Книгу можно купить в : Biblion. Ru 31р. Оцените этот текст

перышками, штаны кожаные по колено на лямочках. Мужики зело здоровы. Бороды

рыжие. Кружкам пустым на их столе уже и места нет. Смеются. Чего зубы

скалите? Так бы кружкой и запустил в смеющееся рыло. Хрен с ним, что четверо

вас, что кулачищи у вас почти как у моего командира полка - как пивные

кружки кулачищи.

Может, броситься на них? Да пусть они меня тут и убьют. Пусть проломят

мне череп табуреткой дубовой или австрийской кружкой резной. Так ведь не

убьют же. Выкинут из зала и полицию вызовут. А может, на полицейского

броситься? Или Брежнев скоро в Вену приезжает с Картером наивным

встречаться. Может, на Брежнева броситься? Тут уж точно убьют.

Только разве интересно умирать от руки полицейского или от рук тайных

брежневских охранников? Другое дело, когда тебя убивают добрые и сильные

люди, как эти напротив.

А они все смеются.

Никогда никому не завидовал. А тут вдруг зависть черная гадюкой

подколодной в душу тихонько заползла. Ах, мне бы такие штаны по колено да

шляпу с пером. А кружка с пивом у меня уже есть. Что еще человеку для

полного счастья надо?

А они хохочут, закатываются. Один закашлялся, а хохот его так и душит.

Другой встает, кружка полная в руке, пена через край. Тоже хохочет. А я ему

в глаза смотрю.

Что в моих глазах - не знаю, только, встретившись взглядом со мной,

здоровенный австрияк, всей компании голова, смолк сразу, улыбку погасил. Мне

тоже в глаза смотрит. Пристально и внимательно. Глаза у него ясные. Чистые

глаза. Смотрит на меня. Губы сжал. Голову набок наклонил.

То ли от моего взгляда холодом смертельным веяло, то ли сообразил он,

что я хороню себя сейчас. Что он про меня думал, не знаю. Но, встретившись

взглядом со мной, этот матерый мужичище потускнел как-то. Хохочут все вокруг

него. Хмель в счастливых головах играет, а он угрюмый сидит, в пол смотрит.

Мне его даже жалко стало. Зачем я человеку своим взглядом весь вечер

испортил?

Долго ли, коротко ли, встали они, к выходу идут. Тот, который самый

большой, последним. У самой двери останавливается, исподлобья на меня

смотрит, а потом вдруг всей тушей своей гигантской к моему столу двинулся.

Грозный, как разгневанный танк. Челюсть моя так и заныла в предчувствии

зубодробительного удара. Страха во мне никакого. Бей, австрияк, вечер я тебе

крепко испортил. У нас за это неизменно по морде бьют. Традиция такая.

Подходит. Весь свет мне исполинским своим животом загородил. Бей, австрияк!

Я сопротивляться не буду. Бей, не милуй! Рука его тяжелая, пудовая, на мое

плечо левое легла и слегка сжала его. И по той руке вроде как человеческое

участие потекло. Своей правой рукой стиснул я руку его. Сжал благодарно. В

глаза ему не смотрю. Не знаю почему. Я голову над столом склонил. А он к

выходу пошел, неуклюжий, не оборачиваясь. Чужой человек. Другой планеты

существо.

А ведь тоже человек. Добрый. Добрее меня. Стократ добрее.

Что происходит со мной? Что за перемены? Что за скачки? Лучше мне. От

пива, наверное. А может, от широкой мозолистой лапы, что меня по плечу

потрепала, на краю пропасти удержала. Однако что же со мной было? Отчего

свет белый для меня померк? Может, это было то, что слабые люди угрызениями

совести называют? Нет, конечно. Нет во мне совести, не мучает она меня. И

чего мучить? С какой стати? Младшего лидера я предал? Хороший он человек. Но

не я его, так он бы меня на конвейер поставил. Работа у нас такая. Выдав

Младшего лидера, я ГРУ от всяких случайностей оградил. За такие вещи в

Центральном Комитете Кир спасибо говорит. Увезут Младшего лидера, нового

пришлют. Стоит ли из-за этого расстраиваться? Если бы каждый волю своим

чувствам давал, система давно бы рухнула. А так она стоит и крепнет. И

сильна она тем, что избавляется немедленно от любого расслабившегося. От

любого, кто своим чувствам волю дает.

Однако расслабился ли я? Несомненно. А видел ли кто меня? Возможно.

Можно ли было со стороны мои переживания увидеть? Конечно. Если поза

горемыки, если руки плетями, если взгляд погас, это могли обнаружить. Если

австрияк понял, что плохо мне, то опытный разведчик, который мог следить за

мной, и подавно понял.

После эвакуации Младшего лидера Навигатор вполне мог за мной слежку

поставить: как Сорок Первый себя ведет? Не расслабился ли?

Что-то случилось со мной, и на несколько часов я потерял контроль над

собой. Если Навигатор об этом узнает, то ночью меня ждет эвакуация.

Очередной самолет будет только через три дня. Эти дни я в фотолаборатории в

темноте проведу. Но сегодня ночью меня обязательно в эту темноту уволокут.

Даже обыкновенный самолет, у которого иногда приборы управления отключаются,

к полетам не допускают. А разведчика и подавно. Разведчик, теряющий контроль

над собой, опасен. Его убирают немедленно.

Из пивной я к своей машине бреду. Если хочешь обнаружить слежку -

побольше равнодушия. Почаще под ноги смотри. Успокой следящих. Тогда их и

увидишь. Ибо, успокоившись, они ошибаются. Уже много лет я, как

летчик-истребитель, все в заднее стекло машины смотрю. Назад смотрю больше,

чем вперед. Профессия такая. Но не сейчас. Сейчас я даю возможность тем,

кто, возможно, следит за мной, успокоиться и потерять бдительность. Машина

моя идет ровно. Никаких фокусов. Никаких попыток уйти в переулки.

По берегу Дуная, через мост, опять вдоль берега. Я не спешу, не делаю

рывков, не стараюсь уйти куда-нибудь к железнодорожному полотну. (Хорошо

проверяться у железнодорожного полотна.) Я обхожу центр города. Я иду по

широким улицам в потоке машин. Хорошо для тех, кто следит. И совершенно

плохо для того, кто под слежкой. От Schwedenplats я иду в направлении

Aspernplats. Но вот резко ухожу в первый переулок налево к Hauptpost и вновь

резко вправо. Тут меня светофор остановит. Это я знаю. А знает ли про этот

светофор тот, кто следит за мной?

Если кто-то следит, то он должен выскочить следом или потерять меня. А

обойти меня тут невозможно по параллельным улицам. Тут я все знаю. Я все

тротуары тут истоптал.

Я под светофором. Один. Улочка узкая да извилистая. А ну-ка, кто из-за

поворота выскочит? Еще секунда, и будет зеленый свет. Из-за поворота

вылетает серый побитый "форд". Тормозами скрипит, молод водитель. Не знал,

что светофор за углом. Не думал, что я под светофором стоять могу, его

поджидая. А я уже плавно трогаюсь. Зеленый свет. Его лицо очкастое я одним

взглядом накрываю - в автомобильное зеркальце. Да, брат. Знаю я твою

очкастую рожу. Номер на твоей машине не дипломатический. Но ты - советский

дипломат. Я тебя видел в делегации по сокращению вооружений в Европе. Не

думал, что ты из нашей своры. Я думал, что ты чистый. Но зачем чистому

дипломату в рабочее время по городу шнырять? Зачем из-за поворота на бешеной

скорости выскакивать, штрафуют же!

Теперь я не спешу. Лицо свое я равнодушием умыл. Не замечаю ничего, не

реагирую ни на что. "Форд" больше не появляется. А может, и появлялся, да я

не пытаюсь его обнаружить вновь. Для меня и одного раза достаточно. Мне

ясно, за мной следят. Ни капли сомнения в этом.

Водитель "форда" сейчас мучается, наверное: увидел я его или нет, узнал

ли? Он, конечно, успокаивает себя, что рассеянный я, что совсем назад не

смотрю, что не мог я его заметить.

Интересно, сколько за мной машин Лукавый поставил следить? Ясно, что не

одну. Если бы только одна машина в слежке была, то в машине по меньшей мере

два человека сидели. Если один человек в машине, значит, машин несколько.

Это каждому ясно. Слежка может завершиться только эвакуацией.

И нужно понять командование ГРУ. Если человек теряет контроль над собой

после пустякового происшествия, значит, он и в будущем может потерять

контроль над собой. В самый ответственный момент. А может, он в прошлом уже

терял над собой контроль? Может, враждебные организации воспользовались

этим?

Заберут меня сегодня ночью. И если бы я был на месте Навигатора, то

слежку, во-вторых, убедившись в неблагополучии, - отдал приказ об эвакуации.

Я не еду в посольство. Посольство - это наручники и укол. Я еду домой.

Мне нужно подготовиться к неизбежному. И встретить удар судьбы с

достоинством.
6.

Дверь своей квартиры я запер изнутри, а окно чуть приоткрыл. Если мне

не хватит мужества встретить их лицом к лицу, я прыгну в окно. Ниже меня -

семь этажей. Хватит вполне. Путь через окно - это легкий путь, но и его я

обдумываю. Это путь для малодушных. Для тех, кто боится конвейера. Если в

последний момент я испугаюсь, то воспользуюсь этим путем. Недавно гордый

варяг из ГРУ ушел от конвейера именно так - прямо в центре Парижа бросился

из окна на камни. Другой варяг ГРУ, из Лондона, работал в очень важном

обеспечении в Швейцарии. Ошибся. На конвейер не захотел. Вскрыл вены. А вот

борзой майор Анатолий Филатов конвейера не побоялся. И я не побоюсь.

А вообще-то, черт его знает. Хорошо зарекаться сейчас. И все же я не

пойду через окно. Я встаю и решительно его закрываю. Это не для меня.

На конвейер я не пойду и через окно тоже. Когда постучат, я открою

дверь и вцеплюсь кому-то в глотку зубами.

Глянул на часы. Похолодел. Уже за полночь! Тактику Аквариума я знаю.

Эвакуация обычно начинается в 4.00. Аквариум свои удары на рассвете наносит.

Самое время сонное. Могут, конечно, и раньше начать, и для этого расстановку

людей они должны начать еще раньше. Так что я уже, наверное, опоздал. Вполне

возможно, что двое уже ждут своего часа на лестничной площадке этажом выше.

Еще пара где-то у входа. Кто-то, конечно, и в гараже. Основная группа ждет

где-то рядом.

Сейчас у меня только одна возможность - осторожно выйти из квартиры,

спуститься на два - три этажа вниз и только тут вызвать лифт, а лифтом прямо

в подземный гараж, а из гаража выезжать не через выходные ворота, а через

входные, если, конечно, их удастся открыть изнутри...

Замок я открыл неслышно.

Тихо жму на ручку двери, главное, чтоб не скрипнула. Я вздыхаю глубоко

и тяну дверь на себя. Полоса света из коридора на полу моей комнаты

становится все шире. Затаив дыхание, я потянул ее сильнее, а она заскрипела

тихо, тоскливо и протяжно.

Моя машина на солидном расстоянии от дома. Моя машина в тени, в гуще

других машин на большой стоянке. Но свой дом я вижу отчетливо. Пока ничего

подозрительного вокруг не происходит. Все спит. Все спят.

Вдруг в 3.40 во всех окнах моей квартиры вспыхнул свет. Что ж, это

именно то, что я предвидел.
Я в лесу. Холодный серый рассвет. Клочья тумана. Ледяная роса. Я еще

никуда не бегу. Я тут только для того, чтобы подумать. Я не люблю, когда мои

мысли прерывают внезапным настойчивым стуком или звонком в дверь.

Прежде всего мне предстоит выбор: вернуться, сдаться, добровольно пойти

на конвейер или... В самый последний момент, оказавшись один на один с

системой, миллионы людей такой вопрос себе задавали. Мне совсем не

интересно, что подумают обо мне другие сейчас и позже. Посторонние меня все

равно осудят, как осудили миллионы моих предшественников. В самом деле, если

люди шли под коммунистический топор, не протестуя, - то их сейчас осуждают:

рабские души, не способные протестовать, туда вам и дорога. Но если люди не

шли добровольно на убой, они должны были или убегать или драться. Этих тоже

осуждают: изменники, предатели, пособники врага! Если я добровольно сдамся -

дурак, холуй, раб. Если не сдамся - предатель.

Считайте меня, братцы, преступником, холуем не считайте. Но и

преступником меня считайте не очень большим. Все, кто окружал Ленина,

оказались изменниками, предателями и шпионами иностранных разведок, включая

Троцкого, Зиновьева, Каменева, Рыкова, Бухарина и прочих. Кто же тогда

Ленин? Ленин - главарь шайки изменников, шпионов и террористов. Как же

назвать всех тех, кто верой и правдой Ленину служил? Кто ему сейчас

поклоняется? Со Сталиным то же самое получилось. И он был окружен врагами,

шпионами, развратниками, антипартийцами. И сам оказался уркой. Как же

назвать тех, кто выполнял приказы этого урки? Рано или поздно все наши

лидеры войдут в число предателей, волюнтаристов, проходимцев, болтунов и

развратников. Убежать от них - конечно, преступление. А оставаться и

выполнять их приказы?

Холодно в лесу, зябко. Не привык я долго думать. И философия - не моя

область. Но на один вопрос я обязан ответить сам себе: бегу я потому, что

ненавижу систему, или потому, что система наступила мне на хвост? На этот

вопрос я даю самому себе совершенно четкий ответ: я ненавижу систему давно,

я всегда был против нее, я готов был рисковать своей головой ради того,

чтобы заменить существующую систему чем угодно, даже военной диктатурой. Но.

Если бы система мне на хвост не наступила, я бы не убежал. Я бы продолжал ей

служить верой и правдой и достиг бы больших результатов. Не знаю, начал бы я

протестовать позже или нет, но в данный момент я просто спасаю свою шкуру.

Ответ на главный вопрос получился четким и для меня неутешительным.

Надо было, Витя, раньше начинать! Надо было бежать при первой возможности. А

еще лучше, встретить западную разведку и передавать ей материалы об

Аквариуме, как делали Пеньковский, Константинов, Филатов. Не очень хорошо,

Витя, получилось. Можно ли ситуацию исправить? Нет. Поздно. А может быть и

не поздно. Если мне удастся вырваться из Аквариума, я буду жить тихо, не

рыпаясь, или я могу... Что же я могу?

Я сижу неподвижно несколько минут, а затем формулирую сам для себя

вывод: я предатель и изменник. Я заслуживаю высшей меры за то, что

самовольно покидаю систему. Я заслуживаю той же высшей меры за то, что не

боролся против нее. Сейчас я спасаю свою шкуру, но, если я вывернусь из

этого переплета, я начну борьбу против нее, рискуя спасенной шкурой. Если

мне удастся бежать, я не буду сидеть молча. Я буду упорно работать. По многу

часов в день. Если мне не удастся сделать что-либо серьезное, я хотя бы

напишу несколько книг. По 15 часов в день буду писать. По одной книге в год.

Но это второстепенное. Кроме этого я попытаюсь нанести им настоящий

серьезный урон. Я знаю как. Они меня учили - как. Я буду смелым. Я буду

рисковать. И шкурой своей я не очень дорожу.

Остается последний вопрос: куда бежать? Вопрос легкий: в Британию.

Британия выгнала однажды 105 советских дипломатов. Резидентуры КГБ и ГРУ в

полном составе. На такое никто, кроме Британии, не отважился. Раз они свои

интересы могут защищать, может, они и мои смогут защитить. 1051 Статистика в

пользу Британии.

Теперь нужно решить, как связаться с правительством Великобритании.

Путь один - через представителей этого правительства. Чем меньше

бюрократических ступеней, тем решение будет принято быстрее. Но к послу меня

не пустят. Итак, я иду к любому высокопоставленному английскому дипломату. У

британского, американского, французского посольств меня наверняка ждут

ребята из Аквариума. Значит, надо идти в частный дом. Лукавый, конечно, и

это предусмотрел, но контролировать подходы к домам всех западных дипломатов

высокого ранга он не сможет. Кроме того, я пойду пешком, спрятав машину в

лесу.
7.

Дом у английского дипломата большой, белый, с колоннами. Дорожки

мелкими камешками усыпаны. Сад роскошный. Я не брит. Я в черной кожаной

куртке. Я без машины. Я совсем не похож на дипломата. А вообще-то я уже и не

дипломат. Я больше не представляю своей страны. Наоборот, моя страна сейчас

ищет меня везде, где только возможно.

В доме английского дипломата все не так, как в обычных домах. У него

звонка нет. Вместо звонка на двери-блестящая бронзовая лисья мордочка. Этой

мордочкой нужно об дверь стучать. Мне очень важно, чтобы появился хозяин, а

не кто-то из его слуг. Мне везет. Сегодня суббота, он не на работе и слуг

его в доме тоже нет.

- Здравствуйте.

- Здравствуйте.

Я протягиваю свой дипломатический паспорт. Он полистал его и вернул

мне.

- У меня послание к правительству Ее Величества.

- В посольство, пожалуйста.

- Я не могу в посольство. Я передаю это письмо через вас.

- Я его не принимаю. - Он встал и открыл дверь передо мной. - Я не

шпион, и в эти шпионские трюки меня, пожалуйста, не ввязывайте.

- Это не шпионаж... больше. Это письмо правительству Ее Величества. Вы

можете его принять или нет, но сейчас я буду звонить в британское посольство

и скажу, что письмо правительству находится у вас... Я оставлю его тут, а вы

делайте с ним что хотите.

Он смотрит на меня взглядом, в котором нет ничего для меня хорошего.

- Давайте ваше письмо.

- Дайте мне конверт, пожалуйста.

- У вас даже нет конверта, - возмущается он.

- К сожалению...

Он кладет передо мной пачку бумаги, конверты, ручку. Бумагу я отодвигаю

в сторону, из кармана достаю пачку карточек с адресами кафе и ресторанов.

Каждый шпион всегда имеет в запасе десятка два таких карточек. Чтобы не

объяснять новому другу место встречи, проще дать ему карточку: я приглашаю

вас сюда.

Я быстро просматриваю все. Выбираю одну. И несколько секунд думаю над

тем, что же мне писать. Потом беру ручку и пишу три буквы: GRU.

Карточку вкладываю в конверт. Конверт заклеиваю. Пишу адресат -

"Правительству Ее Величества". На конверте ставлю свою персональную печать

"173-В-41".

- Это все?

- Все. До свидания.

Я снова в лесу. Вот моя машина. Я гоню ее дальше и дальше. Теперь

встреча с местной полицией тоже может быть опасной. Советское посольство

могло сообщить в полицию, что один советский дипломат сошел с ума и носится

по стране. Могут сообщить в Интерпол, что я украл миллион и убежал. Могут

заявить протест правительству и сказать, что власти Австрии меня захватили

силой и что меня нужно немедленно вернуть - иначе...

Они умеют делать громкие заявления. Теперь мне нужна телефонная связь с

британским посольством. Я должен объяснить ситуацию, пока какой-нибудь

деревенский полицейский пост не остановил меня и не вызвал советского

консула. Тогда будет поздно объяснять что-нибудь. Тогда после первой встречи

с консулом у меня вдруг пойдет обильная слюна, я начну смеяться или плакать

и за мной пришлют специальный самолет. Пока слюна еще не пошла, я буду

пытаться... Укромные телефоны у меня на примете есть.

- Алло, британское посольство, я направил послание... Я знаю, что меня

не соединят с послом, но мне нужен кто-то ответственный... Мне не надо его

имя, вы сами там решайте... Я направил послание...

Наконец они кого-то нашли.

- Слушаю... кто говорит?

- Я направил послание. Тот, с кем я его направил, знает мое имя...

- Правда?

- Да. Спросите его.

Трубка молчит некоторое время. Потом оживает.

- Вы представляете свою страну?

- Нет. Я представляю только себя.

Трубка снова молчит.

- Чего же вы хотите?

- Я хочу, чтобы вы сейчас вскрыли пакет и послание передали британскому

правительству.

Трубка молчит. В трубке какое-то сопение.

- Я не могу вскрыть конверт, так как он адресован не мне, а

правительству...

- Пожалуйста, вскройте пакет. Это я его подписывал. Я так подписал,

чтобы его содержание не стало известно многим. Но вам я даю право его

вскрыть...

Далеко в телефонных глубинах какое-то шептание.

- Это очень странное послание. Тут какой-то ресторан...

- Да не это... Посмотрите на обороте...

- Но и тут странное послание. Тут только какие-то буквы.

- Вот их и передайте...

- Вы с ума сошли. Послание из трех букв не может быть важным.

- Это будет решать правительство Ее Величества: важное послание или

нет...

Трубка молчит. Какое-то потрескивание, не то шипение... Потом она

- Я нашел компромисс. Я не буду посылать радиосообщение, я перешлю ваше

сообщение дипломатической почтой! - в его голосе радость школьника, который

решил трудную задачу.

- Черт побери вас с вашими британскими компромиссами. Сообщение может

быть важное или нет, не мне решать, но оно срочное. Через час, а может, и

раньше - будет уже слишком поздно. Но знайте, что я настойчивый, и если

начал дело, то его не брошу. Я буду вам звонить еще. Через пятнадцать минут.

Пожалуйста, покажите послу мое послание.

- Посла сегодня нет.

- Тогда покажите его кому угодно. Своей секретарше, к примеру. Может,

она газеты читает. Может, она подскажет вам решение...

Я бросаю трубку.

Я меняю место. Я обхожу деревню. Я обхожу людей. Во мне звучит жутким

ритмом страшная песня "Охота на волков". Совсем недавно я чувствовал себя

затравленным зверем, но силы вернулись ко мне. Мертвой хваткой я вцепился в

рулевое колесо, как летчик-смертник в штурвал своего самолета. Живым они

меня не возьмут. Дх, расшибу любого, кто поперек пути встанет. А на крайний

случай у меня отвертка огромная в запасе. Эх, кому-то я ее в горло всажу по

самую рукоятку. Жизнь продаю! Подходи, налетай! Но дорого уступлю!

Звоню в британское правительство. Попытка вторая и последняя. Я редко

кого дважды просил. А трижды никогда. И никогда впредь. Впрочем, немного мне

осталось...

Я обещал позвонить через пятнадцать минут. Но вышло только через сорок

три: у намеченного мной телефона людно было.

- Британское посольство?

- Да. - Но изменилось решительно все. Короткий ответ звучит резко и

четко, как военная команда. Тот же мужской голос: - У вас все хорошо? Мы

волновались. Вы так долго не звонили...

- Мое послание...

- Мы передали ваше послание в Лондон. Это очень важное сообщение. Мы

уже получили ответ. Вас ждут. Вы готовы?

- Да.

- Адрес на карточке - это место, где вас надо встретить?

- На карточке не указано время. Это означает, что вас надо встретить

как можно быстрее?

- Да.

- Спасибо. - Это слово я почему-то произнес по-русски. Не знаю, понял

ли он меня.
МОГ ЛИ Я КУПИТЬ ЛЮБОВЬ?

Толпа нажала еще и продвинулась вперед сантиметров на пять.

Соответственно и полицейский заслон был сдвинут на эти самые пять

сантиметров. Толпа нажала на полицейских, они - на меня. И я должен был

сдвинуться на пять сантиметров назад. Но позади была несокрушимая стена.

Гранит. Полированный. Так я оказался на грани бессмертия - еще

чуть-чуть, еще один легкий натиск, и в центре Варшавы появилась бы новая

мемориальная доска: "Здесь 23 мая 1992 года влип в стену и навеки в ней

остался В. Суворов..."