Книгу можно купить в : Biblion. Ru 31р. Оцените этот текст

- 32-я бригада Спецназ Закавказского военного округа!

- Здравствуйте, чудо-богатыри!

- ЗДРАВ... ЖЛАВ...!!!

Нет конца аэродрому. Нескончаемой стеной стоит Спецназ.

- Благодарю за службу!

После каждых крупных учений по традиции строят войска для общей

проверки. Традиции этой сотни лет. Так после сражения полководец собирал

оставшихся, считал потери, поздравлял победителей. Грандиозные учения

завершены. И только тут, на бескрайнем поле, когда все участники собраны

вместе, можно представить невероятную мощь 5-го Управления ГРУ. А ведь не

все еще тут.

- 703-я отдельная рота Спецназ 17-й Армии!

А ведь едет маршал вдоль рядов и, несомненно, мысль его терзает, на

кого же всю эту рать с цепи спустить? На Европу? На Азию? А может, на

товарищей по Политбюро?

Ну что же ты, маршал? Чего медлишь? Мы тут все свои. Злые мы все. Ну,

спусти с цепи. Всю Россию кровью зальем. Только команду дай. Не всех

убивать, конечно, будем, не всех. Если у кого дача большая да машина

длинная, тех мы не тронем. Это не грех иметь дачу да длинную машину. Тех,

кто о социальной справедливости говорит, мы тоже не тронем. Грех это, но не

очень большой. Заблуждаются люди, что с них возьмешь, с юродивых? Убивать

мы, маршал, только тех будем, кто эти две вещи воедино объединяет: кто о

социальной справедливости болтает да на длинной машине ездит. Тех, как

бешеных собак, на фонари, на столбы телеграфные. От них, маршал, все беды на

нашу землю сыплются, от них. Ну, спусти цепь, маршал! Эх, маршал. Ведь если

не ты, так последователь твой спустит Спецназ с цепи. Спустит. Будь уверен.

Много будет крови. Чем дольше тянуть будете, тем больше потом крови будет.

Но - будет! Будет! Ура-а-а-а-а! Ура!

Катится рев по полю. Катится в дальних балках, без дождя пересохших,

лает эхо нашего рева.

- А поработаем, ребята? - вопрошает маршал.

- А-а-а-а-а! - ревет Спецназ восторженно в ответ.

Поработаем значит. Поработаем.

Мы работаем. Мы работаем дни и ночи. И уже не различаешь дней и ночей.

Все несется серым колесом. Прыжки дневные. Прыжки ночные. Прыжки со

сверхмалой. Прыжки со средних высот. Прыжки с катапультированием, но это не

для всех. Прыжки из стратосферы, это тоже для избранных. Соревнования.

Соревнования. Соревнования. И снова прыжки. Горькая пыль на губах. Красные

глаза. Злость наружу просится. Иногда апатия полная. И уже укладываем

парашюты свои без трепета. Скорей бы сложить да поспать минут тридцать.

Может, проверить укладку еще раз? Да ну ее на... Учебные бои. Напалм.

Собаки. МВД. КГБ. Опять стрельбы и опять прыжки.

А смерть рядом с нами ходит. Нет, никого она под свои черные крылья не

прибрала. Но рядом старуха. Не дремлет. В 112-м отдельном батальоне новый

парашют проверяют. Д-1-8. Плохой парашют. Боятся его спецназы. Не хотят на

Д-1-8 прыгать. Что-то не так в нем. На каждые сто прыжков минимум один

перехлест приходится. Тут и конструктор парашюта и испытатели. Объясняют,

что уложили мы не так, хранили не так. Ну вас всех на... а гробиться нашему

брату. Старшина из 112-го батальона прыгал, перехлестнуло ему стропы через

купол, он их стропорезом полоснул. Хорошо приземлился. Мягко. А ему шутки на

земле: надо ж было не с маху полосовать стропы, а найти, где они шелковой

ниточкой сшиты, да ниточку аккуратно и распустить. А старшина после прыжка

такого совсем шуток не понимает. Да матом шутников. И конструктора заодно.

Рядом с нами смерть. Вон за теми заборами. Желтые Воды рядом.

Концлагеря. Уран. А значит, и смерть. Не тут ли каждый начальник себе

"кукол" да "гладиаторов" подбирает? Запретные зоны. Вышки сторожевые. Вышки

парашютные. Все рядом. Концлагерь и мы. Зачем это? Чтобы нас пугать? А

может, еще какая причина есть держать главный учебный центр Спецназа рядом с

урановыми рудниками? Рядом с концлагерями. Рядом со смертью.
14.

И опять прыжки. "Капитан Суворов. Этот парашют я укладывал сам".

Операция первая. Закрепили вершину купола "этот парашют я укладывал сам".

Готовы? Попрыгали. Вперед. Вперед. "Генерал-майор Кравцов. Этот парашют я

укладывал сам". Я долго тупо смотрю на расписку моего соседа, который

закончил укладку. Что-то в этой надписи мне непонятно. Что-то не так. Но

тупые мозги у меня. Недосып. Я мучительно напрягаю свое сознание, и вдруг

меня озаряет:

- Товарищ генерал!

- Тихо, не шуми. Да, Витя. Да. - И он смеется. - Только не шуми. Я уже

32 часа как генерал. Ты первый сообразил.

- Поздравляю вас...

- Спасибо.

- Много вам звезд...

- Да не шуми ты. Пить потом будем. Не время сейчас. Ах, черт. Замотался

я совсем. Ты-то свой парашют уложил?

- Оба, товарищ генерал.

- Сдай их оба.

- Есть сдать. - И, предчувствуя что-то, вопреки уставам, я лишний

вопрос задал: - Я не прыгаю сегодня?

- Ты никогда больше прыгать не будешь.

- Ясно. - Хотя ничего мне не ясно.

- Вызывают тебя в Киев. А там, наверное, в Москву.

- Есть.

отделе скажешь, что вызов из 10-го главного управления Генерального штаба.

- Есть, - рявкнул я.

- Тогда до свидания, капитан. И успехов тебе.

- Капитан, есть предварительное решение Генерального штаба забросить

тебя в тыл противника для выполнения особого задания, - незнакомый генерал

измерил меня тяжелым взглядом. - Сколько времени надо на подготовку?

- Три минуты, товарищ генерал.

- Почему не пять? - Он впервые улыбнулся.

- Мне только в туалет сбегать, три минуты достаточно. - И, понимая, что

мою шутку он может не оценить, я добавил: - Всю ночь меня сюда в автобусе

везли, там никакой возможности не было.

- Николай Герасимович, - обратился генерал к кому-то, - проводите

капитана.

Через две с половиной минуты я вновь стоял перед генералом.

- Теперь готов?

- Готов, товарищ генерал.

- Куда угодно?

- В огонь и в воду, товарищ генерал.

- И тебя не интересует - куда?

- Интересует, товарищ генерал.

- Если бы мы решили тебя готовить к выполнению задачи очень долго.

Например, пять лет. Как бы ты отнесся к этому?

- Положительно.

- Почему?

- Это означает, что задание будет действительно серьезным. Это мне

подходит.

- Что ты, капитан, знаешь о Десятом главном управлении Генерального

штаба?

готовит командиров для национально-освободительных движений, направляет

военных советников в Азию, Африку, на Кубу...

- Как бы ты отнесся к предложению стать офицером Десятого главного

управления?

- Это была бы высшая честь для меня.

- Десятое главное управление направляет советников в страны с жарким

влажным и с жарким сухим климатом. Что бы ты предпочел?

- Жаркий влажный.

- Почему?

- Это Вьетнам, Камбоджа, Лаос. Там воюют. А в жарком сухом сейчас

прекращение огня...

- Ты ошибаешься, капитан. Воюют всегда и везде. Перемирия никогда нигде

нет и не будет. Война идет постоянно. Открытая война иногда прерывается, но

тайная никогда. Мы рассматриваем вопрос об отправке тебя на войну. На тайную

войну.

- Нет.

- Бывает.

- И эту войну ведет Десятое главное управление?

- Нет, ее ведет Второе главное управление Генерального штаба - ГРУ. Для

прикрытия своего существования ГРУ использует разные организации, в том

числе и Десятое главное управление. Тебя, капитан, мы отправим на экзамены в

тайную академию ГРУ, но все будет организовано так, как будто ты становишься

военным советником. Десятое главное управление - это твое прикрытие. Все

документы будут оформляться только в Десятом главном управлении. Это

управление вызовет тебя в Москву, а там мы тайно заберем тебя к себе сдавать

экзамены...

- А если я экзаменов не сдам?

Он брезгливо фыркнул:

- Тогда мы тебя и вправду отдадим в Десятое главное управление, и ты

действительно станешь военным советником. Они тебя возьмут, ты им нравишься.

Но ты и нам нравишься. Мы уверены, что ты наши экзамены сдашь, иначе мы бы с

тобой сейчас не беседовали.

- Все ясно, товарищ генерал.

- А коль так, необходимо выполнить некоторые формальности.

Он извлек из сейфа хрустящий, как новенький червонец, лист бумаги с

гербом и грифом "Совершенно секретно".

- Прочитай и подпиши.

На листе двенадцать коротких пунктов. Каждый начинается словом

"запрещается" и завершается грозным предупреждением: "карается высшей мерой

наказания". А заключение гласит: "Попытка разглашения данного документа или

любой его части карается высшей мерой наказания".

- Готов?

Вместо ответа я только кивнул. Он придвинул мне ручку. Я подписал, и

лист исчез в недрах сейфа.

- До встречи в Москве, капитан.

Сдав дела совсем молоденькому старшему лейтенанту, я предстал перед

своим теперь уже бывшим командиром:

- Товарищ генерал, капитан Суворов. Представляюсь по случаю перевода в

Десятое главное управление Генерального штаба.

- Садись.

Сел.

Он долго смотрит мне в лицо. Я выдерживаю его пристальный взгляд. Он

- Ты, Виктор, идешь на серьезное дело. Тебя забирают в Десятку, но я

думаю, это только прикрытие. Мне кажется, что тебя заберут куда-то выше.

Может быть, даже в ГРУ. В Аквариум. Просто они не имеют права об этом

говорить. Но вспомни мои слова - приедешь в Десятое главное, а тебя заберут

в другое место. Наверное, так оно и будет. Если мой анализ происходящего

правильный, то тебя ждут очень серьезные экзамены. Если ты хочешь их пройти,

то будь самим собой всегда. В тебе есть что-то преступное, что-то порочное,

но не пытайся скрывать этого.

- Я не буду этого скрывать.

- И будь добрым. Всегда будь добрым. Всю жизнь. Ты обещаешь мне?

- Обещаю.

- Если тебе придется убивать - человека, будь добрым! Улыбайся ему

перед тем, как его убить.

- Я постараюсь.

- Но если тебя будут убивать - не скули и не плачь. Этого не простят.

Улыбайся, когда тебя будут убивать. Улыбайся палачу. Этим ты обессмертишь

себя. Все равно каждый из нас когда-нибудь подохнет. Подыхай человеком,

Витя. Гордо подыхай. Обещаешь?

На следующий день зеленый автобус доставил группу офицеров на пустынную

железнодорожную станцию, где формировался воинский эшелон.

Всех их вызывало в Москву Десятое главное управление Генерального

штаба.

Всем им предстояло стать военными советниками во Вьетнаме, в Алжире,

Для всех моих друзей, коллег, начальников и подчиненных с этого момента

я перестал существовать. Пункт первый документа, который я подписал,

запрещал мне любые контакты со всеми людьми, которых я знал в прошлом.

1.

Мать-Россия, ты машешь мне детской рукой с железнодорожной насыпи, ты

разграбленные церкви, девочки на сенокосе, заводские трубы и опять дети на

насыпи. Они машут мне вслед и улыбаются мне. Мосты, мосты. Десна-река

прогрохотала стальными пролетами. Конотоп. Брянск. Калуга. Стучат колеса на

стыках. Тук. Тук. Тук. Шумит вагон. В вагоне у нас пьянка. В вагоне все

свои. Эшелон воинский. Чужих нет. В вагоне только военные советники.

Будущие. И пьют обитатели вагона за свое будущее. За Десятое главное

управление. За генерал-полковника Окунева. Пошла бутылка новая по кругу.

Пей, капитан! За звезду! Больших звезд тебе, капитан! Спасибо, майор, и тебе

тоже! Глаза горят. Глаза у всех горят. Мы все мальчишки, помешанные на

войне. Разве мы шли в училища ради того, чтобы проверять, как у солдат

сапоги вычищены? Нет, мы шли в училища как романтики войны. И вот они,

счастливцы, которым Десятое главное управление дает такую возможность. За

Десятку, братцы! За Десятку!

Много нас в вагоне. Артиллерия, летчики, пехота, танкисты, Еще день

назад мы не знали друг друга. Но все мы уже друзья. И снова бутылка по

кругу. За вас, ребята, за вашу удачу. За ваши звезды. А куда же меня черти

несут? В моих документах числится Куба, но это только потому, что в группе

нет никого другого на Кубу, Тут очень много в Египет, много в Сирию.

Некоторые во Вьетнам. Если бы был кто-то действительно на Кубу, то мне

придумали бы что-то другое. Кравцов, конечно, догадывается, предполагает,

что Куба - только маскировка.

Но ничего толком не знал и он. Кравцов. Генерал. Я видел его генералом.

Но он был в запыленном комбинезоне и в голубом выгоревшем берете, такой же,

как все, ничем не отличимый от солдат Спецназа. Я стараюсь представить его в

настоящей генеральской форме с золотыми погонами и широкими лампасами. Но

это не удается. Я представляю его всегда только так, как в момент нашей

самой первой встречи: в чистенькой гимнастерке, с погонами подполковника, с

лицом молоденького капитана. Успехов вам, генерал.
2.

Красная Пресня - самый мощный военный железнодорожный узел мира.

Эшелоны. Эшелоны. Эшелоны. Тысячи людей. Все за высокими заборами. Все под

слепящим светом прожекторов. Эшелоны с танками в Германию. Эшелоны с

новобранцами в Чехословакию. Лязг и грохот. Маневровые тепловозы формируют

составы. На Дальний Восток эшелон с пушками. Вот какие-то контейнеры. Охрана

вокруг, как вокруг Брежнева. Склады. Склады. Склады. Погрузка и разгрузка.

Эшелон демобилизованных солдат из Польши. И тут же тюремные вагоны. Окна

узкие и длинные. Окна закрашены белой краской. Окна в решетках. Красная

Пресня - это не только военный центр, это пересыльная тюрьма. Солдаты с

овчарками. Красные погоны. Тюремный эшелон медленно уходит в зону. Ворота

огромные, стальные. Колючая проволока. Голубой слепящий свет. Тюремные

эшелоны. В Бодайбо. В Череповец. В Северодвинск, В Желтые Воды. Огромные

серые блоки военного пересыльного пункта. Группа советников в Южный Йемен!

Пройдите в блок Б, комната 217. Советник на Кубу! Я. Капитан Суворов? Да.

Следуйте за мной. Молодой стройный майор ведет меня мимо каких-то длинных

заборов и штабелей из зеленых ящиков. Сюда, капитан. В небольшом дворике нас

ждет санитарная машина с красными крестами. Пожалуйста, капитан. Дверь

захлопнулась за мной, и машина тронулась. Пару раз она останавливалась -

наверное, проверка при выходе из запретной зоны, И вот меня везут по Москве.

Я знаю, что везут не по прямой дороге, а по улицам большого города. Машина

часто поворачивает и подолгу стоит у светофоров на перекрестках. Но это

только мои предположения. Видеть я ничего не могу - окна в салоне матовые,

как в тюремном вагоне.

Удельное давление на грунт американского танка М-60? Какие

противотанковые ракеты вам больше нравятся: американские или французские?

Почему? Почему винтовые лестницы в замках закручиваются снизу влево вверх, а

не снизу вправо вверх? Почему у телеги передние колеса маленькие, а задние

большие? Что такое "три линии"? Почему в русской винтовке Мосина нарезы идут

слева вверх направо, а в японской винтовке Арисака наоборот? Каковы

принципиальные недостатки роторного двигателя Винкеля? Сколько весит ведро

ртути? Какой тип женщин вам нравится? Сколько номеров журнала "Огонек"

выпускается в год? Кто первым применил "вертикальный охват"? Что означает

буква "Л" в названии советского истребителя-бомбардировщика "СУ-7 БКЛ"? Если

бы вам приказали модернизировать американский стратегический бомбардировщик

Б-58, какие параметры вы улучшили бы в первую очередь? Почему на германских

танках "Пантера" была использована шахматная подвеска? В советской

мотострелковой дивизии 257 танков. По вашему мнению, это количество нужно

уменьшить или увеличить? На сколько? Почему? Как это повлияет на организацию

снабжения дивизии? Вопросы сыплются один за другим. Времени на обдумывание

никакого. Только задумался - следует новый вопрос. Кто такой Чехов? Это

снайпер из 138-й стрелковой дивизии 62-й армии. А Достоевский? Странные

вопросы. Кто не знает Достоевского? Николай Герасимович Достоевский -

генерал-майор, начальник штаба 3-й ударной Армии. Они смеются. Это, капитан,

немного не то, чего мы хотим, но твои ответы мы принимаем. Они тебя

характеризуют очень ярко. Если мы иногда смеемся, не смущайся. А разве я

когда-нибудь смущался?

Мне кажется, что мне задали миллион вопросов. Но позже я прикинул, что

их было где-то около пяти тысяч: 50 вопросов в час, 17 часов, 6 дней. На

некоторые вопросы приходится отвечать 5, а то и 10 минут. На другие уходят

секунды. Иногда вопросы повторяются. Иногда один и тот же вопрос быстро

повторяется несколько раз. Не надо нервничать. Отвечай быстрее. Не вздумай

врать, не вздумай хитрить. Итак, сколько водки вы можете выпить за один раз?

Вот фотографии десяти женщин. Какая вам нравится больше всех? 262 умножить

на 16. Скорее. В уме. Это не очень трудно. Нужно сначала 262 умножить на

десять, потом прибавить половину того, что получилось, потом еще 262.

Экзаменатор смотрит в упор. Скорее, капитан. Такая чепуха. Я смотрю в

потолок. Я мучительно складываю все вместе. Я смотрю прямо перед собой.

Какому-то моему предшественнику задавали именно этот вопрос, и он тоненьким

карандашом выписывал все вычисления на зеленой бумаге, которой покрыт мой

стол. Я хватаю готовый ответ, и тут же соображаю, что это просто провокация.

Не могло быть у моего предшественника тоненького карандашика. Не мог он под

сверлящим взглядом тайно делать вычисления на бумаге. Я сжимаю челюсти и

бросаю свой собственный ответ: 4192. Я даже не смотрю на зеленую бумагу,

покрывающую мой стол. Я знаю, что там заведомо неправильный ответ. А вопросы

сыплются, как горох: как бы вы, капитан, реагировали, если бы мы вам

предложили торговать арбузами?

Иногда в зале один экзаменатор. Иногда их трое, иногда пятнадцать. Вот

двести фотографий, опознайте тех, кого вы видели в этой комнате за время

экзаменов. Время пошло. Теперь выберите тех, кого вы видели в этой комнате

только однажды. В этом тексте зачеркните все буквы "О", подчеркните все

буквы "А", обведите кругом все буквы "С". На действия этого субъекта

внимания не обращайте, как и на передачи радио. Время пошло. Субъект корчит

рожи, старается вырвать карандаш, выбивает стул из-пoд меня. А радио

надрывается: зачеркни "С", подчеркни "О"... Иногда во время экзамена прямо в

комнату приносят роскошный обед, иногда забывают. Иногда отпускают в туалет

по первому требованию, иногда просить приходится по три раза. Каждый день

они подводят меня к последнему рубежу моих умственных и физических

возможностей. И я и они этот рубеж совершенно отчетливо чувствуем. Далеко за

полночь я, не раздеваясь, валюсь на свою кровать и засыпаю мгновенно. Вот

этого момента они и ждут: ослепительная лампа в глаза: 262 умножить на 16!

Ну, скорее. В уме. Это так просто! Ты же уже на этот вопрос ответил. Ну что

же ты! 4 192 - кричу я им. И свет гаснет.
5.

Много позже я узнал, что тех, кто ответил правильно больше чем на 90 %

вопросов, сюда не принимают. Очень умные не нужны. И все же, главное в

экзаменах - это установить не уровень знаний. Совсем нет. Способность

усваивать большое количество информации в короткое время при сильном

возбуждении и при наличии помех - вот что главное. А кроме того,

устанавливается наличие или отсутствие юмора, уровень оптимизма,

уравновешенность, способность к интенсивной деятельности, устойчивость

настроения и многое другое.

- Что ж, парень, ты нам подходишь, - сказал мне на исходе шестого дня

седой экзаменатор. - Организация у нас серьезная. Правила тут такие

короткие, что понимает их даже тот, кто не хочет понимать. Закон у нас

простой: вход - рубль, выход - два. Это означает, что вступить в организацию

трудно, но выйти из нее труднее. Теоретически для всех членов организации

предусмотрен только один выход из нее - через трубу. Для одних этот выход

бывает почетным, для других - позорным и страшным, но для всех нас есть

только одна труба. Только через нее мы выходим из организации. Вот она - эта

труба...
6.

Я думал, что лицо полковника будет преследовать меня всю жизнь в ночных

кошмарах. Но он не снился мне никогда. А думал я о нем много. И вот что мне

непонятно. Объяснили мне, что любил он деньги, любил выпить, женщин любил.

За деньги и продался иностранным разведкам. Допустим, что так. Но у него

были великолепные возможности бежать на Запад. Но он не бежал. На Западе

было бы ему вдосталь и денег, и вина, и женщин. А в Москве он деньги все

равно тратить не мог. Да и не разгуляешься особенно.

Бабник бежал бы к бабам и деньгам, а он не бежал. А он над крематорием

балансировал. Отчего, черт подери? Я кручусь на горячей подушке и уснуть не

могу. Первая ночь без экзаменов. А может, телекамера за мной по ночам

смотрит? Ну и хрен с ней! Я встаю и показываю кукиш во все углы. Если вы за

мной и сейчас следите, то завтра в Центральный Комитет меня не повезут.

Потом я решаю, что недостаточно показать им только кукиш, и потому показываю

телекамере, если она действительно есть, все, что могу показать. Утром

посмотрим, выгонят меня или нет.

Продемонстрировав все, что могу, я удовлетворенно улегся на кровать и

тут же уснул в твердой уверенности, что завтра меня выгонят в Сибирь

командовать танковой ротой, а если нет, то тут жить можно, и можно обходить

контроль.

Я сплю в кровати блаженно и сладко. Я сплю крепко. Я знаю, что если

меня в Аквариум примут, то это будет большая ошибка советской разведки. Я

знаю, что если выход останется только один и только через трубу, то для меня

этот выход не будет почетным. Я знаю, что и в своей постели я не умру. Нет,

такие в своей постели не умирают. Ах, советская разведка, лучше бы ты меня

сразу через трубу пропустила!
7.

Меня вновь куда-то везут в закрытой машине с матовыми окнами. Я не вижу

куда, и меня никто не видит. Куда же это меня: в Центральный Комитет или в

Сибирь? Наверное, все же - в Центральный Комитет. Если бы в Сибирь, то мой

чемодан со мной бы был, а раз нет чемодана, это может означать, что везут

меня не насовсем, на короткий визит, с возвращением туда, откуда везут.

За окном шумит огромный город, значит, мы где-то в центре. А может

быть, это Лубянка? У Лубянки на площади Дзержинского всегда такой шум, как

от Ниагарского водопада. Мне почему-то кажется, что мы именно у Лубянки. Но

в этом ничего странного: Центральный Комитет тут совсем рядом. Наша машина