Книга «Сильмариллион»
О Турине Турамарте или Турине Злосчастном
жүктеу/скачать 2.18 Mb.
|
19. О Турине Турамарте или Турине Злосчастном*Риан, дочь Белегунда, была женой Хуора. Когда не пришло никаких вестей от ее господина, она ушла и в глуши родила сына Туора. Его взяли на воспитание Темные Эльфы; а Риан пришла к Хауд-на-Дэнгин, легла там и умерла. А Морвен, дочь Барагунда, была женой Хурина, и она осталась жить в Хитлуме, ибо ее сыну Турину исполнилось только семь лет, и она снова носила ребенка. С нею остались только старики, слишком дряхлые для войны, женщины и дети. Горьки были те дни, ибо вастаки жестоко обошлись с людьми Хадора, ограбили их до нитки и обратили в рабство. Однако так велики были краса и величие Владычицы Морвен, что вастаки боялись ее и шептались меж собой, что она опасна, искусна в колдовстве и водится с эльфами. Но она сильно обеднела, и никто ей не помогал, кроме ее родственницы Айрин, взятой Броддой в жены, которая тайно поддерживала Морвен. Бродда был могуч среди пришельцев и богат (насколько можно было говорить о богатстве в те дни разорения); ибо он присвоил себе много земли и скота Хурина. Морвен не видела для Турина, сына Хурина, участи иной, нежели стать грубым крестьянином или рабом вастаков. Поэтому пришло ей на ум тайно отослать Турина и просить короля Тингола приютить его. Ибо Берен, сын Барахира, был двоюродным братом ее отца и, более того, был другом Хурина до того, как грянуло лихо. Но сама она не решалась в то время уйти из Хитлума, ибо дорога была длинна и опасна, а она носила дитя. А сердце тешило ее ложной надеждой, и Морвен не желала покидать дом, в котором они жили с Хурином; и в ночные часы она прислушивалась ко звукам во дворе, ожидая услышать шаги вернувшегося мужа, ибо глубоко внутри себя она ведала, что он не умер. И хотя Морвен желала, чтобы ее сына воспитывали в другом доме по обычаю тех дней (если мальчик оставался без отца), но не смогла она смирить гордость и согласиться жить из милости даже у короля Дориата. И так была сплетена судьба Турина, о которой рассказано полностью в лэ под названием «иКуриниэн», «Дети Хурина», самой долгой из всех песен тех дней. Здесь эта история рассказана кратко, поскольку она сплетается с судьбой Сильмарилей и эльфов; и называется Легендой о Скорби, ибо она печальна и раскрывает худшие деяния Моргота Бауглира. И случилось так, что в один из дней Турин был готов в дорогу, но он не понимал ни замысла своей матери Морвен, ни печали на ее лице. Но когда его товарищи предложили ему обернуться и взглянуть на дом отца, то горечь разлуки поразила его, как удар меча, и он воскликнул: «Морвен, Морвен, когда я увижу тебя вновь?» - и упал на траву. А Морвен, стоя на пороге, услышала эхо его крика в лесистых холмах и вцепилась в дверной столб с такой силой, что поранила себе пальцы. Такова была первая из печалей Турина. После ухода Турина Морвен родила девочку и назвала ее Ниэнор, что значит «Скорбь». Но Турин так и не увидел сестры, ибо когда она родилась, он уже был в Дориате. Долгой и опасной была дорога туда, ибо власть Моргота распространилась уже далеко; а вели Турина Гэтрон и Гритрон, что были молоды во дни Гумлина; и хотя ныне они состарились, но были храбры и знали те земли, ибо часто путешествовали по Белерианду в прежние дни. Так, с помощью судьбы и отваги, они преодолели Горы Тени и спустились в долину Сириона к лесу Бретиль; и, наконец, измученные и усталые, достигли рубежей Дориата. Но там они заблудились и запутались в лабиринтах королевы, и скитались по лесу без тропы и дороги, пока у них не вышли все припасы. Тогда приблизилась к ним смерть, но не так легка была судьба Турина. Когда лежали они в отчаянии, то услышали звук рога. То Белег Лучник охотился в тех местах, ибо он постоянно жил на границах Дориата. Он услышал их крики и пришел, и после того, как дал им еды и питья, узнал их имена и откуда они прибыли, и тогда исполнился удивления и жалости. И с приязнью взглянул он на Турина, ибо унаследовал тот красу матери, Морвен Эльфийский Блеск, и глаза отца, и был он вынослив, силен телом и стоек духом. «Что за просьба у тебя к королю Тинголу?» - спросил Белег мальчика. «Я хочу быть командиром его витязей, повести их против Моргота и отомстить за отца», - ответил Турин. «Может случиться и так, когда ты подрастешь», - сказал Белег. «Ибо хотя ты еще мал, у тебя есть задатки доблестного мужа, достойного наследника Хурина Стойкого, равного ему, если это возможно». Ибо имя Хурина почиталось во всех землях эльфов. Поэтому Белег с радостью стал проводником путников и провел их через границы Скрытого Королевства, которые ранее не пересекал ни один смертный, кроме Берена. И так Турин предстал, наконец, перед Тинголом и Мэлиан; и Гэтрон передал им на словах послание Морвен. Тингол приветил их и посадил Турина к себе на колено в честь Хурина, самого могучего из людей, и Берена, родича мальчика. И все, увидевшие это, изумились, ибо то был знак, что Тингол взял Турина в приемные сыновья, а в те дни короли так не поступали. «Здесь, о сын Хурина, будет твой дом», - сказал он, - «и ты будешь считаться мне сыном, хотя ты из рода людей. Мы научим тебя мудрости, что находится за пределами знаний смертных, и вложим оружие эльфов в твои руки. Может быть, придет время, когда ты вновь будешь править землями своего отца в Хитлуме; но живи пока здесь в любви». Так началась жизнь Турина в Дориате. На некоторое время с ним остались его стражи, Гэтрон и Гритрон, хотя они стремились вернуться к Морвен, своей госпоже. Но Гритрона поразили старость и болезни, и он остался с Турином до самой своей смерти; а Гэтрон ушел, и Тингол послал с ним сопровождающих, дабы вести и охранять его, и они несли послание Тингола Морвен. Наконец, они прибыли к дому Морвен, и когда она узнала, что Турин с почестями принят в чертогах Тингола, печаль ее уменьшилась. И эльфы также принесли ей богатые дары от Мэлиан и предложение вернуться с ними в Дориат. Ибо Мэлиан была мудра и прозорлива, и так надеялась она отвести зло, что замыслил Моргот. Но Морвен не желала покидать свой дом, ибо сердце ее не переменилось, а гордость все еще была велика; более того, Ниэнор была еще младенцем. Поэтому, поблагодарив эльфов, она отпустила их, одарив последними оставшимися у нее золотыми вещицами и скрыв свою нищету; и она велела им отнести Тинголу шлем Гумлина. И се! Турин постоянно высматривал возвращение посланцев Тингола; и когда они вернулись одни, бежал в лес и рыдал там, ибо он знал о предложении Мэлиан и надеялся, что Морвен придет. Такова была вторая из печалей Турина. Когда посланцы принесли ответ Морвен, Мэлиан была тронута жалостью, прозрев ее думы; и поняла королева, что нелегко отвести судьбу, провиденную ею. Шлем Гумлина передали Тинголу. Он был выкован из серой стали и выложен золотом, и на нем были выгравированы победоносные руны. И была в том шлеме сила, что хранила владельца от ран и смерти, ибо меч, ударивший шлем, ломался, а стрела – отскакивала. На верхушке шлема в насмешку было помещено изображение головы Гломунда Дракона, и часто побеждал Гумлин, надевая его, ибо всякого, кто видел этот шлем над головами сражающихся людей, охватывал страх. А люди Хитлума говорили: «У нас есть дракон более достойный, чем в Ангбанде». Этот шлем был сработан Тэльхаром, гномом-кузнецом из Белегоста, что прославился своими творениями. Но Хурин не носил его из почтения к отцу, дабы не потерять и не испортить - так высоко ценил он наследие Гумлина. В те времена глубокие оружейные Тингола в Менегроте были наполнены доспехами и оружием; кольчугами, похожими на рыбью чешую и сверкающими, как вода под луной; мечами и топорами, щитами и шлемами, сработанными Тэльхаром или его учителем, старым Зираком, или самими эльфами, чье искусство еще оставалось непревзойденным. Ибо многие вещи, что получил король в дар, прибыли из Валинора и были сотворены самим Фэанором, чье мастерство не превзойдет ни один искусник до самого конца мира. И все же Тингол принял шлем Гумлина, как будто кладовые его были скудны, и произнес учтивые слова, сказав: «Горда должна быть та голова, что будет носить этот шлем, который носил Гумлин, отец Хурина». Тогда пришла ему на ум мысль, и он призвал Турина, и сказал ему, что Морвен посылает сыну могущественную вещь, наследие его предков. «Прими же ныне Драконью Голову Севера», - молвил он, - «и когда придет время, носи ее с честью!» Но Турин был еще слишком мал, чтобы поднять шлем, и оставил его без внимания из-за печали в сердце. Девять лет Турин прожил в чертогах Тингола; и в то время тоска его уменьшилась, ибо Тингол собирал вести из Хитлума как только мог, и от Морвен к ее сыну и обратно ходили иногда посланцы. Так Турин узнал, что положение Морвен улучшилось и что сестра его Ниэнор растет красавицей, цветком среди дев туманного севера. И он отчаянно желал увидеть ее. Тем временем Турин рос, и еще юношей стал он высок ростом по меркам людей и превзошел эльфов Дориата; и прославился он своей силой и доблестью в королевстве Тингола. Многое узнал он и стал мудр и искусен в ремесле; но не было ему удачи, и часто сделанное им выходило плохо, и он не достигал желаемого. Нелегко Турину было и завоевать дружбу, ибо он был печален, а юность его омрачилась горем. В ту пору исполнилось ему семнадцать лет, и на пороге возмужания был он силен и искусен во владении любым оружием, а также умело сплетал слова в песни или рассказы на языке нолдор или Дориата; но в его словах и творениях не было радости, и мрачно размышлял он над поражением народа Хитлума. И еще глубже стала его печаль, когда девять лет спустя перестали приходить вести из дома; ибо Моргот распространил свою власть на землю Хитлума, и несомненно, он знал многое о всех деяниях родичей Хурина и не препятствовал им, дабы замысел его свершился. Но сейчас для исполнения этого замысла он повелел зорко следить за всеми перевалами в горах, так что никто не мог выйти из Хитлума или войти в него; и орки заполонили истоки Нарога и Тайглина, и верхнее течение Сириона. Так и случилось, что однажды вестники Тингола не вернулись, и он более не желал никого посылать. Он всегда неохотно позволял своим подданным уходить за пределы охраняемых рубежей, и не мог он выказать большей милости Турину, чем посылая сквозь множество опасностей вестников к Морвен. И тогда на сердце у Турина стало тяжело, ибо он не знал, что за зло затевается или что за беда приключилась с Морвен и Ниэнор. Поэтому он надел шлем Гумлина и кольчугу и, взяв меч и щит, пришел к Тинголу, и просил короля дать эльфов-воинов ему в товарищи; и он отправился на границы королевства и воевал там с орками. И хотя был Турин еще юношей, доказал он свою храбрость, совершив многие отважные деяния. Много раз его ранили копьем, стрелой или кривыми мечами Ангбанда; но судьба хранила его от смерти. И разнеслась по лесам весть, что Драконий Шлем вновь видели в битве; и люди говорили: «Кто пробудил от смертного сна дух Гумлина, или это Хурин из Хитлума воистину вернулся из темниц преисподней?» И лишь один в той войне превосходил юношу Турина силой - то был Белег Лучник; и они стали друзьями и товарищами по оружию, и вместе заходили далеко в лесную глушь. Турин редко приходил в чертоги Тингола и не заботился он теперь о своем лице и одежде, ходил нечесаным, а кольчугу покрывал серым плащом, заляпанным грязью. И однажды случилось так, что Тингол позвал его на пир, дабы воздать почести его доблести; и Турин пришел и сел за стол короля. А за тем же столом сидел один из Темных Эльфов по имени Оргоф, он был горд и не любил людей, и думал, что Турин пренебрегает им; ибо Турин часто не отвечал на обращенные к нему слова, если на него находила печаль или раздумье. И ныне, когда они сидели и пили, Оргоф заговорил через стол с Турином, а тот не обратил на него внимания, ибо думал о Белеге, оставшемся в лесу. Тогда Оргоф вынул золотой гребень и бросил его Турину, воскликнув: «Несомненно, о человек из Хитлума, ты спешил на этот пир, что может извинить твой рваный плащ; но не было никакой нужды оставлять голову нечесаной, будто кусты ежевики. Возможно, если бы ты убрал волосы с ушей, ты слышал бы лучше». Турин ничего не ответил, но обратил взор на Оргофа, и тот, разгневанный, не заметил опасного огня в глазах Турина. И Оргоф молвил соседу: «Если мужчины Хитлума столь дики и свирепы, то каковы женщины в той земле? Бегают ли они подобно оленям, прикрытые лишь собственными волосами?» И тогда Турин, не рассчитав своей возросшей силы, швырнул Оргофу в лицо сосуд для питья, и тот упал навзничь и умер, ибо сосуд был тяжел и разбил ему лицо. А Турин, внезапно успокоившись, в ужасе смотрел на кровь на столе и, поняв, что совершил тяжкий проступок, тотчас поднялся и, не говоря ни слова, покинул зал; и никто не помешал ему, ибо король молчал и не подал знака. А Турин бежал во тьму и, впав в отчаяние, решил, что отныне он изгой, коего будет преследовать король, и поэтому ушел он далеко от Менегрота. Турин пересек границы королевства и собрал отряд из бездомного и отчаянного народа, что в те злые дни скрывался в лесной глуши; и они обращались против всякого, кто попадался им на пути - будь то эльфы, люди или орки*. * Источник: «The History of Middle-earth», Volume V, «Quenta Silmarillion», pp.316-321 **Однажды в отсутствие Турина, его товарищи захватили Белега Лучника, привязали к дереву и хотели убить; но тут вернулся Турин и его охватило сожаление о содеянном. Он освободил Белега и перестал убивать и грабить кого-либо, кроме орков. От Белега Турин узнал, что Тингол простил его проступок в тот же день, когда все случилось. Все же не вернулся он в Тысячу Пещер; но о подвигах, свершенных Белегом и Турином на рубежах Дориата, много говорили в чертогах Тингола, проведали о них и в Ангбанде. В шайке Турина был один ном из Дома Фэанора, Блодрин, сын Бана. Он долго жил с гномами и потому зло проникло в его сердце, и он присоединился к Турину только из любви к грабежу. Ему не понравился новый порядок, где он получал ран больше, чем добычи. В конце концов он выдал убежища Турина за пределами Дориата оркам, и они застали лагерь шайки врасплох. Блодрин был убит в темноте случайной стрелой своих же злобных союзников, но Турина, по велению Моргота взяли живым, как раньше Хурина. Ибо Моргот испугался, что в Дориате, в лабиринте Мэлиан, где деяния Турина были скрыты от него (даже о подвигах Турина на границах доносились до Моргота лишь неясные слухи), Турин избегнет судьбы, ему уготованной. Белег был оставлен умирать под грудой трупов. Там его и нашли вестники Тингола, что пришли звать Турина и Белега на пир в Тысяче Пещер. Они взяли Белега с собой в Дориат, и там он исцелился заботой Мэлиан и отправился один искать Турина. Белег был искуснейшим следопытом из всех лесных жителей, он едва уступал Хуану в деле преследования и погони, хотя полагался лишь на глаза и ум, а не на нюх. Но все же он заблудился в путанице деревьев Чащобы Смертной Ночи и бродил там в отчаянии, когда увидел лампу Гвиндора, сына Гуилина. Гвиндор бежал из рудников Моргота, согбенная и боязливая тень себя прежнего. От Гвиндора Белег узнал вести об орочьей шайке, пленившей Турина; орки долго бродили по восточным землям, грабя людей, но сейчас они торопились, повинуясь гневному приказу Моргота, и шли по орочьей дороге через сам Таур-на-Фуин. Гвиндор и Белег поджидали орков у конца дороги, там, где достигала она края леса у долгих склонов холмов, что лежали к югу от Равнины Жажды. Когда орки покинули лес и углубились в холмы, чтобы разбить лагерь в голой лощине в виду Тангородрима, Белег и его товарищ последовали за ними. Ночью Белег перестрелял волков-часовых орочьего лагеря и вместе с Гвиндором прокрался в самый лагерь. С величайшим трудом, подвергаясь ужаснейшей опасности, они подняли Турина, впавшего в беспробудный сон от крайней усталости, унесли его из лагеря и уложили выше на склоне холма, в лощине, поросшей густыми колючими кустами. Тогда Белег вынул свой знаменитый меч, сработанный из металла, что сверкающей звездой упал с небес, и меч тот резал все земное железо. Однако судьба в тот день оказалась сильнее, ибо рассекая узы Турина, Белег поранил его ногу, и тогда Турин, пробудившись в ярости и страхе, ибо орки часто мучили его, вдруг понял, что свободен. В безумии схватил он меч Белега и убил своего друга, почитая его врагом. В тот самый миг спало покрывало с лампы Гвиндора, и Турин увидел лицо Белега; яростное безумие покинуло его, и он застыл, как камень. Орки, разбуженные криками Турина, кои он издал, прыгая на Белега, заметили пропажу пленника, но разбежались, напуганные разразившейся ужасной грозой и ливнем. Утром Гвиндор увидел, как они маршируют по курящимся пескам Дор-на-Фауглит. Но все время грозы Турин просидел недвижно, и Гвиндору едва удалось побудить его помочь в похоронах Белега и его лука в лощине, заросшей кустами. После Гвиндор повел Турина, полубезумного, с затуманенным взглядом, к безопасным землям; но разум Турина исцелился, когда он выпил из озера Иврин, откуда брала начало река Нарог. Хлынули тогда давно сдерживаемые слезы, и рыдал Турин, а после того сложил он песню о Белеге, о Дружбе Лучника, что стала после боевой песнью врагов Моргота. В конце концов Гвиндор привел Турина в Нарготронд. Там в былые дни Гвиндор любил Финдуилас, дочь Ородрета, и называл ее Файливрин, что означает луч на водах прекрасного озера, где берет начало Нарог. Но против воли ее сердце обратилось к Турину, а сердце Турина – к ней. Из верности Гвиндору Турин боролся со своей любовью, и Финдуилас стала бледна и изнурена, а Гвиндор, прозрев стремления их сердец, ощущал горечь. Турин обрел в Нарготронде высокое положение и власть, но ему не нравилось, что жители того города вели войну с помощью тайных засад, и потому Турин затосковал по смелым атакам и открытым битвам. Для этой цели он перековал заново меч Белега, а мастера Нарога сделали так, что черный клинок сиял по краям бледным пламенем; из-за этого меча Турина стали звать Мормаглиром, а сам меч назвал он Гуртолфином, Жезлом Смерти. Этим мечом думал он отомстить за смерть Белега Лучника, и совершил он многие великие подвиги; так что весть о славных деяниях Мормаглира, Черного Меча Нарготронда пришла и в Дориат, и достигла ушей Тингола, но имя Турина не произносилось. И долго войско номов Нарготронда побеждало под водительством Мормаглира; их королевство простерлось до истоков Нарога, и от западного побережья до границ Дориата; и встали они стеной на пути Моргота. В это время передышки и надежды Морвен, оставив свое добро на попечение своей родственницы Айрин, взяла с собой Ниэнор, дочь свою, и отправилась в долгое путешествие к чертогам Тингола. Но там поджидало ее новое горе, ибо узнала она о потере и исчезновении Турина, и когда она гостила при дворе Тингола, пребывая в печали и сомнениях, пришли в Дориат вести о падении Нарготронда, от чего весь народ погрузился в скорбь. Выждав свой час, Моргот приказал внезапно напасть на жителей Нарога огромному войску, кое он долго готовил, и с армией той шел отец драконов, Гломунд, что нанес великий урон в Битве Бессчетных Слез. Мощное воинство Нарога было сокрушено на Хранимой Равнине, к северу от Нарготронда, и там пал Гвиндор, сын Гуилина, смертельно раненный. Умирая, отверг он помощь Турина, упрекая его, и повелел Турину, если тот хочет исправить вред, нанесенный другу, поспешить в Нарготронд и спасти, хотя бы ценой своей жизни, Финдуилас, кою они оба любили, или, если не получится, убить ее. Но войско орков и могучий дракон добрались до Нарготронда прежде, чем Турин смог защитить город, они одолели Ородрета и всех, кто еще оставался в городе, и обширные чертоги под землей были разграблены, и все женщины и девы Нарога были собраны вместе и угнаны в рабство к Морготу. Одного лишь Турина враги не могли одолеть, и орки бежали перед ним в изумлении и страхе, и он остался один. Так Моргот использует деяния людей, дабы сокрушить их; ибо малыми люди посчитали бы горести Турина, если бы он, отважно защищаясь, пал перед могучими вратами Нарготронда. Огонь полыхал в глазах Турина, и края его меча сияли пламенем, когда бросился он на Гломунда один, неустрашенный. Но не суждено было Турину избавить мир от ползучего зла в тот день; ибо подпал он под сковывающие чары безвеких глаз Гломунда и остановился, недвижим. И долго стоял он там в молчании перед драконом, подобный каменному изваянию, пока не остались они вдвоем перед вратами Нарготронда. Тогда Гломунд стал насмехаться над ним, называя предателем своего народа, убийцей друга, похитителем чужой любви. И дракон предложил Турину свободу – дабы он отправился выручать свою «украденную любовь» Финдуилас или последовал велению долга и пришел на помощь матери и сестре, что живут в Хитлуме в великой нужде (как сказал дракон, и сказанное и м было ложью) и уже близки к смерти. Но Турин должен был поклясться, что оставит без помощи или Финдуилас, или мать и сестру. Тогда Турин, пребывая в муке и сомнениях, покинул Финдуилас – против желания своего сердца (а если бы он поступил согласно этому желанию, то судьба не настигла бы его). Поверив словам змея, чьи чары лежали на нем, покинул он королевство Нарога и отправился в Хитлум. И поют в песнях, что напрасно зажимал он уши, дабы не слышать эхо криков Финдуилас, взывающей к нему, когда ее уводили прочь, и эти крики преследовали его во время путешествия через леса. А Гломунд, когда Турин ушел, пополз обратно в Нарготронд и собрал вокруг себя большую часть золота и самоцветов, и возлег на эти сокровища в самом глубоком подземном чертоге посреди всеобщего запустения. Говорят, что Турин пришел, в конце концов, в Хитлум и не нашел ни матери своей, ни других родичей, ибо их усадьба была пуста, а земли – разорены, и Бродда взял себе их добро. И понял Турин, что Гломунд солгал ему, и в муке своей и в гневе на зло, что причинили его матери, Турин убил Бродду за его собственным столом и сумел вырваться из дома, и, преследуемый в ночи, бежал из Хитлума. В лесах жили еще свободные люди, остатки народа Халета, сына Хадора и брата Гумлина, предка Турина. Это были последние люди из Друзей Эльфов, что остались еще в Белерианде и не были покорены Морготом или заперты в Хитлуме за Горами Тени. Их было немного, но они были отважны, а поселения их стояли в зеленых лесах на берегу реки Тайглин, что бежит по земле Дориата до впадения в могучий Сирион, и, быть может, защищала их толика магии Мэлиан. От истоков Тайглина, что берет начало в Горах Тени, шел Турин по следу орков, что разорили Нарготронд, ибо они должны были пересечь ту реку по пути во владения Моргота. Так и повстречался Турин с лесовиками и узнал вести о Финдуилас; и тогда подумал он, что изведал всю глубину горя, хотя это было не так. Ибо орки шли близко к рубежам лесовиков, и лесовики подстерегли их и почти уже освободили пленников. Но мало кто сумел спастись, ибо орки-стражи жестоко убили большинство из них, погибла и Финдуилас, которую копьями пригвоздили к дереву, как говорили Турину немногие спасенные, проливая слезы. Так умерла последняя из рода Финрода, прекраснейшего и благороднейшего из эльфийских владык, и исчезла она из мира людей. Тяжело стало на сердце у Турина, вся его жизнь и все деяния показались ему низкими и отвратительными, но отвага рода Хадора была подобна несгибаемому стальному стержню. И Турин поклялся отречься от своего прошлого, от своего рода, от своего имени, от всего, кроме ненависти к Морготу, и он взял новое имя, Турамбар («Турамарт» на языке номов), что означает «Победитель Судьбы». Лесовики сплотились вокруг него, и он стал их владыкой, и некоторое время правил в мире. В Дориат пришли точные вести о гибели Ородрета и всего народа Нарога, и беглецы, коих было не больше, чем пальцев на руках, прибыли в безопасный Дориат, но рассказы их были путаны и неясны. Так стало известно Тинголу и Морвен, что Мормаглир – это Турин, но весть эта пришла слишком поздно. Ибо одни говорили, что он бежал, а другие – что обратился в камень под ужасным взглядом Гломунда и до сих пор пленен в Нарготронде. В конце концов Тингол уступил слезам и просьбам Морвен и отправил отряд эльфов к Нарготронду, дабы они разведали правду. С ними поехала и Морвен, ибо ее нельзя было удержать, однако Ниэнор приказали остаться. Но она была бесстрашна, как и весь ее род, и в недобрый час, из любви и заботы о матери, она переоделась в одежду воина Тингола и отправилась с этим злосчастным отрядом. Они увидели Нарог издалека, с вершины поросшего лесом Сторожевого Холма на востоке Хранимой Равнины, и оттуда с превеликой отвагой эльфы отправились к берегам Нарога. Морвен осталась на холме с несколькими стражами и смотрела на них издали. Во дни побед, когда народ Нарога открыто ходил на войну, через реку к вратам скрытого города построили мост (из-за моста врата и были разрушены). К этому мосту и подъехали эльфы Дориата, но Гломунд уже проведал об их приходе, и внезапно выполз он из ворот и погрузился в поток, и сгустился над рекой густой шипящий пар, окутавший эльфов. Это Морвен видела с вершины холма, и ее стражи не стали более выжидать, но поскакали обратно в Дориат вместе с ней. В этом тумане эльфами овладело смятение, а лошади их сильно испугались, они скакали туда и сюда, не в силах найти товарищей, и большинство из них никогда не вернулось в Дориат. Но когда туман рассеялся, Ниэнор увидела, что блуждания привели ее обратно на берега Нарога, и перед ней лежал Гломунд и смотрел прямо на нее. Ужасен был его взгляд, подобный взгляду Моргота, его хозяина, что некогда создал его, и когда Ниэнор посмотрела в глаза дракона, не в силах отвести взгляд, на ее разум пало заклятие тьмы и забвения. И после блуждала она, безумная, в лесах, как животное, лишенная речи и разумения. Когда безумие оставило ее, она очутилась далеко от границ Нарготронда, неизвестно где; она не помнила ни имени своего, ни родины. На нее набрела банда орков и погналась за ней, будто за лесным зверем; но ее спасла случайность. Ибо отряд лесовиков Турамбара, в чьей земле они оказались, напал на орков и перебил их; и сам Турамбар посадил девушку на лошадь и привез в уютные жилища лесовиков. Он назвал ее Ниниэль, Дева-Слеза, ибо в первый раз увидел ее плачущей. Есть на реке Тайглин узкое ущелье с высоким пенящимся водопадом, лесовики называли его Водопадами Келеброса, Серебряной Пены; через это красивое место они проходили на пути к дому и хотели расположиться там на отдых, как было у них в привычке, но Ниниэль не пожелала остановиться, ибо в этом месте охватили ее холод и смертная дрожь. Но лесовики обращались с Ниниэлью с добротой и учтивостью, и она обрела в их жилищах немного покоя. Там полюбил ее Брандир, сын Хандира, сына Халета; но он был хром из-за ранения орочьей стрелой в детстве, некрасив и слабее других, потому лесовики пожелали, дабы он уступил власть Турину. Он был благороден и мудр, велика была его любовь, и он всегда сохранял верность Турамбару, но все же в сердце его закралась горечь, из-за того, что он не мог завоевать любовь Ниниэли. Ибо Ниниэль не желала расставаться с Турамбаром, и горячая любовь связывала этих двоих со дня их первой встречи. И так Турин Турамбар, думая забыть все старые горести, женился на Ниэнор Ниниэль, веселым и шумным праздником была их свадьба в лесах Тайглина. Сила и злоба Гломунда быстро росли, и почти все древнее королевство Нарготронд он разорил – к западу и к востоку от реки Нарог; он собрал вокруг себя орков и правил ими, как король-дракон. На границах земель лесовиков разгорелись сражения, и орки были побеждены и бежали. Потому, узнав о лесных поселениях, Гломунд выбрался из Нарготронда, и пополз, полный огня, к границам лесов Тайглина, оставляя позади себя выжженный след. А Турамбар думал о том, как отвести эту ужасную беду от своего народа, и выступил он вместе со своими людьми, и рядом с ним ехала Ниниэль, чье сердце предчувствовало недоброе. Они скакали вместе, пока не увидели издали пожарище, оставленное драконом, и дым, курящийся над тем местом, где он ныне лежал – к западу от крутого берега Тайглина. Между ними лежала река, чьи берега были очень круты, а немного выше по реке низвергались водопады Келеброса. Тогда Турамбару пришел в голову отчаянный замысел, ибо он слишком хорошо знал о силе и злобе Гломунда. Он решил залечь в ущелье, через которое должен был переползти дракон, если хотел достичь земли лесовиков, и ждать. Шестеро самых смелых воинов просили Турамбара взять их с собой, и вечером они вскарабкались на дальнюю стену ущелья и притаились у его края в кустах. Ночью огромный дракон пополз к реке и шум от его приближения наполнил их страхом и нежеланием что-то делать. И в самом деле, утром все они бежали, оставив Турамбара одного. На следующий вечер, когда Турамбара почти покинули все силы, Гломунд двинулся через ущелье, и огромная его туша поползла над головой Турамбара. Тогда Турамбар пронзил Гломунда Гуртолфином, Жезлом Смерти, своим черным мечом; Гломунд, извиваясь, отпрянул назад и лег, умирая, близко к речному берегу, так и не добравшись до земли лесовиков. Но, корчась, он вырвал меч из руки Турамбара, и тот вышел из укрытия, и ногой оперся на Гломунда, торжествуя и пытаясь вырвать меч. Жаден был тот меч и крепко застрял в ране, так что Турамбар потянул изо всей силы, и кровь дракона брызнула ему на руку, и от боли ожога упал он на землю, потеряв сознание. И случилось так, что наблюдатели издали увидели, что Гломунд был убит, но Турамбар не возвратился. Под светом луны Ниниэль, не сказав никому ни слова, отправилась искать его, но вскоре ее уход заметил Брандир и отправился за нею. Ниниэль нашла Турамбара лежащего, будто мертвый, возле тела Гломунда. Пока она плакала над Турамбаром и пыталась позаботиться о его ране, Гломунд в последний раз открыл глаза и поведал ей истинное имя Турамбара. А после Гломунд издох, и его смерть сняла заклятие забытья с Ниниэли, и она вспомнила, чья она дочь. Исполнившись ужаса и муки, ибо она уже носила ребенка, Нининэль бежала и бросилась вниз с высоты водопада Келеброса, и тела ее не нашли. Последнюю жалобу ее до падения в воду слышал один лишь Брандир; спина его согнулась, а голова поседела в ту ночь. Утром Турин очнулся и заметил, что кто-то позаботился о его руке. И хотя рана сильно болела, он вернулся, торжествуя, радуясь смерти Гломунда, его старинного врага; и спросил он о Ниниэли, но никто не решался рассказать ему правды, кроме Брандира. А Брандир, обезумевший от горя, упрекал его; потому Турин убил его и, вытащив красный от крови Гуртолфин, предложил ему убить собственного хозяина, и меч ответил, что кровь его такая же сладкая, как любая другая, и Турин пал на свой меч, и тот пронзил его сердце. Турина похоронили близ края Келеброса, и имя его, «Турин Турамбар», высекли на камне. Под ним написано было имя «Ниэнор Ниниэль». После люди назвали это место Нен-Гирит, Вода Дрожи. Так кончилась история Турина злосчастного, и это считалось худшим из деяний Моргота в древние дни. Некоторые говорили, что Морвен в горе ушла из чертогов Тингола, когда, вернувшись, не нашла там Ниэнор, и через некоторое время набрела она на этот камень, прочитала надпись и умерла там**. Источник: «The History of Middle-earth», Volume IV, «The Quenta», pp.148-157 жүктеу/скачать 2.18 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|