Книга в других форматах Приятного чтения! Александр Бек

Еще некоторое время я провел в Матренине, походил вокруг поселка вместе с
Филимоновым и Толстуновым.
Затем — снова ногу в стремя. Скачу на Лысанке в Горюны. Лоснящийся под луной
мерзлый накат на минуту нырнул в лес и опять выбежал на волю, на поляну. Посматриваю по
сторонам. На белом пригорке темнеют свежие брустверы окопов. Поминутно ложатся там и
сям одиночные снаряды. Мгновенные вспышки озаряют то пустое поле, то домики на
гребешке. Эти домики — деревня Горюны. Лысанка выносит меня на шоссе, идущее
наизволок. Полоса асфальта еще не заснежена, черна, будто подметена ветром. На макушке
по обеим сторонам шоссе выстроились огороженные палисадами избы.
Кое-где, как и в Матренине, вьются дымки из печных труб, — наверное, бойцы
кухарничают. Видны распряженные повозки: санитарная фура заведена во двор; на обочине
стоят две наши пушки, их охраняет часовой. Расспрашиваю, где поместился штаб батальона.
Еду дальше.
Кто-то шагает навстречу. Странная фигура. Солдатская шапка, шинель, но… Из-под
шапки выглядывает крыло гладко зачесанных женских волос. Осаживаю коня.
— Кто такая? Зачем сюда попала?
— Здравствуйте, товарищ комбат.
Улыбка приоткрыла ровные белые зубы. Одетая в варежку рука взяла под козырек.
— Заовражина, ты зачем здесь?
— Тут наше место по приказу.
— Какому приказу?
— Начальника санитарной части. Будем делать вам прививки.
— Какие еще, к чертям, прививки?
— Уколы против брюшного тифа. Мы достали лампу-«молнию». И скоро начнем.
— Ты, часом, не спятила? Завтра здесь, возможно, все будет гореть. Немедленно уноси
отсюда ноги.
— Нет, товарищ комбат, теперь не выгоните. Придется вам поговорить с моим
начальником.
— Что еще за начальник?
— Военврач второго ранга. Можно сказать, майор. Женщина-врач. Она сказала, что
никуда мы отсюда не уйдем.
— Тогда выброшу отсюда вас.
Не сказав больше ни слова, я поскакал к штабу.
Еду по улице. Слышу:
— Товарищ комбат!
Оборачиваюсь, вижу Кузьминича. Он тяжеловато бежит, придерживая рукой полевую
сумку.
— Что там, Кузьминич, у вас стряслось?
— Товарищ комбат, разрешите доложить.
— Ну, не тяните.
— Есть! — Он и впопад и невпопад старается употреблять уставные словечки. —
Товарищ комбат, тут доктор, майор медицинской службы, начал делать бойцам уколы.
— Начал? Кто разрешил?
Вспомнилась недавняя встреча с Заовражиной. Принялась все же, черт возьми, за свое!
У меня вырвался вздох. Вот чепуха! Хоть стой, хоть падай!
— Вам, товарищ политрук, сегодня уже было сказано: когда наконец вы станете
военным? Этот майор не вправе вам приказывать.
Кузьминич смиренно — руки по швам — выслушал мой нагоняй.
Пришлось отправиться к майору-доктору. Походная амбулатория была развернута в
лучшем, самом большом доме. Огромная лампа-«молния», висевшая под потолком, лила

яркий свет на застланные белейшими простынями стол, лавки, кровати. На плите в
эмалированном тазике кипела вода.
Смуглая женщина в белом халате — я сразу отметил ее точеное лицо, властную повадку
— обернулась ко мне. Волосы, не совсем прикрытые медицинской белой шапочкой, были
столь черными, что, казалось, отливали синевой.
На стуле сидел ездовой Гаркуша. Засучив рукав, он с важным видом подставлял голый
локоть. Я крикнул:
— Гаркуша, почему тут околачиваешься? Кто разрешил?
Гаркуша встал, скромно потупился.
— Приглашен, товарищ комбат, по старому знакомству.
А, еще один знакомец Вари Заовражиной!
— Убирайся отсюда! Ну, живее поворачивайся!
Взяв шинель, Гаркуша, не теряя достоинства, но и не мешкая, покинул комнату.
Женщина-майор холодно сказала:
— Товарищ старший лейтенант, следовало бы вести себя приличнее. И прежде всего
полагается представиться.
Я извинился, назвал себя.
— А вас, доктор, попрошу прекратить эту затею.
— Какую затею? Мы обязаны сделать уколы. Это приказ по дивизии.
— Не знаю. Не могу разрешить.
— Что вы волнуетесь? Укол вызывает только легкое недомогание на один-два дня. Зато
потом…
— Доктор, поймите, у меня задача. Возможно, завтра придется вступить в бой.
Как раз в эту минуту на воле бабахнул очередной разрыв. Оконные стекла слегка
задребезжали. Я продолжал:
— Мы уже и сегодня под огнем. Вы разве не слышите?
— Слышу. Что же особенного? Удивляюсь, старший лейтенант, вашей нервозности.
— Доктор, извините, не могу больше уделять вам время. Уезжайте отсюда.
— Нет, у меня свои обязанности.
Я рассвирепел:
— Приказываю через два часа оставить расположение батальона.
— Вы не имеете права мне приказывать.
— Убирайтесь к черту!
Властная — чуть не сказал: царственная — женщина вскинула голову:
— За это вы ответите! И никуда мы отсюда не уйдем!
Не знаю, где притаилась в эти минуты Заовражина. Впрочем, я и не желал этого знать.
Сочтя разговор законченным, я вышел, с силой хлопнув дверью.
Постепенно собрался весь мой маленький штаб. Из Матренина явился Толстунов, от
Заева, с затерянной средь леса высотки, пришел невеселый, усталый Бозжанов.
Сидим молча. В печи трещит огонь. Заслонка открыта. Отсветы пламени играют на
обоях. Невольно разглядываю узор: по немаркому, серому фону рассыпаны серебристые
трилистники. Или, может быть, птицы. У косяка оконной рамы отодралась полоса и свисает
до полу. Никто уже не поднимает этих оторванных птиц. Хозяева оставили жилье, ушли, а
мы… Мы здесь жильцы временные. Вернее, даже кратковременные.
На квадратном дубовом столе разложено бумажное хозяйство Рахимова; несколько
остро очиненных цветных карандашей покоится на разостланной топографической карте.
Рахимов уже написал и отправил донесение, сейчас он вырисовывает на листе ватмана
оборону батальона.
Входит Тимошин. Этот деликатный лейтенант-юноша ступает осторожно, словно бы
стесняясь нарушить тишину, мою задумчивость. И останавливается около двери.

— Что тебе, Тимошин?
— Товарищ комбат, дали связь из штаба дивизии.
— Хорошо! Иди!
Он отдает честь, уходит.
Поцарапанная брезентовая коробка, вмещающая телефонный аппарат, стоит на
подоконнике. Рядом присел дежурный боец-связист. Он произносит:
— Вызывают, товарищ комбат.
— Кто?
— Сверху. Из дивизии.
Беру трубку.
— Комбат?
Мгновенно узнаю могучий голос Звягина.
— Да, товарищ генерал-лейтенант.
Замечаю: Бозжанов поднял круглую стриженую голову, посмотрел на меня. Потом
снова опустил.
— Приказ исполнили?
— Да.
— Донесение написали?
— Да.
— Ну, теперь спокоен за вас… Как ведет себя немец? Похлестывает?
— Да. Но уже пореже.
— Вскоре, думаю, угомонится. И сможем, комбат, поспать эту ночь спокойно.
Разговор закончен. Толстунов интересуется:
— Что он говорил?
— Сказал, что сегодня можем поспать ночь спокойно.
Инструктор пропаганды оставляет эти слова без комментариев. Мы снова молчим. В
комнате ни улыбки, ни смешка. В мыслях мелькает: не я ли источаю это настроение грусти,
обреченности? Не я ли мрачностью породил эту мрачную тень, нависшую над моим штабом?
Вспоминаю о делах. Приказываю телефонисту соединить меня с начальником
санитарной части дивизии. Минуту спустя опять держу телефонную трубку, прошу сегодня
же отозвать из Горюнов женщину-майора и ее помощников. На другом конце провода седой
врач-полковник, с которым я знаком еще с Алма-Аты, спохватывается:
— Прости, Момыш-Улы, из головы вон! Сделай милость, пошли кого-нибудь, позови к
телефону эту черненькую лебедь. Нынче же ее заберу.
— Благодарю, товарищ полковник. Сейчас приглашу.
Как раз в этот момент в дверях появляется повар Вахитов, он тоже невесел.
— Товарищ комбат, ужинать-то будете?
— Будем! — отвечаю я. — И в женском обществе! А ну, товарищи, устроим званый
ужин!
Старик повар вмиг преображается, радостно всплескивает руками, ему приятно мое
оживление. Однако тотчас огорчение, испуг проглядывают в складочках лица.
— Товарищ комбат, на ужин у меня только гречневая каша.
Я не теряюсь.
— В таком случае званый чай! Товарищи, требуется снарядить дипломатическую
миссию: комбат-де просит забыть о его грубостях, приносит покорнейшие извинения.
Бозжанов, возьмешься быть моим послом?
Вижу: усталая, посеревшая было физиономия Бозжанова опять залоснилась. Он
восклицает:
— Согласен! Отправляюсь на подвиг, товарищ комбат.
Наконец-то улыбка залетела к нам в штаб. Не остался в стороне и Толстунов —

рассудительный старший политрук посоветовал своему другу-послу захватить с собою
ловкого Гаркушу. Признаться, в душе я опять подивился Толстунову: черт возьми, все ему
известно.
Так или иначе, полчаса спустя мы встретили, приветствовали гостей: женщину с
майорскими шпалами в петлицах и Варю Заовражину.
— Доктор, — сказал я, — у нас, кажется, произошло небольшое столкновение.
— Небольшое? Предположим.
Я принес доктору свои извинения, а Варе незаметно показал кулак. И пригласил гостей
к столу. Не жеманничая, Варя села как своя. Величественная «черненькая лебедь», поговорив
по телефону со своим начальством, тоже согласилась разделить нашу трапезу. Однако она и
теперь, при каждой встрече, любит мне припомнить, какую я ей задал трепку в Горюнах.

жүктеу/скачать 1.6 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: