Концепции фольклористики проверялись и кор

36
I. 
ВВЕДЕНИЕ В ПРОБЛЕМАТИКУ
у белых кобылиц
21
. Отмечаемые наблюдателями за-
преты рубить топором вблизи очага, тыкать в него 
острием, доставать ножом мясо, рассказы об очисти-
тельной функции пламени свидетельствуют о почи-
тании монголами бога огня
22
, а наличие у них мехо-
вых или войлочных антропоморфных идолов
23
говорит 
21 
«Двадцать восьмого августа, всегда в этот день, великий 
хан уезжает из того города и из того дворца, и вот почему: есть 
у него порода белых коней и белых кобыл — белых как снег, 
без всяких пятен, и многое их множество, более десяти тысяч 
кобыл. Молоко этих кобыл никто не смеет пить, только те, кто 
императорского рода <...> должен он каждый год 28 августа 
разливать то молоко по земле и по воздуху, чтобы духи могли 
его пить, и духи идолов станут охранять всё его добро, муж-
чин и женщин, зверей и птиц, хлеб и всё другое» (Марко Поло. 
Путешествие. С. 72).
22 
«Хотя у них нет никакого закона о справедливых деяниях 
или предостережении от греха, тем не менее все же они имеют 
некоторые предания о том, что называют грехами, измышлен-
ные или ими самими, или их предшественниками. Одно состо-
ит в том, чтобы вонзать нож в огонь, или также каким бы то ни 
было образом касаться огня ножом, или извлекать но жом мясо 
из котла, также рубить топором возле огня, ибо они веруют, 
что таким образом должна быть отнята голова у огня <...> они 
веруют, что огнем все очищается; отсюда когда к ним приходят 
послы или вельможи или какие бы то ни было лица, то и им са-
мим, и приносимым ими дарам надлежит пройти между двух 
огней, чтобы подвергнуться очищению, дабы они не устроили 
какого-нибудь отравления и не принесли яду или какого-ни-
будь зла» (Плано Карпини. История монгалов. С. 29, 31).
23 
«Тем не менее у них есть какие-то идолы из войлока, сде-
ланные по образу человеческому, и они ставят их с обеих 
сторон двери ставки и вкладывают в них нечто из войлока, 
сде ланное наподобие сосцов, и признают их за охранителей 
стад, дарующих им обилие молока и приплода скота. Других 
же идолов они делают из шелковых тканей и очень чтут их. 
Некоторые ставят их на прекрасной закрытой повозке пред 
входом в ставку <...> А когда они хотят делать этих идолов, то 
собираются вместе все пожилые хозяйки, ко торые находятся в 
тех ставках, и с благоговением делают их, а когда сделают, то 
убивают овцу, едят ее и сжигают огнем ее кости. И когда также 
болен какой-нибудь отрок, то они делают идола вышесказан-
ным способом и привязывают его над ложем» (Плано Карпини. 

37
2. Н
ЕМНОГО
ИСТОРИИ
о поклонении онгонам — иконическим воплощениям 
различных духов, прежде всего духам предков; есть 
идея посмертного продолжения человеческого суще-
ствования, воспроизводящего формы земной жизни
24
. 
Наконец, в формах общеплеменной (затем — общего-
сударственной) религии складывается культ предков 
царствующей фамилии, который находит свое вопло-
щение в культе Чингиса и его семьи.
Таковы в общих чертах сведения о монгольской ми-
фологии XIII–XIV вв. Последующий, послеимперский 
(«темный») период беден источниками, а литература 
XVII–XIX вв. (историческая, агиографическая, культовая) 
относится уже к эпохе массового распространения буд-
дизма, коренным образом изменившего облик культуры 
монголов. Как уже было сказано, его наступление на ша-
манизм сменяется компромиссом, исконные монголь-
ские персонажи канонизируются ламаизмом, а местная 
мифология адаптирует пришлые индо-тибетские обра-
зы и сюжеты, в которых при этом актуализуются их наи-
более архаические слои. 
Сведения о мифологии этого периода могут быть из-
влечены из ряда книжных произведений: монгольских, 
История монгалов. С. 28–29); «И над головою господина бывает 
всегда изображение, как бы кукла или статуэтка из вой лока, 
именуемая братом хозяина; другое похожее изображе ние нахо-
дится над постелью госпожи и именуется братом го спожи; эти 
изображения прибиты к стене; а выше, среди них, находится 
еще одно изображение, маленькое и тонкое, являю щееся, так 
сказать, сторожем всего дома» (Рубрук Гильом. Путешествие в 
восточные страны // Путешествие в восточные страны Плано 
Карпини и Рубрука / Ред., вступ. ст. и примеч. Н.П. Шастиной. 
М.: Гос. изд. географ. лит., 1957. С. 92).
24 
«Они ничего не знают о вечной жизни и вечном осужде нии; 
веруют, однако, что после смерти станут жить в ином мире, 
будут умножать свои стада, есть, пить и делать другое, что 
делают люди, живущие в этом мире», а жертвы на похоронах 
делаются с той целью, чтобы у покойного «была в другом мире 
ставка, где жить, кобыла, чтобы получать от нее молоко и даже 
иметь возможность умножать себе коней, и кони, на коих он 
мог бы ездить» (Плано Карпини. История монгалов. С. 31, 32).

38
I. 
ВВЕДЕНИЕ В ПРОБЛЕМАТИКУ
калмыцких, бурятских летописей XVII–XIX вв., жиз-
неописаний ламаистских миссионеров (прежде всего 
Нэйджи-тойна, XVII в.), сочинений буддийских мона-
хов XVIII–XIX в., так или иначе затрагивающих про-
блемы народной религии (Мэргэн Диянчи лама, Лоб-
сан Норбу Шэраб), из популярных буддийских повестей 
(о Хатан-Батар-бэйлэ, об Унэн-Угулэгчи и Наран-Гэр-
эл-дагини, о святом Гусю-ламе и др.), из бытующих 
в письменной и в устной форме «шаманских» текстов 
(молитв, призываний, восхвалений богов и духов), ге-
неалогических и этногонических преданий, встречаю-
щихся в монгольской исторической литературе, а также 
известных традиции бурят и ойратов (рассказы о пер-
вопредках племен и о родоначальниках тех или иных 
фамилий, обычно — княжеских), и т. д. 
Одним из источников сведений о буддийской кос-
мологии и мифологической истории — основным для 
монгольских народных традиций — является произ-
ведение хух-хотоского миссионера Гуши Чорджи (XVI–
XVII вв.), сокращенно именуемое «Чихула хэрэглэгчи» 
(«Čiqula kereglegči tegüs udqatu šastir» — «Шастра, заклю-
чающая в себе все действительно необходимое»). Оно 
представляет собой перевод (местами выборочный) 
из тибетского сочинения «Шейджа рабсал», вероятно, 
принадлежащего перу Пакба-ламы (XIII в.), известного 
просветителя и религиозного деятеля при дворе импе-
ратора Хубилая, а этот текст в свою очередь содержит 
изложение трактата буддийского философа Васубандху 
«Абхидхармакоша» (V в.), до того времени в Централь-
ной Азии передаваемое лишь изустно и записанное 
для принца Чингима
25
. Наконец, весьма своеобразный 
25 
См.: Ковал., Будд. косм. С. 13; Пучковский Л.С. Некоторые во-
просы научного описания монгольских рукописей // Советское 
востоковедение. Т. II. 1941. С. 261–264; Heissig W. Die Familien- und 
Kirchengeschichtsschreibung der Mongolen. 1. 16.-17. Jahrhundert. 
Wiesbaden, 1959 [AF. Bd. V]. S. 26–34); Владимирцов Б.Я. Этноло-
го-лингвистические исследования в Урге, Ургинском и Кентей-
ском районах // Владимирцов Б.Я. Работы по монгольскому язы-
кознанию. М.: Вост. лит., 2005; “Explanation of the Knowable” by 
‘Phags-pa bla-ma Blo-gros rgyal-mtshan (1235–1280) / Facsimile of 

39
2. Н
ЕМНОГО
ИСТОРИИ
синтез мифологических традиций отражается в пове-
ствованиях о Гесере, персонаже, тибетском по своему 
происхождению, но чрезвычайно популярном у многих 
народов Центральной Азии и Южной Сибири. Посвя-
щенные ему героические сказания и обрядовые инво-
кации бытуют в устной и в книжной форме; возника-
ющий в них сплав образов монгольского фольклора с 
тибетскими сюжетами также входит в арсенал местной 
(прежде всего бурятской) мифологии. 
Особой характеристики заслуживают так называемые 
шаманские и другие обрядовые религиозные тексты (уст-
ные и письменные) — молитвенные призывания и восхва-
ления богов и духов (верховных тэнгри, Белого старца, 
шаманского духа Даян-дээрх, божества охоты Манаха-
на, духов огня / домашнего очага, Гесера, Чингиса и др.), 
к которым обращаются во время отправления подобных 
ритуалов (см. цв. илл. 1); приводимые там перечни имен 
персонажей и их развернутые эпитеты — прекрасный 
вспомогательный материал для изучения мифологии
26
. 
Собственно, название «шаманские» здесь сугубо ус-
ловно, поскольку в значительном количестве этих тек-
стов, обслуживающих различные формы народной ре-
лигии, нет ничего «шаманского» в точном смысле этого 
слова. Они создавались (и переписывались, т.е. существо-
вали в режиме рукописного бытования) самими носите-
лями традиции. Ареал бытования (и конкретной локали-
зации отдельных списков) — практически повсюду, где 
имела место монгольская письменность (см. илл. 3–4); 
есть также — и в достаточном количестве — шаманские 
рукописи, составленные ойратским (зая-пандитовским) 
«ясным письмом» (см. илл. 1–2). Историческая глубина — 
не старше XVII–XVIII в., но большая часть сохранившихся 
манускриптов относится ко второй половине XIX — началу 
XX в. По этим датировкам, кстати, можно судить, где и до 
the Mongolian Translation with Transliteration and Notes by 
Vladimir Uspensky. With special assistance from Inoue Osamu. 
Preface by Nakami Tatsuo. Tokyo: Research Institute for Languages 
and Cultures of Asia and Africa, 2006.
26 

жүктеу/скачать 6.74 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: