Книгу можно купить в : Biblion. Ru 31р. Оцените этот текст

по очереди друг друга пожирают. Как крысы в железной бочке сжирают самую

слабую первой, чуть более сильную второй... Пусть каждый день они выясняют,

кто из них самый слабый. Пусть каждый заснуть боится, чтобы его сонного не

удушили и не съели. Вот, может, тогда поймут они, что нет на земле гармонии

и быть не может. Что каждый сам себя защищать обязан. Эх, черт. Поставили бы

меня начальником лагеря!

Время.

Разница только в том, что из ручки можно вытянуть небольшой проводок и

присоединить его к часам. Часы, в свою очередь, соединены кабелем с

маленькой серой коробочкой. От часов кабель идет по рукаву и опускается во

внутренний карман. Циферблат моих слегка необычных часов засветился, а через

минуту погас. Это значит: передача принята и записана на тонкую проволоку

моего магнитофона. Волны, несущие сообщения, не распространяются в эфире.

Наши сигналы распространяются только в пределах озера и за его берега не

выходят. Заблаговременно сообщения записываются на магнитофон и передаются

на предельной скорости. Перехватить агентурное сообщение очень трудно, даже

если знаешь заранее время и место передачи и частоты. Без такого знания -

перехватить передачу невозможно.

Я делаю вид, что завожу свои часы. Циферблат чуть засветился и погас:

ответное сообщение передано. Пора и удочки сматывать.

1.

- Товарищ генерал, я имел связь через воду с 299-м. Он сообщает, что в

- Плохо.

владельцами соседних отелей и иногда под разными предлогами имеет

возможность просматривать записи о предварительных заявках.

- Ты думаешь, это не опасно? - Командир знает, что это не опасно, но он

обязан задать мне этот вопрос.

- Нет, товарищ генерал, не опасно, 299-й хитер и опытен. Так вот, он

сообщает, что в соседнем отеле... - Я придвигаю к себе лист бумаги и пишу

название отеля. Я не имею права называть дат, адресов, названий или имен.

Даже в защищенных комнатах мы должны писать это на бумаге, иногда при этом

произнося совершенно не относящиеся к делу даты, названия, имена. - В

соседнем отеле зарезервировано место для человека. - Я пишу имя на бумаге. -

Он работает в Испании. В городе...

Я положил перед собой лист бумаги и торжествующе начертил огромными

буквами название РОТА.

Он смотрит на меня, не желая верить. И тогда я на листе вновь пишу это

короткое очаровательное название, которое каждому разведчику снится ночами,

которое звучит как хрустальный звон для каждого из нас,- РОТА.

Он смеется, я смеюсь. В мире сотни мест, которые очень интересны для

нас, любое из них - находка, любое - улыбка фортуны для разведчика. Мне

выпало настоящее счастье - РОТА!

- Тебя проверить? - смеется он. Это шутка, конечно. Ибо нельзя быть

офицером ГРУ, не зная характеристики этой базы. При слове РОТА в мозгу

каждого офицера ГРУ, как в электронной машине, отражаются короткие фразы и

четкие цифры: площадь акватории - 25 квадратных километров; гавань защищена

волнодромом - 1500 метров, три пирса - 350 метров каждый, глубина у пирсов

12 метров, склад боеприпасов - 8000 тонн, хранилище нефтепродуктов - 300000

тонн; аэродром, взлетная полоса одна - 4000 метров. А то, что тут базируются

американские атомные ракетные подводные лодки, - это все знают.

Навигатор ходит по кабинету. Навигатор трет руки.

- Пиши запрос.

- Есть!
2.

Человек из маленького испанского местечка Рота. Об этом человеке я не

знаю ничего. Еще даже не ясно: ты американец или испанец. Но я заполняю

"запрос". Завтра этот запрос пропустят через большой компьютер ГРУ. Большой

компьютер сообщит все, что он знает о тебе.

Большой компьютер ГРУ создан творческим гением американских инженеров и

продан Советскому Союзу близорукими американскими политиками. За большой

компьютер Америка получила миллионы, потеряла миллиарды. Большой компьютер

знает всех. Он очень умный, Он поглощает колоссальное количество данных о

населении Земли. Он прожорлив. Он заглатывает телефонные книги, списки

выпускников университетов, списки сотрудников астрономического количества

фирм. Он ненасытен. Он поглощает миллионы газетных объявлений о рождениях и

смертях. Но он питается не только этой макулатурой. Ему доступны секретные

документы, притом - в огромных количествах. Каждый из нас заботится о том,

чтобы этот прожорливый американский ребенок не голодал.

Может быть, информация о человеке - из Роты будет совсем отрывочной и

недостаточной. Может быть, большой компьютер сообщит нам дату рождения,

может быть, дату, когда это имя впервые появилось в секретном телефонном

справочнике, может быть, название банка, в котором этот человек держит

деньги. Но и этих отрывочных данных вполне достаточно, чтобы немедленно

командный пункт ГРУ направил несколько шифровок в места, где возможно добыть

что-то еще. Какие-то борзые, может быть, найдут твоих родителей, твоих

школьных друзей, твой родной город, твою фотографию. И когда я встречу тебя

в небольшом отеле на берегу горного озера, я буду знать о тебе больше, чем

ты думаешь. Дорогой друг, до скорой встречи. Кстати, для удобства тебе уже

присвоен номер 713. А если не сокращать 173-В-41-713. Чтобы все, кому

положено, сразу знали, что работает с тобой Сорок Первый офицер добывания

венской дипломатической резидентуры ГРУ.

Время летит, как стучащий экспресс, оглушая и упругим потоком

отбрасывая от насыпи. Снова день и ночь смешались в черно-белом водовороте:

транзит из Ливана, прием на связь людей, завербованных в Южной Африке,

тайниковая связь с каким-то призрачным "другом", завербованным неизвестно

кем, обеспечение нелегалов и опять транзит в Ирландию. И Командир и Младший

лидер запрещают меня отвлекать по пустякам. Но слишком часто идет

обеспечение особой важности, то есть обеспечение нелегалов или массовое

обеспечение, когда в прикрытии работают все, включая и заместителей

резидента. И никому нет поблажек. В обеспечении все! Где людей взять? Дважды

в ночь пойдешь! Прием транзита из Франции. Прием транзита из Гондураса.

Понимать надо!

И вдруг колесо остановилось. Я листаю свою рабочую тетрадь, исписанную

вдоль и поперек, и вдруг внезапно открываю совершенно белую страницу. На ней

только одна запись: "Работа с 713". И этот белый лист означает сегодняшний

день. День, когда я сижу в своем кресле, а в моей голове галопом несутся

встречи, тайниковые операции, безличная связь.

Я долго смотрю на короткую фразу, затем поднимаю белую телефонную

трубку и, не набирая никаких цифр, спрашиваю:

- Товарищ генерал, вы не могли бы принять меня?

- До завтра подождет?

- Я уже несколько дней пытаюсь попасть к вам на прием, - это я вру,

зная, что сейчас у него нет времени проверять, - но сегодня последний день.

- Как последний?

- Даже не последний, товарищ генерал, а первый.

- Ах ты, черт. Слушай, я сейчас не могу. Через тридцать минут зайдешь

ко мне. Если кто-то будет в приемной, пошли на хрен от моего имени. Понял?

- Понял.

намеревался сбить полицию со следа. Я доложил все, что мне теперь известно о

нем - человеке из Роты.

- Ну что ж, неплохо. Желаю удачи.

Он встал. Улыбнулся мне. И пожал руку. За четыре года третий раз.
4.

Дороги забиты туристами. Я тороплюсь. Я рассчитываю попасть в гостиницу

к вечеру, чтобы и этот вечер использовать для выполнения задачи. Пять часов

я гоню по большой автостраде. Иногда приходится подолгу стоять, когда

образовываются гигантские пробки на дорогах, но как только путь

освобождается, я снова гоню свою машину, не жалея ни мотора, ни шин, обгоняя

всех. Когда солнце стало склоняться к западу, я сошел с большой дороги на

узкую и, не снижая скорости, погнал по ней. Из-за поворота-белый "мерседес".

Тормоза надрывно визжат. Над ним облако пыли: его на обочину вынесло.

Водитель меня по глазам фарами своими хлещет и зычным ревом сигнала - по

ушам моим. Женщина на заднем сиденье "мерседеса" пальцем у виска крутит,

внушает мне, что я ненормальный. Зря стараетесь, мадам, я это знаю и без

вас. Я чуть педали тормоза коснулся на повороте, отчего тормоза взвыли,

протестуя, вынося мою машину на встречную полосу, тут же я тормоза отпускаю,

а педаль газа - в пол жму, до упора, пока нога не упрется. Голову наотрез -

моего номера запомнить они не могли и даже рассмотреть времени не имели. Я

уже за поворотом. Я руль ухватил и не отпущу его. Если в пропасть лететь -

так и тогда не отпущу, А машина моя ревет. Не нравятся машине повадки мои.

На первом же перекрестке я ухожу на совсем узкую дорогу в темном лесу. По

ней, по этой дороге, я долго вверх карабкаюсь, а потом вниз, вниз, в горную

долину. Более широкой дорога стала. По ней и пойду. Картой не пользуюсь.

Местность эту я хорошо представляю да по багровому солнцу ориентируюсь. А

оно уж своим раскаленным краем поросшей лесом скалистой гряды коснулось.

В гостиницу я попал, когда уж совсем стемнело. Гостиница та на берегу

лесного озера у отлогого горного склона. Зимой тут, наверное, все пестрит

яркими лыжными костюмами. А сейчас, летом, тишина, покой. С гор прохладой

тянет, а над некошеным лугом кто-то раскинул упругую перину белого тумана. А

мне некогда на красоты любоваться. Я в номер. На второй этаж. А ключ в дверь

не попадает. Я сам себя успокаиваю. Дверь открываю. Чемодан в угол бросаю, и

- в душ. Грязный я совсем. Целый день за рулем.

Вот уж и чистенький. Полотенцем по коже сильнее, сильнее. Костюм

свеженький на себя, глаженый. Платок яркий - на шею. А теперь в зеркало.

Нет, так, конечно, не пойдет. Глаза свинцовые, губы сжаты. На лице

беззаботное счастье светиться должно. Вот так. Так-то лучше. А теперь вниз.

Да не спеша. Смотрят люди на меня, и никто не подумает, что сегодня в моей

очень трудной жизни, лишенной выходных и праздников, - один из наиболее

утомительных дней. И не думайте, что мой рабочий день уже кончился, нет, он

продолжается.

А в зале музыка грохочет. А в зале по темным стенам яркие огни мечутся,

по потолку тоже и по лицам счастливых людей, распыляющих уйму энергии в

угоду своему наслаждению. В бурном водовороте звуков вдруг яростно

доминирует труба, заглушая все своим ревом, и ритм торжествует над толпой,

подчиняя себе каждого. И по властному велению ритма звенит хрусталь, вторя

пьянящему шуму танцующей толпы.

Моя рука чувствует режущий холод запотевшего хрусталя, я поднимаю перед

собой сверкающий, искрящийся сосуд, наполненный обжигающей влагой, и в то же

мгновение в нем отражается весь бушующий ураган звука и цвета. Улыбаясь

брызжущему огню и закрывая им лицо, я медленно обвожу зал глазами, стараясь

не выдать своего напряжения. Вот уголком глаза я увидел того, кто в зеленой

блестящей папке числится под номером 713. Я видел его только раз, только на

маленькой фотографии. Но я узнаю его. Это он. Я медленно подношу бокал к

губам, гашу улыбку, пригубливаю спиртное и так же медленно поворачиваю лицо.

Вот он медленно поднимает глаза на меня. Вот наши взгляды встретились. Я

изображаю радостное удивление на лице и салютую широким приветственным

жестом. Он изумленно оборачивается, но сзади - никого. Он вновь смотрит на

меня с неким вопросом: ты это кому?! Тебе! - молча отвечаю я. Кому же еще?

Расталкивая танцующих, с бокалом в руке я пробиваюсь к нему.

- Здравствуй! Никогда не думал тебя встретить тут! Ты помнишь тот

великолепный вечер в Ванкувере?

- Я никогда не был в Канаде.

- Извините, - смущенно говорю я, всматриваясь в его лицо. - Тут так

мало света, а вы так похожи на моего знакомого... Извините, пожалуйста...

Я вновь пробился к бару. Минут двадцать я наблюдаю за танцующими. Я

стараюсь уловить наиболее характерные движения: в моей жизни никогда не было

времени для танцев. Когда приятное тепло разливается по всему телу, я

вступаю в круг танцующих, и толпа радушно расступилась, открывая ворота в

королевство веселья и счастья.

Танцую я долго и исступленно. Постепенно мои движения приобретают

необходимую гибкость и вольность. А может, это только мне кажется. Во всяком

случае, на меня никто не обращает внимания. Веселая толпа принимает в свои

ряды всех и прощает всем.

Когда он ушел, я не знаю. Я уходил поздней ночью в числе самых

последних...
5.

Звонок будильника разбудил меня рано утром. Я долго лежу, уткнувшись

лицом в подушку. Меня мучает хроническая нехватка сна. И пять часов никак не

могут компенсировать многомесячного недосыпа.

Потом я заставляю себя резко вскочить. Пятнадцать минут я мучаю себя

гимнастикой, а потом душ жгуче холодный, беспощадно горячий, снова холодный

и снова нестерпимо горячий. Тот, кто так делает регулярно, выглядит на

пятнадцать лет моложе своего возраста. Но не это мне важно. Я должен

выглядеть бодрым и веселым, каким подобает быть праздному бездельнику.

Вниз я спускаюсь самым первым и погружаюсь в утренние газеты, изображая

равнодушие.

Вот к завтраку спустилась пожилая чета. Вот прошла женщина

неопределенного возраста, неопределенной национальности со вздорной, не в

меру агрессивной собачкой. Вот группа улыбающихся японцев, обвешанных

фотоаппаратами. А вот и он. Я улыбнулся и кивнул. Он узнал меня и кивнул...

После завтрака я иду в свой номер. Уборка еще не началась. Я вешаю на

двери табличку "Не беспокоить", запираю дверь на ключ, опускаю жалюзи на

окнах и, оказавшись в темноте, с удовольствием вытягиваюсь на кровати.

О таком дне, когда никуда не надо спешить, я мечтал давно. Я пытаюсь

вспомнить все детали вчерашнего дня, но из этого получается только блаженная

улыбка на лице. С этой улыбкой я, наверное, и засыпаю.

Вечером я исступленно танцую в толпе. Он все на том же месте, что и

вчера. Один. Увидев его, я улыбаюсь. Я подмигиваю и жестом приглашаю в толпу

безумствующих. Он улыбается и отрицательно качает головой.

Следующим утром я первым спустился в холл. Он был вторым.

- Доброе утро, - говорю я, протягивая свежие газеты.

- Доброе утро, - улыбается он.

На первых страницах всех газет президент Уганды Амин Дада. Мы

перебросились фразами и пошли завтракать.

Самое главное сейчас - не испугать его. Можно, конечно, быка взять за

рога, но у меня есть несколько дней, и потому я использую "плавный контакт".

Многое об этом человеке нам не известно. Но даже наблюдение в течение

нескольких дней дает очень много полезной информации: он один, на женщин не

бросается, деньгами не сорит, но и не жалеет каждый доллар, весел. Последний

факт очень важен - хуже всего вербовать угрюмого. Не напивается, но пьет

регулярно. Книг читает много. Последние известия смотрит и слушает. Юмор

понимает и ценит, одевается аккуратно, но без роскоши. Никаких ювелирных

украшений не носит. Волосы на голове не всегда гладко причесаны - уже этого

достаточно для того, чтобы что-то знать о внутреннем мире человека. Часто

челюсти сжаты - это верный признай внутренней подтянутости, собранности и

воли. Такого трудно вербовать, зато потом легко с таким работать. Очень

долго украдкой я наблюдаю за выражением его лица. Особенно мне важны все

детали о его глазах; глаза расположены широко, веки не нависают, небольшие

мешки под глазами. Зрачки с одного положения на другое переходят очень

медленно и задерживаются в одном положении долго. Веки опускает медленно и

так же медленно их поднимает. Взгляд долгий, но не всегда внимательный. Чаще

взгляд отсутствующий, чем изучающий. При изучении человека особое внимание

уделяется мышцам рта в разных ситуациях: в улыбке, в гневе, в раздражении, в

расслаблении. Но и улыбка бывает снисходительной, презрительной, брезгливой,

счастливой, иронической, саркастической, бывает улыбка победителя и улыбка

проигравшего, улыбка попавшего в неловкое положение или улыбка угрожающая,

близкая к оскалу. И во всех этих ситуациях принимают участие мышцы лица.

Работа этих мышц - зеркало души. И детали эти гораздо более важны, чем

знание его финансовых и служебных затруднений, хотя и это неплохо знать.

Ночью я бросаю в машину рюкзак, длинные сапоги, удочки и еду на дальнее

озеро ловить рыбу. На рассвете из камышей появляется Младший лидер. Он

садится рядом со мной и забрасывает удочку в воду. Кругом никого. Вода

теплая к рассвету, парит слегка. Розовая от восхода, солнца еще не видно.

Заместитель командира рыбалку терпеть не может. Особенно его раздражает

то, что находятся на свете люди, которые добровольно руками берут червяков.

Он к ним притронуться боится, если бы приказали - другое дело. Но тут

старшим был Он. Нужды брать их в руки не было, и потому он забрасывает

удочки с пустым крючком. Он очень устал. Глаза у него совсем красные, а лицо

серое. Ради короткой встречи со мной он явно всю ночь провел за рулем. А у

него множество своих ответственных дел. Он неудержимо зевает, слушая меня,

правда, в конце рассказа он зевать перестал, слегка даже заулыбался.

- Все хорошо, Виктор.

- Вы думаете, можно вербовать?

Третий раз в жизни я удостоился взгляда, который усталый учитель дарит

на редкость бестолковому ученику. Учитель трет свои красные от недосыпа

глаза:

- Слушай, Суворов, ты чего-то не понимаешь. В таком деле ты просто не

Когда-нибудь ты станешь Младшим лидером и даже Навигатором, но запомни: и

тогда ты не должен никого спрашивать. Ты пошлешь запрос в Аквариум, а ответ

по техническим причинам обязательно опоздает. Я могу знать очень многое о

твоем человеке, но я не могу его чувствовать. Ты разговариваешь с ним, и

только твоя собственная интуиция может тут помочь. В этой ситуации ни я, ни

Навигатор, ни Аквариум - брать на себя ответственность не желаем. Если ты

человека не завербуешь, это твоя ошибка, которую тебе не скоро простят. Если

ты ошибешься и тебя арестуют на вербовке, тебе и этого не простят. Все

зависит только от тебя. Хочешь вербовать - это твой будет орден, это тебя

будут хвалить, это твой успех и твоя карьера. Мы тебя все тогда поддержим.

Запомни, что Аквариум всегда прав. Запомни, что Аквариум всегда на стороне

тех, у кого успех.

Если ты будешь нарушать правила и провалишься - попадешь под трибунал

ГРУ. Если. будешь действовать точно по правилам, но провалишься - опять ты

же и будешь виноват: догматично использовал устав. Но если ты будешь иметь

успех, то тебя поддержат все и простят все, включая нарушение самых главных

наших правил. "Творчески и гибко использовал устав, отметая устаревшие и

отжившие правила". Уверен в успехе - иди и вербуй. Не уверен - откажись

сейчас. Я другого пошлю, о такой возможности любой разведчик мечтает. Дело

твое.

- Я буду вербовать.

намерений не одобряем. Мы просто их не знаем. Ошибешься - мы скажем, что ты

глупый мальчишка, который превысил свои полномочия, за что тебя нужно

выгнать на космодром Плесецк.

- Я понимаю.

- Тогда желаю успеха.

Чтобы быть похожим на рыбака, он взял несколько пойманных мной рыбешек

и скрылся в камышах.

Вечером мы пьем с 713-м. Он и не подозревает о том, что у него давно

есть номер, что большой компьютер уделил ему особое внимание, что вокруг

горного отеля собраны немалые силы ГРУ, что из Аквариума прибыл один из

ведущих психологов ГРУ полковник Стрелнев, который проводил анализ короткого

фильма, снятого мной. 713-й не знает: работу его лицевых мышц анализировали,

может быть, самые успешные психиатры тайного мира разведки.

Мы пьем и смеемся. Мы говорим обо всем. Я начинаю говорить о погоде, о

деньгах, о женщинах, об успехе, о власти, о сохранении мира и предотвращении

мировой ядерной катастрофы. Должна быть какая-то тема, которую он поддержит

и начнет говорить. Главное, чтобы он говорил больше меня. Для этого нужен

ключик. Для этого нужна тема, которая его интересует. Мы снова пьем и снова

смеемся. Ключик найден. Его интересуют акулы. Смотрел ли я фильм "Челюсти"?

Нет, еще не смотрел. Ах, какой фильм! Акулья пасть появляется, когда зал,

полный зрителей, ее не ждет. Какой эффект! Мы снова смеемся. Он рассказывает

мне о повадках акул. Удивительные существа... Мы снова смеемся. Он старается

угадать, какой я национальности. Грек? Югослав? Смесь чеха и итальянца?

Смесь турка с немцем? Да нет же, я русский. Мы оба хохочем. Что же ты тут,

русский, делаешь? Я - шпион! Ты хочешь меня завербовать?! Да! Мы хохочем до

упаду.

- Ты правда русский?

- Правда.

- Ты шпион?

- Шпион.

- Ты пришел вербовать меня?

- Тебя.

- Ты все обо мне знаешь?

Он долго молчит.

- Наша встреча заснята на пленку, и ты будешь теперь меня

шантажировать?

- Наша встреча заснята на пленку, но шантажировать я не буду. Может

быть, это не совпадает со шпионскими романами, но шантаж никогда не давал

положительных результатов, и потому не используется. По крайней мере, моей

службой.

- Нет. ГРУ.

- Никогда не слышал.

- Тем лучше.

- Слушай, русский, Я давал клятву не передавать никаких секретов

иностранным державам.

- Никаких секретов никому передавать не надо.

- Чего же ты от меня хочешь? - Он явно никогда не встречал живого

шпиона, и ему просто очень интересно со мной поговорить.

- Ты напишешь книгу.

- Про что?

- Про подводные лодки на базе Рота.

- Ты знаешь, что я с этой базы?

- Потому я и вербую тебя, а не тех за соседним столом.

Мы снова смеемся.

- Мне кажется, что все как в кино.

- Это всегда так бывает. Я тоже никогда не думал, что попаду в

разведку. Ну, спокойной ночи. Эй, девочка, счет.

- Слушай, русский, я напишу книгу, и что дальше?

- Я опубликую эту книгу в Советском Союзе.

- Миллион копий?

- Нет. Только сорок три копии.

- Немного.

- Мы платим семнадцать тысяч долларов за каждую копию. Контракт мы не

подписываем. 10% мы платим немедленно. Остальные сразу по получении

рукописи, если, конечно, в ней освещены вопросы, интересующие наших

читателей. Потом книгу можно опубликовать и по-английски. Если западному

читателю что-то может быть не интересно, это можно в американском издании