Утром в 8 час.10 мин. мне на квартиру позвонил дежурный генерал ЦКП войск и передал приказание министра обороны срочно доложить ему о поездке. Быстро собираюсь с мыслями, выручают заметки, сделанные в самолете и согласованные с А.А. Кокошиным и А.Г. Арбатовым. В 8 час 25 мин связываюсь с министром (он был на даче), доложил коротко по ЗАС предварительную совместную оценку, к каким выводам пришли американцы. Более точная информация может быть сегодня к концу дня, когда американцы подготовят свой отчет и ознакомят с ним академика Е.П. Велихова.
Я доложил министру главные три предварительных вывода, к которым пришли американцы. Это то, что РЛС не может решать задачи ПРО, что она может применяться как в целях контроля за космосом, так и в интересах предупреждения о ракетном нападении (ПРН), и что до завершения создания РЛС необходимо еще 2–3 года.
Министр задал несколько вопросов по организации работы группы (время вылета туда и возвращение назад, сколько времени группа находилась на РЛС, где обедали). Ответил. Он поблагодарил меня.
После разговора с министром обороны Д. Язовым нужно было доложить обо всем своему Главкому и начальнику Генерального штаба, для этого необходимо было выехать в управление на телефоны Кремлевской связи. До выхода из дома получил несколько телефонных звонков. По одним я должен был быть к 11.00 у начальника Генерального штаба, по другим в это же время в ЦК КПСС, в приемной Л.Н. Зайкова. Приехал в штаб, доложил Главкому (на квартиру) и начальнику Генерального штаба о вызове в ЦК, попросил разрешения задержаться до окончания работы в ЦК. К 11.00 я прибыл в приемную Л. Н. Зайкова. Там уже находились Олег Сергеевич Беляков – зав. оборонным отделом, его сотрудник В. Ф. Федоров и О. А. Лосев. Перед нами стояла задача подготовить информационный текст для ТАСС. Академик Е.П. Велихов набросал текст. Я съездил к маршалу С.Ф. Ахромееву, завизировал его и передал Белякову. После чего прибыл в Генштаб к В.И. Макарову – великому труженику Генштаба. Там уже кипела работа по составлению первичного донесения в ЦК КПСС. К 18 часам эту работу закончили. Такие документы требуют много времени, так как должны быть небольшими по объему и лаконичными по содержанию. Взяв с собой один экземпляр, я поехал к себе с тем, чтобы в 20 часов встретиться с Е. П. Велиховым у него на квартире и узнать, к каким выводам пришли американцы (они обещали его ознакомить с содержанием своего отчета), а завтра прибыть к члену Политбюро Л. Н. Зайкову с этой информацией и заодно завизировать у Велихова проект записки в ЦК. Собирались ехать к нему также О.А. Лосев и В.Ф. Федоров. Мы условились о встрече у метро «Октябрьское поле» в 8 часов вечера. Перед самым выездом из дома я позвонил Евгению Павловичу домой. Он сказал: «Хорошо, приезжайте, как раз у меня будут все американцы». «Вот тебе раз! Зачем они нам? И какое мы имеем право на несанкционированную встречу с ними?» – так я подумал, повесив трубку. Оставалось одно – поездку отменить, встречу перенести на утро. Свое решение я сообщил Федорову и через него Велихову и Лосеву.
Встреча с членом Политбюро ЦК КПСС Л.Н. Зайковым и кандидатом в члены Политбюро А.Н. Яковлевым
О вызове в ЦК к 11.00 7 сентября мне передали в день возвращения из Красноярска, когда наш самолет произвел посадку во Внуково.
Как условились накануне с Федоровым, я должен был прибыть в ЦК КПСС пораньше, к 9 час 30 мин. В назначенное время я прибыл в кабинет 978 на девятом этаже, где уже был главный конструктор РЛС А.А. Васильев. Через несколько минут прибыли О.А. Лосев и А.А. Кокошин. Стали думать, с чем нам идти к Зайкову. Отпечатанный материал только тот, который мы подготовили вчера в Генштабе. Решили снять копию, чтобы положить на стол Зайкову. У А.А. Кокошина оказался с собой листок с мнением американцев, прилагаем и этот листок, отредактировав текст. В 10 час 45 мин направились в приемную Зайкова, где находился академик Е. П. Велихов. Ровно в 11 часов нас пригласили в кабинет. Кроме Л. Н. Зайкова там были секретарь ЦК кандидат в члены Политбюро Александр Николаевич Яковлев и Олег Сергеевич Беляков. Л. Н. Зайков поздоровался с нами за руку и пригласил сесть. Кабинет № 1 угловой, большой, кресла, столы, книжный шкаф. Сели. Лев Николаевич обращается к нам, советуется, как лучше провести заслушивание, устанавливает порядок предоставления слова сначала О.А. Лосеву, затем мне и Е.П. Велихову. Общее время наших докладов и беседы составило 1 час 30 минут. Лосев, я и Велихов докладывали по 20 минут. Руководители партии нас слушали с интересом. Я доложил, что на меня возлагалась задача организации сопровождения американцев, создания благоприятных условий их работе и т.п. План по времени был точно выполнен. Рассказал, как вели себя конгрессмены, о чем велись разговоры с ними в пути. Сказал, что американцы проявляли желание сохранить Договор по ПРО, высказывали тревогу за распространение ядерного оружия, что повышает опасность его применения какой-либо страной (кроме США и СССР), а это может привести к катастрофе. Много говорилось о необходимости сотрудничества. Они проявляли большой интерес ко мне, советскому генералу.
Л.Н. Зайков спросил у меня: «Как Вы сами считаете, были ли американцы искренны с Вами и правильно ли мы поступили, что пустили их на Красноярскую РЛС?» Ответил, что решение было, наверное, правильным, в их искренность хочется верить. Больше за то, что они были искренними.
Лосев и Леонов в своих докладах подробно доложили о технической стороне, по вопросам самой РЛС, которыми интересовались американцы. Велихов говорил о политическом выигрыше, который получен тем, что разрешили американцам посетить нашу РЛС, о том, какие возможно ожидать действия от них, и как нам дальше вести с ними (в рамках вооружений). В конце встречи Зайков и Яковлев порекомендовали, как подготовить Записку в ЦК, чем ее необходимо дополнить, и в 12 часов 30 минут наша встреча завершилась.
Во время этой встречи я всматривался в знакомые по портретам лица партийных деятелей. Это было мое первое близкое общение с партийными чиновниками такого ранга. Мое внимание больше привлекал А. Яковлев. Он мало говорил, и по его глазам угадывалось особое удовлетворение, когда разговор касался полезности проведенного мероприятия. Разве мог я предположить в те минуты, что общаюсь с одним из главных «архитекторов перестройки», человеком, который вскоре прослывет как матерый изменник социализма, отмежуется от партии КПСС, откажется от всего того, что способствовало его возвышению до больших высот в партии и советском государстве. Получив указания, мы направились в оборонный отдел, чтобы заново подготовить текст Записки в ЦК. После окончательной редакции с О.С. Беляковым предстояло представить текст на подпись Президенту АН СССР Гурию Ивановичу Марчуку и министру обороны, за министра Радиопромышленности было разрешено подписать О.А. Лосеву.
С текстом я выехал в Генштаб для согласования с маршалом Ахромеевым. Маршал одобрил текст, и я поехал на Ленинский проспект в Академию наук.
Встреча с академиком Г. И. Марчуком, Президентом Академии Наук СССР
По договоренности он назначил время встречи в 17.30, я опоздал на две минуты (задержался в пути и с процедурой пропуска к Президенту). Набрал номер телефона в приемную, узнал, что меня уже ждут, спрашивали. Поднимаюсь на второй этаж. Приемная – овальная большая комната с портретом В. И. Ленина и видных ученых. Академик уже был занят. Пришлось подождать около получаса. Принят я был очень дружелюбно. Президент академии наук Гурий Иванович Марчук обаятельный человек с правильными чертами лица, загорелый брюнет с густыми седеющими волосами, по национальности белорус. Кабинет его небольшой, скромно обставленный. Наша встреча длилась около 15 минут. Когда я зашел, он спросил: «Вы откуда?» (имелось в виду, родом). Я ответил: «С Кубани».
Он попросил повторить название моей должности, он спутал сначала с должностью Главкома. Гурий Иванович уже был подготовлен Велиховым, однако внимательно прочитал материал, кое-что пришлось пояснить. Поставил свою подпись, и мы тепло расстались с ним.
Из содержания доклада в ЦК КПСС (привожу текст):
«Посещение американцев обеспечивали: от Минрадиопрома О.А. Лосев, А.А. Васильев, от Минобороны В.М. Красковский, Л.М. Леонов, Л.В. Шумилов (должностное положение представителей Минобороны не раскрывалось).
В ходе ознакомления американцам были показаны сооружения передающего и приемного центров, находящихся в различной стадии строительства и монтажа технологического оборудования... При осмотре станции американцы задавали вопросы, касающиеся причин размещения РЛС в районе Красноярска, ориентации ее сектора, возможных сроков ввода и стоимости строительства. В части технических характеристик РЛС они интересовались рабочим диапазоном РЛС, числом передающих модулей, производительностью ЭВМ, количеством одновременно сопровождаемых ИСЗ. На вопросы были даны соответствующие ответы с учетом нашей аргументации, используемой на советско-американских переговорах в Женеве (перечень вопросов прилагается, их было 26). В процессе осмотра объекта американцы использовали фотовидеоаппаратуру и диктофоны. Фотографирование технологического оборудования внутри помещений ограничивалось. В заключение посещения был организован обед. В целом пребывание американской группы конгрессменов на объекте прошло в корректной обстановке».
Из Академии наук я выехал в ЦК к О.С. Белякову, чтобы передать ему черновой экземпляр материала (так договаривались). Расставаясь, он поблагодарил меня за работу, сказал, чтобы я звонил ему, когда нужно. Покидая здание ЦК КПСС (в 18.30), я думал о том, как сблизился за последние два дня с товарищами из Оборонного отдела. Побывал у члена Политбюро, имел возможность почувствовать работу ЦК, коснуться того, как вырабатывается политическая линия государства, хотя бы по одному из многочисленных вопросов.
Естественно, трудно описать, запечатлеть все то, что пережил и перечувствовал за трое суток, начиная с получения задания. Нет времени сосредоточиться над записями. В голове, как в калейдоскопе. За короткое время познакомился со многими людьми. О нашей поездке с американцами было передано по радио (с фамилиями), по телевидению и напечатано в газетах. Задание, которое я выполнил, подняло меня в глазах сослуживцев, товарищей и руководства. Сам я приобрел определенный опыт, прибавилось уверенности.
Через два дня в программе «Время» по ТВ передали фрагмент пресс-конференции из Вашингтона, которую проводили конгрессмены во главе с Т. Дауни с отчетом своей поездки на Красноярскую РЛС.
А мы занялись подготовкой записки в ЦК КПСС по изложению «новой позиции», суть которой заключалась в классификации Красноярской РЛС, как станции контроля космического пространства. Текст записки готовили в ГУВе вместе с Л.М. Леоновым, товарищами из 1 управления Е.В. Гаврилина. К исходу 10 сентября нас с Л.М. Леоновым принял начальник Генерального штаба маршал С. Ф. Ахромеев, внес свои поправки. Договорились о повторном докладе 11 сентября. На второй день к 12.30 текст записки был подготовлен. Я позвонил начальнику Генштаба, попросил разрешения прибыть к нему. Маршал спросил: «Где Вы находитесь?» Ответил: «В Генштабе». Он: «Приходите». Прочитав текст, маршал уточнил один вопрос: «По какому признаку американцы смогут определить принадлежность РЛС к средствам контроля космоса при инспектировании на месте?» Я ответил: «По направленности лепестка излучения и заданному алгоритму». После этого маршал подписал текст и разрешил передать его в ЦК для дальнейшего согласования с другими ведомствами. Только после этого я почувствовал, что в какой-то мере развязался с поручением, исполнение которого постепенно полностью легло на меня. Теперь можно было переключиться на работу в войсках. Меня ожидали в этот день в гарнизоне Дуброво в войсковой части 28289, где было спланировано собрание офицеров и прапорщиков, а на следующий день должен был быть на сборах в Солнечногорске у генерала Н. И. Родионова.
12 сентября по пути в Солнечногорск вместе с нашим главным инженером генералом Н.В. Кисляковым заехали в Генштаб поинтересоваться «Запиской». Генерал Э.Ф. Богачев сообщил, что из ЦК записка уже разослана по заинтересованным ведомствам. По «кремлевке» связался с зав. Оборонным отделом ЦК О.С. Беляковым, чтобы согласовать дальнейшие совместные действия. Он сообщил о кончине министра радиопромышленности П.С. Плешакова.
В штабе армии состоялась встреча со всеми командирами частей и начальниками политорганов. Обратился к ним с вопросами по решению насущных задач и по подготовке к предстоящим учениям по плану министра обороны «Центр-87».
Возвратившись к себе в управление, прочитал шифртелеграмму с отзывом американцев, посетивших Красноярскую РЛС. Они расценивали их допуск на станцию, как «беспрецедентный» случай. Он вынуждает «ястребов» в Конгрессе занять оборону, в существенной мере облегчает положение наших дипломатов на всех переговорах. Американцы дали убийственную оценку качеству строительства РЛС. Образно было сказано Т. Дауни: «Если бы члены Конгресса посетили такой объект в США, то руководившего строительством генерала отдали бы под трибунал. Если ничего не знать о нем заранее, то нельзя понять – строят его или разрушают». Такая оценка вызвала сомнения американцев и в других наших возможностях, в частности, в области технологического оборудования. Они признавались в том, что переоценивали наш уровень и возможности. Было обидно за такую оценку. На самом деле строительная культура объектов всегда была предметом ожесточенных споров между заказчиками и исполнителями.
14 сентября был на докладе у маршала Ахромеева. Он принял меня, несмотря на большую занятость, прочитал «Записку», согласованную со всеми, сказав при этом, что правильно я сделал, добившись с ним встречи. Вопрос о Красноярской РЛС на некоторое время затихал. Газета «Известия» напечатала статью «Открытость окупит себя».
За обедом в столовой Георгий Филиппович Байдуков рассказал нам о гибели В.П. Чкалова. Он считает, что причиной гибели явилось то, что Чкалов вылетел на И-180 с выпущенным шасси, которые были законтрены в этом положении, что и сыграло роковую роль, ибо, когда отказал мотор и самолет начал резко снижаться, выпущенные шасси создавали дополнительное сопротивление, что не дало возможности дотянуть до посадочной площадки. Факт контровки шасси еще нигде не описан, но об этом нужно рассказать народу, что и собирался сделать Георгий Филиппович.
Позвонила М.К. Покрышкина. Она возвратилась из Керчи, была на спуске на воду танкера «Александр Покрышкин». Благодарила за участие в ходатайстве о присвоении имени А.И. Покрышкина морскому судну.
Продолжались мои тесные контакты с командирами и личным составом частей. Моим правилом было больше работать в войсках. Я начинал ощущать плоды своей работы. Не спеша с комкором В.А. Савиным и командармом Н.И. Родионовым подбирали на должности командиров более подходящих для этой роли офицеров. Главком принял решение взять на итоговую проверку армию и корпус. Предвидя большую вероятность такого решения, в войсках заранее начали подготовку к проверке.
На Западе продолжали смаковать пролет Руста к Москве. В западногерманском журнале «Штерн» № 24 восхвалялся «подвиг» Руста, прорвавшего сильнейшую систему ПВО из ста стартовых комплексов ракет «земля-воздух» 6 авиаполков с 240 истребителями-перехватчиками и т.д. В статье извещалось, что через 48 часов лишился своего поста Главком ПВО Александр Колдунов, сбивший во Второй мировой войне 46 немецких самолетов, что случай с Рустом дал Михаилу Горбачеву повод сместить с поста министра обороны 75-летнего маршала Соколова, при котором влияние военных в военно-политическом руководстве значительно снизилось. Подмечалось и то, что 1 мая на трибуне Мавзолея было лишь пятеро военных вместо пятнадцати.
Что же, все правильно. Расчет авантюрного пролета Руста подтвердился. Расправляться со своими нас не нужно было учить.
17 сентября Главком представил нам своего нового заместителя по тылу генерал-лейтенанта Анатолия Алексеевича Вобликова, старого своего сослуживца по БВО, и начальника инженерного управления генерал-майора Анатолия Васильевича Соломатина из ДВО.
Главком работает много. Нас зря не дергает. Ему хорошо помогает секретариат. Когда нужно, вызывает командующих армий и командиров корпусов напрямую и заслушивает их по интересующим вопросам по дисциплине, укомплектованности, ходе заготовок продовольствия на зиму и др.
19 сентября работал в нашем учебном центре в Кубинке. Центром командовал генерал-майор А.Б. Антощенко. В Центре проводилась переподготовка офицерского состава на новую технику и подготовка младших специалистов для нашего рода войск. Здесь же была и школа прапорщиков. Центр выглядел прилично, имел хорошую учебную базу и неплохой преподавательский состав.
20 сентября, воскресенье, когда я докладывал по завершению дежурства по Главкомату генералу армии А.Д. Лизичеву о том, что в войсках – без происшествий, он удивился и сказал мне: «А солдата съел медведь на Камчатке, а второй умер там же от кровоизлияния в мозг». Пришлось разбираться дополнительно. Оказалось, это произошло на сутки раньше, но все равно должны были доложить мне при заступлении на дежурство. Бывали и такие недоразумения.
21 сентября началось стратегическое командно-штабное учение. Предстоял доклад министру обороны. Все управление работало напряженно, инициативно. 25 сентября к нам на заслушивание прибыл министр в сопровождении своих помощников. Заслушивание началось в центре боевого управления (ЦБУ), который находился в надземном помещении ЦКП. Мы впервые должны были докладывать министру обороны. Теперь уже отчитываться за свой профессиональный уровень. В памяти еще свежи впечатления от Военного совета, на котором все руководство войск ПВО было обругано. Поэтому, естественно, все, кому надлежало докладывать, волновались.
Заслушивание началось с начальника разведки, затем был вызван начальник Оперативного управления, командующие родами войск и в заключение первый заместитель Главкома. Главком находился в Праге. Особые осложнения были вызваны при докладах начальника оперативного управления Главного штаба полковника А.Н. Дуброва, командующих авиацией и ЗРВ генералов В.И. Андреева и Р.С. Акчурина. Во время их докладов министр перебивал, поучал, употреблял оскорбительные выражения. Особенно досталось Андрееву и Акчурину. Например, наиболее подготовленному генералу Андрееву было сказано, что он «ничего не смыслит в оперативном деле» и «зачем Вы соглашались идти на эту должность?», а у Акчурина спросил: «Сколько Вам лет?», что означало сигнал на увольнение. В общем, чувствовалась предвзятость во всем. Штаб был обвинен в лености. Наблюдая за докладами своих коллег и понимая, что к чему, я внутренне отмобилизовался, даже успокоился, учел, конечно, промахи своих друзей и приготовился к разговору.
Мой доклад по времени занял семь минут. Делал я его спокойно, последовательно и, видимо, он был интересен для министра и его окружения своей новизной. Министр меня не перебивал. В конце доклада он поблагодарил и задал всего лишь один вопрос. Я ответил на него. Затем министр потребовал в качестве доказательства сказанного мною в докладе представить все «отданные» распоряжения в войска и произведенные нами расчеты по динамике учений. Все документы оказались исполненными, и я по приказу министра передал их на контроль генералам Сухорукову (начальнику Главного управления кадров ВС) и Гарееву. В заключении министр сказал, что «в итоге заслушивание не получилось, минус всем вам и Главному штабу». Уточнив задание Главному штабу по учению, министр покинул Главкомат. Меня поздравляли товарищи за удачный отчет. Не зря все управление болело и начиняло меня знаниями. Произошла в своем роде реабилитация после неудачного доклада генералу П.Г. Лушеву в марте сего года.
Мы привыкали к Главкому, который быстро вникал в обстановку. В нем чувствовался солидный практический опыт. Он был прост с подчиненными, сам не гнушался черновой работы. Очень тесно общался с министром обороны, в недавнем прошлом своим подчиненным на Дальнем Востоке. Иван Моисеевич был скромен, с сильным чувством товарищества. Такой начальник не даст в обиду подчиненного. Я любил слушать его воспоминания и эпизоды из жизни, чаще всего он вспоминал фронтовые годы, когда в возрасте 22 лет командовал полком. У него было много встреч с известными нам военачальниками и государственными деятелями. В таких беседах от него мы слышали немало интересных эпизодов. Например, из жизни секретаря ЦК КПСС Пономарева:
– когда тот прибыл в качестве посла в Непал, при встрече ему сыграли гимн «Боже, царя храни». Посол заявил протест. Дирижера оркестра обрекли на смерть, посадив в яму. Пришлось выручать. После этого оркестр ежедневно исполнял у резиденции посольства советские и русские песни.
В ходе командно-штабных учений Главком трудился наряду со всеми нами, оценивал обстановку, вырабатывал решения, чем служил примером для командующих.
29 сентября закончилось учение. Остались позади напряженные дни. Почувствовал усталость. Только нашим управлением за время командно-штабных учений было отработано 127 текстуальных и графических документов. Наш новый начальник штаба – полковник А.Н.Сколотяный – хорошо работал. Он явился для меня надежной опорой.
Сегодня Главком попросил начальников родов войск высказать свое мнение по поводу противовоздушной операции на ТВД. Кому-то показалось слишком много операций. Сам Главком был за то, чтобы оставить такую операцию в Наставлении по ведению операций ВС СССР. Нужно было узнать наше мнение, предлагал нам собственноручно письменно изложить свое мнение, что и было мною сделано без промедления.
М. Горбачев в эти дни находился в Мурманской области, где заявил на встрече с трудящимися, что «... вышли на кризис перестройки, который продлится 1,5–2 года». Такое заявление настораживало. Перестройка начинала пробуксовывать. Сильно путались с нею и в армии. Нам навязывали повестки дня партийных собраний на эту тему. Теперь все неудачи и нарушения воинской дисциплины относились к «застою», отсутствию демократии и гласности, чего мы откровенно не понимали.
В Вооруженных Силах жизнь и деятельность войск регламентировалась уставами, наставлениями, курсами боевой подготовки и программами и, наконец, приказами. Критиковать их, не давая ничего взамен, означало вступление в противоречие с действующими уставами и приказами, а критика командиров и принятых в армии законов способствовали расшатыванию дисциплины. Так обстояло дело с перестройкой в Вооруженных Силах.
Еще в большей мере шла неразбериха в громадном организме всего государства, с его внешней политикой, народным хозяйством и социальным устройством. Становилось очевидным, что мы окунулись в перестройку без научных проработок и нас начала увлекать стихия, от которой ничего хорошего ожидать было нельзя. Архитекторы перестройки, вместо того, чтобы во-время остановиться, признаться народу в своей несостоятельности и ошибках, следовавших чередой, тащили его и государство в бездну. Но это будет осознано народом позже, а пока еще верили, и по инерции шли за Горбачевым, маскировавшим под термином «рыночная экономика» сползание к капитализму.
В первые дни октября пришлось основательно поработать в одной из частей корпуса в Балабаново, где командиром был полковник Александр Яковлевич Семин, начальником политотдела – подполковник Владимир Павлович Варфоломеев. Эта часть занимала особое место среди всех остальных частей корпуса ПРО и требовала к себе повышенного внимания. Работали там вместе с нашими офицерами управления полковником В.В. Грошевым, подполковником В.Н. Филимоновым и майором И. В. Мальцевым. Возвращаясь из Балабаново, я испытывал чувство удовлетворения своей должностью, тем, что она обеспечивала мне возможность широкого общения с людьми. Не зря сокровенной моей мечтой было стремление стать командиром.
Долгим и сложным был путь к заветной цели, но он осуществился. Сознание достижения цели стимулировало желание работать еще больше. Я понимал, что время моего пребывания в должности ограничено, подпирал возраст, а род войск весьма сложный, поэтому нужно было успеть сделать в ограниченное время как можно больше.
5 октября состоялся разбор оперативного КШУ. Перед разбором учения нас собрали в зале Главпура, где мы прослушали доклад генерала армии Лизичева. Доклад занял полтора часа. Речь его посвящалась выполнению требований ЦК КПСС, относящихся к Вооруженным Силам, перечислялись Постановления ЦК и другие документы. Говорилось о преобразованиях в стране, о перестройке, о «громадном» внимании ЦК к Вооруженным Силам и медленном изменении дел в лучшую сторону. Затем сделал доклад министр обороны. Он назвал цифру погибших в ВС за девять месяцев, она была слишком велика. Министр предупредил о строгой ответственности начальников за каждую гибель.
Странно было то, что все негативные явления, происходящие в армии, теперь увязывались с перестройкой в стране и, якобы, тормозили ее.
После такой вводной все перешли в другой зал, где начался разбор ОКШУ. В разборе принимали участие товарищи Л.Н. Зайков, А.И. Лукьянов, Ю.Д. Маслюков, министры оборонных министерств, ответственные работники ЦК, Совмина, представители научных учреждений.
Первому было предоставлено слово маршалу С.Ф. Ахромееву. Содержание его доклада включало замысел проведения учения и организацию управления. Разбирая недостатки, маршал сказал о том, что командующий войсками РКО устные свои распоряжения не подтверждал письменными документами.
В перерыве я спросил одного из авторов доклада генерала А.А. Данилевича: «Как же так, почему Вы исказили истину?» Он ответил: «Вчера министр сказал, что он не дождался от меня подтверждающих документов». Спорить с генералом было бесполезно. Он оставался верен своим принципам.
В докладе министра было уделено внимание международной обстановке, устремлениям империалистов США к наращиванию вооружения, сколачиванию военных блоков, подготовке нанесению по СССР безответного удара. Затем он перешел к разъяснению оборонительной доктрины, ее сути, заключающейся в том, что нужно быть способными отразить удар и переходом в контрнаступление разгромить агрессора. Воспринималась такая формула слишком сомнительно, она означала:
– жди, когда по тебе нанесут удар с использованием всех преимуществ, каким всегда обладает нападающий, а потом переходи в контрнаступление и громи агрессора. Тот, кто мало-мальски представлял, что означал первый внезапный удар противника в современных условиях, тот понимал, что после вряд ли станет возможным переход в контрнаступление.
Говорилось и о возвращении ВВС к прежней структуре. Я тогда подумал: «Бедные наши Вооруженные Силы, сколько они терпят из-за смены руководства. Какой вред наносится им беспрерывными, непродуманными реформированиями». Это был результат отсутствия перспективного научно-обоснованного плана их развития. Теперь то же самое происходило и со всем государством под девизом перестройки.
Министр очень просто готов был решить судьбу противовоздушной операции. По его мнению, выходило: если на ТВД проводится оборонительная операция, то зачем еще какие-то операции проводить? Было дано указание разобраться науке и, если она не устоит, операции не быть.
На частном разборе Главком дал низкую оценку работе Главного штаба и управлениям. Сказал, что, имея большой опыт работы в крупных штабах, он впервые встретился с таким неподготовленным коллективом. В укор ставилось то, что офицеры Главкомата не были научены работать с картой, на которой должна отражаться динамика развития обстановки Сухопутных войск на ТВД, действовали неслаженно, слабо взаимодействовали с Главкоматами других видов ВС и стратегических направлений. Главком отчасти был прав в своих оценках и требованиях. Мы длительное время сидели в своей скорлупе, решали и мыслили обособленно, почти не обменивались с другими видами ВС положительным опытом. Большой вред был нанесен антагонизмом в верхах Сухопутных войск и Войск ПВО. Это нужно было признать.
В начале ноября я выехал в командировку на Балхаш вместе с зам. главного инженера полковником В.С. Капитоновым. Там пришлось основательно поработать. Назначенный два года назад командиром дивизии полковник Н.И. Сорокин с трудом осваивал эту должность.
Гарнизон, расположенный на берегу озера Балхаш, имел свои особенности: первая – в нем была сосредоточена группа РЛС типа «Днепр» и велось строительство РЛС «Дарьял»; вторая – отдаленность района; третья – сложные климатические условия; четвертая – трудности снабжения и поддержания жилого городка в нормальных условиях для жизни. Сказывались ошибки строителей в проектировании систем водоснабжения и канализации. Особенно много неприятностей было в период наступления холодов, когда озеро покрывалось ледяной шугой.
Несмотря на отдаленность, плановая замена офицеров с этого района законом не предусматривалась, и некоторые офицеры служили там по 15–17 лет. Люди морально уставали, беспокоились за судьбы своих детей, которым подходило время продолжать учебу в ВУЗах. Много было семей, нуждавшихся в переводе в Европейскую часть Союза по причине заболеваний самих родителей или детей. Пришлось разбираться конкретно по заявлениям офицеров и организовывать замену. Через два года удалось удовлетворить просьбу почти всех желающих сменить место жительства.
В запущенном состоянии содержались и территории служебного и жилого городка. Пришлось принять безотлагательные меры по наведению порядка. Тем более что приближался праздник 70-летия Великой Октябрьской Социалистической революции.
Много времени я провел с комдивом Н.И. Сорокиным и командирами частей. Хотелось подучить их, подсказать, где, что, когда и как делать. Вместе с ними разобрались с показателями по основным видам подготовки, в причинах их снижения. Основная часть подполковника И.И. Капустина по вопросам внутреннего порядка дошла до «критической черты». Полковник В.С. Капитонов аналогичную работу провел с инженерным составом.
Меня возмущало то, что большое количество командиров и начальников (в гарнизоне дислоцировался штаб дивизии) всех рангов, и в том числе более 25 политработников, в сравнительно небольшом гарнизоне не предотвратили беспорядка по всем вопросам, начиная с солдатской казармы и кончая жилым городком. После трех дней напряженной работы всего личного состава удалось привести в божеский вид территории городков.
5 ноября было проведено гарнизонное торжественное собрание по случаю 70-летия Октября. После торжественного собрания силами художественной самодеятельности был дан прекрасный концерт.
6 ноября мы с полковником Капитоновым вылетели в Москву. С этого времени Балхашский гарнизон стал объектом моей особой заботы.
В Москве торжественное собрание прошло 2 ноября. На нем с обширным докладом «Октябрь и перестройка. Революция продолжается» выступил М. Горбачев.
Достарыңызбен бөлісу: |