Книга охватывает период подготовки к материнству и первые три года жизни малыша. Посвящается моим детям и Полу

А случилось так, что однажды вечером, когда моему первому ребенку было около трех месяцев, мне потребовалось записать два выпуска про­граммы-игры «Скажи правду». Поскольку Нико­лас с удовольствием сосал из бутылочки сцежен­ное молоко, я решила впервые не брать его с собой, чтобы хоть раз в жизни не производить сложные операции с переносной колыбелькой, сумкой со сменой пеленок, сиделкой из агентства, которая заходила ко мне в гримерную, и тому подобным занудством. Работа должна была длиться с пяти до десяти часов вечера. Все участники передачи были в сборе (публика в сту­дии, члены съемочной группы и участники игры). Замены невозможны: передача «Скажи правду» одна из самых трудных для записи про­грамм. В этой машине я была крепежным вин­том и могла выйти из игры, только если мой ре­бенок оказался бы при смерти.

Так что же произошло? А вот что. В шесть, часов вечера (впереди было еще четыре часа ра­боты, и я находилась в получасе езды от дома в огромной крепости Лондонского телевидения) я позвонила домой.

Пол сообщил мне: «Он заходится криком. Полчаса как начал и все никак не остановится. Я ничего не могу поделать. Он не хочет пить моло­ко. Я не знаю, что делать».

Никогда еще за всю свою жизнь я так не пани­ковала, как тогда. Секунду спустя, вопреки эле­ментарному здравому смыслу, я уже обливалась потом и начавшим сочиться грудным молоком, все вдруг так заболело, как будто я только что снова родила. Меня несло и затягивало штормо­вое море несущихся во весь опор гормонов. Одна из моих коллег по редакции, актриса, которой я буду вечно благодарна, отвела меня в сторонку, усадила, помогла привести в порядок мою косме­тику, и мы вошли в студию. Странно, но когда зажегся свет, мне удалось неплохо провести про­грамму, однако всякий раз, когда случалась ко­роткая пауза в записи, меня снова и снова затопляло потом, молоком и ужасом. Наконец, в де­сять вечера я отчаянно бросилась ловить такси, примчалась домой, вся в слезах влетела в прихо­жую, чтобы спасти моего несчастного погибаю­щего малыша.

Он, естественно, мирно посапывал под одеяльцем, заснув в десять минут седьмого.

Очень многие матери могут рассказать вам подобную историю. Оставить ребенка в первый раз — это тяжело. Совсем тяжело, если нужно оставить его надолго. Еще тяжелее, причем в любом возрасте, если ребенок болен или расстроен или сиделка вам не очень по душе. Однажды я, вся в слезах, села в пригородный поезд в Лондон, потому что оставила детей с недавно нанятой няней, которая — в отместку за сделан­ное замечание закатила истерику как раз когда я уже уходила. Как можно оставить своих маленьких с кем-то, кто тебя ненавидит? Я в от­чаянии разрывалась между простудившимся малышом, который температурил, и презента­цией программы на радио в живом эфире в ста восьмидесяти километрах от дома. (Насколько серьезна простуда? Это опасно? Не может ли она у него пойти по второму кругу? Примет ли меня кто-нибудь опять на работу, если я запорю важ­ную программу из-за какого-то сопливого ребен­ка?). Бензин у меня кончился в совершенно пустынном месте, когда я ехала домой для очередно­го кормления грудью. Я вытащила мужа из яхт-клуба, с довольно важного официального обеда (до всех речей — вздох изумления, шок, ужас) вследствие неясного чувства вины из-за томящегося дома ребенка. Думаю, и это интересно, что именно тогда он впервые и понял, что родительство все изменило раз и навсегда. И все же я не до конца потеряла чувство собственного до­стоинства: дождалась Верноподданного Тоста, прежде чем влезть со своим дрожащим, слезным голосом. Да, это страшное дело — оставлять мла­денцев одних.

Да, оно страшное, когда не поднимает настро­ения! Мне также ведомо — и весьма неплохо — это непередаваемое ощущение легкости, когда бежишь по дороге без коляски, без сумки с веща­ми, без пакета с детскими пеленками, когда при­ходишь в великолепный офис, полный взрослых серьезных людей, у которых не течет постоянно из носа. Я потихоньку издавала крик радости, когда могла отправиться на ужин без коляски, и счастливо порхала по магазинам, когда обе руки не заняты (и голова тоже!), наслаждаясь свобо­дой после месяцев порабощения. Я смотрела в железнодорожных вагонах на ноющих младен­цев и благодарила небо, что ни один из них не мой. И приходила домой взбодрившаяся, пусть даже после всего лишь одного часа свободы, чтобы вновь взять бразды правления в свои руки. Если вы научитесь и сумеете сделать так, чтобы иногда своих малышей оставлять дома, это придаст вашей жизни совершенно новый привкус. А если вы не можете научиться остав­лять их, и вам, и ребенку придется очень трудно, если вам, к примеру, нужно будет лечь в больни­цу, чтобы родить второго ребенка. Даже самая преданная мать, буквально прикованная к дому, должна научиться полагаться на других. Поэто­му я специально выделила эту тему, поместив ее отдельно от более щекотливого вопроса о «рабо­тающих матерях», между младенцами и детьми, начинающими ходить. Потому что чем раньше вы начнете, тем легче будет всем.

Когда я спросила своих мам (а все они аб­солютно здравомыслящие, любящие, ответст­венные женщины, кто-то работает, а кто-то и нет) о том, как лучше всего оставлять малыша одного — договорившись с сиделкой, приходя­щей няней или родственником на утреннее время, я не получила полного единодушия в от­ветах.

«Твердое, но веселое «до свидания», — сказала одна. — Никаких криков, рыданий или грустных физиономий. Просто уходите и все».

Другая живо заметила: «Пожалейте свое время. Просто уйдите и оставьте их дома».

Но еще одна заявила: «Не пожалейте времени, но все утрясите. Только не бросайте ребенка абы как, лишь бы уйти».

Мощную поддержку получило использование еды в качестве утешителя: «Уходите в тот момент, когда начинает поглощаться любимое пече­нье,— последовал один совет. А другая просто написала: «Набей ему рот едой, вывали ее перед ним и вперед!»

«Всегда нужно попрощаться», — сказала одна мать, а другая столь же твердо ратовала за то, чтобы «потихоньку улизнуть, пока он на что-то засмотрелся».

Если бы вы слушали их всех, то оказались бы в полном смятении, довели бы себя до слез, ужас­но расстроили бы своего ребенка и просто не знали бы, что вообще делать. И, тем не менее, все они правы. Эта великая правда сразила меня однажды просто наповал, когда я сидела на полу с моим двухлетним малышом, осторожно расска­зывала ему про то, как его мама завтра съездит в Лондон и привезет ему оттуда игрушечный вер­толет, конечно, после того, как он хорошенько выспится после обеда, и в то же время лихора­дочно жестикулировала, подавая няне отчаян­ные знаки, чтобы она отвлекла годовалую дочку в тот момент, когда я буду садиться в машину. Разному возрасту, разным детям требуются со­вершенно разные подходы при вашем уходе из дома. Маленький ребенок может без труда попасться на уловку, которой пользуются многие матери: вы даете няне надеть свою шерстяную кофту или обрызгаете ее любимыми духами («До­роговато, но стоит того!»). Но ребенок постарше может зайтись в истерическом крике от страха при такой подмене. Мой сын, когда папы нет дома, начинает переживать, даже если у другого мужчины всего лишь такие же, как у его отца, темные, вьющиеся волосы. Новорожденные живут инстинктами, но дети старшего возраста понимают, что у них только одна мамочка, кото­рая всегда возвращается, но на время ее можно кем-нибудь и заменить. А вот замена переодетая может просто перепугать их: вроде бы это мама и все-таки не мама... А-а-а-а-а!

Или возьмите проблему «тихого исчезнове­ния», пока ребенок смотрит в другую сторону. В течение долгих месяцев это прекрасно получает­ся, но сам момент закрывания дверей так ужа­сен, что есть смысл уберечь от него ребенка. Но когда ребенок начинает соображать, что к чему, приходит время (с моим первым это наступило ровно в полтора года), когда, он начинает прики­дывать, что если вы продолжаете «исчезать», не сказав до свидания, то вы можете «исчезать» таким образом в любое время без предупрежде­ния. И он никогда не сможет чувствовать себя спокойно с вами, потому что всякий раз будет задаваться вопросом, надолго ли вы оказались с ним в этот раз,

А способ «последняя игра»? Все зависит от того, в каком расположении духа пребывает ваше чадо, а также от того, насколько хорошо оно соображает. Иногда заставить маму остаться еще на несколько минут, чтобы, сидя у нее на коленях, послушать очередную сказку, означает приятное подтверждение его большой власти над мамой. Иногда это просто продлевает муче­ние — как-то раз, утром во вторник, когда мне нужно было уезжать в Лондон на работу на сутки, Николас даже сказал: «Мама, уезжай сейчас». Ему хотелось поскорее покончить со всем этим.

Это кажется парадоксальным, но чем лучше вы знаете своего ребенка и чем более вы с ним близки, тем легче оставлять его — ведь вы совер­шенно точно, до последнего нюанса знаете, как сделать все наилучшим образом и как его не обидеть. Самое странное же в том, что если вы осто­рожничаете, то он отнюдь нет. Один из самых разумных советов, которые я получила в самом начале, звучал примерно так: «Не думай, что ре­бенок будет возражать против твоего ухода, и не обижайся, если он этого не делает». Откровенно говоря, на удивление много детей в возрасте до полутора лет чувствуют себя просто прекрасно, проводя утренние часы и даже целый день с хо­рошо знакомой им няней. Я порой даже подозре­ваю, что они находят в этом приятную и долгожданную перемену.

Но ваш младенец - это ВАШ младенец, и вы, и только вы (если сосредоточитесь) можете подобрать наилучшие способы того, как оставлять его одного. Ниже, для полноты картины, приво­дятся кое-какие, как я надеюсь, не совсем беспо­лезные размышления.

Ряд недавних исследований подтвердил то, что наиболее опытным родителям, вероятно, уже известно: даже самые маленькие дети способны понять, что родители их очень любят. Если вы при виде малыша всегда проявляете ог­ромную нежность, он, скорее всего, намного легче перенесем ваше отсутствие. Если вы позво­ляете себе чувствовать себя виноватой, а, следо­вательно, несчастной, ребенок и это будет знать и в восторг, естественно, не придет.

Даже младенцы и малыши постарше, кото­рых оставляют яростно орущими, когда мать уходит, как правило, сразу после ее ухода успо­каиваются. Что же говорить тогда о бедной маме, которая с тяжелым сердцем и заплаканным лицом плетется к автобусной остановке. У неко­торых есть своя система, по которой няня, как только ребенок перестает плакать, выставляет на окно воздушный шар или флажок. И тогда мамочка, что с измученным лицом мокнет под дождем, стоя на улице, глянет на окно, как какая-нибудь героиня фильма о французском Сопротивлении, увидит ЗНАК, что все спокойно, и зашагает по улице, радуясь Освобождению.

Сиделкам, няням, бабушкам и соседкам может не очень понравиться, когда их выспра­шивают про то, что же произошло на самом деле после вашего ухода, что развеселило ребенка, чем они занимались в течение целого дня, и спрашивал ли малыш про маму. Но у вас на это есть полное право, и вы можете делать это тогда, когда вам этого захочется: вы составляете персо­нальное досье на ребенка в вашем присутствии и в ваше отсутствие.

Действительно, трудные дети порой быстрее успокаиваются у себя Дома. Одна моя подруга, которая могла пригласить к своему ребенку только сиделку из местной религиозной общины, уговорила ее прийти к себе в большой, неустроенный дом и прихватить с собой еще троих детей, с которыми той тоже нужно было сидеть весь день. Они малость разгромили дом, но ее собственный ребенок, который был у себя дома, просто умирал от восторга, а сиделка была рада-радехонька провести утреннее время в одном, а не в нескольких местах. Другие родители, похо­же, тоже не возражали. Хотя это, конечно, немного и странный выход из положения.

Я добилась отличного компромисса между «остаться» и «исчезнуть», когда впервые в своей жизни ровно в девять утра передала своего пер­венца дневной няне. Я провожала ее в комнату, сажала малыша ей на колени и ждала первой приветливой улыбки. Как только улыбка появля­лась, я чувствовала себя вполне свободной. Лишь однажды эта процедура заняла двенад­цать минут, и я опоздала на поезд, и все-таки я чувствовала себя прекрасно.

Нет ничего предосудительного в том, чтобы рассказать сиделке или дневной няне о любой неотложной ситуации. Хотя, честно говоря, порой чувствуешь себя все-таки глуповато. Вчера вечером я, например, произнесла вот что: «Мы будем на выставке лошадей, но если потребуется, местная полиция найдет нас на арене. Телефонные номера полиции и пожарной служ­бы в черной книжке рядом с телефоном, там же телефон хирурга и все домашние номера телефо­нов. Анна, которая живет в доме дальше по улице, раньше была сестрой милосердия, а у ее мужа есть отличный набор слесарных инстру­ментов. (Дело было как-раз тогда, когда мы дума­ли, что вдруг, не дай Бог, придется воспользо­ваться его кусачками, чтобы снять кольцо для выпечки пирогов с головы Николаса.) «Соседка Нэнси знает все о распределительном щите на чердаке, если вдруг отключат электричество. Если Роза заплачет, скорее всего, она просто по­теряла свою куклу. Если Николас захочет еще ви­таминного сиропа, то не раньше половины одиннадцатого. Да, вот еще что: если дом загорится, то после того, как вы выведете детей, пожалуйс­та, скажите пожарникам, что в картонной коробке в кабинете наверху живет утенок-сиротка, пусть они его вынесут, если это возможно, а лестница находится...» Ну, и все остальное в таком же духе. Вы чувствуете себя наподобие тетушки из какой-то детской книжки, которая каждую ночь складывала все свои пожитки за дверью своей спальни, чтобы воры не ворвались и не убили ее, но все-таки это помогает провести относительно спокойный вечер вне дома.

Еще одно большое утешение для ушедших на побывку родителей — это внушить своей си­делке жизненно важный принцип, что в случае любой угрозы здоровью нужно сразу же вызы­вать врача, а не суетиться, пытаясь дозвонить­ся до вас в какой-нибудь далеко расположенный офис, где постоянно занят телефон. И напомни­те ей, что докторам платят за то, что их можно вызвать к заболевшим маленьким детям. Од­нажды я помчалась с Николасом в больницу в половине восьмого утра (хирургический каби­нет был закрыт, у меня не было машины, а ребенок упал с кровати и в кровь разбил себе го­лову), Я побежала за угол и убедила полицию дать мне машину с шофером, чтобы довезти нас до ближайшей больницы. Сначала полицей­ский все отнекивался: «Да вам же нужна служба скорой помощи», и пришлось чуток нажать на них. Потом, уже в больнице, в приёмном покое (до отказа забитом какими-то отвратительного вида пьянчугами) мне сообщили: «Вы знаете, а доктор придет только к половине десятого». Мне снова пришлось нажать и пригрозить по­жаловаться на них в ГМС (это и вправду называется ГМС? Я понятия не имею, но и де­журившая медсестра тоже не имела никакого понятия) и настаивать на том, что раз это боль­ница, то, черт возьми, где-то здесь должен же быть врач, чтобы осмотреть залитого кровью двухмесячного младенца, которому раскроило полголовы. Я добилась врача. Она наложила швы. И даже непроспавшиеся пьянчужки мне аплодировали. Но если бы я была застенчивой, вежливой, не уверенной в себе девятнадцати­летней девушкой, то просто просидела бы там битый час, у ребенка все это время текла бы кровь из рассеченной брови, а я бы вся обдумалась о том, есть у него сотрясение мозга или нет. С тех пор я выбирала нянь с твердым, при­дирчивым и упрямым характером, который я усугубляла наставлениями и примерами. Док­тора должны нас просто ненавидеть. Уж про­стите великодушно.

Отсутствие дома в течение ночи требует не­сколько иного подхода. Улизнуть из дома после того, как дети уже в постели, — такой способ может дать вам возможность отсутствовать много часов, но глядите в оба, чтобы вас не начали подозревать в том, что вы всегда ухо­дите из дома, когда они засыпают. Если это все же случится, тогда как можно скорее перестань­те это делать, иначе у вас возникнут проблемы со сном. Просто уходите у них на виду, вот и все.

Не нужно до смерти обижаться, если малыш капризничаете или не очень-то и обращает на вас внимание после вашего продолжительного отсутствия. Такое бывает довольно часто и бы­стро проходит. Хотя, если такое поведение затягивается, то это крайне неприятно. Я со всех ног неслась домой из Лондона, ужасно тоскуя по своим малышам, лишь для того, чтобы натолк­нуться на непроницаемую тишину и нарочитые объятия маленьких ручонок вокруг няниной или папиной шеи. Потом, во время купания, обычно наступает приступ дикого раздражения, а потом мы снова не-разлей-вода.

Если вы хотите в праздники уйти без ребенка (работающие матери обычно редко это делают, но мамы, которые сидят дома, возможно, боль­ше нуждаются в этом), то это можно делать со­вершенно безболезненно до полуторагодовалого возраста. Когда же подступает трудный возраст в два года, ребенок все больше и все чаще станет возражать против этого, у него все больше будет развиваться чувство уходящего времени, и он будет делать более ошибочные выводы по по­воду того, что его окончательно бросили. При­ятный двухнедельный отпуск за границей, пока ваш годовалый или еще более маленький ре­бенок остался дома с бабушкой, может стать хорошим тонизирующим средством. Но прият­ные две недели за границей, которые сменят шесть недель ежедневных многократных ноч­ных побудок по тревоге, ссор и душераздира­ющих допросов «А ма-мось-ка миня лю-ю-ю-би?», как-то сильно напоминают солидный гло­ток горькой отравы.

И, наконец, позвольте мне процитировать мою маму, которую в первый раз оставили на всю ночь с двумя младенцами. С ангельской улыбкой она произнесла: «Мы выживем, милочка. Я ниче­го не могу обещать по поводу надевания на них этих модных рубашек правильным способом или по поводу этой вашей микроволновой печки, но утром все мы будем еще живы и по-своему впол­не счастливы». Так оно и оказалось.

Матери, объединенные тем, что они твердо стоят на земле, одаривают вас сочувственными улыбками и высказываниями типа: «О, это, на­верное, так тяжело для вас» или: «Конечно, у всех разные приоритеты, но дети бывают маленьки­ми так недолго, и, в конце концов, это такое важ­ное время...» Начальники, у которых просят от­пуск по уходу за детьми и гарантированное зако­ном восстановление на работе, цедят сквозь зубы: «Ну, как только появится ребенок, вы буде­те думать совсем по-другому...» Наниматели, ко­торые могли бы взять вас на работу, подозри­тельно вздыхают при мысли о том, что какая-то слезливая дамочка будет целый день напролет названивать домой и им придется оплачивать ее телефонные разговоры, исчезать раньше време­ни с работы, потому что у ее ребенка коклюш или еще какая-то гадость.

Министерство финансов, которое позволяет холеным адвокатам возмещать приобретение своих полосатых штанов за счет налогов, не до­пускает мысли о том, что наносящая урон бюд­жету стоимость ухода за детьми представляет собой необходимые деловые расходы, и считает ясли «побочным доходом», облагаемым налогом.

Правительство лукаво проповедует о благе Семьи лишь для того, чтобы вновь урезать дотации на муниципальные ясли для самых обездо­ленных. И даже мужья иногда выказывают некоторую враждебность той, что вносит свою лепту в добывание хлеба насущного. «Мне не очень-то по душе, когда она бросает детей и уходит из дома на работу», — презрительным тоном гово­рят они после пары банок пива. И даже несо­мненные союзники могут злословить: статьи о работающих матерях явно сосредоточены на детях, удравших из школы, потерянных ключах от замков, детских инсценировках евангелий, комплектах вещей для гимнастики и прочей ат­рибутики, полностью относящейся к детям не старше пяти лет. И всякий раз, когда кто-то гово­рит: «Я думаю, это великолепно, что ты все успе­ваешь», — вам слышится продолжение: «...высокомерная, эгоистичная корова». Если вы доверяете своего ребенка няне, то праведные мама­ши фыркают, представляя себе какую-нибудь неотесанную крестьянку из передачи «Новости мира». Если у вас есть няня, люди озлобленно полагают, что вы вообще не прикасаетесь к свое­му малышу ни днём, ни ночью, и с презрением воротят нос от «богатеев». Если появляетесь на работе и берете ребенка с собой в контору, чтобы потихоньку покормить его грудью в обеденный перерыв, люди отпускают пренебрежительные замечания по поводу Эстер Рантзен, которая вы­пендривается: мол, «что хотела, то и получила».

Так можно дойти и до признания того, что быть матерью вообще плохо. Особенно если она вдобавок еще и работает.

Зачем же тогда так поступать? Почему не от­дать эти несколько лет целиком материнству и не вернуться к работе позднее? По многим при­чинам.

Должна признать, что для меня основной причиной было убеждение, что я не смогу жить день за днем, видя только своих малышей, и не свихнуться. Теперь я в этом не так уверена. Сидя за пишущей машинкой и волнуясь по поводу завтрашнего, особенно дерзкого броска через весь Лондон от поезда в студию (бросок, потому что так я смогу заскочить домой, чтобы поднять детей с постели и поцеловать их перед уходом), я вижу за окном беззаботную девушку в джинсах, которая возится с моими двумя детьми на зали­той солнцем лужайке, зарабатывая деньги, кото­рые мне придется зарабатывать, продираясь через час пик. Позже она выйдет, чтобы выпить чашку кофе, а потом снова будет возиться с деть­ми уже в детсадовской, а у меня будет долгий нудный спор с упрямым редактором журнала по телефону с плохой слышимостью. А травка сегодня на той стороне улицы вроде чуть позеле­нее. И все-таки осмелюсь сказать, что есть люди, вытирающие слезы и сопли своему недовольно­му потомству, которые думают, что моя жизнь великолепна и вожделенна. Действительно, когда утром вы уезжаете от всего этого цирка с прорезыванием зубов, придирками и недопони­маниями, то испытываете истинное наслажде­ние.

Более основательная причина — это деньги. Хотя в Великобритании работает большинство матерей, работающих мам детей в возрасте до пяти лет не так уж и много. И вполне понятно, почему - кроме естественной привязанности, уход за детьми дошкольного возраста — это такая дорогостоящая работа, что для того, чтобы платить кому-то хорошие деньги за это, самой нужно весьма прилично зарабатывать. Некото­рые женщины (я знаю одну такую, сейчас она вполне преуспевающий издатель) действитель­но работают в течение пяти лет и получают зар­плату, которая почти целиком уходит на оплату работы няни и разъезды по городу. Эта женщина не бросила работу «только для того, чтобы удер­жаться на служебной лестнице». Большинство не стало бы так поступать, по крайней мере, в течение пяти лет, бросив на ходу: «Да на хрена мне такая лестница». Большинство женщин ра­ботают потому, что это приносит доход сверх расходов, а семье нужны деньги, вот и все. Не обязательно находиться у черты бедности, чтобы так делать: может быть, вы просто живете^; в доме, купленном вами, и приходится выплачи­вать все больше и больше за ссуду, потому что процентная ставка растет и растет, или ваш муж на грани увольнения, или отец ваших детей меч­тает о свободе, чтобы спустить на тормозах свою карьеру и какое-то время побыть с детьми. А может быть, вы хотите накопить денег и осуществить давнюю мечту всего семейства — уехать из города, может быть, эмигрировать, купить катер, построить квартиру для бабушки. Какова бы ни была причина, нет никакого основания чувствовать себя виноватой. Если же вы чувст­вуете такую вину, сделайте что-нибудь ради­кальное: продайте дом, возьмите надомную ра­боту, вроде глажки белья или печатания на ма­шинке, работайте ночи напролет и день напро­лет и нянчитесь с детьми сами, станьте платной сиделкой, сдайте кому-нибудь комнату — да сде­лайте что угодно, только сделайте. Если мысль обо всех этих вариантах вам еще неприятнее, чем сегодняшняя жизнь, значит, вы уже делаете самое лучшее из того, что можете делать. Так причем здесь чувство вины?

Если вы работаете только для своего удоволь­ствия (делают это очень немногие), единствен­ное, чего можно добиться, — это подыскать себе постоянную, любящую, прекрасную подмену на то время, что вы на работе. Каждый день где-то какая-то мать лупцует своих родных детей или не обращает на них никакого внимания, а где-то в другом месте неродная мать или няня окружа­ют малыша любовью и заботой. В родной матери не обязательно заключено нечто магическое. Неотъемлема здесь только полная ответствен­ность. И если вы пытаетесь отрицать эту ответ­ственность — долг, по крайней мере, обеспечить круглосуточную любовь и внимание, — вы все равно сделаете себя несчастной. Если это не так, значит, вы не вписываетесь в эту книжку.

Но, как однажды сказал мне служащий Бри­танской железной дороги, когда я предложила ему выйти из поезда и толкать его, чтобы он до­ехал до следующей станции: «Ну, не до такой же степени». Быть матерью и зарабатывать деньги предполагает гигантские усилия в течение дол­гих лет и почти полное разрушение такого поня­тия, как «ваше свободное время». Нужно быть очень собранной и жертвовать почти всем. Это отнюдь не выбор эгоиста. Но никто вам особенно и сочувствовать не будет. И если совсем немно­гие будут настолько грубыми, что бросят вам в лицо слова «денег ей мало», то многие будут бор­мотать то же самое, прячась за безопасным мы­тьем посуды. Они забудут о том, что и вы моете посуду, которая всегда ждет вас в конце долгого рабочего дня.

Варианты работы распределяются очень четко на следующие категории.
Работа вне дома

Женщина-дизайнер с кейсом в руке с важным видом усаживается в «вольво», целуя вереницу маленьких розовеньких мордашек и давая розо­вощекой, улыбающейся няне инструкции, что из домашних лакомств следует вынуть из содер­жащегося в идеальном порядке холодильника на обед. Она мчится на работу, где ее секретарь давно ожидает, когда она примет четкие, разящие наповал решения по поводу утренней почты. Суперженщина, да и только! Разве мы не любуемся каждой полоской на её одежде, когда она уверенно улыбается с рекламных объявле­ний и являет нам образец Стильной Деловой Женщины!

На самом деле нет, совсем даже не любуемся. Мы ненавидим ее деловое нутро. Мы воркуем и кукуем с нашими малышами, пока не останется десять минут до отхода поезда, сгребаем послед­ние грязные вещи с пола ванной комнаты, засовываем ноги в поцарапанные туфли без каблу­ков и говорим изможденной няне, что, если ей станет хуже от зубной боли, пусть оставит мла­денца соседям, с указаниями передать его в дом № 13 в четыре часа, когда соседке нужно будет идти с ее собственным ребенком в школу, пото­му что у нее в машине только одно место, а если зубной врач скажет, что нужно вырвать зуб за­втра, няне следует немедленно позвонить до по­ловины первого, чтобы мама могла отменить конференцию по безопасности и остаться дома в течение первой половины утра, хотя соседка могла бы помочь, да к ней неожиданно приезжа­ет тетушка, которая поживет у нее пару месяцев, и она не может оставаться с ребенком по утрам... А потом мы вскакиваем на ходу в поезд и обвиса­ем в вагоне, ухватившись за ремень, утопая в мыслях о том, накормлен ли кот, не валяется ли без сознания няня от зубной боли, а ребенок тем временем с веселым смехом не ползет ли в камин. Мы приезжаем на работу отчаявшиеся, вконец измученные, способные лишь на чашечку кофе, и на нас тут же спускают собак, потому что вчера мы ушли ровно в половине шестого, чтобы поспеть домой к вечернему купанию. Мы крутимся со всем этим и на чем свет клянем Су­перженщину с ее воображаемым спокойствием. Потому что не существует абсолютно гаран­тированных мер по уходу за ребенком. Богатым, безусловно, полегче. Но даже если у вас есть няня или горничная, наступит день, когда одну из них подкосит корь, а, увидев другую, ребенок начнет в ужасе орать. Даже если у вас лучшие в мире соседи, наступит день, когда они все вместе куда-нибудь уйдут из дома, например, на прием-чаепитие Гильдии производителей варенья, няня отпросится на свидание с угольщиком, а папочка соберется в командировку в Перу. Так что наступит день, когда ничего другого не оста­нется, как взять с собой коляску, набор цветных карандашей (молите Бога, чтобы обойтись без ночного горшка) и отбыть с ним и со всем этим в офис на час или около того. Я еще не встречала такого места работы, где бы не случилось что-либо подобное хоть один раз (матери, которые так делают, обычно стоят на самых высоких сту­пенях служебной лестницы. Младенец Мадам Босса—это одно дело, а младенец мисс Суперсе­кретарши — это совсем другое). Но если роду человеческому нужно продолжаться, за детьми должно ухаживать, а женщины с талантом обя­заны им пользоваться — тогда кто-то где-то будет терпеть неудобство чудной коляски, притулившейся за шкафами и папками. Начальник отдела «Радио 4» однажды во время большого со­вещания менял пеленки своему сыну прямо на полу. Он говорит, что никто этого не заметил. И это впечатляет, ибо совещание проходило у него в кабинете, а председательствовал на нем он сам.

Мои собственные мероприятия по уходу за ре­бенком однажды провалились самым ужасным образом, и мне пришлось кормить Николаса грудью на собрании в присутствии двух полицей­ских чинов высокого ранга, руководства и прочих шишек. Кормление приходилось скрывать, как только можно. В отличие от последующей, громкой, на всю комнату, икоты. Но мы пережи­ли и это.

Но, вообще-то говоря, лучше совсем не заво­дить разговоров о младенцах в офисах. Доста­точно подумать о застоялом запахе молочной рвоты и эмоциональном напряге. Ниже следует несколько железных правил для поддержания вашего авторитета.

• Научитесь менять шаг. Быстро обнару­жится, что когда вы врываетесь вечером в дом, то сбрасываете скорость взрослого че­ловека до детской походки, начинаете сверхчетко выговаривать слова, повторять глупые шутки и звуки, терпеливо убирать одну и ту же ручонку с одного и того же выключателя. Жизненно важно помнить, что утром нужно все проделать в обрат­ном порядке и опять набрать скорость. Я больше не смеюсь над старым анекдотом об одной даме, которая сидела на офици­альном ужине рядом с потрясающим муж­чиной и слишком поздно заметила, что на­резала ему мясо на его тарелке. Я не смеюсь с тех пор, когда меня пригласили высту­пить на ужине резервистов-добровольцев Королевского флота, где портвейн подавали на серебряной тележке в виде лафета, и я машинально отодвинула ее от себя на се­редину стола, чтобы ребенок случайно не сбросил ее на пол.

• Не названивайте постоянно домой. Лучше оставьте дома номер служебного телефона. Приучите няню никогда не сообщать по те­лефону: «С вами говорит няня», если в ответ в вашем офисе раздается недоброжела­тельное ворчание. Намного лучше «Это по личному вопросу, я звоню по ее просьбе» или что-нибудь нейтральное. Однако должна признаться, что спровоцировала следующий односторонний разговор в жутко шикарном офисе журнала «Татлер»: «Клер? Что-нибудь случилось? ЧТО у него? Не может быть! Зуб! Невероятно! Нет, я ни разу не видела - нет! Это потрясающе, ве­ликолепно, поцелуй его за меня!». Застарелые холостяки слегка вздрогнули в глубине офиса, а подтянутые писатели, ра­ботающие в области моды, пожали плеча­ми. И только заместитель редактора, собст­венные дети которой давно выросли, ода­рила меня лукавой и заговорщической улыбкой...

• «Никогда не упоминайте о детях на рабо­те, если вас об этом не спрашивают, — по­советовала одна мама — ответственный работник. — Но и тогда будьте предельно немногословны. Мужчины никогда не го­ворят про своих детей на работе». Да, в не­которых конторах это именно так, но я работала на одной местной радиостанции, полной Новых Мужчин, где женщины сго­рали на работе и сходили с ума по карьере, а мужчины бесконечно судачили о плацен­те и ночных горшках.

• «Если они препятствуют вашему продви­жению по службе, — посоветовала другая мать, — скажите им с безапелляционной уверенностью, что ваша няня выполняет ту же функцию в отношении ваших детей, которую их жена выполняет в от­ношении их собственных детей». Это должно утихомирить грубиянов. Может быть.

• «Покройте ногти лаком, — сказала одна мать троих детей, — Это создает впечат­ление эффективности и наличия свободно­го времени. Точно так же, как и косметика». Хоть и присутствует слабенький секс-запа­шок, но она права.

• Если вы пользуетесь услугами сиделки, упакуйте в выходные дни полный набор всего, что нужно ребенку на неделю, чтобы потом не пришлось очумело метаться каж­дое утро в поисках бутылочек и одноразо­вых пеленок.

• А если все-таки пришлось оставить дом в состоянии кризиса, нанесите на лицо кос­метику, звоните домой часто, но скрытно, и если не можете усидеть на работе — изобразите психосоматическую головную боль и уезжайте.

Это хороший вариант для матерей и для отцов: в один прекрасный день семья, где мама и папа работают по полдня, может стать обычным делом. Уже сегодня можно видеть более терпи­мое отношение к совместительству, к гибкому рабочему графику или посменной работе и вооб­ще к любым не принятым ранее формам работы, которые дают вам доход и отдушину, не запирая вас в четырех стенах на целый день. Все дело в том, что если у вас нет эффективной помощи, та часть времени, что вы тратите на работу, стано­вится вашей частью — это тот кусочек времени, когда вы были свободны, или считали себя тако­выми. Очень многие женщины бросаются домой после ночной смены, чтобы потом целый день ухаживать за детьми, некоторые папы поступа­ют так же. Удовольствия в этом никакого. Непло­хо иметь помощь со стороны, хотя бы какую-ни­будь школьницу, которой можно было бы пору­чить покатать с часок коляску вокруг дома, эта уже немало.

Работа по совместительству все больше вхо­дит в моду в Великобритании, работодатели осознали, что на одну зарплату они получают как бы полтора служащих, поскольку каждый старается переплюнуть другого. И рождается совершенно новое животное: женщина-сотрудник плюс совместитель-мама-няня, которая разры­вается между разными семьями, пока матери на работе. Это хрупкая, но экономичная конструк­ция, если вы можете выстроить ее и поладить с такой няней из соседней общины. Это вроде одной из тех хилых штуковин, которые наперегонки перелетали Ла-Манш. Такое приспособле­ние выглядит так, будто никогда не взлетит, но иногда почему-то взлетает.
Работа на дому

На первый взгляд, великолепный компро­мисс. И вот вы, как Уильям Вордсворт, сидите за своим рабочим столом, в окружении своих безза­ботно играющих детей. Вы зарабатываете день­ги и уважение, не попирая домашнего очага. Вы сами диктуете себе расписание. Вам никогда не приходится пропускать время купания или ос­тавлять ребенка с температурой. Вам нужно лишь встать и сделать десять шагов, чтобы об­нять малыша, а потом снова вернуться к работе. Сказка.

Некоторые героические женщины умудряют­ся работать на дому: шьют, печатают на машин­ке, считывают корректуру, пишут, составляют компьютерные программы, мастерят ручные поделки и даже руководят небольшим бизне­сом - без чьей-либо помощи, с детьми дошколь­ного возрасти. «Я влезаю в манеж, — говорит одна из них, — и работаю там». Но если вдруг с того направления, где вы в последний раз видели своего малыша, не доносится ни звука, вы сразу же пулей вылетаете из манежа с бешено колотя­щимся сердцем и обнаруживаете свое чадо по­едающим стиральный порошок или рвущим в клочки первый экземпляр рукописи.

«Кассет со сказками и песнями хватает на полчаса, не более», — сетует другая женщина, работающая на дому.

«Да нет, это безнадежно,— добавляет еще | одна. — Только десять минут спокойствия, а потом — «Я тоже хочу пишущую машинку» и нытье по поводу прогулки».

И все, как один, хором; «Послеобеденный сон — вот это вещь». Его можно весьма прилично продлить, про что знают все хитроумные, умело обращающиеся с детьми мамаши. Помню, меня в детстве укладывали в моей комнате «отдыхать», и я подозреваю, что это продолжалось и в каникулы, пока мне не исполнилось восемь лет. И только став взрослой, я поняла, кто же на самом деле «отдыхал» в эти часы.

И все-таки в любом возрасте довольно прият­но провести часок в полутемной комнате с книж­кой, слушая музыку. Единственное, что нужно помнить о послеобеденном отдыхе, - если он пре­рывается два дня подряд, вам придется сражать­ся за то, чтобы возвратить эту привычку.

Неприятный побочный эффект от попыток работать дома и самой ухаживать за детьми за­ключается в том, что можно начать злиться на своих бедных детишек за то, что они просыпаются раньше времени, за их жизнерадостные гугуканья и взвизги, призывающие маму, и уж ко­нечно ворчать, что они без приглашения караб­каются к вам на колени. Этот путь не сделает вас счастливой мамой. В итоге вы начнете завидо­вать женщине, работающей в конторе, которая дома без оглядки может предаваться восторгам и экстазам по поводу детей.

Нет, вы сможете работать намного лучше и быть более ласковой мамой, если вас подменяет сиделка или няня на время, пока вы работаете. Если вы в самом деле все время сидите дома, то можете обойтись и более дешевым вариантом — может быть, взять «ученицу на должность няни» или умненькую шестнадцатилетнюю девушку — но кто-то вам в любом случае нужен. Желатель­но тот, кто, шутя, может переключиться на глажку и вытирание пыли, пока дитя почивает после сытного обеда. Нет ничего более раздражающе­го, чем вид оцепеневшей няни, уставившейся в телевизор, пока ваш малыш спит.

Если вы не можете себе позволить нанять няню на полный день, организуйте цепочку из нянь, когда кто-то будет гулять с детьми в уста­новленное время, или присоединитесь к жуткой «подменной» системе, которая действует в кру­гах соседей среднего класса. Это какая-то кош­марная цепочка, по которой вы отправляете кому-то своих детей на три дня по утрам, а потом вдруг, по пятницам, получаете набор из двенад­цати малышей на время, и никто вас не спраши­вает и не платит ни копейки. Одна моя старая подруга очень возмущалась по этому поводу, по­тому что обнаружила, что все остальные в цепоч­ке организации обедов отправляли всю группу к ней, оставляя ее единственной настоящей мама­шей во всей системе. Она считала, что заработа­ла премию за опыт, приличную еду и всеобщее внимание.

Но даже при наличии няни в работе на дому есть определенные неудобства.

• Девять утра. Няня звонит в дверь, вы гото­витесь приступить к своей работе, но ваш малыш имеет по этому поводу другое мне­ние. Он простудился, и ему нужна мама. Не желая делать из этого проблему, вы разре­шаете ему посидеть у своих ног. К тому вре­мени, когда он уже достаточно успокоился. Чтобы можно было перенести его, оказыва­ется, что няня таинственным образом ис­чезла с другим ребенком на длительную прогулку.

• Звонит телефон. Вы бросаетесь к аппарату в своем кабинете, но няня не очень расторопна, ребенок хватает трубку первым и начинает жизнерадостно сообщать об «огломных больсих здоловенных глузавиках» или хрюкать в ухо вашему шефу. Позори­ще, о котором я особенно хотела бы забыть, случилось тогда, когда Эдвард Хит, (премьер-министр!), лично позвонил мне, чтобы дать краткий отзыв об одной статье, Николас развлекал его, распевая во все горло свою любимую песенку «Ля-ля-я-я, ля-ля-ля-я-я!» несколько минут и совер­шенно бессвязным рассказом о каких-то утках. Стыдобушка!

• Все идет хорошо, вы почти закончили трудную часть работы. Няня стучит в дверь. Слив в кухне засорился, и вода зали­вается в песочницу ребенка. Никто не учил ее пробивать засоры, и к тому же «тяжелая домашняя работа» исключена из ее кон­тракта. Из вашего вечного контракта абсолютно ничего не исключается, и вы идете туда с вантузом, пока няня собирает к своим юбкам малышей, всхлипывая, и бормоча что-то о гигиене. Дома у леди X. тако­го никогда не случалось.

• Слышится удар и вопль. Вы сидите, заме­рев над своей работой, вопрошая себя, что делать. Следует леденящая кровь пауза. Вы выходите в кухню — там царит полная безмятежность. Наливаете себе чашку чая, все еще недоумевая, что же это был за шум, но не хотите спрашивать об этом няню из-за своего принципа: ПУСТЬ ОНА ОТВЕЧАЕТ ЗА ВСЕ. И замечаете, что уже почти время обе­дать. Тридцать минут потеряно впустую.

• Время обеда. Вы толком не договорились с няней, должна ли она кормить и вас, и ре­бенка. На самом деле вы хотите просто перекусить за рабочим столом. Но когда вы выходите из кабинета, чтобы сделать себе бутерброд с сыром, то обнаруживаете, что няня приготовила изумительную лазанью, и вы не забыты. Кроме того, сидит она явно в позе обиженной, потому что вы пришли ПОЗДНО, и еда ОСТЫЛА. Вы, давясь, про­глатываете ее, стараетесь умиротворить няню, вымыв всю посуду, и несете ребенка наверх, чтобы уложить его спать. Вылетело напрочь два часа, и вы возвращаетесь к пи­шущей машинке с неотвязчивым страхом о том, что няня в глубоком возмущении от­кажется от работы как раз тогда, когда вам позарез нужно срочно закончить работу. И тут звонит местный организатор группы детей: «Я знал, что ты дома»...

• Вы с головой ушли в работу. Звонит теле­фон. Это подруга, у которой ребенок того же возраста, и приглашает вашего прийти поплескаться у нее в бассейне. Под нажимом этого любезного шантажа вы понимаете, что ждут именно вас, а не няню, чтобы по­сплетничать у бассейна. Вы идете и теряете половину рабочего дня. И наоборот:

• местная мафия нянь (прибавьте к этому расходы) встречается в вашем доме на чае­питии. Вы выползаете из кабинета, чтобы присоединиться к ним, озабоченные тем, с кем же общается ваш ребенок (матери, работающие вне дома, никогда не смогут уви­деть их, так что не упускайте этот случай. Ничего не пропустите!).

• Конец дня. Дети в постели, муж дома, няня ушла, Возвращается покой. Но поскольку все вышеописанные неприятности уже имели место на этой неделе, в мыслях вы далеко; вместо того, чтобы сесть за ужин, или у телевизора, или обсудить с супругом, что произошло за день, вы грустно плете­тесь в свой кабинет и работаете до половины второго ночи. Просто потому, что рабо­та здесь, рядом. И так будет всегда.

Но с работой на дому не всегда бывает так плохо. В этом списке болезненных разочарова­ний сокрыты основополагающие правила, чтобы сделать такую работу приятной:

Все это по-прежнему оставляет чуток време­ни для грустного, хлюпающего носом малыша, которому хочется посидеть полчаса под пись­менным столом. А иначе, зачем же вы так напря­гаетесь, чтобы зарабатывать на жизнь, работая дома? Если у ребенка и его хорошо оплачивае­мой няни складываются хорошие отношения, он не часто и не надолго будет вас беспокоить. Ужасно скучная мамочка легко забывается ради картинки, нанизывания колечек на веревку, ба­рахтанья и брызганья в бассейне и ради няни, которая все время танцует и поет.

Работающая мама имеет огромные преиму­щества: кроме финансовой обеспеченности и возможности принимать некоторые решения в мире за пределами дома, такое состояние учит совершенно новым вещам. В хорошие дни вы действительно чувствуете себя Суперженщи­ной. Вы проходите обучение искусству разде­лять работу на ту, которую можно сделать с ре­бенком, сидящим под письменным столом, и на ту, которая может быть выполнена во время кормления грудью, и на ту, что действительно требу­ет полной свободы от любого дитяти моложе двадцати одного года. Все это учит невероятной сосредоточенности: раньше я имела привычку в течение часа соединять одну с другой канцеляр­ские скрепки, но сейчас, пока у меня дома всё безоблачно, я яростно набрасываюсь на пишу­щую машинку и продолжаю работать. Это может сделать вас более любящей и терпимой по отно­шению к вашим детям - случалось, что, прихо­ди домой из конторы, я бросалась к своему сыну, ликуя: «Знаешь, я за целый день не встретила никого, приятнее тебя!» (труднее сказать это по субботам и воскресеньям, после двенадцати часов постоянного нытья и стычек между деть­ми). Если вы можете выдержать нагрузку, тогда работа — в радость. Но если отфильтровать весь этот опыт, то останутся две важные проблемы, одинаковые по своей значимости, даже при самом идеальном балансе между работой и домом. И обе эмоциональные.

Первая касается детей: Если вы перестаете чувствовать каждодневную жизнь малыша (осо­бенно до того, как он действительно научится разговаривать и сможет сказать что-то), вам становится намного труднее общаться с ним и получать от этого удовольствие. По субботам и воскресеньям вы всякий раз сможете наблюдать маленьких извергов, пластающихся по полу чай­ных магазинов или супермаркетов, играющих в таких мам и пап, что, увидев это, они бы весьма удивились. Это признак любви к мамочке, кото­рой так не хватает и которая бывает дома только по субботам и воскресеньям. Это очень трудно переносить, если всю неделю вы только и стре­мились побыть с детьми,

Но в определенной степени этот синдром можно обмануть, хитро планируя свое время дома. Если в течение дня вы находитесь рядом с малышом в ключевые часы его жизни, то сближаетесь с ребенком за несколько часов намного больше, чем мама, которая сидит целый день дома; Например, мы всегда, даже если няня живет с нами, сами поднимаем утром детей с постели, одеваем и готовим им завтрак. Если мне нужно уйти, я иногда поднимаю их даже раньше. В конце дня мы заступаем на вахту их купания (самое чудесное время для маминой ласки, когда они такие голенькие и заразительно смеются) и вместе с ними святые полчаса или около того перед укладыванием в постель. В это время мы сосредоточены, мы не смотрим новос­ти, а собираем конструктор или укачиваем ма­лышей на коленях. Ключевые моменты по утрам и вечерам стоят значительно дороже, чем втрое большее количество времени в течение дня. Прибавьте к этому все неожиданные моменты, когда вы можете появиться, — появление к обеду, если вы работаете дома, поездку в машине, чтобы снять фотокопии, иногда поездку на авто­бусе до конторы и обратно с няней, — вот так и создается драгоценный багаж доброй воли и до­верия для устранения риска буйных выходок по субботам и воскресеньям. Если вы к тому же ве­селы, шутите за завтраком, не ворчите и не по­гружены в заполнение своей сумочки и наклады­вание косметического камуфляжа, то ваша цен­ность удваивается.

«Не знаю. Может быть, когда выскакиваю из-под всей этой перестрелки».

«Поздно вечером. А эту анкету заполнила после полуночи».

«Поездки в метро удивительно помогают отдо­хнуть. Обеденные часы могут быть благословен­но уединенными. Хватайтесь за любую возмож­ность, если такая есть».

«Ответ будет совершенно географический — подальше от работы и от ребенка. Лодка? Или теннис? Ни ребенок, ни пишущая машинка не придут за вами на теннисный корт».

«Присоединитесь к чему-нибудь, что регуляр­но заставляет вас выходить из дома. Клуб, урок — да все, что угодно».

«Раз в две недели я принимаю турецкую ванну, мою голову шампунем, делаю маникюр или мас­саж. Какое блаженство, когда кто-то другой де­лает все это для тебя, именно для тебя!» (Как я это понимаю! Как-то вечером, принимая ванну, я почти лишилась чувств, когда вдруг поняла, что я отвечаю за подстригание шестидесяти ногтей: двадцать моих собственных на руках и ногах, и по двадцать у каждого ребенка…)

«Я чувствую себя слишком виноватой, чтобы от чего-нибудь получать удовольствие, если остав­ляю на кого-то детей без особой необходимости».

«Бог ты мой, да все, что угодно, если это физи­чески расслабляет. Упражнения по сохранению фигуры, теннис — мы получаем перераспреде­ление нагрузки!»

Последние два совета для меня — обобщают проблему. Точно так же, как когда дети были но­ворожденными и я терпела их хныканье в их же интересах — меняла пеленки или развешивала выстиранное белье, — но на стенку лезла от та­кого же тихого хныканья, когда читала воскрес­ную газету, так и теперь я не могу позволить себе эгоистически заняться плаванием или сходить одной погулять. Уходить на работу — это нор­мально, а уходить ради собственного удовольст­вия — ужасно. А между тем, потребность в тяже­лых физических рукомахающих упражнениях, без каких-то там детей, влечет совершенно не­одолимо. Прогулку с коляской (безнадежно по­никшие плечи, мелкие, семенящие шажки) или с двухлетним, едва ковыляющим малышом вооб­ще нельзя назвать прогулкой.

Большая часть времени по уходу за детьми протекает в гарцевании матери на ограничен­ном пространстве, мягко при этом двигающей­ся, при этом ворочающей неимоверные тяжести. Это не дает ей возможности выпустить пар и только утомляет и добавляет ворчливости, раз­дражительности и нездоровья. То же самое полу­чается от сидения на работе. Сочетание этих двух способов существования потихоньку приве­дет вас в сумасшедший дом. Однажды журнал «Понг», отправил меня попутешествовать в лодке по Темзе на тринадцать миль, как Джером К. Джером, и два моих спутника не могли взять в толк, чего ради я чуть ли ни с пеной у рта наста­ивала на том, чтобы всю дорогу грести, а не расслабляться у руля. Для меня в этом была истин­ная радость физического напряжения, без хва­тания маленьких ручонок, которые мешали бы размаху, и без боязни повредить хрупкие головки тяжелым взмахом весла.

Так что о временной вспышке личной актив­ности (или, если хотите, личной праздности) имеет смысл подумать, когда вы собираетесь вернуться на работу. Это совет по достижению совершенства: нечто среднее между чувством вины из-за того, что не спешишь домой, и раз­дражением оттого, что не имеешь личных удо­вольствий. Мне так и не удалось полностью добиться этого. У одной моей высокопоставленной подруги имеется на сей счет одно высокопарное решение: она отказывается отправляться в какую-либо поездку, если в гостинице нет бассейна. «Потому что только таким образом, — го­ворит она, — я могу поплавать без угрызений совести и без паникующего маленького лягушонка со спасательным кругом, беспомощно снующего вокруг меня». И все равно я знаю, что эта несчастная размазня сидит в экзотических ресторанах на крыше и со слезами на глазах дума­ет о том, как ее трехлетнему сыну понравилось бы покататься на лифте.