был далеко от Генаба. Как и все грубые кочевники, гунны больше всего заботятся о награбленной добыче, а эта добыча была у них очень велика. Аттила не мог двигаться быстро, он даже обошел большой город Августобону, лежащий на его пути. Епископ этого города, старик Лупп, которого знала вся Галлия, выехал навстречу Аттиле и просил его пощадить Августобону. «Хорошо, – сказал Аттила, – только ты пойдешь со мной до Рейна. Такой святой человек, конечно, принесет счастье и мне, и моему войску». Аттила, видимо, хотел удержать почтенного епископа в виде заложника. Войска Аэция шли гораздо скорее, чем гунны. Передовой отряд, составленный из германского племени салических франков, напал на отряд своих германских собратьев из рипуарских франков и на гепидов, защищавших переход через реку Об. Схватка завязалась ночью и продолжалась до утра. Топоры франков, мечи и копья гепидов работали так исправно, что на другой день 15 000 убитых и раненых покрывали поле битвы. Сторонники гуннов понесли большую потерю: в бою погиб вождь рипуарских франков Гундебауд. Оставшиеся в живых рипуарские франки и гепиды переправились через реку и присоединились к Аттиле, который в тот же день занял город Шалон на реке Матрона¹⁸⁷. Аттила нашел недалеко от города старые римские окопы и прикрыл этим окопами свой стан; он состоит из повозок, между которыми разбиты палатки. Эта местность известна до сих пор под именем Каталаунских полей. Только что успел расположиться Аттила, как подошли римляне и тотчас же приступили к устройству укрепленного лагеря по всем правилам полевой войны. Глубокие рвы и насыпи делают римский лагерь совершенно неприступным.

Союзники римлян расположились отдельно, каждый по своим обычаям.

В войске Аттилы распространилось уныние. Большие потери в людях и конях дают мало надежды на победу. Сам цезарь не знает, что предпринять, сильно беспокоится и не находит себе места. К нему привели из ближнего леса пустынника, который слывет в народе прорицателем. Аттила спросил у старика, будет ли ему удача? «Ты бич Божий и молот, которым Господь поражает мир. Но Он же, Всесильный, передает меч из одних рук в другие по Своему благоволению. Итак, значит, что ты не одержишь победу, дабы уведал наконец, что сила происходит не от земли!» Этот смелый ответ нисколько не рассердил Аттилу, и он захотел теперь послушать своих собственных гадателей. При свете горящих головней одни зарывались руками в кишки зарезанного барана и рассматривали его внутренности; другие, в белых мантиях, крутили волшебные палочки и раскидывали священные камешки; там били в барабаны, вызывая души умерших родоначальников; здесь кружились колесом и падали на землю без сил, с пеною у рта. Главные жрецы, содравши мясо с бараньих костей, клали эти кости в огонь; кости трескались, и тогда их подавали цезарю, который по расщелинам читал себе неудачу. Все жрецы в один голос объявили, что гуннам не будет сопутствовать удача, но все же неприятельский полководец падет в битве. Лукавое лицо Аттилы повеселело от радости: он услышал, что Аэций, его заклятый враг, который хочет остановить победоносное шествие гуннов, будет убит; ведь он один, злодей, является душой этой тучи народов, без него давно Италия была бы у его ног!

Итак, совсем скоро решается вопрос жизни и смерти обеих Империй. Нет, я не оговорился и не описался! Коли варварам удастся сокрушить благородную великую армию цивилизованных народов из Западной империи, то совсем скоро, через краткое время, придет черед и Восточной Эллинской державы!

Святейший отец-понтифик! Дни и ночи моли Всевышнего, чтобы он не отвращал свой высокий Лик от недостойных своих земных последователей-сынов, ведь твоя молитва как нельзя скоро и по прямому назначению дойдет до Всемилостивого нашего Бога. Я ж, в свою очередь, также буду возносить мои скромные молитвы и просить Небесного Отца о заступничестве перед ордами и полчищами полудиких варваров-кочевников. И Господь Бог нам поможет!

Конец лета 451 года от рождества Христова, Северная Галлия, область Кампания¹⁸⁸, Каталаунские поля. Странствующий и бдящий монах Корнелий Непот».