9) ИЗ ПИСЬМА К А. А. КАПИЦЕ 4 декабря 1934, Ленинград
...Иван Петрович [Павлов] в разговоре со мной сказал: «Знаете, Петр Леонидович, ведь я только один здесь говорю, что думаю, а вот я умру, вы должны это делать, ведь это так нужно для нашей родины, а теперь эту родину я как-то особенно полюбил, когда она в этом тяжелом положении... Мне хотелось бы еще прожить хоть десять лет, чтобы увидеть, что с моей родиной будет и также что будет с моими условными рефлексами. И знаете, я заставлю себя прожить!»
Он ко мне хорошо относится, но между нами большая разница во всем. Насчет говорения [того], что я думаю, тут я не побоюсь, но потенциальные условия разные... Он уже давно во главе школы, признанный всеми, а я тут один, без опоры и доверия. <...>
Он сразу же мне поверил и отнесся гораздо более оптимистично к моей работе по биофизиологии, чем А. В. Хилл и Эдриан. Я теперь уже с месяц занимаюсь и уверен, что они ошибаются. Я говорил с Берпаломix <...> и увлек его моей теорией мускульной работыx. У меня есть уже план на несколько экспериментов. А. В. [Хилл] и Эдриан, по-видимому, видят только тот метод подхода к проблеме, каким они сами пользовались, и не видят другого. Но ведь это всегда у меня так. Если бы я слушал всех советчиков и скептиков, то я бы ничего не сделал в своей жизни.
У нас здесь все очень грустят по поводу смерти тов. Кирова... Это приняло форму общего горя. Даже люди отнюдь не советски настроенные. Так как справедливость, доброта и энергия тов. Кирова завоевали общую неподдельную любовь. Кроме того, это большая потеря в социальном отношении, так как безусловно все данные говорят за то, что тов. Киров был большим организатором и обладал большим творческим талантом. Если прибавить еще то, что он исключительно хороший автор, то ты поймешь ту большую потерю, которую терпел Союз в лице Кирова. <...>
10) В. И. MEЖЛАУКУ [Между 9 и 15 декабря 1934, Москва]
После совещания с академикамиxi настоящим я имею подтвердить нижеследующее.
Я еще раз подтверждаю свою полную готовность неотлагательно приступить к моей научной и технической работе в СССР. Замечу кстати, что за 13 лет своего пребывания в Англии я никогда не делал ни одного шага для того, чтобы перейти в какое-либо другое подданство, и за это время уже 5 раз был в СССР. Во время моих приездов в СССР я, помимо чтения лекций, никогда не отказывался ни от каких консультаций.
Я хочу также отметить, что во всей моей рабочей жизни главный смысл ее и интерес были в чисто научной работе. Этими своими работами, которые всегда полностью опубликовывались, я и завоевал то положение ученого, которое теперь занимаю, и [я] чувствую, кто таким образом внес свою долю работы в развитие международной культуры и науки. По складу своего характера и по своим убеждениям я и впредь должен ставить свою научную работу как основное мое занятие, и мое пребывание в Союзе возможно только [в том случае], если я смогу продолжать эту научную работу. Но, продолжая эту работу как основное [свое дело], я считаю своим долгом, по мере сил и знаний, использовать накопившийся опыт для оказания всевозможной помощи и содействия в социалистическом развитии нашей страны, с которой я никогда не порывал связей как духовно, так и формально.
В итоге вышеупомянутого совещания я прихожу к таким выводам, что на ближайшее время возможна моя работа в СССР <...> по линии неотлагательного включения в организацию работ при Академии наук, причем мне кажется, что я мог бы быть на первое время полезен и в вопросах выработки плана реконструкции Академии наук в ее новых московских условияхxii. Считая, что разворот научной работы в настоящее время должен идти в прямом контакте со всем индустриальным окружением, я, как в целях продолжения моей работы, так и в общих интересах промышленной культуры СССР, полагал бы необходимым принять посильное участие в действительном ознакомлении с положением тех фабрик и заводов, где, по своей специальности, я могу быть полезен, и которые, в свою очередь, будут полезны и необходимы для меня при дальнейшем продолжении моих специальных работ в СССР.
Что же касается до этих основных, чисто научных моих работ, которые я вел в Кембриджском университете, то их продолжение в Союзе всецело зависит от возможности сооружения здесь в быстрейший срок такой лабораторной обстановки, которая была у меня в течение моих 13-летних усилий создана в Англии.
Я отдаю себе отчет в том обстоятельстве, что, конечно, здесь многое зависит и от меня лично. Чтобы в этом отношении не было никаких недоразумений, я согласен немедленно предпринять решительные шаги для своего окончательного обоснования в Москве, с учетом моей связи с Академией наук и моей семейной обстановки. <...>
Переходим теперь к важнейшему — к постройке лаборатории, без которой моя научная работа невозможна. Чтобы ясно себе представить те трудности, которые связаны с созданием такой лаборатории в кратчайший срок и для дальнейшего ведения в ней научной работы, я должен охарактеризовать более подробно мою работу.
В прежних научных работах диапазон научных изысканий был ограничен теми обычными лабораторными средствами и приборами, которые так хорошо известны и изготовляются многими научными фирмами. В своей научной работе я существенно увеличил область научных изысканий в целом ряде вопросов физики, в особенности в вопросах магнетизма, использовав весь заводской и технический опыт для постройки оригинальных приборов и выработки новых методов. Мое первоначальное инженерное образование в значительной мере содействовало этому. С другой стороны, я имел помощь английской промышленности, которая, будучи заморожена капиталистическим кризисом, в значительной мере бездействует и охотно бралась за сравнительно незначительные по прибыльности работы для моей лаборатории.
Конечно, при колоссальной загруженности и напряженности наших заводов моя работа только тогда может успешно развиваться в СССР, если будут созданы особо благоприятные условия, при которых мои заказы будут реализовываться. Конечно, со своей стороны, я всегда наблюдал, что заводской персонал охотно помогает мне, так как, в свою очередь, я часто бывал полезен им. Я, конечно, не знаком в деталях с теми техническими возможностями, которыми я могу располагать в Союзе, поэтому, чтобы решить вопрос, насколько моя работа может разворачиваться здесь без помощи западноевропейской индустрии, я был бы благодарен, если бы мне дали возможность ознакомиться с этим вопросом. Что же касается постройки оборудования лаборатории своими средствами здесь, в Союзе, то можно почти с уверенностью сказать, что технический опыт есть более чем достаточный для главной части такой работы, но главная трудность заключается в том, что для этой цели прежде всего необходимо располагать громадным комплектом рабочих чертежей, технических данных, словом, всем тем ассортиментом, который в течение 13 лет в различные сроки, на различных заводах, у различных консультационных групп накапливался у меня в Англии и без которого я не представляю себе возможности самого приступа к работе. Эта работа в Англии производилась под моим идейным руководством, но такими исполнителями, без которых фактически соорудить лабораторию я не буду в состоянии. Чтобы перенести сюда весь технический опыт и восстановить мою лабораторию здесь, я считаю абсолютно необходимым наличие всех технических данных, которые хранятся в архивах лаборатории; во-вторых, приобретение и перевозку сюда всех тех приборов и аппаратов, которые делались по эскизам и точных данных о которых не имеется в архивах лаборатории. И наконец, приглашение в Союз двух моих главных сотрудников-иностранцев на начальный период работ в лаборатории, не превышающий 3—4 лет. Получить все это не будет легко и дешево, но при правильном, корректном обращении в Кембриджский университет через проф. Резерфорда, я думаю, что все же это не невозможно. Во всяком случае, я готов оказать всевозможное содействие в успехе этих переговоров. Конечно, если после ознакомления с техническими возможностями в Союзе окажется, что некоторых материалов и некоторых аппаратов нельзя здесь приобрести, то такие придется закупить за границей.
П. Капица
Достарыңызбен бөлісу: |