ГЛАВА XII РЕЛИГИОЗНОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ

Революционные события 1917 г. явились катастрофой для духовного образования в России. По богословским школам удар был нанесен уже на самом раннем этапе борьбы с Церковью декретом Совнаркома "Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви": "Преподавание религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы, не допускается"⁸⁶⁸. Церковным и религиозным обществам запрещалось владеть собственностью, поэтому духовные школы, существовавшие на средства Святейшего Синода, практически теряли финансовую основу, а специальные богословские школы могли создаваться только заново, без предоставления им денежных средств и без права пользоваться учебными помещениями прежних академий, семинарий и духовных училищ, которые подлежали конфискации. Помещения, библиотеки и даже часть педагогического персонала духовных учебных заведений использовались новыми властями для устройства общеобразовательных средних школ, педагогических училищ, учительских институтов. Высшее церковное управление своим указом от 1 ноября 1918 г. вынуждено было констатировать, что не располагает средствами содержать духовные учебные заведения. Однако профессура духовных академий предпринимала попытки в той или иной форме сохранить православные школы.

В Московской Духовной Академии трудности начались уже при Временном правительстве. Обер-прокурор Святейшего Синода В. Львов 13 марта 1917 г. направил для ревизии академии комиссию во главе с профессором Петроградской Академии Б. В. Титлиновым. Комиссия обвинила ректора, епископа Волоколамского Феодора (Поздеевского), в неправомерных действиях, не назвав их конкретно, и на этом основании Святейший Синод по указанию Львова уволил епископа Феодора с поста ректора и назначил его настоятелем Даниловского монастыря. Временное исполнение обязанностей ректора возложено было на инспектора академии архимандрита Илариона (Троицкого). Одновременно смещен был и редактор академического органа "Богословский вестник" священник Павел Флоренский, его заменил профессор М. М. Тареев. После начала 1917/18 учебного года, новым ректором избрали профессора по кафедре истории и обличения западных исповеданий А. П. Орлова, который через месяц был рукоположен и возведен в сан протоиерея.

Декрет "Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви" ставил академию под прямую угрозу закрытия. 21 мая 1918 г. по благословению Святейшего Патриарха Тихона Московский епархиальный совет союза духовенства и мирян по предложению профессора Московской Академии В. П. Виноградова постановил открыть Православную народную академию богословских наук во главе с председателем союза профессором Московского университета протоиереем Н. И. Боголюбским. Православная народная академия "создавалась для более глубокого и сознательного усвоения христианского мировоззрения и взаимопонимания между всеми слоями церковного народа"⁸⁶⁹. Целью ее была подготовка всех членов Церкви к работе в приходских и епархиальных учреждениях, к пастырскому служению тех, кто чувствует к этому призвание, а также совершенствование в пастырском служении лиц священного сана. Предполагалось открыть три отделения: общедоступные богословские курсы для всех желающих, высшие богословские курсы для лиц, имеющих среднее и высшее образование или прослушавших курс первого отделения (оба отделения для мужчин и женщин), и пастырские курсы. В качестве преподавателей собирались привлечь главным образом профессоров Московской Духовной Академии, в том числе и ее последнего ректора протоиерея А. П. Орлова. Но проект этот осуществить тогда не удалось.

Московская Духовная Академия в Сергиевом Посаде умирала, в 1918 г. она последний раз приняла абитуриентов. "Из зданий нас постепенно вытесняют, а денег на содержание академии у Церкви нет",— с горечью писал в феврале 1919 г. профессор И. В. Попов петербургскому коллеге Н. Н. Глубоковскому⁸⁷⁰. 3 мая другой профессор, С. Глаголев, сообщал в Петербург, что "отца Илариона арестовали, он теперь пребывает в Бутырской тюрьме. Дел за ним на самом деле никаких нет, но, кажется, скоро выпускать его не собираются. Нет у нас и церкви. Академическая запечатана. Перешли было в церковь Иоанна Предтечи. Но там тесно и холодно. Теперь переходим в трапезную"⁸⁷¹. Занятия в академии прекратились, некоторые преподаватели в светском звании устроились на различные должности в государственные культурные и образовательные учреждения. Но в Москве и Сергиевом Посаде отдельные профессора продолжали занятия в частном порядке, студенты готовили к защите курсовые сочинения по крайней мере до 1924 г. Об этом сообщал 8 сентября 1924 г. профессор академии священник Павел Флоренский в письме Патриарху Тихону, в котором он просил об отставке и выдаче документов из-за конфликта с ректором протоиереем Владимиром Страховым, возглавлявшим после А. П. Орлова Московскую Духовную Академию. Правда, П. Флоренский уже называет академию "бывшей".

Лекции для желающих получить высшее богословское образование читались в Московском епархиальном управлении и до 1928 г. в Высоко-петровском монастыре, настоятель которого епископ Сергиевский Варфоломей (Ремов) и возглавил полулегально существовавшую школу. В преподавательскую корпорацию также входили епископы Иларион (Троицкий), пока он был на свободе, и протоиерей Василий Виноградов. На содержание школы собирались пожертвования в московских храмах. Варфоломей (Ремов), уже в сане архиепископа, был расстрелян в 1936 г., репрессиям подверглись и другие лица, преподававшие и учившиеся в этой богословской школе.

В Петрограде для спасения академии ее руководство обратилось в совет Петроградского университета с просьбой о включении академической корпорации и студентов в состав университета в качестве богословского факультета. Университетский совет готов был пойти навстречу, но Наркомат просвещения во главе с Луначарским воспрепятствовал осуществлению этого плана. 23 июня 1918 г. скончался последний ректор Петроградской Духовной Академии епископ Ямбургский Анастасий (Александров). Этот год стал последним в существовании старой Петербургской Академии, занятия профессоров со студентами продолжались только в частном порядке.

Перед угрозой прекращения существования Казанской Академии ее совет, испросив благословение священноначалия, готов был к тому, чтобы преобразоваться в богословский факультет Казанского университета. 20 апреля 1918 г. профессор К. В. Харлампович писал Н. Н. Глубоковскому, что "Луначарский стоит на непримиримой позиции и не допустит государственных богословских факультетов. Везде горе, мрак и позор, и просвета нигде не видно". Как и в Петрограде, большевистские власти не допустили слияния Казанской Академии с университетом, и положение ее ухудшалось с каждым днем. О состоянии, в котором она оказалась к началу 1919 г., пишет ее последний ректор епископ Чистопольский Анатолий (Грисюк) все тому же профессору Н. Н. Глубоковскому: "Библиотека в наших руках и взята под свою защиту Архивной комиссией. Половина наличных студентов (человек 20) и Ваш покорный слуга, а равно и канцелярия, помещаются в здании академическом. В главном здании заразный госпиталь, почему пришлось отказаться даже от академической церкви и перейти в приходскую. Треть корпорации находится по ту сторону фронта, а трое в Москве. Остальные профессора почти все служат на советской службе и сравнительно немногие на епархиальной или совмещают должности в академии"⁸⁷². Казань в ходе гражданской войны переходила из рук в руки, поэтому репрессии со стороны властей оказались особенно кровавыми. Коснулись они и академической корпорации: был расстрелян эконом академии священник Филарет Великанов.

В отличие от Московской и Петербургской Казанская Академия существовала до весны 1921 г. О том, как проходили занятия в эти последние годы, епископ Анатолий писал ректору Московской Академии протоиерею Анатолию Орлову: "Мы продолжаем заниматься, предполагая закончить учебный год к Пасхе, хотя питаемся от занятий неакадемических. Правду сказать, студенты на первых двух курсах академии насчитываются единицами, но из старших двух их по десятку. Некоторые студенты (4 человека, в том числе двое священников) мобилизованы на военную службу. Территории своей у нас теперь не имеется, хотя нужные книги пока достаем из прежней библиотеки. Из штатных профессоров в Казани сейчас 22 лица, отсутствующих — 9, двое умерли"⁸⁷³. Профессора продолжали читать лекции в помещении епархиального управления и у себя на квартирах. В марте 1921 г. 20 преподавателей академии во главе с ректором епископом Чистопольским Анатолием были арестованы за нарушение декрета об отделении Церкви от государства. Епископа Анатолия этапировали из Казани в Москву и заключили в Бутырскую тюрьму, а преподавателей академии в октябре 1921 г. освободили, приговорив к одному году заключения в концлагере условно. И уже в ноябре академическая корпорация организовала Богословский институт во главе с профессором Казанской Академии протоиереем Николаем Васильевичем Петровым и его помощником архимандритом Варсонофием (Лузиным). Коллегия Татарского Наркомпроса зарегистрировала институт, но просуществовал он менее года.

Киев, до окончания гражданской войны, за исключением коротких промежутков, не был в руках красных, поэтому Киевская Академия находилась в более сносных условиях до 1920 г.; при большевистской власти она тоже была обречена на уничтожение. Ее последний ректор епископ Каневский Василий (Богдашевский) писал профессору Н. Н. Глубоковскому:

"Крайне бедствуют и профессора академии. Бедствие дошло до того, что В. И. Попов пошел в деревню в псаломщики; собирается в псаломщики и М. Н. Скабалланович. Почтеннейший Н. П. Смирнов, тяжко болевший тифом, отправился искать свободного прихода в Киевский уезд, ибо семья буквально умирает с голоду. Страшно, что ожидает нас в будущем... С. Т. Голубев до того исхудал, что прямо стал неузнаваем и еле передвигает ноги... Академия наша существует и кое-что делает. Произведен выпуск студентов IV курса в количестве 8 человек; подвергаются испытанию и некоторые из студентов первых курсов, живущие в Киеве. Читают кандидатские сочинения, один из студентов представил даже сочинение на степень магистра богословия (в рукописи). Но вообще наше существование крайне бедственно". А уже 14 октября епископ Василий писал Глубоковскому: "Академия, к великому прискорбию, почти умерла, и никак нельзя ее восстановить, потому что студентов нет и профессора многие отсутствуют. Что дальше будет, неизвестно, но утешительных перспектив не предвидится. Открыты пастырские курсы, и они "оттянули" важнейшие профессорские силы. Предложил я читать лекции "по домам"... но ничего пока из этого не выходит"⁸⁷⁴.

* * *

В 20-х гг. наиболее серьезный и успешный опыт создания высшей духовной школы нового типа, совместимого с советским законодательством, предпринят был в Петрограде. Еще в 1918 г. преподаватель Петроградской духовной семинарии Иван Павлович Щербов († 1925) организовал пастырское училище, которое существовало на местные епархиальные средства. В 1919 г. он поставил вопрос о создании Богословского института — высшей духовной школы. Предложение И. П. Щербова поддержал митрополит Петербургский Вениамин, и в апреле 1920 г. Богословский институт был открыт. Его ректором по избрании стал настоятель Казанского собора протоиерей Николай Чуков (впоследствии митрополит Григорий), опытный пастырь и педагог, в прошлом ректор Петрозаводской семинарии. Среди преподавателей института были профессора Петроградской Академии — протоиереи Василий Верюжский, А. В. Петровский, А. И. Бриллиантов, Н. Н. Глубоковский, С. М. Зарин, И. А. Карабинов, Н. В. Малицкий, Д. П. Митров, И. П. Соколов и профессора Петроградского университета — академик Б. А. Тураев, Д. И. Абрамович, Л. П. Карсавин, С. С. Безобразов (впоследствии епископ Кассиан), М. Д. Приселков, А. П. Алявдин, М. Н. Соколов, С. В. Меликова-Толстая. В Богословский институт принимались лица обоего пола с высшим или средним образованием, желающие послужить Церкви как пастыри или на иных послушаниях. Принято было 100 слушателей, из них 32 человека имели высшее образование. В мае 1923 г. Богословский институт прекратил существование. Ужесточение антицерковного террора в связи с кампанией по изъятию церковных ценностей, арест ректора протоиерея Николая Чукова и угроза захвата обновленцами института привели к его роспуску. Выйдя на свободу, протоиерей Николай Чуков в 1925 г. сумел организовать в Ленинграде Высшие богословские курсы, которые, по мнению митрополита Кирилла (Гундяева), "имели более скромный состав профессоров и студентов, да и учебная программа на них была поуже"⁸⁷⁵. Но эти курсы позволили некоторым из студентов института завершить высшее богословское образование, например Н. Д. Успенскому, известному впоследствии профессору-литургисту. В 1928 г. власти закрыли ленинградские Высшие богословские курсы. Протоиерей Николай Чуков, пытаясь возобновить богословское образование, разрабатывал проект открытия новой церковной школы. Этот проект был одобрен Заместителем Местоблюстителя митрополитом Сергием; но осуществить его в обстановке массового террора 1929 г. было, конечно, невозможно.

Поместный Собор в определении от 7 (20) апреля 1918 г. постановил, наряду с существовавшими духовными учебными заведениями, учредить в епархиях пастырские училища. На основании этого определения в Москве, Киеве, Казани, Симбирске, Харькове, Смоленске, Перми, Вологде, Могилеве, Угличе, в Павловске Воронежской епархии на местные средства в 1919–1922 гг. открывались псаломщические и пастырско-богословские курсы, которые, просуществовав по нескольку лет, закрывались властями.

К концу 20-х гг. школьное богословское образование совершенно прекратилось на всей территории Советского Союза. Оставалась возможность только для частного, индивидуального и нелегального преподавания, которое, видимо, не прекращалось никогда. До 30-х гг. свои духовные школы имели раскольники-обновленцы и самосвяты, но в 30-х гг. и эти школы были закрыты.

В относительно нормальных условиях находились только те русские богословские школы, которые оказались за границами СССР. Так, на территории Польского государства существовали две православные духовные семинарии в Кременце и Вильне и богословский факультет в Варшаве, где уровень образования был весьма высоким благодаря тому, что к преподаванию были привлечены серьезные ученые-эмигранты. Церковную историю и церковное право преподавал профессор М. В. Зызыкин, большой популярностью пользовались лекции по философии известного русского мыслителя Н. С. Арсеньева. Преподавал здесь и будущий Патриарх Румынский Юстиниан. Русские православные школы в Польше не состояли в ведении Московской Патриархии, поскольку Православная Церковь в Польше самочинно вышла из юрисдикции Русской Церкви. Условия, в которых жили православные духовные школы в этой стране, были нелегкими; правительство пыталось полонизировать факультет и семинарию вплоть до полного запрещения вести обучение на русском языке. Само существование этих школ, в которых польские шовинисты видели, как во всей вообще Православной Церкви, осколки ненавистной им императорской России, было под угрозой, но закрыты они были уже советскими либо нацистскими властями в дни оккупации Польши.

В послевоенные годы, когда духовные учебные заведения в нашей стране лишь в малой степени могли удовлетворить потребности в пастырях с богословским образованием, значительную часть священнослужителей, особенно на Украине, в Белоруссии и Литве, составляли выпускники Виленской и Кременецкой семинарий, а также православного богословского факультета Варшавского университета. Из его стен вышли такие видные архипастыри послевоенных лет, как архиепископы Вениамин (Новицкий) и Мстислав (Волонсевич), митрополит Леонтий (Бондарь) и протопресвитер Виталий Боровой. Православные духовные семинарии существовали также в Латвии и Эстонии. Кишиневская семинария была преобразована в богословский факультет университета, но это было румынское учебное заведение и по языку преподавания и по составу преподавателей.

В диаспоре крупнейшим православным образовательным и научным центром стал Парижский богословский институт, организованный на подворье преподобного Сергия под покровительством митрополита Западноевропейского Евлогия (Георгиевского). Инициатива создания этого института принадлежала Русскому студенческому христианскому движению. Крупную субсидию на обустройство Свято-Сергиевского богословского института выделил председатель Всемирного комитета ИМКА (Христианской ассоциации молодых людей) доктор Мотт. По словам митрополита Евлогия, он "придавал огромное значение" "созданию богословского института — единственной русской богословской школы за границей... В России большевики закрыли все духовные академии и семинарии, богословское образование прекратилось; образовалась пустота, которую наш институт хоть в минимальной мере мог заполнить"⁸⁷⁶.

1 марта 1925 г. был освящен храм преподобного Сергия на подворье, и после Пасхи принято было 10 человек, с которыми велись подготовительные занятия. Осенью началось систематическое преподавание, а 30 апреля 1926 г. институт был официально открыт. Для непосредственного управления институтом митрополит Евлогий пригласил из Сербии епископа Вениамина (Федченкова), который в дореволюционные годы возглавлял Тверскую семинарию, назначил его инспектором. Он пользовался большой любовью студентов и придал всей жизни института, по словам митрополита Евлогия, "строго монашеское направление"⁸⁷⁷: для студентов обязательным стало ежедневное посещение богослужений в храме преподобного Сергия, воспитанники одевались в подрясники, за трапезой непременно читались прологи или жития. Первыми студентами института, по воспоминаниям митрополита Евлогия, были люди "самых разнообразных профессий и биографий. Важно было одно: большинство поступающих были люди убежденные, идеалисты, через Церковь пришедшие к решению посвятить себя церковному служению. Полумонашеским строем они не тяготились, напротив, чувствовали себя в нем, как в своей стихии. Некоторые из воспитанников еще студентами приняли монашество и стали прекрасными монахами-миссионерами, монахами-пастырями, подвизающимися в миру, попадая иногда прямо из института в какой-нибудь приход в отдаленном захолустном углу нашего эмигрантского рассеяния"⁸⁷⁸. Через год епископ Вениамин оставил институт, уехав в Сербию. В 1929 г. он вернулся в Париж и руководил институтом до 1930 г., когда после разрыва с митрополитом Евлогием, перешедшим вместе с институтом в юрисдикцию Константинопольской Патриархии, он оставил свою должность. После епископа Вениамина инспекторские обязанности исполнял протоиерей Сергий Булгаков. Как рассказывал митрополит Евлогий, "отец Сергий имел большое влияние на студентов. Он стал их духовником, другом, советчиком, и авторитет его в студенческой среде огромен. Но административные, инспекторские обязанности не соответствуют философскому складу о. Сергия — он более философ, нежели администратор"⁸⁷⁹.

Экономическое положение Богословского института было нелегким, он зависел от пожертвований эмиграции, которая в основной массе своей была бедна, и от помощи ИМКА и других международных организаций. Финансовая зависимость от ИМКА давала повод некоторым эмигрантам, главным образом тем, кто находился в юрисдикции Карловацкого Синода, обвинять Богословский институт в связях с масонством.

К преподаванию в Свято-Сергиевском институте удалось привлечь лучшие богословские и философские научные силы русского зарубежья. Кафедру истории Русской Церкви занял бывший доцент Петербургской Духовной Академии и бывший министр исповеданий во Временном правительстве А. В. Карташов; догматическое богословие читал протоиерей Сергий Булгаков; курс патрологии был поручен Г. В. Флоровскому, впоследствии протоиерею, Священное Писание Нового Завета читал профессор С. С. Безобразов, впоследствии епископ Кассиан, с 1947 г. до своей кончины в 1964 г. ректор института. Кафедру философии занимал В. В. Зеньковский, в прошлом министр исповеданий в правительстве гетмана Скоропадского, позже протоиерей, в первые послевоенные годы декан института. Пастырское богословие преподавал архимандрит Киприан (Керн). Агиологию читал Г. П. Федотов, нравственное богословие — Б. П. Вышеславцев, каноническое право — Н. Н. Афанасьев, позже протопресвитер, литургику — В. Н. Ильин, историю христианского искусства — В. В. Вейдле, историю Западных Церквей — К. В. Мочульский, сравнительное богословие — А. А. Зандер, древние языки — П. Е. Ковалевский, французский язык — принявший православие иеромонах Лев Жилле, английский — монахиня Евдокия. Для чтения отдельных лекций приглашались Н. О. Лосский, Н. А. Бердяев, С. Л. Франк. Со временем преподавателями института стали его выпускники Б. И. Сове, С. С. Верховский, П. Т. Лютов, А. П. Князев, впоследствии протоиерей и ректор института после кончины епископа Кассиана. В послевоенные годы среди лучших профессоров были протопресвитеры Александр Шмеман и Иоанн Мейендорф, переехавшие затем, как и протоиерей Георгий Флоровский, в США и составившие ядро Свято-Владимирской Академии.

За первые 11 наиболее ярких лет своего существования Богословский институт окончили 133 студента, 52 из них приняли священный сан. В послевоенные годы Богословский институт постепенно стал утрачивать свою русскую ориентацию. В настоящее время преподавание ведется на французском языке, и студенты, и преподаватели принадлежат к разным Церквам. Из русских по происхождению профессоров института наиболее известен в богословской науке протоиерей Борис Бобринский, читающий курс догматического богословия.

Другие духовные школы русской эмиграции по своему вкладу в церковную науку несопоставимы с Парижским богословским институтом, но и они исполняли свою главную миссию — готовить пастырей для окормления лишившейся родины и оказавшейся в рассеянии паствы. Так, в Харбине были открыты духовная семинария и богословский факультет института святого князя Владимира, находившиеся в ведении Карловацкого Синода. В 1922 г. в болгарском городе Станимаке (ныне Асеновград) епископ Дамиан (Говоров) основал пастырскую школу, в которой преподавал епископ Серафим (Соболев), и за первые десять лет было подготовлено около 50 священников. В послевоенные годы единственной пастырской школой Русской Зарубежной Церкви стала Свято-Троицкая семинария в Джорданвиле под Нью-Йорком.

Русские студенты имели также возможность получать духовное образование на богословских факультетах Софийского и Белградского университетов, ведущими профессорами которых стали эмигранты из России, такие крупные ученые, как Н. Н. Глубоковский, М. Э. Поснов — в Софии, А. П. Доброклонский, С. В. Троицкий и Ф. И. Титов — в Белграде. Богословский факультет Белградского университета стал одним из крупных центров русской церковной науки в эмиграции.

В самой России возможность возобновления духовного образования открылась только на исходе Великой Отечественной войны. В сентябре 1943 г. на встрече со Сталиным митрополиты Сергий, Алексий и Николай просили открыть богословские курсы в нескольких епархиях. Как пишет участник встречи Г. Г. Карпов, "Сталин, согласившись с этим, в то же время спросил, почему они ставят вопрос о богословских курсах, тогда как правительство может разрешить организацию духовной академии и открытие духовных семинарий во всех епархиях, где это нужно. Митрополит Сергий, а затем митрополит Алексий сказали, что для открытия духовных академий у них еще очень мало сил и нужна соответствующая подготовка, а в отношении семинарий — принимать в них лиц моложе 18 лет они считают неподходящим ко времени и по прошлому опыту, зная, что пока у человека не сложилось определенное мировоззрение, готовить их в качестве пастырей весьма опасно"⁸⁸⁰. Договорились об открытии курсов. Вероятно, это отчасти объяснялось осторожностью и стремлением обезоружить тех советчиков Сталина, кто, удерживая его от шага навстречу Церкви, потом мог ссылаться на чрезмерные аппетиты архиереев. За словами митрополита Алексия стоял также опыт дореволюционной семинарии и те суждения о духовном образовании, которые преосвященные архиереи выразили в своих "Отзывах" на материалы Предсоборного Присутствия в 1906 г.

Вскоре после беседы Сталина с тремя митрополитами архиепископ Саратовский Григорий (Чуков) по поручению главы Церкви разработал проект организации Православного богословского института в Москве и богословско-пастырских школ в епархиальных центрах. Этот проект был утвержден Священным Синодом уже после избрания Патриарха Сергия. В № 4 "Журнала Московской Патриархии" за 1943 г. было помещено объявление о принятии в Православный богословский институт "лиц с высшим или средним образованием, не моложе 18 лет, с удостоверением от своего епархиального архиерея или кого-либо из пастырей той епархии, в которой проживает проситель".

Торжественное открытие Богословского института и пастырских курсов состоялось после кончины Патриарха Сергия, 14 июня 1944 г., в московском Новодевичьем монастыре. На торжествах присутствовали находившиеся в Москве епископы, московские священнослужители, преподаватели института и курсов во главе с проректором С. В. Савинским. В 12 часов в Новодевичий монастырь прибыл патриарший Местоблюститель митрополит Алексий в сопровождении митрополита Крутицкого Николая и архиепископа Псковского Григория (Чукова). Перед началом молебна митрополит Алексий обратился к собравшимся с назидательным словом:

"Прежняя духовная школа была школой серьезной, глубокой, строгой, а в иных случаях и суровой школой. Добрая ей память, честь и слава. Из нее вышел целый сонм святителей, пастырей, ученых богословов, скромных, но трудолюбивых работников на всех поприщах церковной, государственной и общественной деятельности. Ее прошел святитель Тихон Задонский, Филарет, митрополит Московский, преосвященные Иннокентий и Никанор Херсонские, приснопамятный отец Иоанн Кронштадтский; такие светила богословского знания, как ректор Московской Духовной Академии протоиерей А. В. Горский, профессор протоиерей Голубинский, профессор Болотов, профессор Глубоковский и многие, очень многие труженики богословской науки, и такой выдающийся государственный деятель, как граф Сперанский. Наконец, из духовной школы вышел и наш Святейший Патриарх Сергий, крупнейшая величина как богословский мыслитель и духовный писатель... Слабой стороной прежней духовной школы было то, что она имела двойственную задачу. Это была школа сословная; она имела задачей дать возможность духовенству, сословию в общем бедному, на льготных началах давать воспитание и образование своим детям; другой задачей ее было создавать кадры будущих священнослужителей. Понятно, что не каждый сын священника, или диакона, или псаломщика имел склонность к пастырскому служению, к тому, чтобы следовать по стопам своих отцов и предков, и от этого получалось, что такие подневольные питомцы духовных учебных заведений вносили в них дух, чуждый церковности, дух мирской, снижали тон его церковного настроения. С другой стороны, и само руководство допускало несвойственные строго духовной школе послабления в отношении режима и общего внутреннего уклада. И получалось, что наши духовные школы носили полусветский характер, который отражался на всем строе — учебном и воспитательном. Теперь же не так должно быть и не так будет. Сословий у нас нет... и каждый гражданин, чей бы он ни был сын и потомок, может свободно избирать себе путь по своему влечению; и потому те, кто поступает в наши духовно-учебные школы, поступят в них не подневольно, а следуя влечению своему послужить святой Церкви в священном сане. Весь строй этих школ должен быть строго церковным, без всякого уклонения в сторону мирского, светского уклада, и все питомцы нашей школы должны будут ему подчиняться"⁸⁸¹.

Учебные аудитории института разместились в лопухинском корпусе Новодевичьего монастыря, а его общежитие и аудитория Богословско-пастырских курсов — в помещениях при монастырской Успенской церкви. К преподаванию в институте и на курсах были приглашены немногие из наставников и питомцев старой духовной академии, а также некоторые из преподавателей светских школ, имевших основательные богословские знания. Проректор института, возглавивший его на первых порах, Сергей Васильевич Савинский, магистр богословия, впоследствии протоиерей, до революции преподавал догматическое богословие в Черниговской семинарии. Первым ректором института стал протоиерей Тихон Попов, присоединенный незадолго до открытия института из обновленческого раскола, где он носил архиерейский сан; выпускник Казанской Академии, он успел защитить в ней магистерскую диссертацию о святителе Тихоне Задонском. К преподаванию в институте удалось привлечь известного миссионера дореволюционной эпохи протоиерея Димитрия Боголюбова. Среди первых преподавателей высшей богословской школы были Анатолий Васильевич Ведерников, назначенный инспектором, и Алексей Иванович Георгиевский, ставший секретарем института. По своему возрасту они не могли получить образование в дореволюционной духовной академии, но полученные ими благодаря самообразованию богословские знания были широкими и основательными. Впоследствии преподавателями стали выпускники Киевской Духовной Академии Николай Иванович Муравьев и Владимир Семенович Вертоградов, Казанской Академии Николай Петрович Доктусов и Александр Андреевич Ветелев. Один из студентов Богословского института вспоминал, что учащиеся первого "военного" набора

"пришли отовсюду... были и молодые, и совсем пожилые люди. Одни из них имели законченное гуманитарное образование, другие прошли курс духовной семинарии в далеком прошлом, но были и такие, кто вообще не имел никакой подготовки, кто по зову сердца пришел с сельскохозяйственных работ, от станков тыловой промышленности или с передовых позиций Великой Отечественной войны — опаленные огнем военного пожара, с нашивками ранений, боевыми наградами. Среди студентов нашего курса был Павел Александрович Голубцов (впоследствии архиепископ Сергий; † 1982), в выцветшей зеленой гимнастерке с погонами солдата технических войск. Были и специалисты с большим жизненным опытом, работавшие прежде в конструкторских бюро, и люди, много лет служившие на приходах псаломщиками... Но в этой сложной и разноликой массе главным и определяющим фактором была пастырская направленность"⁸⁸².

Подготовить достаточное число пастырей для нескольких тысяч приходов, нуждавшихся в них, Московский богословский институт и пастырские курсы, конечно, были не в состоянии, поэтому вскоре после своего избрания Патриарх Алексий I обратился в Совет по делам Русской Православной Церкви с письмом: "Считая необходимым иметь пастырско-богословские курсы в городах Ленинграде, Минске, Киеве, Ставрополе, Луцке и Львове, прошу Совет войти в ходатайство к правительству о разрешении открытия означенных курсов в указанных городах"⁸⁸³. В другом письме Патриарх Алексий I просил об открытии таких курсов в Одессе и Таллине. За исключением Таллина, во всех городах, упомянутых в его письме, были открыты духовные учебные заведения.

В Учебном комитете под руководством митрополита Ленинградского Григория (Чукова) был разработан план перехода на традиционную систему духовного образования. Предполагалось преобразовать Богословский институт в духовную академию, а Богословско-пастырские курсы в духовную семинарию. При этом академия по своим учебным планам, программам и продолжительности обучения должна была в целом повторить старую академию. В отличие от дореволюционной семинарии, соединявшей в себе общеобразовательную среднюю школу с богословско-пастырской, новая не ставила цели давать своим воспитанникам полное среднее образование. Значительная часть ее абитуриентов приходила в стены духовной школы с аттестатом зрелости, хотя правила допускали прием и выпускников 7-классных школ. Обучение в духовной семинарии и академии рассчитаны были на четыре года. Учебные планы двух первых классов семинарии в основном воспроизводили церковно-образовательную программу старого духовного училища с вводным курсом основ православного вероучения (катехизиса, священной истории, церковного устава) и церковнославянского языка. Два старших класса семинарии приближались по предметам и объему материала к дореволюционной семинарии. Особое значение придавалось воцерковлению питомцев духовных школ, строго церковной системе их воспитания. Хотя и в ненормальных условиях, но возрождающаяся семинария явилась осуществлением тех проектов преобразования духовной школы, которые предлагали архиереи в своих "Отзывах" 1906 г. "В задачу духовной академии, как высшей школы, входит совершенствование богословских знаний, полученных студентами в семинарии,— писал инспектор Богословского института А. В. Ведерников.— Отгораживаясь от соблазна умножать знания ради знаний, академия должна готовить пастырей, способных направлять религиозно-нравственную жизнь верующих в более широких масштабах городской общины и даже епархии"⁸⁸⁴.

На ходатайство Патриарха о преобразовании духовных школ 15 июля 1946 г. последовал ответ Г. Г. Карпова о согласии Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете министров Союза ССР на преобразование пастырско-богословских курсов в Москве, Саратове, Ленинграде, Киеве, Львове, Одессе, Минске, Луцке и Ставрополе в духовные семинарии с четырехгодичным сроком обучения. Соответствующее разрешение из Совета получено было на преобразование Богословского института в духовную академию. Московские духовные школы были преобразованы в духовную академию и духовную семинарию 31 августа 1946 г.

Вступительные экзамены в Московские духовные школы сдавали более 200 абитуриентов, а принято было в 1-й класс духовной семинарии — 79 человек, во 2-й — 9, в 3-й — 9 и на 1-й курс академии — 3 человека. Вместе с зачисленными в академию и семинарию студентами Богословско-пастырских курсов и Богословского института в 1946 г. в семинарии насчитывалось 147 воспитанников, а в академии — 14 студентов.

Исполняющим обязанности ректора академии и семинарии назначили профессора протоиерея Тихона Попова, возглавлявшего ранее Богословский институт и Богословско-пастырские курсы. Но вскоре Священный Синод постановил освободить его по состоянию здоровья от занимаемых должностей с оставлением профессором нравственного богословия, а ректором Московской Духовной Академии и духовной семинарии и настоятелем академического храма назначить инспектора академии протоиерея Николая Чепурина. Протоиерей Николай Чепурин был исповедником, прошедшим через аресты, тюрьму, лагеря и ссылку. Магистр богословия, в прошлом он служил петербургским епархиальным миссионером. Находясь в Средней Азии и не имея возможности служить в Церкви, он защитил кандидатскую диссертацию по биологии и возглавлял кафедру микробиологии Медицинского института. Один из первых студентов академии вспоминал: протоиерей Н. Чепурин "вступил в должность осенью 1946 г. и 7 февраля 1947 г. скончался. Всего несколько месяцев студенты слушали его вдохновенные беседы-проповеди на занятиях и в храме. Помню его первое выступление перед учащимися в Успенском храме Новодевичьего монастыря после запричастного стиха, когда он произнес свои полные глубокого смысла слова о том, что многие богословские предметы учащимся предстоит освоить в стенах духовных школ, но лишь по одному предмету придется каждому сдать главный экзамен своей жизни. Наукой, по которой придется сдавать этот главный экзамен, будет наука жертвовать собой. Вот чему должен посвятить себя священнослужитель, пастырь Православной Церкви"⁸⁸⁵. На отпевании профессора протоиерея Николая Чепурина в Успенском храме Новодевичьего монастыря Патриарх Алексий I сказал, что "за короткое время своего ректорского послушания он совершил больше, чем многие могут сделать за долгие годы"⁸⁸⁶. Затем в течение 9 месяцев обязанности ректора исполнял профессор протоиерей С. В. Савинский.

В январе 1947 г. при МДА Священным Синодом была образована Аттестационная комиссия, которая утвердила в профессорском звании преподавателей академии — протоиереев Тихона Попова, Вениамина Платонова, Димитрия Боголюбова, а также С. В. Савинского и И. Н. Шабатина, в звании доцента преподавателей: архимандрита Вениамина (Милова), впоследствии епископа, священника Александра Ветелева, а также В. С. Вертоградова, Н. П. Доктусова, Н. И. Муравьева, А. В. Ведерникова и А. И. Георгиевского. В конце 1946/47 учебного года в академии были успешно защищены докторская диссертация профессором протоиереем Василием Верюжским, в прошлом ведущим деятелем иосифлянства, вернувшимся в юрисдикцию Патриархии, и магистерская — В. С. Вертоградовым. Этот учебный год закончился первым выпуском 18 воспитанников Московской семинарии. Постановлением Священного Синода от 28 октября 1947 г. новым ректором Московских духовных школ был назначен епископ Гермоген (Кожин). В прошлом обновленец-митрополит, он, к тому времени уже овдовевший, был воссоединен с Матерью Церковью в 1945 г. в сане протоиерея. Сразу после этого он был пострижен и скоро получил законную епископскую хиротонию.

В 1946 г., в день Покрова Божией Матери состоялось открытие Патриархом Алексием I Ленинградской Духовной Академии и преобразование уже год существовавших Богословско-пастырских курсов в семинарию. В докладе протоиерея Иоанна Богоявленского, назначенного ректором Ленинградских духовных школ, приведены были статистические сведения о поступивших в духовные школы: "К началу 1946/47 учебного года,— сказал он,— на 1-м курсе семинарии — 28 человек; на 2-м курсе семинарии — 30 человек и на 1-м курсе академии — 16 человек. Всего — 74 человека"⁸⁸⁷. При Ленинградских духовных школах открыт был заочный сектор. Первая корпорация Ленинградских духовных школ включала в себя 10 преподавателей (3 профессоров и 5 доцентов), большинство составляли выпускники дореволюционных духовных школ, а некоторые — протоиерей Василий Верюжский, А. И. Сагарда и В. В. Четыркин — имели опыт преподавания в дореволюционной Петербургской Академии.

С сыновней любовью и благодарностью вспоминает о преподавателях и профессорах Ленинградских духовных школ Святейший Патриарх Алексий II. Одним из них, "отдавших нам свои силы, знания и опыт", был профессор Александр Иванович Сагарда, призванный в академию митрополитом Григорием, брат знаменитого патролога. "Помню, на одном из занятий — а состав у нас был очень разнообразный по возрасту — один из учеников, человек уже пожилого возраста, не смог ответить урока. Нужно было видеть лицо Александра Ивановича. Он разволновался, взял книгу Нового Завета и сказал: "Вы должны полюбить эту Книгу!". Сказано это было с таким чувством, что его слова запали в душу навсегда"⁸⁸⁸.

В речи, произнесенной в храме Ленинградской Духовной Академии в день памяти святого князя Александра Невского, 6 декабря 1949 г. Патриарх Алексий I сказал:

"Православный народ истомился в искании истинных добрых духовных пастырей. Их, верим, не мало и теперь, но далеко не так много, как бы хотел православный русский народ и сколько их нужно для блага и процветания нашей Православной Церкви. Поэтому, молясь здесь вместе с теми, которые со временем будут пастырями, которые теперь готовятся быть пастырями, русский народ с особой любовью смотрит на них как на будущую надежду Церкви, как на будущих пастырей, чуждых того соблазна, который в недавнее время, как уранаг, ворвался в нашу Церковь и которому были, к сожалению, причастны многие и многие пастыри. Православный русский народ очень тонко умеет узнавать и ценить истинного пастыря. Его не соблазняют и не вводят в заблуждение драгоценные камни, сияющие на митрах и крестах многих нынешних священников; он желает видеть сияние души пастыря, он желает видеть пастыря — человека высоких духовных достоинств; русский народ желает видеть пастыря-отца, который приникает любовью своей к нуждам паствы; он идет к священнику и ждет услышать от него слово спасения: как спасти душу, как направить свою жизнь, чтобы привлечь на себя благодать Господню, как преодолевать жизненные трудности, как справляться со своими скорбями, недугами, как уберечься от падений греховных. Вот что желает он получить от пастыря. Он не верит громким словам иного пастыря-проповедника, словам, в которых не слышно голоса Священного Писания и святых отцов, но в которых обильно рассыпаны земные слова земных художников слова. Речи таких проповедников не проникают в сердце русского православного человека. Он ищет у пастыря разъяснения слова Божия, ждет, чтобы в проповеди своей указал ему путь, по которому ему надлежит идти; и тогда такому пастырю открывается его сердце"⁸⁸⁹.

На 1 июня 1951 г. в корпорации Ленинградских духовных школ состояло 4 профессора: Л. Н. Парийский, С. А. Купресов, Н. Д. Успенский и протоиерей А. Осипов, запрещенный в служении из-за вступления во второй брак, тайный, а с 1959 г. явный ренегат и агент госбезопасности; 8 доцентов и 6 преподавателей. В 1948–1952 гг. ректором Ленинградской Духовной Академии и семинарии состоял епископ Лужский Симеон (Бычков), кандидат богословия старой Санкт-Петербургской Академии. Любопытную характеристику мировоззрения преподавателей академии и семинарии дает в своем секретном доносе А. Осипов: "Среди профессуры,— пишет он,— есть лица архиреакционных взглядов (ректор еп. Симеон, Парийский, Углянский, Макаровский, Миролюбов), есть мечтающие о примирении коммунизма и религии (Сергеенко)^*, есть лица, приемлющие современность, но сочетающие с нею наивную веру (Сборовский, Шишкин, Успенский)"⁸⁹⁰.

В ноябре 1946 г. на базе Богословско-пастырских курсов была открыта духовная семинария в Ставрополе. Ее ректором Священный Синод назначил протоиерея Иоанна Богдановича. В Киеве торжественное открытие семинарии состоялось 18 февраля 1947 г. Ректором семинарии стал священник С. П. Афонский. В семинарию подали прошение о поступлении 48 кандидатов, принято было только 15 человек. В своей речи при открытии Ленинградской Духовной Академии председатель Учебного комитета митрополит Григорий сказал: "Благодаря вниманию и содействию правительства, Русская Православная Церковь с нынешнего учебного года получает возможность иметь три духовные академии"⁸⁹¹. Однако разрешение на открытие третьей, Киевской Духовной Академии, получено было только через 45 лет после того, как сказаны были эти слова, в канун распада Советского Союза. Минские Богословско-пастырские курсы при их преобразовании в духовную семинарию были переведены в Свято-Успенский жировицкий монастырь, но по названию это была Минская семинария. Одновременно с этим закрыта была Виленская семинария. В 1946/47 учебном году в семинарии были преобразованы Богословско-пастырские курсы, открытые в Саратове, Одессе, Луцке. Львовские богословско-пастырские курсы, организованные в 1946 г., просуществовали только год. Ходатайства об открытии духовных семинарий в своих епархиях подавали в Совет по делам Русской Православной Церкви правящие архиереи Новосибирской, Краснодарской, Ростовской, Ярославской, Смоленской, Черновицкой и Таллинской епархий. Эти ходатайства поддержал Святейший Патриарх Алексий I, но ответом Карпова на все просьбы было: "Воздержаться"⁸⁹².

На начало 1950/51 учебного года в 8 семинариях и 2 академиях обучалось 730 студентов. Священнослужителей не хватало, и правящие архиереи вынуждены были рукополагать благочестивых мирян без духовного образования. Чтобы преподать таким священнослужителям хотя бы основные богословские знания, в некоторых епархиях устраивались краткосрочные, чаще всего месячные, пастырские курсы, по окончании которых проводились проверочные испытания. В сентябре 1947 г. под руководством архиепископа Орловского Фотия проведены были занятия со священнослужителями епархии с чтением обзорных лекций по всем основным предметам семинарского курса, подобные курсы были в Гродно; в Минске с 28 сентября по 11 октября 1947 г. были организованы занятия на церковно-певческих курсах для псаломщиков епархии. Проводились также конференции епархиальных священников, которые частично решали образовательные задачи. Так, в декабре 1946 г. в повестке дня конференции, проходившей в Туле, стоял еще и вопрос "Об организации епархиальной библиотеки и читального зала"⁸⁹³.

В конце 40-х гг., в связи с ужесточением режима, в котором существовала Церковь, ухудшилось и положение духовных школ. В 1948 г. арестовали инспектора Московской Академии архимандрита Вениамина (Милова), студентов Дмитрия Дудко и Петра Бахтина. Не удалось, как это было задумано ранее, открыть духовную академию в Киеве, семинарии во Львове и Таллине, но число открытых духовных учебных заведений оставалось неизменным.

Несмотря на то что Церковь была отделена от государства, Министерство высшего образования СССР в 1948 г. внесло изменение в учебные планы духовных школ. Ссылаясь на декрет Совнаркома от 23 января 1918 г., которым "запрещалось преподавание религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные дисциплины"⁸⁹⁴, Министерство удалило из учебных программ духовных академий историю философии, логику, христианскую психологию и христианскую педагогику, а из учебных планов семинарии — основы психологии и обзор философских учений. Такой "творческий" подход к истолкованию декрета имел целью понизить общеобразовательный уровень духовенства, усилить изоляцию Церкви от общества, по возможности свести духовное образование к воспитанию требоисполнителей.