Книгу можно купить в : Biblion. Ru 31р. Оцените этот текст

Кира все знают. Кир - большой человек. Кир Лемзенко в Риме сидел, но

работал, конечно, не только в Италии. У Кира везде успехи были. Особенно во

Франции. Римский дипломатический резидент ГРУ генерал-майор Кир Гаврилович

Лемзенко власть имел непомерную. За то его папой римским величали. Теперь он

генерал-полковник. Теперь он в административном отделе Центрального Комитета

партии. Теперь он от имени партии контролирует и ГРУ и КГБ.

Полтора года назад, когда я прошел выездную комиссию ГРУ, вызвал меня

Кир. Пять минут беседа. Он всех принимает: и ГРУ и КГБ офицеров. Всех, кто в

добывание уходит. Кир всех утверждает. Или не утверждает. Кир велик. Кто

Кира знает? Все знают. Судьба любого офицера в ГРУ и в КГБ в его руках.

Старая площадь. Памятник гренадерам. Милиция кругом. Люди в штатском.

Группами. Серые плащи. Тяжелые взгляды. Подъезд № 6. Предъявите партийный

билет. Суворов - читает прапорщик в синей форме, Виктор Андреевич -

отзывается второй, найдя мою фамилию в коротком списке. Да - отзывается

первый. Проходите. Третий прапорщик провожает меня по коридору. Сюда,

пожалуйста, Виктор Андреевич, Ему, охраннику, не дано знать, кто такой

Виктор Андреевич Суворов. Он только знает, что этот Суворов приглашен в

Центральный Комитет на беседу. С ним будут говорить на седьмом этаже. В

комнате 788. Охранник вежлив. Пожалуйста, сюда.

Вот OHИ, коридоры власти. Сводчатые потолки, под которыми ходили

Сталин, Хрущев, Под которыми ходит Брежнев. Центральный Комитет - это город.

Центральный Комитет - это государство в центре Москвы. Как Ватикан в центре

Рима.

собой, и все свободные дворики, переходы застраиваются все новыми белыми

стеклянными небоскребами. Странно, но со Старой площади этих белоснежных

зданий почти не видно. Вернее, они видны, но не бросаются в глаза. На Старую

площадь смотрят огромные окна серых дореволюционных зданий, соединенных в

одну непрерывную цепь. Внутри же квартал Центрального Комитета не так суров

и мрачен, Тут смешались все архитектурные стили.

Пожалуйста, сюда. Чистота ослепительная. Ковры красные. Ручки дверей -

полированная бронза. За такую ручку и взяться рукой страшно, не испачкать

бы. Лифты бесшумные.

Подождите тут. Передо мной огромное окно. Там, за окном, узкие переулки

Замоскворечья, там белый корпус гостиницы "Россия", золотые маковки церквей,

разрушенных и вновь воссозданных для иностранных туристов. Там, за окном,

громада Военно-инженерной академии. Там, за окном, яркое солнце и голуби на

карнизах. А меня ждет Кир.

- Заходите, пожалуйста.

Кабинет его широк. Одна стена - стекло. Смотрит на скопление зеленых

железных крыш квартала ЦК. Остальные стены светло-серые. Пол ковровый -

серая мягкая шерсть. Стол большой, без всяких бумаг. Большой сейф. Больше

ничего.

- Доброе утро, Кир Гаврилович.

Не любит он, чтобы его генералом называли. А может быть, любит, но не

показывает этого. Во всяком случае приказано отвечать "Кир Гаврилович", а не

"товарищ генерал". Что за имя? По фамилии украинец, а по имени - ассирийский

завоеватель. Как с таким именем человека в Центральном Комитете держать

можно? А может, имя его и не антисоветское, а наоборот, советское? После

революции правоверные марксисты каких только имен своим детям не

придумывали: Владлен - Владимир Ленин, Сталина, Искра, Ким -

Коммунистический Интернационал Молодежи. Ах, черт. И Кир в этом же ряду. Кир

- Коммунистический Интернационал.

- Садитесь, Виктор Андреевич. Как поживаете?

- Спасибо, Кир Гаврилович. Хорошо.

Он совсем небольшого роста. Седина чуть-чуть только проступает. В лице

решительно ничего выдающегося. Встретишь на улице - даже не обернешься, даже

дыхание не сорвется, даже сердце не застучит. Костюм на нем самый

обыкновенный, серый в полосочку. Сшит, конечно, с душой. Но это и все. Очень

похож на обычного человека. Но это же Кир!

Я жду от него напыщенных фраз: "Руководство ГРУ и Центральный Комитет

оказали вам огромное доверие..." Но нет таких фраз о передовых рубежах

борьбы с капитализмом, о долге советского разведчика, о всепобеждающих

идеях. Он просто рассматривает мое лицо. Словно доктор, молча и внимательно.

- Вы знаете, Виктор Андреевич, в ГРУ и в КГБ очень редко находятся

люди, бегущие на Запад.

Я киваю.

- Все они несчастны. Это не пропаганда. Шестьдесят пять процентов

невозвращенцев из ГРУ и КГБ возвращаются с повинной. Мы их расстреливаем.

Они знают это и - все равно возвращаются. Те, которые не возвращаются в

Советский Союз по своей собственной воле, кончают жизнь самоубийством,

спиваются, опускаются на дно. Почему?

- Они предали свою социалистическую родину. Их мучает совесть. Они

потеряли своих друзей, родных, свой язык...

- Это не главное, Виктор Андреевич. Есть более серьезные причины. Тут,

в Советском Союзе, каждый из нас - член высшего сословия. Каждый, даже самый

незначительный офицер ГРУ - сверхчеловек по отношению ко всем остальным.

Пока вы в нашей системе, вы обладаете колоссальными привилегиями в сравнении

с остальным населением страны. Когда имеешь молодость, здоровье, власть,

привилегии - об этом забываешь. Но вспоминаешь об этом, когда уже ничего

нельзя вернуть. Некоторые из них бегут на Запад в надежде иметь великолепную

машину, особняк с бассейном, деньги. И Запад платит им действительно много.

Но, получив "мерседес" и собственный бассейн, предатель вдруг замечает, что

все вокруг него имеют хорошие машины и бассейны. Он вдруг ощущает себя

муравьем в толпе столь же богатых муравьев. Он вдруг теряет чувство

превосходства над окружающими. Он становится обычным, таким, как все. Даже

если вражеская разведка возьмет этого предателя на службу, все равно он не

находит утраченного чувства превосходства над окружающими, ибо на Западе

служить в разведке - не считается высшей честью и почетом. Правительственный

чиновник, козявка, и ничего более.

- Я никогда об этом не думал...

- Думай об этом. Всегда думай. Богатство - относительно. Если ты по

Москве ездишь на "Ладе", на тебя смотрят очень красивые девочки. Если ты по

Парижу едешь на длинном "ситроене", на тебя никто не смотрит. Все

относительно. Лейтенант на Дальнем Востоке - царь и бог, повелитель жизней,

властелин. Полковник в Москве - пешка, потому что тысячи других полковников

рядом. Предашь - потеряешь все. И вспомнишь, что когда-то ты принадлежал к

могущественной организации, был совершенно необычным человеком, поднятым над

миллионами других. Предашь - почувствуешь себя серым, незаметным

ничтожеством, таким, как и все окружающие. Капитализм дает деньги, но не

дает власти и почестей. Среди нас находятся особо хитрые, которые не уходят

на Запад, но остаются, тайно продавая наши секреты. Они имеют деньги

капитализма и пользуются положением сверхчеловека, которое дает социализм.

Но мы таких быстро находим и уничтожаем...

- Я знаю. Пеньковский...

- Не только. Пеньковский всемирно известен. Многие неизвестны. Владимир

Константинов, например. Он вернулся в Москву в отпуск, а попал прямо на

следствие. Улики неопровержимы. Смертный приговор.

- Его сожгли?

- Нет. Он просил его не убивать.

- И его не убили?

- Нет, не убили. Но однажды он сладко уснул в своей камере, а проснулся

в гробу. Глубоко под землей. Он просил не убивать, и его не убили. Но гроб

закопать обязаны. Такова инструкция. Иди, Виктор Андреевич. Успехов тебе. И

помни, что в ГРУ уровень предательства гораздо ниже, чем в КГБ. Храни эту

добрую традицию.

В Мюнхене снег. Небо лиловое. И еще сыплет из снежной свинцовой тучи.

Спешат бюргеры. Носы в воротники прячут. Елки. Елки кругом. Вокруг фонарей

гуще снежинки, крупнее. Укрывает снег грязь и серость цивилизации. Все

чисто, все без грязных пятен, даже крыша Дойче Банк. Тихо и тепло, когда

снег валит. Если прислушаться, то можно услышать шорох белых мягких

кристаллов. Слушайте, люди, как снег падает! Эй, бюргеры, да куда же вы

торопитесь? Остановитесь. Чисто и тихо. Ни ветра пронзительного, ни визга

тормозов. Только тишина над белым городом.

...Мягкие теплые снежинки падают мне на лицо. Я люблю их. Я не

отворачиваюсь. Снег бывает колючим, снег бывает жестким и шершавым. Но

сегодня не тот снег. Сегодня добрый снег падает с неба, и я не прячу от него

лица.

С вокзала - на Мариенплац. Я путаю следы. За мной слежки нет. Но я

Майор ГРУ № 173-В-41. Я путаю следы после встречи с другом № 173-В-41-706.

Встречу я провел в Гамбурге. Там же какой-то молодой борзой из боннской

дипломатической резидентуры ГРУ принял полученные мной документы.

В Мюнхене я только путаю следы. Переулками, переулками - все дальше в

снежную мглу. Иногда меня можно увидеть там, где очень много людей. В

бесконечных лабиринтах пивной, где когда-то родилась партия Гитлера. Это не

пивная. Это настоящий город с улицами и площадями. С бесконечными рядами

столов. С сотнями людей. Это целое независимое пивное государство, как

Ватикан в Риме, как Центральный Комитет в Москве.

Дальше, дальше вдоль столов, за угол, еще за угол. Тут в темной нише

немного подождать. Кто появится следом? Тут, в черной нише, на огромном

дубовом кресле не иначе Геринг сиживал. А теперь сижу я с огромной пивной

кружкой. Это моя работа. Кто пройдет мимо? Кто вышел следом? Не ищут ли меня

чьи-то глаза, потерявшие мою серую спину в этом водовороте, в этом сумраке,

в пивных испарениях? Вроде никого. Тогда снова на улицу. В узкие переулки. В

голубую метель.
3.

В Вене - товарищ Шелепин. Проездом. Он едет в Женеву на заседание

сессии Международной Организации Труда.

Товарищ Шелепин - член Политбюро. Товарищ Шелепин - звезда первой

величины. Но не восходящая звезда, заходящая. Было время, когда товарищ

Шелепин был (тайно) заместителем председателя КГБ и одновременно (явно)

вице-президентом Международной федерации демократической молодежи. Товарищ

Шелепин организовывал манифестации за мир и дружбу между народами. На его

совести грандиозные манифестации в защиту мира. Миллионы дураков шли за

товарищем Щелепиным. Кричали, требовали мира, разоружения и справедливости.

За это его возвели в ранг председателя КГБ. Правил он круто и твердо. Правил

половиной мира, в том числе и демократической молодежью, требующей мира. Но

он сорвался. Теперь товарищ Шелепин правит советскими профсоюзами. Профсоюзы

у нас - это тоже КГБ, но не все КГБ, а только филиал. И потому нет в

посольстве особого уважения к высокому гостю. Едешь в свою Женеву, ну и

вали. Не задерживайся. Всем ясно, что товарищ Шелепин вниз скользит. Был

председателем КГБ, а теперь только глава профсоюзов. Если скольжение вниз

началось, то его уже ничем не удержишь.

Все посольство знает, что Железный Шурик напивается до полного безумия.

Лидер советского пролетариата жутко матерится. Он бьет уборщиц. Он выбросил

из окна тяжелую хрустальную пепельницу и испортил крышу лимузина кубинского

посла. Он сам знает, что ему пришел конец. Бывший глава КГБ прощается с

властью. Буйствует.

Я столкнулся с ним в коридоре. У него оплывшее морщинистое лицо, совсем

непохожее на то, которое улыбается нам с портретов. Да и узнал я его только

потому, что пьяный (никто так по посольству не осмеливается ходить), да еще

при охране. Кого еще пять телохранителей сопровождать будут? У

телохранителей лица каменные, как и положено. В телохранители набирают тех,

кто смеяться не научился. Идут они важные. Крестьянские парни, вознесенные к

вершине власти. Они, конечно, не понимают, что если падение уже началось, то

его не остановить.

И только на губах старшего в команде телохранителей играет чуть

брезгливая улыбка. Чуть заметно его губы кривятся. Меня эта ухмылка не

обманет; он не охраняет товарища Шелепина от врагов народа, он следит за

тем, чтобы товарищ Шелепин - вождь самого сознательного революционного

класса - не ударился в бега. Если товарищ Шелепин побежит, начальник охраны

воспользуется пистолетом. Да в затылок! Между ушей! Чтоб не убежал товарищ

Шелепин очень далеко. И товарищ Шелепин - заходящая звезда первой величины -

знает, что начальник охраны не телохранитель, а конвоир. Знает Шелепин, что

дана начальнику охраны соответствующая инструкция. И я это знаю.

Ах, если бы мне дали такую инструкцию!
4.

- Дэза!

шифровка. Семьсот Шестой друг начал производить дэзу. Если анализировать

полученные от него документы, то вскрыть попытку обмануть ГРУ невозможно. Но

любой документ, любой аппарат, любой образец вооружения ГРУ покупает в

нескольких экземплярах в разных частях мира. Информация о снижении шумов в

редукторах атомных подводных лодок типа "Джордж Вашингтон" была получена ГРУ

через дипломатического резидента в Уругвае, а полная техническая информация

об этих лодках была получена нелегалами ГРУ через Бельгию. Одинаковые

кусочки информации сравниваются. Это делается всегда, с любым документом, с

любым кусочком информации. Попробуй добавить от себя, попытайся утаить -

служба информации это вскроет.

Именно это случилось, сейчас с моим выставочным другом № 173-В-41-706.

Все было хорошо. Но в последнем полученном от него документе не хватает

трех страниц. Страницы важные и убраны так, что невозможно обнаружить, что

они когда-то тут были. Только сравнение с таким же документом, полученным,

может быть, через Алжир или Ирландию, позволяет утверждать, что нас пытаются

обмануть. Подделка выполнена мастерски. Выполнена экспертами. Значит,

Семьсот Шестой под полным контролем. Сам он пришел в полицию с повинной или

попался - роли не играет. Главное - он под контролем.

- Прикажете убрать Семьсот Шестого?

Навигатор с кресла вскочил:

- Очнись, майор! Белены объелся? Бульварной литературы начитался? Если

предашь ты - мы тебя убьем, это урок для всех остальных. А если убить

добропорядочного буржуя, владельца фирмы, - для кого это урок? Кто знает,

что он с нами был связан? Я бы его убил, если бы он опасен для нас был. Но

он о нас решительно ничего не знает. Он даже не знает, работал он на КГБ или

на ГРУ. Мы ему такой информации не давали. Единственный секрет, которым он

обладает: Виктор Суворов - шпион. Но это весь мир знает. Велик соблазн

убить. Многие разведки так и поступают. Втягиваются в тайную войну и

забывают о своей главной задаче - добывать секреты. Нам же нужны секреты.

Как здоровому мужику нужны половые сношения. Запомни, майор, что только

слабый, глупый, не уверенный в себе мужчина убивает и насилует женщину.

Именно такими слабыми и глупыми нас изображают бульварные газетки и дешевые

романчики. Умная, сильная, уверенная в себе разведка не гоняется за

агентурой, как за женщиной. Умному мужчине женщины прохода не дают, на шее

виснут. Мужчина, у которого сотни женщин, не мстит одной, даже изменившей

ему, по той простой причине, что ему некогда этим заниматься. У него

множество других девочек. Кстати, у тебя есть что-либо в запасе?

- Вы имеете в виду новых друзей?

- Только это я и имею в виду! - вдруг обозлился он.

Навигатор, конечно, знает, что кроме Семьсот Шестого, у меня никаких

друзей нет, как нет никаких намеков на интересное знакомство. Вопрос он

задал только для того, чтобы ткнуть меня носом в грязь.

- Нет, товарищ генерал, ничего у меня в запасе нет.

- В обеспечение!

- Есть, в обеспечение!

С Семьсот Шестым я провел еще одну встречу. Он под контролем, но совсем

не обязательно показывать, что ГРУ об этом знает.

Я провожу встречу, как всегда. Я плачу. Я говорю, что пока его

материалы нам не нужны. Встретимся через год. Возможно, у нас появится

заказ. Через год под любым предлогом его выведут в консервацию. В дремлющую

сеть. Жди сигнала. На этом связь с ними прекратится: жди, когда к тебе на

связь выйдет особо важный нелегал! Пусть ждет он и полиция. Не дождетесь.

Называется это "отсечение под видом консервации". От него мы получили очень

нужные приборы. На нем мы сэкономили миллионы. Его материал, когда он был

первосортным, тоже использовался для проверки какого-то другого. А теперь до

свидания. Ждите очередного сигнала. Ждите особо важной встречи.

С Семьсот Шестым никаких проблем. Но что же мне теперь делать? Вновь

собачья жизнь начинается. Вновь борзить. Вновь беспросветное агентурное

обеспечение.

А чего вы, Виктор Андреевич, хотели? Не можете работать самостоятельно,

поработайте на других.
6.

Я снова в обеспечении. Опять я полностью подчинен Младшему лидеру и

лишен права встречаться с Навигатором лично. На таких, как я, у него нет

времени. Правда, кто успехи имеет, тоже иногда в агентурном обеспечении

работает. Но это случается только во время массового обеспечения, когда всю

резидентуру выгоняют на проведение каких-то операций, смысл которых скрыт от

нас. А еще их привлекают для обеспечения операций нелегальных резидентур

ГРУ. Это другое дело. Обеспечивать нелегалов - почет. Обеспечивать нелегалов

- совсем другое дело. Но нас, борзых, в обеспечение нелегалов бросают очень

редко. Нам остается тяжелая неблагодарная работа: большой риск, уйма

затраченного времени и никаких почестей. Простое агентурное обеспечение

работой не считается. Вроде как секретарь-машинистка у великого писателя. Ни

денег, ни почестей. Но попробуй ошибись!

Именно такая у меня сегодня работа. Я на пикник в горы еду. Время

сейчас совсем не для пикников. Погода не та. Но мне нужно быть в горах. Если

бы за нами следили, если бы нас арестовывали и выгоняли, я придумал бы

какой-нибудь предлог поумнее. Но нас редко трогают в Великобритании, почти

никогда в США, а в остальных странах к нам - шпионам - относятся

доброжелательно. Поэтому нет нужды выдумывать что-то оригинальное. Пикник.

Этого достаточно. Вряд ли кто на пикник ездит в одиночку. Но разве кому

интересно, что делает советский дипломат в нерабочее время?

В багажнике моей машины противотанковый гранатомет РПГ-7 и пять гранат

к нему. Все это аккуратно упаковано. Все это я должен вложить в тайник.

Гранатомет весит 6 кг. Каждая граната - 2 кг 200 г. Да упаковка. В общем

более 20 кг в одном длинном сером пакете. Кому этот гранатомет нужен? Я не

знаю. Я зарою его в горах. Я спрячу его в тайнике, который я выбирал шесть

дней. Кто-то кому-то когда-то передаст описание этого тайника и тайные

приметы, по которым его совсем легко найти. Адресат всегда получает описание

тайника только после того, как материал вложен в тайник. Следовательно, даже

если он и захочет продать нас полиции, он не сумеет этого сделать. Адресат

получит описание и поспешит к этому месту, но меня там уже давно нет. Так

что я, моя дипломатическая резидентура, советская военная разведка, весь

Советский Союз - мы к нему отношения не имеем. Лежал гранатомет в земле, вот

и все. Может быть, он всегда тут лежал. Может быть, со дня сотворения Земли

ему тут место было. Не беда, что гранатомет советский. Может быть, это

американцы захватили его во Вьетнаме да и прячут в Альпах?

Кому этот гранатомет нужен? Хоть убейте, не знаю. Ясно, что это не

резерв на случай войны. Для долгосрочного хранения применяются тяжелые

контейнеры, а тут совсем легкая упаковка. Значит, его в ближайшие дни кто-то

заберет. Не исключено, что в ближайшие дни им и воспользуется. Иначе его

придется долго хранить. Это опасно. Черт меня побери, а ведь я сейчас

историю творю! Может быть, этот гранатомет повернет историю человечества в

совсем неожиданное русло. РПГ-7 - мощное оружие, легкое да простое. Все

лидеры Запада за пуленепробиваемые стекла попрятались. А если вас, господа,

гранатой ПГ-7В шарахнуть? Ни один броневой лимузин не устоит. Шарахнуть с

300 метров можно. Вот визгу-то будет! Интересно, на кого же ГРУ око свое

положило? Кому пять гранат предназначаются? Главе государства? Генералу?

Папе Римскому? Но ведь можно и не только по броневому лимузину шарахнуть.

Защитник окружающей среды может в знак протеста ударить по цистерне с

ядовитым газом или по атомному реактору. Защитник мира может подкараулить

конвой с американскими атомными боеголовками да нажать на спуск. Шуму на

весь мир будет. Ядерного взрыва, конечно, не получится, но уж газеты так

взвоют, что придется Западу разоружиться.

Я кручусь по перекресткам, я часто меняю скорость, я выскакиваю на

автострады и вновь ухожу на совсем неприметные полевые дороги. Кто за мной

следит? Кажется, никто. Кому нужен я? Никому. Я один. Я в густом лесу на

узкой дороге. Над моей головой шумит лес. Свою машину я бросил на обочине

узкой дороги. Тут иногда оставляют свои машины туристы.

Я сижу на пригорке в ельнике и со стороны наблюдаю за своей машиной.

Слежки за мной не было. Гарантирую. Но, возможно, в мою машину полиция

вмонтировала радиомаячок, который сейчас сигналит им о моем местоположении.

Они, может быть, не следили за мной, как обычно, а держались на значительном

удалении. Если это так, то скоро кто-то должен появиться у моей машины.

Кругом лес да горы. Появиться они могут, только используя одну дорогу. Но

она под моим контролем. Они будут немного суетиться у моей машины,

соображая, в каком направлении я ушел. Тогда я заберу свой драгоценный

сверток и, сделав большой крюк по лесу, вернусь к своей машине, когда возле

нее никого не останется. Двери я закрою изнутри и буду кружить по лесам и

горам. А потом я вернусь в посольство и завтра повторю все с самого начала.

Я вновь смотрю на часы: прошло тридцать минут. Никто не появился у моей

машины. Только сосны шумят. Упаковку с гранатометом можно было бы оставить в

машине и сейчас, убедившись, что не следят, вернуться к машине, захватить

груз и идти в горы. Но это не наша тактика.

Я еще несколько минут сижу в кустах, прислушиваюсь к шорохам леса. Нет

никого. На ноги я надеваю резиновые сапоги, на голову - кепку с добродушным

британским львом, рюкзак на спину: пусть меня за туриста принимают. В руках

у меня сигара. Я, конечно, не курю. Много лет назад мне запретили это

делать. Но ароматная сигара всегда со мной. Кончик ее отломить, табак

потереть в ладонях и разбросать вокруг себя. Это вашим собачкам от меня

привет. Я долго бреду через кусты, выхожу к ручью и бреду по воде против

течения. Слежки нет. Но, может быть, они через несколько часов нагрянут сюда

с собаками, с вертолетами.