Книга за год покорила сердца миллионов читателей, собрала огромное количество литературных премий, переводится на 36 языков и по ней уже снимается фильм

- Предпочитаете, чтобы вас забрали в больницу?

- Не шутите с этим...

- Я не шучу, Камилла.

Она заплакала.

- Вы им не позволите, правда?

- Помните войну в Вандее?

- Ну-у... Не так чтобы очень... Нет...

- Я принесу вам книги... Не забывайте: вы в доме Марке де ла Дурбельеров, и синих здесь не боятся!

- Синих?

- Куда же еще...

- Значит, вам нечего опасаться. Я буду поливать санитаров кипящим маслом с верхней ступеньки лестницы!

- Вы совсем чокнутый...

- Все мы таковы, разве нет? Зачем вы побрили голову?

- Потому что у меня больше не было сил мыться на лестнице...

- Помните, что я рассказывал вам о Диане де Пуатье?

- Да.

Он вернулся с потрепанным томиком карманного формата, присел на край кровати,

откашлялся и начал читать:

- Весь двор - само собой разумеется, за исключением госпожи д'Этамп (я сейчас

объясню почему) - находил ее восхитительно красивой. Копировали ее походку, манеру

держаться, прически. Именно она установила каноны красоты, к которым сто лет подряд

яростно пытались приблизиться все женщины. Считаем до трех!

Белые: кожа, зубы, руки.

Черные: глаза, ресницы, веки.

Красные: губы, щеки, ногти.

Длинные: тело, волосы, руки.

Короткие: зубы, уши, ступни.

Узкие: рот, талия, щиколотки.

Пышные: плечи, ляжки, бедра.

Маленькие: соски, нос, голова.

Красиво сказано, не правда ли?

- И вы находите, что я на нее похожа?

- Да, по некоторым критериям... Он покраснел, как помидор.

- Не... не по всем, конечно, но вы... видите ли... все дело в том, как вы держитесь, вы так изящны...

- Это вы меня раздели?

Очки упали ему на колени, он начал заикаться, как безумный:

- Я... я... Ну да... я... я... Очень цццеломудренно, кля... клянусь вам... сссна... чала... я... я... нак... на... накрыл вас простыней, я...

Она протянула ему очки.

- Эй, не сходите с ума! Я просто спросила... Э-э-э... Он тоже участвовал в процедуре - тот, другой?

- К... Кто т... тот?

- Повар?

- И то слава богу... Оооо... Как болит голова...

- Я сбегаю в аптеку... Вам нужно что-нибудь еще?

- Нет. Спасибо.

- Очень хорошо. Да, вот еще что... У нас нет телефона... Но, если вы хотите кого-нибудь предупредить, у Франка есть сотовый и...

- Спасибо, не беспокойтесь. У меня тоже есть сотовый... Только нужно забрать зарядное устройство из моей комнаты...

- Я схожу, если хотите...

- Нет-нет, мне не к спеху...

- Хорошо.

- Филибер...

- Да?

- Спасибо.

Он стоял перед ней - длиннорукий, в слишком коротких брюках и слишком узком

пиджаке.

- Впервые за долгое время обо мне так заботятся...

- Перестаньте...

- Но это правда... Я имела в виду... заботятся, ничего не ожидая взамен... Потому что вы... Вы ведь ничего не ждете, я не ошиблась?

- Нет, да что вы... что вы сссе... себе вообразили?! - вознегодовал Филибер.

Но она уже закрыла глаза.

- Ничего я не вообразила. Просто констатирую факт: мне нечего вам предложить.

25

Она потеряла счет времени. Какой сегодня день? Суббота? Воскресенье? Так крепко и так сладко она не спала очень много лет.

- Я встану. Пойду с вами на кухню...

- Уверены?!

- Ну конечно! Я же не сахарная!

- Ладно. Но в кухне слишком холодно, подождите меня в маленькой голубой гостиной...

- Где...

- Та, где стоит диванчик?

- Ну, диванчик - это громко сказано... Франк нашел его однажды вечером на тротуаре и затащил наверх с помощью приятеля... Он ужасно уродливый, зато очень удобный, не могу не признать...

- Скажите, Филибер, что это за квартира? Кто здесь хозяин? И почему вы живете словно сквоттер ?

- Простите, но я не понял...

- Такое впечатление, что вы разбили походный лагерь.

- А, это мерзкая история с наследством... Такие случаются сплошь и рядом... Даже в лучших семьях, знаете ли...

Он выглядел искренне огорченным и раздосадованным.

- Это квартира моей бабушки по материнской линии, она умерла в прошлом году, и отец попросил меня поселиться здесь, пока не улажены формальности с наследством, чтобы эти, как вы их там назвали, не заняли ее самовольно.

- Сквоттеры?

- Вот-вот - сквоттеры! Это не какие-нибудь парни-наркоманы с булавкой в ноздре, а люди, которые одеты куда лучше, зато ведут себя не слишком элегантно... Я говорю о моих кузенах...

- Они претендуют на эту квартиру?

- Думаю, бедолаги даже успели потратить деньги, которые собирались выручить за нее! Итак, у нотариуса собрался семейный совет. В результате меня назначили консьержем, сторожем и ночным портье. Ну, вначале они, конечно, предприняли несколько попыток устрашения... Много мебели испарилось, я не раз общался с судебными исполнителями, но теперь все как будто наладилось. Теперь делом занимаются семейный поверенный и адвокаты...

- И надолго вы здесь?

- Не знаю.

- И ваши родители не возражают против того, что вы пускаете сюда незнакомых людей - вроде повара и меня ?

- Думаю, о вас им знать не обязательно... Что до Франка, они были даже рады... Им известно, какой я недотепа... И потом, они вряд ли ясно представляют себе, кто он такой... К счастью! Полагают, что я встретил его в приходской церкви!

Он засмеялся.

- Вы им солгали?

- Скажем так: я был... по меньшей мере уклончив...

Она так исхудала, что могла бы заправить рубашку в джинсы не расстегивая их.

Она стала похожа на призрак и состроила себе рожу в зеркале, чтобы убедиться в

обратном, обмотала вокруг шеи шелковый шарф, надела куртку и отправилась б путешествие по немыслимому османновскому лабиринту.

В конце концов она отыскала жуткий продавленный диванчик и, обойдя комнату по

кругу, увидела в окно заиндевевшие деревья на Марсовом поле.

А когда она обернулась, спокойно, с еще затуманенной головой, держа руки в карманах, то вздрогнула и невольно по-идиотски вскрикнула.

Прямо за ее спиной стоял одетый с ног до головы в черное верзила в сапогах и

мотоциклетном шлеме.

- Э-э-э, здравствуйте... - проблеяла она.

Он не ответил, повернулся и вышел в коридор. В коридоре он снял шлем и вошел в

кухню, приглаживая волосы.

- Эй, Филу, это что еще за тетка в гостиной? Один из твоих дружков-бойскаутов или как?

- О ком ты?

- О педике, который прячется за моим диваном...

Филибер, который и так уже был на нервах из-за своего полного кулинарного бессилия, разом утратил аристократическую невозмутимость.

- Педика, как ты изволил выразиться, зовут Камилла, - прошипел он. - Она мой друг, и я прошу тебя вести себя прилично, потому что она поживет у меня еще некоторое время...

- Ну тогда ладно... Не волнуйся. Значит, это девушка? Мы об одном и том же... типе говорим? Такой лысый задохлик?

- Уверяю тебя, она девушка...

- Точно?

Филибер прикрыл глаза.

- Он твоя подружка? Тьфу ты, я хотел сказать "она". Что ты пытаешься ей сварганить? Портянки в масле?

- Представь себе, суп...

- Вот это? Суп?

- Именно. Суп из лука-порея с картошкой от Либига...

- Дерьмо это, а не суп. Кроме того, он у тебя подгорел, так что получится рвотный порошок... Что еще ты туда положил?! - с ужасом спросил он, приподняв крышку.

- Э-э-э... "Веселую корову" и гренки...

- Но зачем?

- Врач... Он сказал, что она должна набраться сил...

- Ну знаешь, если она будет "набираться сил", поедая вот это варево, то сразу отбросит коньки! - И он достал из холодильника пиво и отправился к себе.

Когда Филибер присоединился к своей протеже в гостиной, она все еще пребывала в

некоторой растерянности.

- Это он?

- Да, - шепнул Филибер, пристраивая большой поднос на картонную коробку.

- Он что, никогда не снимает свой шлем?

- Снимает, но вечером по понедельникам он всегда бывает невыносим... Вообще-то, в этот день я стараюсь с ним не пересекаться...

- Он слишком устает на работе?

- Как раз наоборот - по понедельникам он не работает... Не знаю, чем он занимается... Уезжает рано утром, а возвращается всегда в жутком настроении...

Полагаю, семейные проблемы... Прошу вас, ешьте, пока не остыло...

- А... что это?

- Суп.

- Суп по моему рецепту... Своего рода борщ, если хотите...

- Ага, понимаю... Замечательно... Борщ... - со смехом повторила она.

И на этот раз опять же все было непросто.

Часть вторая

1

Есть минутка? Надо поговорить...

было выключить газ в последнее мгновение, не дав молоку убежать. Это была его ежедневная маленькая победа, а вовсе не ритуал и не мания. Подвиг, невидимый миру триумф. Молоко оседало, и день мог начинаться: он владел ситуацией.

Но в то утро Филибер, растерянный и даже раздраженный тем, каким тоном говорил с ним Франк, повернул не ту ручку. Молоко убежало, и по комнате мгновенно распространился неприятный запах.

- Прости, что ты сказал?

- Сказал, надо поговорить!

- Ну давай, - спокойно ответил Филибер, ставя кастрюльку отмокать, - я тебя

слушаю...

- Она здесь надолго?

- Не понял...

- Слушай, кончай прикидываться. Твоя подружка, она надолго задержится?

- На столько, на сколько сама захочет...

- Ты по уши в нее влюблен, так ведь?

- Нет.

- Врешь. Я же вижу твои приемчики! Великосветские манеры, аристократическая

- Ревнуешь?

- Черт, да нет же! Этого только не хватало! Чтобы я - я! - ревновал к этому скелету? Разве у меня на лбу написано "аббат Пьер" , а?! - съязвил он.

- Завидуешь ты не мне, а ей. Может, тебе здесь тесновато и у тебя нет ни малейшего желания передвинуть свой стаканчик с зубной щеткой на несколько сантиметров вправо?

- Ну вот, так я и знал... Сплошные изыски... Стоит тебе рот открыть, и мне всякий раз

кажется, что все твои слова, должно быть, где-то записаны, - уж больно складно говоришь!

- ...

- Да нет, погоди, я все понимаю - это твой дом, никто не спорит. Ты приглашаешь кого хочешь, оставляешь ночевать кого хочешь, можешь даже устраивать тут благотворительные

- Ты полагаешь?

- Вот именно, полагаю! Согласен, у меня тот еще характер, у тебя - собственные

тараканы в голове, и дурацкие мании, и неврозы, но в целом все шло неплохо... до

сегодняшнего дня...

- А с чего ты взял, что что-то должно измениться?

- Ннну... Сразу видно - не знаешь ты баб... Эй, без обид, идет? Это ведь правда... Приведи куда-нибудь девчонку - и тут же получишь полный бардак, старик... Все сразу усложняется, начинается жуткое занудство, и вот ты уже готов своему корешу в горло вцепиться... Ты чего ухмыляешься, а?

- Да потому, что ты изъясняешься как... Как ковбой... Для меня открытие, что я - твой... кореш.

- Ладно, замнем для ясности. Но ты мог бы меня предупредить, только и всего.

- Я собирался.

- Когда?

- Да вот, за шоколадом, если бы ты дал мне возможность его приготовить...

- Извиняюсь... То есть нет, черт возьми, я же не могу сам себя извинять, ведь так?

- Совершенно верно.

- Уходишь на работу?

- Да.

Уже во дворе Франк выложил свой последний козырь:

- Мы ведь даже не знаем, кто она такая... Ни откуда взялась...

- Я тебе покажу... Пойдем.

- Ццц... Даже не рассчитывай, что я потащусь пешком на восьмой этаж...

- Вот именно что потащишься. Я на тебя рассчитываю. Пойдем!

Впервые за все время их знакомства Филибер его о чем-то попросил. Он для порядка пробурчал себе под нос несколько ругательств и пошел вслед за ним по черной лестнице.

- Черт, как же здесь холодно!

- Это еще что... Увидишь, что будет под крышей...

Филибер снял замок и толкнул дверь. Несколько секунд Франк молча стоял на пороге.

- Она здесь живет?

- Да.

- Пошли, покажу тебе кое-что еще...

Он отвел его в другой конец коридора, ударил ногой в раздолбанную дверь и

прокомментировал:

- Ее ванная... Внизу туалет, наверху - душ... Согласись - изобретательно...

По лестнице они спускались молча,

Франк снова обрел дар речи только после третьей чашки кофе:

- Ладно, только вот что... Объясни ей, как для меня важно высыпаться во второй

половине дня...

- Обязательно скажу. Мы вместе скажем. Не думаю, что возникнут проблемы, потому

что она тоже будет спать...

- С чего бы это?

- Она работает по ночам.

- Чем занимается?

- Убирается.

- Не понял...

- Она уборщица...

- Ты уверен?

- Зачем бы она стала меня обманывать?

- Да не знаю... Всякое случается... Может, она девушка по вызовам...

- Ну, в таком случае, у нее было бы побольше... Округлостей... Согласен?

- Ты прав... Эй, а ты не дурак, старик! - Франк с размаху шлепнул его по спине.

- О... о... Осторожно, ты... я ... уронил круассан, и... и... идиот... Теперь он по... похож на старую медузу...

Франк не слушал - он читал заголовки в "Паризьен", которая лежала на стойке.

Они заговорили одновременно.

- Скажи-ка...

- Да?

- У нее нет семьи, у этой птички?

никак не решался задать тебе...

Франк поднял на него глаза и улыбнулся.

Добравшись до своего рабочего места, он попросил помощника отлить ему бульона "на потом".

- Эй...

- Что?

2

Камилла решила, что перестанет принимать ежевечернюю половинку таблетки лексомила, который прописал ей врач. Во-первых, она больше не могла выносить того полукоматозного состояния, в котором пребывала все последнее время, а во вторых - не хотела допустить ни малейшего риска привыкания. Все свое детство она наблюдала за матерью, впадавшей в истерику при одной только мысли, что ей придется засыпать без снотворного, и это навсегда врезалось ей в память.

Проходя через кухню, чтобы попасть на черную лестницу, она увидела записку,

придавленную бутылкой с янтарной жидкостью.

Разогрейте в кастрюльке, но не кипятите. Всыпьте лапшу и варите 4 минуты, слегка помешивая.

Почерк был не Филибера.

Замок с двери был сорван, и все, чем она владела, все, что любила, - все ее крошечное королевство было разорено.

Она мгновенно ринулась к маленькому красному чемоданчику, валявшемуся на полу. Нет, слава богу, они ничего не взяли, ее папки с рисунками на месте...

Скривив от отчаяния губы, едва справляясь с сердцебиением, она принялась наводить порядок, чтобы выяснить, чего не хватает.

Все было на месте. Естественно - ведь у нее ничего не было! Разве что

радиобудильник... Так-то вот... Весь этот разгром из-за безделушки, которую она купила за пятьдесят монет в лавке у китайца...

Она собрала одежду в коробку, взяла чемодан и вышла не оборачиваясь. Дыхание она перевела только на лестнице.

Подойдя к дверям, она высморкалась, бросила весь свой скарб на площадку и уселась на ступеньку, чтобы свернуть себе сигарету. Первую за долгое время... Свет погас, но в этом не было ничего страшного, напротив.

"Напротив, - шептала она, - напротив..."

Она размышляла об этой туманной теории, согласно которой не стоит дергаться, если тонешь, а нужно дождаться дна, чтобы оттолкнуться от него пяткой, ибо только так можно спастись и выбраться на поверхность...

Ладно.

Кажется, так и случилось?

Ну так... Успокойте меня... Все так и случилось?

Когда она вошла в кухню, теперь уже вздрогнул он.

- Ох! Вы здесь? Я думал, вы спите...

- Добрый день.

- Франк Лестафье.

- Камилла.

- Вы... вы нашли мою записку?

- Да, но я...

- Вы переносите вещи? Помощь нужна?

- Нет, я... По правде говоря, это все, что у меня есть... Меня ограбили.

- Какое свинство.

- Да уж... Точнее не скажешь... Ну вот, а теперь я, пожалуй, снова лягу в постель - у меня кружится голова и ...

- Хотите, я приготовлю вам консоме?

- Что-что?

- Консоме.

- Я не понимаю...

- Да бульон же! - раздражился он.

- Ох, простите... Нет. Спасибо. Сначала я немного посплю...

- Эй! - крикнул он ей в спину, когда она была уже в коридоре. - Голова у вас

кружится от голода!

Она вздохнула. Будь дипломатичной, подруга... У этого парня такой учтивый вид, что испортить сцену знакомства будет крайне глупо. Она вернулась в кухню и села у края стола.

- Вы правы.

Он забормотал себе поднос. Ну еще бы... Конечно, он прав... Ну вот... Теперь он

опоздает...

Он повернулся к ней спиной и занялся делом.

Вылив содержимое кастрюльки в глубокую тарелку, он достал из холодильника какую-то зелень, бережно завернутую в кусок бумажного полотенца, и благоговейно посыпал дымящийся суп.

- Что это?

- Кориандр.

- А как вы называете эту лапшичку?

- Японский жемчуг.

- Правда? Красиво...

Он подхватил куртку, хлопнул входной дверью и вышел, качая головой;

- Правда? Красиво...

Нет, эта девка - полная идиотка.

3

Камилла вздохнула и машинально взялась за тарелку, размышляя о вломившемся к ней воре. Кто это сделал? Тот призрак, что живет с ней по соседству? Заблудившийся гость? Может, он проник через крышу? Вернется ли он? Должна ли она сказать о случившемся Пьеру?

мыслям. М-мм, это было просто восхитительно, ей даже захотелось накинуть на голову

полотенце и вдыхать душистый пар, как при ингаляции. Что он туда положил? Цвет какой-то особенный. Теплый, жирный, красновато-коричневый с золотистым отливом, как кадмий...

Прозрачные жемчужинки, изумрудные капельки измельченной травки... Изумительное

зрелище! Несколько секунд она почтительно созерцала тарелку, держа ложку на весу, потом осторожно сделала первый глоток - суп был очень горячим.

Разве что в детстве она испытывала такое, пребывая в состоянии, которое Марсель Пруст определял как "погружение в себя, в то необычное, что в ней происходит", она доела суп с почти религиозным благоговением, закрывая глаза после каждой проглоченной ложки.

Возможно, все дело было в том, что она, сама того не зная, умирала от голода, или же в том, что вот уже три дня она, борясь с отвращением, пыталась заталкивать в себя супы из пакетиков, которыми кормил ее Филибер, или в том, что она теперь гораздо меньше курила, но факт оставался фактом: впервые в жизни она так наслаждалась едой в одиночестве. Она встала, чтобы взглянуть, не осталось ли супа в кастрюльке. Увы... Она поднесла тарелку к губам и выпила все, до последней капельки, поцокала языком, вымыла ложку, взяла открытый пакет лапши и написала на нем "Супер!", а потом растянулась на кровати, положив руку на отяжелевший живот.

Спасибо, маленький Иисус.

4

Она очень быстро шла на поправку. Франка она совсем не видела, но всегда точно знала, когда он был дома: хлопали двери, включался музыкальный центр, телевизор, доносились оживленные разговоры по телефону, раскатистый смех и отрывистые ругательства - и все это было совершенно ненатурально, она чувствовала. Он суетился, "озвучивая" свою жизнь во всех углах квартиры, как пес, который задирает лапу через каждые два метра, чтобы пометить "свою" территорию. Сколько раз ее подмывало вернуться к себе и вновь обрести независимость, чтобы больше никому ничем не быть обязанной. Но бывало и так, что ее передергивало при одной только мысли о том, чтобы снова лечь спать на полу и карабкаться на восьмой этаж, цепляясь за перила, чтобы не упасть.

Она теперь не знала, где ее истинное место, и к тому же действительно привязалась к Филиберу... Чего ради ей заниматься самобичеванием и бить себя в грудь, скрипя зубами? Ради независимости? Тоже мне, достояние... Она много лет молилась на это слово - и чего добилась? К чему пришла? Живет в полуразрушенной хибаре и проводит время в размышлениях о своей несчастной судьбе, не выпуская изо рта сигарету! Как трогательно... Она и сама до невозможности трогательная... Ей скоро двадцать семь, а она ничего не накопила про запас. Ни друзей, ни воспоминаний, похвастаться было нечем. Как это случилось? Почему она так и не сумела вцепиться мертвой хваткой и удержать при себе то, чем действительно могла бы дорожить? Ну почему?

Она пребывала в раздумьях. Чувствовала себя отдохнувшей. А когда этот высоченный уистити приходил почитать ей, когда он тихонько прикрывал дверь, возводя очи горе из-за того, что их сосед-бандит слушал свою "зулусскую" музыку, она улыбалась в ответ и на мгновение вырывалась из цепких объятий урагана...

Она снова начала рисовать. Просто так.

Безо всякой цели и причины. Для самой себя. Для собственного удовольствия.

Она взяла новый блокнот - последний - и "приручила" его, запечатлевая все, что ее окружало: камин, узор обоев, шпингалет окна, глуповатые улыбки Сэмми и Скубиду ,

рамочки, картины, камею, принадлежавшую даме былых времен, и строгий сюртук господина из той же эпохи. Натюрморт из собственной одежды с пряжкой валяющегося на полу ремня, облака, след, оставленный в небе самолетом, вершины деревьев за чугунным кружевом балконного ограждения и автопортрет в кровати.

Из-за пятен на зеркале и короткой стрижки в отражении она напоминала переболевшего ветрянкой мальчика...

Она снова рисовала как дышала. Прерывалась лишь затем, чтобы подлить туши в

чернильницу и заправить ручку. Много лет она не чувствовала себя такой спокойной и такой живой - просто-напросто живой...

Но больше всего она любила рисовать Филибера. Он так увлекался своими историями, что его лицо отражало всю гамму переживаемых чувств - то радость, то печаль (о бедная Мария-Антуанетта!), и Камилла попросила разрешения рисовать его.

Он, конечно, чуточку позаикался для виду, но почти сразу перестал обращать внимание на скрип пера по бумаге.

Вот один из его рассказов.

Но госпожа д'Этамп ничем не напоминала госпожу де Шатобриан, она не собиралась

довольствоваться пустяками. Главным для нее было добиться милостей для себя и своей

семьи. А ведь у дамы было тридцать человек братьев и сестер... И она решительно взялась за дело.

Умелая любовница использовала все до единого моменты передышки, когда король

восстанавливал силы между объятиями, чтобы выбить из него вожделенные должности и