Кристиан Штрайт Вермахт и советские военнопленные в 1941-1945 гг

На основании этих переговоров в конце ноября для территории рейха было предписано, что все пленные должны получать рационы для «пленных, занятых на работах», и дополнительно в течение недели мучной суп¹¹³. 4 декабря были установ­лены, - только для территории рейха, - новые рационы: хлебный рацион, - в виде «русского хлеба»¹¹⁴, - был увеличен до 2850 г; рацион картофеля уменьшен, но зато повышен рацион брюквы до 16500 г в неделю и рацион мяса (низкосортное мясо и конина) - на 250 г; была предусмотрена также выдача 2,3 литра обезжиренного молока. В целом приведённый рацион оценивается в 2540 калорий¹¹⁵.

Эти рационы оставались в силе всю зиму. 17 апреля 1942 г. согласно новому приказу имперского министерства продовольствия они вновь были снижены¹¹⁶.

Наряду с общим повышением рационов предполагалось провести также другие мероприятия для «ускоренного приведения военнопленных в состояние работоспо­собности», «после того, как господин рейхсмаршал распорядился в широком объёме использовать труд советских военнопленных»¹¹⁷. Это было началом «акции восстановления сил», которую генерал Рейнеке позднее приписал себе и объявил «быстрым и крупным успехом»¹¹⁸. Здесь, правда, он, как всегда, существенно при­украсил действительность.

26 ноября 1941 г. отдел по делам военнопленных ОКВ приказал провести в ла­герях «предварительную сортировку [советских пленных...] по состоянию здоровья [...] и по профессиональной пригодности»¹¹⁹. Среди узников лагеря лагерные врачи должны были выбрать и отобрать:

а) полностью работоспособных;

б) военнопленных, которые по их нынешнему состоянию здоровья в данный мо-

в) военнопленных, которые, предположительно, больше не будут работоспо-

Военнопленные второй категории должны были поддерживаться в состоянии «восстановления сил»; кроме того, следовало

в усиленном размере использовать возможности их перевода в отапливаемые ба­раки, а в подающих надежду случаях для вывода из состояния истощённости при­менять под наблюдением врачей постельный режим и абсолютный покой.

О том, что следовало делать «в безнадёжных случаях», ничего определённого сказано не было, но логика событий не оставляет никаких сомнений в том, что пленные предоставлялись своей судьбе.

Ответственность за тех пленных, которых следовало использовать в качестве специалистов в оборонной промышленности, 3 декабря взял на себя министр вооружения Тодт¹²⁰. Тодт распорядился, чтобы здоровье обессиленных пленных

сначала укрепили путём подходящего питания, общего ухода и постепенно возрас­тающего использования на строительстве имперских автострад, тем самым вос­становив их работоспособность.

Министр вооружения «тут же» предоставил помещения для 30000 пленных¹²¹. Однако большого успеха это мероприятие не принесло, так как состояние большин­ства неработоспособных пленных было настолько плохое, что они «умирали, так

и не достигнув предписанной готовности к работам». Поэтому 19 февраля отдел по делам военнопленных распорядился передать этих пленных «сельскохозяйствен­ным предпринимателям», чтобы «постепенно укрепить их здоровье и вернуть им работоспособность»¹²². Сельскохозяйственный предприниматель должен был, в особенности в первое время, не требовать от них работы, близкой к полноцен­ной, но ограничиваться поначалу кормёжкой этих военнопленных. В течение 2-х месяцев предприниматель обязан был безвозмездно давать им кров и пищу; зато ему в это время не нужно было перечислять плату в лагерь и платить пленным зарплату¹²³. Но важнее, пожалуй, было уверение в том, что после восстановления сил он сможет использовать труд этих пленных. Тем самым соз­дали систему «восстановления сил», которая продолжала существовать до самого окончания войны. Представляется, что из всех предписанных мероприятий это раньше всего могло благоприятно сказаться на положении пленных. Даже если в приказе отдела по делам военнопленных и отмечалась необходимость придержи­ваться «принципа использования рабочей силы в колоннах», то есть под строгим контролем и в колоннах, численностью по меньшей мере в 20 пленных¹²⁴, то плен­ные всё же имели здесь шанс избежать массовой участи и получить больше пищи в селе, где ситуация с продовольствием была гораздо лучше. При этом следует допустить, что шансы пленных в небольших крестьянских хозяйствах были, как правило, лучше, чем в крупных имениях, где многочисленных пленных можно бы­ло использовать только «в колоннах». Правда, в первую очередь это зависело от личной позиции предпринимателя. Во всяком случае пример человечного отноше­ния показал померанский землевладелец Ганс-Йоахим фон Рор¹²⁵.

В последующие годы получил развитие настоящий цикл: обессиленные плен­ные направлялись для «восстановления сил» в сельское хозяйство и, как только силы восстанавливались, их возвращали обратно в оборонную или горную про­мышленность, причём часто случалось, что из-за беспощадной эксплуатации, кото­рой их там подвергали, они вскоре опять нуждались в «восстановлении сил». Уже в первом квартале 1942 г. в зоне ответственности команды по вооружению в Дюс­сельдорфе «убыль» советских пленных, - из-за смерти и истощения, - была почти столь же велика, как приток новых пленных, которые поступали «по большей части из сельского хозяйства»¹²⁶.

После того как было принято принципиальное решение об использовании труда советских пленных, ОКХ также стало принимать меры по спасению жизни плен­ных. 16 ноября 1941 г. было «загодя» предписано в течение 6 недель выдавать пленным «для восстановления работоспособности» еженедельную добавку в виде 50 г рыбы и 3500 г картофеля или брюквы¹²⁷. 26 ноября были утверждены времен­ные размеры рационов, которые 2 декабря были объявлены долгосрочными. Здесь также отменяется категория «без достойной упоминания работы», все пленные теперь опять должны были получать мясо, рационы жиров и хлеба были повыше­ны на 50%, а картофеля - на 70%. Нормальный рацион составлял теперь 2335 ка­лорий, а рацион пленных* занятых на тяжёлых работах, - 2570 калорий. Кроме того, были предусмотрены добавки для «восстановления работоспособности», ко­торые примерно соответствовали добавкам занятых на тяжёлых работах пленных¹²⁸. Изменение позиции было очевидно также из-за того, что теперь продукты питания,

которые нельзя было добыть «на селе», следовало «как можно шире заменять дру­гими [...] в особенности мукой»: «Для восстановления работоспособности следует как можно шире практиковать приготовление мучного супа». Ещё 21 октября было выдвинуто требование стараться «при всех обстоятельствах» заменять хлеб пшеном и гречихой, чтобы тем самым сэкономить зерно. В зоне ответственности ОКХ также самое позднее с мая 1942 г. «русский хлеб» изготавливался с «применением 15% низкосортной муки»¹²⁹.

Итак, рационы советских военнопленных снижались до октября 1941 г. в поль­зу снабжения продовольствием немецкого населения. Только под влиянием воен­но-экономической необходимости в широком объёме использовать этих пленных для работ в немецкой военной экономике, решились на то, что в два этапа улуч­шить их питание и тем самым сделать их работоспособными. Но и в этом случае были приняты явно недостаточные меры. Хотя вследствие длительного недоедания и по прежнему явно недостаточных рационов работоспособность пленных остава­лась значительно ниже среднего уровня и оборонные ведомства постоянно хлопо­тали о повышении рационов, снабжение продовольствием немецкого населения и далее считалось абсолютным приоритетом¹³⁰. Когда 6 апреля 1942 г. размеры ра­ционов для немецкого населения были сокращены¹³¹, то несмотря на эти требова­ния и продолжавшееся истощение советских пленных, размеры их рационов, пусть и не очень сильно, но также были уменьшены. В этом плане ничего не изменил и тот факт, что вновь назначенный имперский министр вооружения и боеприпасов Альберт Шпеер получил от Гитлера обещание улучшить рационы для советских пленных и «восточных рабочих»:

Фюрер в довольно длинной речи заявил совершенно определённо, что он не согласен с плохим питанием русских. Русские должны получать абсолютно доста­точное питание и Заукель¹³² должен позаботиться о том, чтобы Баке обеспечил та­кое питание¹³³.

Об этом деле ещё раз докладывали Гитлеру Баке и Борман, и следует полагать, что они опять подчеркнули необходимость поддержания «морального духа» населе­ния, по возможности не ограничивая его снабжения. До октября 1942 г. рационы оставались на несколько более низком уровне, чем зимой 1941-1942 гг.

Понятно, однако, что официально установленные для пленных рационы ничего не значат, пока не будет проверено, в каком объёме они выдавались в действитель­ности. Ответить на этот вопрос возможно, конечно, только в отношении тех райо­нов, по которым имеется достаточное количество источников.

Для территории рейха таких источников крайне мало. В соответствующих документах речь в большинстве случаев идёт о «недостаточном» питании пленных, которое зачастую делало невозможным использование их на работах. Можно лишь предполагать, что при наличии хороших условий в плане организации и распре­деления можно было бы обеспечить упорядоченное снабжение пленных; немногие примеры, в которых речь идёт конкретно о питании, указывают на то, что во мно­гих случаях не выдавались даже эти, и без того недостаточные рационы. В докладе команды по вооружению в Дюссельдорфе от 6 декабря 1941 г. приводится письмо из «Машиненфабрик Гревенбройх АГ», в котором администрация жалуется на то, что работающим на фабрике советским пленным выдаётся в день всего по фунту

картофеля на человека и что все усилия по улучшению их питания остались безуспешными¹³⁴. В том же VI корпусном округе, Дюссельдорфе, который охваты­вает Рурскую область, 19 декабря рацион картофеля был сокращён с 3000 до 2500 г в неделю без какой-либо компенсации¹³⁵. Некоторые примеры из концерна Круппа свидетельствуют о том, что обстановка там была особенно тяжёлой. Представитель машиностроительного завода № 8 жаловался 14 марта 1942 г. на то, что пища рус­ских настолько скудна, что у них не хватает сил даже для того, чтобы закрепить то­карный резец¹³⁶. В другом месте эта пища описывается так:

Совершенно пустой и чуть ли не водянистый суп; по сути это вода с пригоршней брюквы, да и выглядит он как помои,

и

водянистый суп с листьями капусты и несколькими кусочками брюквы¹³⁷.

В любом случае необходимо следить за тем, чтобы ниже установленные нормы питания для советских военнопленных и восточных рабочих в полном объёме предоставлялись в распоряжение администрации лагеря¹³⁸.

Немного спустя в одном из приказов отдела по делам военнопленных ОКВ зна­чилось, что якобы установлено,

будто в некоторых местах советским военнопленным не выдавались или выдава­лись не в полной мере установленные для них рационы питания. Причиной этого является, с одной стороны, нехватка продовольствия, например, картофеля, или неправильная организация выдачи пищи (обед в 20.00). Следствием этого было падение работоспособности, которое местами воспринималось как злонамеренный отказ от работы и наказывалось соответственно.

Комендантам лагерей было ещё раз указано на то, чтобы они обращали присталь­ное внимание на питание советских военнопленных и незамедлительно устраняли возникающие местами трудности. Если предприятие не в состоянии обеспечить требуемый уровень питания, то ради сохранения столь ценной для Третьего Рейха рабочей силы военнопленных следует у него забрать прежде, чем они станут неработоспособными¹³⁹.

В то время, как для территории рейха имеется лишь небольшое количество ис­точников, а для всей зоны ответственности ОКВ их вообще нет¹⁴⁰, положение с ис­точниками для прифронтовой зоны относительно хорошее.

О голодных рационах, которые были установлены для пленных в июле в ты­ловом районе группы армий «Центр», уже говорилось¹⁴¹. Как ситуация с питанием развивалась в дальнейшем, то есть летом, точно установить невозможно. Согласно отчётам о деятельности квартирмейстера тылового района группы армий «Центр», снабжение пленных в июле «не встречало особых трудностей», в августе оно было «в целом достаточным и хорошим»; оно было якобы даже выше установленных генерал-квартирмейстером сухопутных сил рационов [от 6.08.1941 г.] ввиду марш­рутов, которые военнопленным нужно было пройти¹⁴². Очевидно, что так было не

везде в тыловом районе группы армий «Центр». Во время беседы между комен­дантом по делам военнопленных округа «J» полковником Маршаллом и началь­ником службы содержания военнопленных в рейхскомиссариате «Остланд» ге­нерал-лейтенантом Гайсертом было установлено, что часто ни та дивизия, которая отправляла пленных, ни те ведомства, которые должны были их принять, не чувствовали себя ответственными за их питание¹⁴³. Вполне понятно, что наладить снабжение пленных соединениями действующей армии было гораздо труднее, но войска изначально были готовы к тому, чтобы не рассматривать в этом случае трудности как непреодолимые. Обер-квартирмейстер 9-й армии заметил 17 июля 1941 г. в военном дневнике, что снабжение пленных с самого начала было сложной проблемой, поскольку трофейных полевых кухонь не хватало, а у пленных посуды с собой не было¹⁴⁴. В середине августа он заметил, что трудности со снабжением до сих пор постоянно можно было бы преодолеть, но затем возникли новые проб­лемы, численность пленных на армейских пунктах сбора и в пересыльных лагерях возросла с 5000 до 6000 человек, из-за чего эвакуация пленных в тыл стала крайне необходимой. Имелись трудности и с обеспечением лагерей полевыми кухнями и варочными котлами, так что в больших лагерях почти непрерывно нужно было готовить пищу:

В качестве пищи пленные получали из трофейных запасов главным образом пше­но, перловую крупу или суп из гречихи, а там, где возможно, отходы от забоя скота и конину. Хлеб, конечно, не выдавался. Однако при напряжённом положении со снабжением обеспечение пленных питанием (один-два раза в день - горячий суп) представляется довольно приличным¹⁴⁵.

Но и в этом вопросе по крайней мере в первые недели ситуация была такова, что армейские пункты сбора военнопленных должны были полагаться на собствен­ный организаторский талант, поскольку армейские склады ничего им не выдавали. Так, 7-й армейский пункт сбора военнопленных конфисковал на одной мельнице муку, а на одной из боен - потроха и отходы; так же добывались колючая прово­лока и инструменты¹⁴⁶.

Другой пример из зоны ответственности группы армий «Юг» показывает, как вследствие организационных ошибок и без того сложная ситуация с пленными мог­ла обостриться ещё больше. В ходе боёв на окружение в районе Умани (начало ав­густа 1941 г.) 17-я армия оборудовала два армейских пункта сбора военнопленных, создав ограниченные запасы продуктов «за счёт сбора трофейных запасов и выдачи малоценного продовольствия с армейских складов». 1-я танковая группа и дивизии направляли теперь без предварительного уведомления большую массу пленных в Умань на 16-й пункт сбора, где к 10 августа 1941 г. скопилось 50 000, а к 12 ав­густа - 60000-70000 пленных. И, хотя продовольствие на пункте имелось, пищу готовить не могли из-за отсутствия полевых кухонь; воды также не было. По­скольку материалы следовало экономить, был отдан общий приказ, чтобы ар­мейские пункты сбора пленных и пересыльные лагеря работали только с тро­фейными кухнями; здесь, как и в большинстве других случаев пленные «прибыли в лагерь не то что без полевой кухни, но и почти исключительно без какой-либо посуды». Соответствующие приказы войскам направлять пленных обязательно с этими предметами «войска опять-таки оставляли без внимания»¹⁴⁷. 13 августа

пленные впервые получили питание, после того как был подавлен бунт путём рас­стрела «зачинщиков»¹⁴⁸.

В сентябре ситуация обострилась во всей прифронтовой зоне. Это следует объяснить не только тем, что численность пленных и далее неуклонно возрастала, но также тем, что у пленных, которые уже давно находились в плену, теперь по на­растающей начали проявляться последствия лишений. Правда, и теперь ещё в опи­сании квартирмейстера тылового района группы армий «Юг» не звучало тревожных ноток: питание пленных было якобы «в целом удовлетворительным»; для пере­сыльных лагерей, правда, большую проблему составляет транспортировка пленных на большие расстояния, но и с этим, мол, справляются. Мясо в целом выдаётся в достаточной мере благодаря конским заводам, «но отсутствуют жиры и овощи». В целом можно сказать, что нормы рационов, установленные ОКХ для находив­шихся в лагере и ограниченно привлекавшихся к работам военнопленных, были достаточны, но они были недостаточны для рабочих команд, на которые в течение длительного времени ложилась значительная рабочая нагрузка. О дополнительном питании можно говорить только в зимнее время¹⁴⁹.

Если физическое истощение пленных в прифронтовой зоне в это время и было менее заметно, чем в лагерях рейхскомиссариатов «Остланд» и «Украина», а также в генерал-губернаторстве и на территории рейха, то это объясняется тем, что здесь пленным не приходилось совершать изнурительные пешие марши через многие сотни километров. Однако в отдельных лагерях уже появились симптомы того, что должно было произойти. В 112-м пересыльном лагере в Молодечно в начале сен­тября было размещено 20000 пленных. Пленные прибыли с фронта уже «полнос­тью обессиленными», так как прошли к этому времени более 400 км. И, хотя эти пленные получали «предписанные рационы», смертность достигла уже 1% в день, в лагере появились случаи людоедства¹⁵⁰. В 314-м пересыльном лагере в Бобруйске некоторое время спустя комендант по делам военнопленных округа «J» нашёл пи­тание вполне достаточным; пленные, однако, жаловались на недостаток хлеба, а лагерный врач заявил, что они не смогут «длительное время обходиться положен­ными им нормами питания без риска заболевания и физического истощения»¹⁵¹. В это же время 403-я охранная дивизия, которая занималась эвакуацией пленных в пространстве Полоцк - Витебск (тыловой район группы армий «Центр»), сосла­лась в особом приказе на безусловную необходимость давать пленным во время пе­ших маршей достаточное питание. При этом, само население, мол, предлагает да­вать пищу на отдельных участках маршрута: «Было бы глупо охране мешать воору­жённой силой в случае, если население само предоставляет продовольствие»¹⁵².

Из отчётов квартирмейстера тылового района группы армий «Центр» не видно, какие конкретные последствия оказал приток пленных из сражений под Вязьмой и Брянском в середине октября¹⁵³. Речь идёт лишь о том, что это привело к «боль­шим осложнениям», которые, однако, были «преодолены путём принятия всех возможных мер». Мяса «в целом было ещё достаточно» благодаря использованию убитых лошадей, а пшена и гречихи временами не хватало. Создание запасов на зиму в лагере было невозможно, «поскольку из-за недостатка транспортных средств даже необходимое текущее снабжение продовольствием огромного числа военно­пленных осуществлялось с большим трудом». Состояние здоровья тех советских

пленных, которые уже долгое время находились в лагерях, было хорошим, а «воен­нопленные, прибывшие из недавних сражений, находились, как правило, в состоя­нии полного истощения, что зачастую приводило к смерти»¹⁵⁴.

Существенно более ясную картину о конкретных условиях питания, предостав­ленного пленным, дают источники из зоны ответственности группы армий «Юг». Военно-экономический штаб «Восток» докладывал:

Особые трудности в зоне ответственности военно-экономической инспекции «Юг»¹⁵⁵ возникли в связи с питанием огромного количества пленных. В качестве пищи им в сыром виде давали сахарную свеклу, не пошедшую на производство сахара. Речь идёт о большом количестве свеклы, которая из-за разрушения сахарных заводов не могла быть переработана. Однако и этой массы сахарной свеклы не хватало для обеспечения даже самого скудного питания пленных. На всех дорогах, по которым передвигались военнопленные, можно было видеть, как они с дикой жадностью хватали и пожирали листья и брошенную на полях свекольную ботву. Эти колонны пленных вызывали у местного населения глубокое сострадание. В деревнях жите­ли собирались и бросали пленным свеклу, картофель, дольки арбузов. С прибли­жением такой колонны пленных женщины на полях бросали на дорогу свеклу, которая немедленно подбиралась пленными. Можно предположить, что при виде этих обессиленных пленных, в чьих глазах читался голод, настроение местного населения складывалось не в пользу немцев.

Аналогичные трудности существуют также в зоне ответственности военно-экономи­ческой инспекции «Центр»¹⁵⁶.

Представитель немецкой сталелитейной промышленности, который в середине октября побывал на Украине, чтобы организовать принятие захваченных советских сталелитейных заводов в районе Кривой Рог - Днепропетровск, так описывал встречу с пленными:

Бесконечные колонны пленных проходили мимо. Однажды проследовало 12 500 че­ловек под охраной всего 30 немецких солдат. Тех, кто не в состоянии был идти дальше, расстреливали. Мы провели ночь в небольшой деревне, где наша машина застряла в грязи. Там находился пересыльный лагерь, где мы стали свидетелями того, как пленные ночью жарили и поедали своих собственных товарищей¹⁵⁷, которые этой же ночью были застрелены нашими патрульными за нарушение дисциплины. Питание пленных состояло из картофеля, взятого у населения этой деревни. Каждый получал самое большее по 2 картофелины в день¹⁵⁸.

Пленные, о которых шла речь в обоих докладах, по большей части поступили из-под Киевского «котла», где во второй половине сентября в плену оказалось более 600000 советских солдат. Поскольку источников вполне достаточно, судьбу этих пленных следует описать более подробно, причём особое внимание уделить факто­рам, которые определяли массовую смертность - эвакуации и размещению.

Уже до окончания операции по окружению советских войск к востоку от Киева стало ясно, «что следует рассчитывать на приток большой массы пленных»¹⁵⁹. 22 сентября 1941 г. штаб 17-й армии, в зоне действия которой в плен сдалось 200000 солдат, приказал создать 6 армейских пунктов сбора военнопленных с рас­чётом на 10000-40000 чел. каждый, то есть в целом - на 185 000 чел. Доставку про­довольствия с трофейных складов должен был взять на себя комендант 550-го ты­

лового района, в чьё распоряжение были переданы 2 колонны грузовиков общей грузоподъёмностью 60 т. Кроме того, тотчас же должна была начаться акция по обеспечению лагерей варочными котлами и полевыми кухнями из трофейных запасов. Следовало немедленно начать эвакуацию пленных со станции Кременчуг, причём до железнодорожных станций они должны были двигаться пешим поряд­ком или доставляться порожним транспортом 1-й танковой группы¹⁶⁰. Помимо того, 23 сентября командование 17-й армии ввиду чрезвычайно высокого коли­чества пленных запросило у генарал-квартирмейстера разрешение на использова­ние для эвакуации пленных не только открытых, но и закрытых товарных вагонов, а в противном случае - разрешение на использование для эвакуации поездов мест­ного сообщения¹⁶¹. 26 сентября командование группы армий «Юг» сообщило, что эвакуация поездом в тыловые районы группы армий и на территорию вновь созданного рейхскомиссариата «Украина» возможна¹⁶², но эта возможность не может рассматриваться как реальная, поскольку пленные всё ещё находятся к востоку от Днепра. Обстановка там уже приняла угрожающий характер. 25 сентября коман­дование 24-й пехотной дивизии, которой поручили охрану 200000 пленных, нас­тоятельно запросило у армии помощи, после того, как в Лубнах, куда были достав­лены 33 000 пленных, дошло до волнений, поскольку не было ни воды, ни продо­вольствия, ни помещений¹⁶³. По данным обер-квартирмейстера армии положение со снабжением армии продовольствием также было крайне напряжённым, так как с родины больше ожидать было нечего. Это, правда, нужно понимать относитель­но, поскольку он добавил: «Захваченные трофеи следует рассматривать уже не как дополнительный источник питания, но как основной и расходовать как таковой»¹⁶⁴. В последующем 24-я пехотная дивизия должна была взять на себя также эвакуацию и питание 200000 пленных. При этом, однако, у коменданта 550-го тылового райо­на были отобраны находившиеся в его распоряжении грузовики, «так как они сроч­но требовались для обеспечения снабжения войск»; 24-я пехотная дивизия должна была решать проблему питания пленных с помощью собственных автомобилей, -однако таковых не было¹⁶⁵. Эвакуация этих 200000 пленных из района Лубны - Хо-рол в Умань осуществлялась пешим порядком; это расстояние длиной более 400 км пленные прошли до 24 октября¹⁶⁶. При каких обстоятельствах это произошло, от­части ясно из уже цитированных докладов. Вскоре после начала марша, 15 октября, 24-я пехотная дивизия сообщила командующему тыловым районом группы армий «Юг», которому она была подчинена, что эвакуация из-за сопротивления и крайней слабости пленных проходит очень тяжело, и «вследствие расстрелов и истощения» уже насчитывается свыше 1000 трупов¹⁶⁷.

Сколько пленных из 200000 человек пережило этот переход, установить невоз­можно. Всё же доклад обер-квартирмейстера 17-й армии от 25 ноября даёт некото­рое представление об их судьбе. Он сообщил, что армия с начала операции «взяла в плен и эвакуировала в целом 366540 военнопленных»:

О выдаче предписанных [ОКХ 21 октября 1941 г.] рационов¹⁶⁸ пленным, конечно, не могло быть и речи. Жиры, сыр, соевая мука, мармелад и чай не всегда могли выдаваться даже нашим собственным войскам. Эти продукты питания частично заменялись пшеном, кукурузой, зёрнами подсолнуха, гречихой, чечевицей и горохом, а также частично - хлебом.

Полная или частичная выдача предписанных рационов была попросту невозмож­на, потому что такие рационы негде было взять. Питание пленных можно было осуществлять только за счёт найденных в сельской местности запасов. Приготов­ление пищи создавало дополнительные трудности, потому что пленные только в исключительных случаях имели с собой полевые кухни¹⁶⁹. Даже наши войска из-за трудностей со снабжением вынуждены были выживать за счёт села. [...]

При существующей нехватке жиров и белков смертность [среди пленных] в зимние месяцы должна была возрасти. Участились случаи воспаления лёгких и тяжёлых кишечных заболеваний. При эвакуации огромного количества пленных, захваченных в сражении к востоку от Киева, когда в условиях плохой погоды только часть их можно было разместить в сараях, каждый день умирало до 1 % пленных¹⁷⁰.

Итак, можно предположить, что когда 24-я пехотная дивизия начала эвакуацию пленных, уже умерло от 10000 до 20000 пленных. Здоровье этих пленных уже в начале перехода было сильно подорвано в результате голодания до и после их взятия в плен, - переход по дорогам в осеннюю распутицу также должен был ока­зать на пленных более губительное воздействие, чем переход в «нормальных» усло­виях. На одном из совещаний, на которых рассматривался вопрос о том, как избежать в будущем ошибок, в результате которых [в 1941/42 гг.] погибло 2 мил­лиона военнопленных, представитель генерал-квартирмейстера заявил:

В ходе боёв на окружение под Киевом для эвакуации 600 000 военнопленных были задействованы 2 дивизии. Поскольку о достаточном продовольствии не позаботи­лись, военнопленные вынуждены были неделями двигаться в тыл, не получая дос­таточного питания. 10000 человек умерли¹⁷¹, не дойдя до пересыльного лагеря¹⁷². Несмотря на резкое ухудшение состояния здоровья пленных, которое должно было вызвать беспокойство даже в том случае, если в учёт брались только немец­кие интересы¹⁷³, для повышения рационов пленных не было принято никаких мер¹⁷⁴. Решение проблемы видели скорее в ещё большей эксплуатации села, хотя при этом речь могла идти лишь о том, кому придётся голодать - гражданскому населению или пленным. Снабжение городов в зоне ответственности группы армий «Юг» и «Центр» уже в это время давало повод «к серьёзному беспокойству»; с сельским населением дело обстояло несколько лучше, но оно «всеми силами пыта­лось создавать запасы, из-за чего резко снизились поставки продовольствия»¹⁷⁵. Что­бы эти запасы, которые сельское население создало с целью пережить зиму, по прежнему шли к городскому населению, - которое «уже теперь [...] не получает установленные для городов довольно высокие рационы», - а также к немецкой администрации, которая наряду с военным испытывало также психологическое давление, населению было объявлено, что

русские участники войны, то есть их отцы и сыновья, будут голодать, если про­довольствия будет сдано меньше, чем это возможно¹⁷⁶.

Хоть ситуация с пленными в прифронтовой зоне в октябре резко ухудшилась, источники производят впечатление, будто ответственные ведомства ещё не осозна­ли всей серьёзности положения и не были готовы к резкому скачку смертности в конце месяца. Открытым остаётся вопрос - какую роль при этом играла идеоло­

гическая установка, согласно которой «примитивный русский» способен якобы к выживанию даже в самых экстремальных условиях¹⁷⁷.

В донесениях квартирмейстера в тыловом районе группы армий «Центр» за ноябрь заметен поворот к значительно более пессимистической оценке положения: Проблема снабжения размещённой в пределах тылового района группы армий «Центр» массы пленных как и прежде является одной из самых острых. Снабжение только через учреждения вермахта - невозможно. Сами пересыльные лагеря не рас­полагают ни оборудованием, ни административным аппаратом, чтобы прокор­мить такое огромное количество. Так, пересыльный лагерь на 20000 военноплен­ных вынужден ежедневно варить до 10 т картофеля. Но это невозможно уже из-за нехватки необходимого кухонного оборудования. Саму доставку необходимых каж­дый день продуктов питания пересыльный лагерь не может осуществлять из-за нехватки транспортных средств. Требования к войскам насчёт транспортных ко­лонн не могут быть удовлетворены, поскольку каждый имеющийся в распоряже­нии грузовик необходим для пополнения зимнего запаса войск. По этой причине пополнения зимнего запаса пересыльного лагеря также осуществляется лишь в са­мой незначительной степени. В какой мере тут может оказать помощь привлечение гражданского населения, пока что трудно судить; видимо, в каждом случае следует поступать по разному. Используя все возможности (пекарни, мельницы для плен­ных, трофейные лагеря и т. д.) следует, конечно, попытаться обеспечить в дальней­шем питание пленных. Вмешательства в процесс текущего снабжения войск как и прежде следует избегать. Следует по пытаться обеспечить снабжение военноплен­ных за счёт добровольных пожертвований и услуг деревенских общин. Новым было бы включение пленных в трудовой процесс. Иногда от крестьянских собраний пос­тупают предложения о найме, которые, правда, следует держать под контролем¹⁷⁸. Состояние здоровья пленных, которые поступили теперь с фронта, - из сраже­ний под Вязьмой и Брянском, - было гораздо хуже, чем у пленных несколькими месяцами раньше:

Ещё до крупных сражений на окружение в отдельных русских воинских частях питание и без того было плохим. Затем, уже во время окружения питание стало ещё хуже. Отчасти пленные в течение 6-8 дней во время битвы вообще не полу­чали никакой пищи и питались лесными ягодами и древесной корой. По окончании этих событий последовал переход в немецкий лагерь для пленных, где также возникли проблемы с питанием. Сопротивляемость этих людей из-за длительных лишений и начавшихся между тем холодов до того ослабла, что их организм не смог бороться с инфекцией. Правда, особо следует подчеркнуть, что при высокой смертности процент пленных, умерших от эпидемий, болезней в узком смысле слова и ранений был крайне незначителен.

Со стороны врачей была предпринята попытка предоставить этим ослабевшим людям как можно более целесообразное питание и тепло в более спокойной обс­тановке¹⁸⁰. Но успех был невелик.

В созданных из пленных рабочих командах и рабочих ротах производитель­ность труда постоянно падала; особенно из-за наступивших холодов часто доходило до того, что пленные падали во время работы; повышение рационов настоятельно необходимо¹⁸¹. Питание пленных зависит от имеющихся кое-где запасов:

Благодаря самодельной муке, пекарням, а частично также мясным лавкам удалось обеспечить снабжение хлебом и насколько можно мясом. Уже не хватает пшена, гречихи, перловой крупы и т. д. В качестве замены использованы картофель и мучной суп. Указанные согласно распоряжению ОКХ от 21 октября 1941 г. разме­ры пайков могут быть предоставлены только по калорийной ценности, но не по названным там сортам. Жиры, творог, мармелад и чай в селе раздобыть было нель­зя. Ответственные за снабжение лица также не смогли выдать эти продукты пи­тания. Для обеспечения питания пленных зимой в лагерь завезено как можно больше картофеля, добыта рожь и т. д. Брюкву и капусту не смогли привезти в лагерь, так как они не были выращены в достаточном количестве¹⁸². Донесения коменданта по делам военнопленных округа «J» о проведённой им инспекции дают чёткое представление об ужасающем состоянии лагерей. После посещения 142-го пересыльного лагеря в Брянске он сообщил, что там ничего не было сделано для проживания пленных в зимних условиях; нет воды для умыва­ния, не сколочены нары, а запасы продовольствия недостаточны. Голод довёл пленных до людоедства, шесть «людоедов» уже расстреляны, а ещё пять - схвачены и «утром также будут расстреляны»¹⁸³. Доклад от середины ноября 1941 г., который особенно наглядно характеризует обстановку в лагерях, а также те трудности, с которыми сталкивались коменданты лагерей, следует процитировать более под­робно. 22 ноября 1941 г. полковник Маршалл сообщал:

1. 203-й пересыльный лагерь в Кричеве, 17.11.1941 г.

Пленные спят в 2-х деревянных бараках, один из которых побелен известью. Дров и соломы нет. [...] В лагере следует оставить 6000 человек, которым, правда, всё равно придётся спать ночью на голых досках, а остальных - эвакуировать, чтобы тем самым хоть как-то снизить смертность. Пересыльный лагерь имеет возмож­ность получить значительное количество хорошей ржи, пригодной для выпечки хлеба. [...] При осмотре лагеря пленные хором требовали хлеба.

2. 185-й пересыльный лагерь в Могилёве, [18.11.1941 г.]
[...]

За последние 4 недели смертность при общем количестве пленных в 30000 чел. составила 5% или 15 000 чел. Случаев людоедства не наблюдалось. Питание пленных, не занятых на работах, составляет 1400 калорий, а тех, кто привлекался к труду - 1600 калорий. Уже в течение 3-х недель не поступают предназначенные на убой лошади. Питание состоит из картофеля, пшена, картофельной муки и соли. Комендант по делам военнопленных округа «J» распорядился, чтобы войско­вым командирам в «особых указаниях» было разъяснено, что требовать пленных из лагерей для работы можно только в безусловно необходимом количестве. У на­чальника ветеринарной службы он попытался добиться, чтобы в Могилёв было

доставлено гораздо большее количество лошадей. [...] В указанное время пленные получают всего около 10 г конины в течение 3-х дней. Создание зимних запасов продовольствия протекает хорошо и в настоящее время их вполне достаточно на один месяц для 35000 человек (= 3,5 месяца для 10000 чел.). Продовольствия (гречихи, пшена и т. д.) для 35000 человек хватит на 50 дней. В настоящее время пленные получают 340 г хлеба в день. Комендант по делам военнопленных округа «J» требует, чтобы по крайней мере было достигнуто соответствие предписанным калорийным нормам. Запасов дров (для кухни и отопления) хватит примерно на 10-14 дней. [...] Лагерь находится в образцовом состоянии. Особой похвалы заслуживают прекрасно оборудованные сторожевые вышки и чрезвычайно чистый лазарет. [...] В ближайшие дни в строй войдёт дезинсекционная камера. Она смо­жет пропускать ежедневно по 360, а то и по 480 человек¹⁸⁴.
В последующем пленные должны получать:

	Картофель	Овощи	Хлеб
Не привлекаемые к работе (в день, в граммах)	700	70	333
Привлекаемые к работе (в день, в граммах)	1200	120	333

При таких нормах запасов картофеля, хлеба и других продуктов хватит для 35 000 че­ловек на один месяц. Руководитель счётной палаты Менц (185-й пересыльный лагерь) считает, что для доставки необходимого продовольствия до 15 апреля 1942 г. потребуется ежедневно использовать 100-120 повозок. [...] Лейтенант Долихкайт заявил, что снабжение хлебом в предписанном количестве невозможно. Однако он обещал доставить до 1 декабря 1941 г. из Шклова 100 т зерна. Картофель можно регулярно доставлять в любом количестве на станцию Могилёв. [...] Число пленных должно быть, однако, сокращено до 20000 человек. [...]

3. 131-й пересыльный лагерь в Бобруйске, [20/21.11.1941 г.] [...] 11 ноября руководство 131-го пересыльного лагеря направило коменданту по делам военнопленных округа «J» донесение относительно случаев людоедства. Численность пленных в 60000 человек, а также их эвакуация превышают возмож­ности лагеря.

[...] По существующим нормам пленные ежедневно получали питание в 1039 ка­лорий. Имеющиеся запасы таковы, что согласно самым последним нормам рабо­тающим пленным можно выдавать в день пищу, равную 2000 калорий, а нерабо­тающим - 1200 калорий. [...]

Открытые автомашины¹⁸⁵ не должны больше использоваться для перевозки плен­ных. При последнем вывозе из Бобруйска в Минск погибло 20% пленных (1000 чел. из 5000). В целом до настоящего времени умерло 14 777 пленных, а через лагерь прошло 158000 человек¹⁸⁶.

[...] Осмотр лагеря II показал, что бараки проветриваются недостаточно. При входе в помещение поражает затхлый неприятный запах. В течение прошедшей ночи умерло 430 пленных. Комендант по делам военнопленных округа «J» требует, чтобы работоспособные пленные были переведены в отдельные бараки и таким образом опять стали жизнеспособными.

[...] Для 10 ООО пленных в день требуется 100 центнеров картофеля и 16 грузови­ков, чтобы его доставить; сюда ещё следует добавить 10 грузовиков для подвоза хлеба и 4 грузовика для подвоза других продуктов. В целом получается 30 грузо­виков, которые нужны для ежедневной доставки всего продовольствия. [•••]

Имеющихся продуктов для 10000 пленных хватает: картофеля - на 2,5 месяца; бобовых - на 6 месяцев; муки - на 2 месяца; соли - на 3 месяца.

Старший врач доктор Беренс заявил: «При существующем питании пленные будут и дальше умирать, даже если будут получать ежедневно 3000 калорий. Пленные прибыли сюда полностью истощёнными, ибо ещё до плена у русских они целую неделю не получали никакой пищи¹⁸⁷.

Итак, ни в одном из осмотренных лагерей не выдавались рационы, предписан­ные ОКХ 21 октября. Об этом знали и главнокомандующий группой армий «Центр» фон Бок, и командующий тыловым районом группы армий «Центр» фон Шенкендорф. Хотя Шенкендорф ходатайствовал перед фон Боком о том, чтобы соблюдались по крайней мере предписанные рационы¹⁸⁸, никаких необходимых мер принято не было. Квартирмейстер тылового района группы армий «Центр» писал: «Следует как и прежде избегать вмешательства в текущее снабжение войск и их зимние запасы продовольствия»¹⁸⁹. Особые трудности, несмотря на хорошее снабжение войск, возникли в Смоленске, где находилось до 420000 человек¹⁹⁰. «Потребность в мясе удовлетворялась полностью, потребность в муке - по большей части за счёт села»¹⁹¹. Решение и далее отдавать абсолютный приоритет снабжению немецких войск зависело также от фон Бока и Шенкендорфа. Оба были заинтере­сованы в улучшении положения пленных, но только при условии, что эта помощь будет оказана сверху. Начальник штаба Бока генерал фон Грейфенберг за несколько дней до доклада Шенкендорфа поднял эту проблему на совещании начальников штабов групп армий и армий с начальником генерального штаба Гальдером и генерал-квартирмейстером Вагнером, которое проходило 13 ноября 1941 г. в Орше. Он указал на то, что

военнопленные представляют необходимый резерв рабочей силы, однако в их

теперешнем состоянии не могут работать, напротив, в большом количестве падают

от истощения¹⁹².

В своём выступлении по этому поводу генерал-квартирмейстер Вагнер высказал принципиальную позицию военного руководства:

Неработающие военнопленные в лагерях должны умирать от голода. Работающие военнопленные в отдельных случаях могут получать питание из армейских запа­сов. В целом, однако, этого нельзя, к сожалению, сделать в приказном порядке ввиду общего положения с продовольствием¹⁹³.

Всё внимание руководства сухопутных сил, как и немецкого руководства в целом, было обращено в этот момент исключительно на текущие операции в районе Москвы, чтобы ещё в 1941 г. путём использования всех имеющихся средств добиться решительного результата на Востоке¹⁹⁴. Ситуация с транспортом была по

сути, как заявил Вагнер, очень плохой¹⁹⁵, и большую часть пленных, которые при­были из сражений под Вязьмой и Брянском, можно было спасти к этому времени только путём интенсивного медицинского ухода. Однако направление средств и энергии на спасение большого количества пленных, которые умерли затем в декаб­ре и январе, явно не согласовывалось с неоднократно заявленными принципами немецкого руководства. Сам Вагнер использовал на совещании в Орше ту же аргу­ментацию, которую применил Геринг 26 сентября 1941 г. По поводу питания граж­данского населения Вагнер заявил следующее:

Население должно получать лишь необходимый для существования минимум. При этом село в той или иной мере выйдет из положения, тогда как проблема пи­тания больших городов неразрешима. Нет никаких сомнений в том, что в особен­ности Ленинград должен будет вымереть от голода, поскольку прокормить этот го­род невозможно. Задачей командования является изолировать войска от этого и связанных с ним проявлений¹⁹⁶.

Это высказывание важно, поскольку оно подчёркивает сказанное Вагнером о судьбе неработающих, то есть не работоспособных пленных. Проблема питания со­ветских больших городов была «неразрешима» только с учётом основных предпо­сылок, гласивших, что весь вермахт должен питаться за счёт завоёванных террито­рий и что следует дополнительно «выделять продукты для питания немецкого населения», даже если бы это имело следствием гибель «десятков миллионов чело­век»¹⁹⁷. Здесь Вагнер также подчёркивал требования Гитлера и Геринга¹⁹⁸, которые стали известны военному руководству самое позднее в июле месяце¹⁹⁹ и побудили его к созданию планов, ещё раз демонстрирующих готовность высшего и среднего военного руководства к сотрудничеству в деле «решения восточной проблемы» в национал-социалистском духе²⁰⁰.

Решение использовать советских пленных в немецкой военной промышленнос­ти, насколько это можно установить, не имело для пленных в прифронтовой зоне никаких конкретных последствий вплоть до весны 1942 года. Руководство сухопут­ных сил не могло заставить себя выступать теперь за принципиальное изменение приоритетов. Было бы, конечно, нереальным ожидать от руководства сухопутных сил, что оно потребует от армий и групп армий направить значительные усилия на спасение пленных в тот момент, когда оно верило, что победа на Востоке зависит от последнего напряжения сил. Это было невозможно как по причине боевых дей­ствий, так и по идеологическим соображениям - не только национал-социалист­ского руководства, но и руководства сухопутных сил. Однако даже с деловой точки зрения резкие высказывания Вагнера в Орше непонятны. Ведь к этому моменту Вагнеру также должно было стать ясным, что государство рассчитывает на рабочую силу советских пленных; неясно, информировал ли он вообще войсковое командо­вание о том, что под давлением военно-экономических причин отношение Гитлера к этим пленным, пусть не кардинально, но изменилось и что Гитлер считал теперь использование их рабочей силы в большом масштабе очень важным для ведения войны со стороны Германии²⁰¹.

Положение военнопленных в прифронтовой зоне в последующие месяцы улучшалось очень медленно. Предписанное ОКХ 26 ноября повышение рационов²⁰² не было полностью осуществлено.

В своём отчёте за декабрь 1941 г. квартирмейстер тылового района группы ар­мий «Центр» заметил, что последствий повышения рационов пока что не видно, «поскольку предписанные нормы вследствие отсутствия главным образом мяса и жиров не везде могут быть выданы»²⁰³. Питание пленных по прежнему затруднено, хотя рожь и картофель имеются в достаточном количестве²⁰⁴.

Конкретную картину дают опять-таки донесения непосредственно занимавших­ся этим ведомств. В начале декабря штаб 9-й армии получил донесение квартир­мейстера тылового района армии о трудностях снабжения пленных:

Вновь установленные нормы питания для военнопленных кажутся достаточными, но остаются таковыми пока лишь на бумаге главным образом ввиду своего состава. Согласно существующим требованиям запасы должны добываться в сельской местности. Однако требование о твороге, сахаре, мармеладе, пищевых продуктах, свежих фруктах, квашеной капусте, немецком чае и пряностях являются чистой теорией. Ничего из этого в сельской местности нет. Если эти предметы нельзя бу­дет брать из армейских складов, то следует ограничиться прежними продуктами питания - рожью, гречихой, картофелем и кониной. Лагерь может считать себя счастливыми, если и эти продукты получит в достаточной мере²⁰⁵. В 240-м пересыльном лагере в Ржеве, который подчинялся коменданту 582-го тылового района, в декабре 1941 г. пленные получали в день в среднем 300 г хлеба, 30 г конины и 175 г других продуктов (1435 калорий)²⁰⁶. Здесь источники позволяют проследить положение в этом лагере за несколько недель. 23 ноября комендант принял в лагерь из 7-го армейского пункта сбора военнопленных 5582 человека. Смертность составляла в это время около 2% в день и достигла 27 ноября своего апогея - 125 смертных случаев (2,3%). 4 декабря комендант сообщил, что теперь [!] стало возможным выдавать пищу два раза в день. «Почти катастрофическое по­ложение с питанием» улучшилось, равно как и работоспособность; теперь работать могла треть пленных²⁰⁷. Смертность, однако, вновь возросла из-за убогих условий содержания, когда наступили холода. Всего между 25 ноября и 14 декабря умер 1191 пленный, то есть около 22%. Комендант старался уменьшить смертность пу­тём улучшения условий содержания; в новый отапливаемый барак для больных следовало принимать

только таких больных, которые согласно медицинскому заключению ещё могли выздороветь; а те больные, которые не имели более надежды встать на ноги, как ни сурово это звучит, должны были ожидать своей участи в прежнем больничном бараке²⁰⁸.

Если пленным этого лагеря не стало ещё хуже, то это следует приписать ини­циативам его коменданта, который принял лагерь в исключительно плохом состоя­нии, а также готовности коменданта 582-го тылового района и командования 9-й армии помочь в преодолении существующих трудностей²⁰⁹. При этом речь шла о том, чтобы вообще достигнуть предписанных ОКХ 26 ноября рационов; причём не следует забывать, что из-за низкого процента работоспособных пленных, - в дан­ном случае всего треть, - войсковое командование также было теперь заинтересо­вано в лучшем питании пленных.

Аналогичным образом комендант по делам военнопленных округа «J» стремил­ся добиться выдачи предписанных рационов в инспектируемых им лагерях. Эти

нормы, правда, и для него были верхней гранью, переступить которую он не имел права. О подчинённом 1-й бригаде СС лагере в Новгороде-Северском он писал: Порции достаточны. Проверка полевых кухонь показывает, что используются даже баранина и телятина. Полковник Маршалл дал указание контролировать поставки из колхозов, чтобы продукты, предназначенные для войск, не поставлялись плен­ным. [...] Нормы калорий следует сохранить.

Правда, было ли это «достаточное» снабжение правилом, весьма сомнительно: процент смертности составлял 2% в день, 40% не направляемых на работу пленных были «кандидатами на тот свет» и начальник лагеря из «ваффен СС» не смог объяснить, каким образом возникла разница между заявленным ранее общим чис­лом пленных (12000 чел.) и нынешним числом (2800 чел.)²¹⁰.

В другом лагере района, который до сих пор также управлялся ротой СС «ско­рее плохо, чем справедливо», работающие пленные получали 200 г хлеба, 1000 г картофеля и 200 г капусты (1415 калорий), а неработающие - 125 г хлеба, 500 г картофеля и 100 г овощей (770 калорий). «Проверка еды в посуде показывает, что фактически в большинстве случаев выдаётся ещё меньше»²¹¹.

В 220-м пересыльном лагере в Гомеле «питание было хорошим. Предписанные нормы калорий были почти достигнуты». Однако среди 12800 пленных «кандида­тов на тот свет» было «около 2000-3000 чел.», ежедневно умирало «около 400 чело­век» (3,1%). В другом лагере, 21-м армейском пункте сбора пленных в Конотопе, по данным окружного коменданта «ситуация с питанием пленных в целом хоро­шая», рационы выдерживаются, «смертность остаётся в допустимых пределах»²¹². Однако и эти данные следует воспринимать с сомнением, поскольку спустя 4 не­дели ситуация стала настолько угрожающей, что обер-квартирмейстер 2-й армии, которому тем временем был подчинён лагерь, собирался начать расследование с целью выявления виновных²¹³.

Насколько известно, предписанные рационы, как правило, не были достигнуты и в январе-феврале²¹⁴; причём это касается также всей зоны ответственности групп армий «Север» и «Юг»²¹⁵. Только в марте - мае в отдельных районах по разному и постепенно предписанные нормы были достигнуты. Полковник Маршалл, к тому времени главный комендант по делам военнопленных во всём тыловом районе группы армий «Центр»²¹⁶, в своём отчёте за март 1942 г. утверждал, что теперь яко­бы всюду выдаются надлежащие нормы рационов²¹⁷. Соответственно смертность (в среднем теперь 0,5% в день по сравнению с 0,9% в феврале и 1,4% в январе) нас­тупала в первую очередь не от истощения, а от сыпного тифа и простуды²¹⁸.

В других районах была та же картина²¹⁹. Причину улучшения положения ко­мендант округа «С» (тыловой район группы армий «Север») видел, не без основа­ния, в том, что,

несмотря на все старания, нежизнеспособные элементы вымерли, а уровень питания оставшихся военнопленных после ряда эвакуации стал выше²²⁰. Однако была и другая причина:

Сознание того, что военнопленные представляют собой ценность в виде необхо­димой рабочей силы, всё более и более укрепляется и оказывает воздействие также на состояние снабжения²²¹.

То, что раньше из-за большого количества пленных считалось невозможным и даже не нужным, теперь ввиду нехватки рабочей силы стало цениться даже на фронте. Если осенью 1941 г. казалось, что рабочая сила имеется в избытке, так что каждое подразделение могло держать своих «домашних рабов»²²², то теперь коли­чество пленных настолько уменьшилось, что даже в прифронтовой зоне потреб­ность в военнопленных далеко превосходила их наличие²²³.

Мнение, что пленные необходимы в качестве рабочей силы, - уже летом 1941 г. его разделяли некоторые войсковые командиры, - большинство восприняло гораздо позже. При этом решение, принятое в октябре 1941 г. об использовании пленных в военной экономике не имело заметных последствий. Сознание того, что «в будущем каждый отдельный военнопленный должен рассматриваться как до­полнительная рабочая сила для Германии»²²⁴, очень медленно проникало в армии в среднем и низшем звене, и к весне 1942 года этот процесс ещё не завершился. Ещё в мае 1942 г.

отдельные органы снабжения [...] видели в выдаче продуктов для военнопленных всего лишь ненужную обузу для армейских органов снабжения, что и приводило к сокращению рационов²²⁵.

Этот пример не единичен. Так, в зоне ответственности коменданта по делам военнопленных округа «J» случалось, что «не имеющие на то права подразделения вермахта» не долго думая захватывали предназначенные для лагеря пленных машины с продовольствием, а администрация пассивно к этому относилась; что лагеря получали слишком мало поддержки от интендантов, а армии и дивизии вообще не оказывали им никакой помощи²²⁶. Приказы о питании пленных зачас­тую трактовали по своему собственному усмотрению: приказ и послушание здесь более не имели безусловной силы²²⁷. У многих солдат сложилось мнение, которое разделялось также руководством вермахта и сухопутных сил: что пленный, кото­рый не работает, не хочет работать и что голод - лучшее средство для поддержания дисциплины. Сам Рейнеке заявил перед представителями службы по делам воен­нопленных из ОКВ и ОКХ 4 сентября 1941 г., что, мол, опыт показывает,

что даже за лёгкие проступки невыдача пищи на полдня или на целый день оказывает очень благотворное и воспитующее действие²²⁸.

Для создания и укрепления этого мнения прилагались усилия пропагандистски обосновать «необходимость» выдавать пленным лишь самые минимальные рацио­ны. Частота, с которой это случалось, показывает, что в войсках были ещё солдаты, у которых сохранились человеческие чувства и которые в меру своих сил старались в отдельных случаях смягчить положение пленных. В приказе Манштейна от 20 ноября 1941 г. по этому поводу говорилось:

Ситуация с продовольствием на родине требует, чтобы войска и в дальнейшем питались за счёт оккупированной страны и чтобы сверх того предоставляли родине как можно больше припасов отсюда. [!] Большая часть населения, особенно во вражеских городах, должна голодать. Но, несмотря на это, из неверно понимаемой человечности пленным и населению, - если только они не находятся на службе немецкого вермахта, - ничего нельзя давать из того, что отрывает от себя наша родина [!]²²⁹.

Аналогичные аргументы за 6 недель до этого приводил фон Рейхенау²³⁰. Это целиком и полностью соответствовало указаниям, которые исходили из управления пропаганды штаба оперативного руководства вермахта и отдела пропаганды сухо­путных сил. Последний в одном из своих приказов подробно объяснил, как следует освещать тему «Питание фронта и родины» во фронтовых газетах. Так же противо­речиво, как и в приказах фон Рейхенау и фон Манштейна здесь, с одной стороны, утверждалось, что если население советских городов вынуждено голодать, то это, мол, вина советского правительства, которое приказало вывезти или уничтожить все припасы; с другой стороны, буквально в следующем предложении звучал при­зыв, чтобы войска «и в дальнейшем жили за счёт этой страны» и сверх того выво­зили излишки на родину. Немецкий солдат

должен отказаться от того, чтобы отдавать населению что-либо из своей пищи. Он должен сказать себе: Каждый грамм хлеба или других продуктов, который я из великодушия даю населению в оккупированных областях, я забираю у немецкого народа и тем самым у своей семьи. [...]

Поэтому солдат должен оставаться твёрд при виде голодающих женщин и детей. Если он этого не сделает, он создаст помехи питанию нашего народа. Противник испытает теперь судьбу, которую нам уготовил. Только он несёт за это ответствен­ность перед миром и историей²³¹.

Даже опыт зимы 1941-1942 гг. не смог внести изменения в эту принципиальную позицию. Руководство сухопутных сил пыталось путём организационных измене­ний и критики «пороков» исправить ситуацию. Однако руководство сухопутных сил, также как и национал-социалистское руководство, пыталось добиться 2-х взаи­моисключающих друг друга целей: эксплуатации продовольственного потенциала захваченных областей, чтобы и дальше обеспечивать питание войск за счёт этих территорий, а излишки вывозить на территорию рейха; и эксплуатации рабочей силы советского населения и военнопленных²³². Как и прежде неизменной остава­лась задача - как можно меньше возлагать на немецкое население тяготы войны, -как в сфере питания, так и в сфере труда, - чтобы избежать всякого неудоволь­ствия, а тем самым и угрозы для режима. Только весной 1943 года руководство сухопутных сил оказалось готово принципиально изменить «позицию в сфере обра­щения с [советским] населением и военнопленными»²³³.
б) Эвакуация

«Период повышенного риска» для пленных, то есть период между взятием в плен и прибытием в стационарный лагерь²³⁴, как правило, длился для советских плен­ных особенно долго. Это происходило не только от того, что сеть путей сообщения Советского Союза не обладала густотой и пропускной способностью западноевро­пейской сети, которая во время кампании на Западе позволила без особых сложнос­тей решить проблему эвакуации и питания 1,9 млн. военнопленных, вставшую перед руководством сухопутных сил в мае - июне 1940 г. И далеко не в первую оче­редь от того, что расстояния, которые требовалось преодолеть, были здесь гораздо обширнее, а количество людей, которых следовало эвакуировать и прокормить, намного больше. Эти факторы имели важное, но отнюдь не решающее значение.

Во время кампании на Западе старались в соответствии с требованиями Женев­ской и Гаагской конвенций как можно скорее эвакуировать пленных из района боевых действий. При этом использовались прежде всего колонны возвращав­шихся с фронта порожняком грузовиков из-под продовольствия, а также специаль­но предназначенные для перевоза пленных поезда²³⁵. Не говоря о том, что совет­ские военнопленные уже в широком масштабе использовались на различных работах в прифронтовой зоне, здесь было также предусмотрено, что не нужных для этого пленных следует эвакуировать на возвращавшихся порожняком машинах, чтобы избежать на дорогах заторов из-за пеших колонн²³⁶.

Однако на практике это редко осуществлялось. Представляется, что как комен­датуры путей сообщения, так и руководители автоколонн в большинстве случаев просто отказывались перевозить советских пленных. Комендант округа «J» сообщал 7 июля 1941 года, что железнодорожная комендатура Брест-Литовска отказалась от перевозки пленных из-за возможного «заражения и завшивления вагонов». Авто­колонны брали пленных только на прицепы, но в сами машины «не грузили, так как шофёры возражали против этого ввиду возможного завшивления машин»²³⁷. Хотя по приказу фон Шенкендорфа «в дальнейшем это следовало прекратить», полковник Маршалл сообщал, что руководители порожних колонн и железнодо­рожные службы по прежнему отказываются эвакуировать пленных в тыловые райо­ны²³⁸. По-видимому, не помогло и то, что квартирмейстер тылового района группы армий «Центр» обратился в штаб группы армий «Центр» с просьбой распорядиться расширить эвакуацию пленных по железной дороге²³⁹: В июле 1941 г., по крайней мере, в тыловом районе группы армий «Центр» эвакуация пленных «поневоле, несмотря на большие расстояния, осуществлялась в основном пешим порядком». И только в конце августа пленные стали эвакуироваться поездами, тогда как прежде им, как правило, приходилось идти пешком²⁴⁰. В зоне ответственности других групп армий готовность железнодорожных ведомств и автоколонн брать с собой пленных была столь же мала²⁴¹. Командование 9-й армии было готово признать справедливость отговорок этих органов: первоначально предусмотренная эвакуация пленных автоколоннами и поездами «невозможна по гигиеническим соображе­ниям»²⁴². Поэтому неудивительно, что генерал-квартирмейстер сухопутных сил 31 июля уступил и вместо эвакуации предусмотренным ранее способом распоря­дился в дальнейшем проводить её, как правило, пешим порядком;

он разрешил также проводить эвакуацию:

1. 
   железнодорожным транспортом, идущим порожняком, с открытыми товар­ными вагонами, если из-за напряжённого положения с транспортом нельзя будет использовать специальные поезда для военнопленных. Перевозка военнопленных в закрытых товарных или пассажирских вагонах была запрещена.
   
2. 
   автоколоннами, идущими порожняком²*³.
   

Наряду с этим принципиальным решением руководства сухопутных сил, ста­вившим эвакуацию пленных поездом и на грузовых машинах на самое последнее место, и без того плохая ситуация с транспортом также способствовало тому, что вплоть до поздней осени пешие марши оставались правилом²⁴⁴. Кроме того, после создания рейхскомиссариатов «Остланд» и «Украина» были приняты столь сложные условия получения разрешения на перевозку пленных по железной дороге, что, к примеру, «проходили недели», пока транспорт из тылового района группы армий «Центр» доходил до рейхскомиссариата «Остланд», - к слову сказать, прежде отчасти входившего в состав этого тылового района!²⁴⁵

Так дошло до тех страшных переходов, которые уже в августе привели к не­вероятным жертвам²⁴⁶. Например, из зоны ответственности группы армий «Центр» пленные в августе 1941 г. двумя маршрутами доставлялись в генерал-губернатор­ство и Восточную Пруссию, - через пространство длиной около 500 км, которое пленные, проходя каждый день по 25-40 км, одолели за 3-4 недели²⁴⁷. С удалением линии фронта эти расстояния возрастали. Так, пленные из битвы под Киевом, как уже говорилось, должны были пройти в сентябре - октябре более 400 км до стационарных лагерей на территории рейхскомиссариата «Украина». Пленные из двойного сражения под Вязьмой и Брянском также должны были пешком одолеть участки Брянск - Гомель и Вязьма - Смоленск (около 250 и 150 км соответственно), и только тогда их поездом отправили в рейхскомиссариат «Остланд»²⁴⁸. По меньшей мере в октябре большинство пленных в тыловом районе группы армий «Центр» эвакуировали пешим порядком. Ещё в начале декабря айнзацгруппа СС «Б» сооб­щала из Смоленска о волнениях среди населения по поводу

трупов русских пленных, которые пали во время перехода от истощения или бо­лезней и в большом количестве лежат на всех дорогах маршрута²⁴⁹. Из приказов, которые неоднократно издавались армейским командованием и другими ведомствами, видно при каких обстоятельствах происходила эта эва­куация. Примером является приказ 403-й охранной дивизии, через зону которой в тыловом районе группы армий «Центр» проходил один из маршрутов, от 4 сентября 1941 г.:

Эвакуация пленных не может рассматриваться как второстепенная, побочная задача. [...]

Об их снабжении в установленных размерах следует проявлять своевременную за­боту. Нельзя требовать от пленных больших усилий при переходе, если они не­достаточно накормлены. Нужно, как и прежде, стремиться использовать железную дорогу и автоколонны. Места привалов на марше и далее следует оборудовать с привлечением местных жителей.

Как видно из сказанного, зачастую никто, по-видимому, не чувствовал себя от­ветственным за питание пленных²⁵¹. Последний абзац приказа указывает на проб­лему, о которой ещё будет сказано более подробно: жестокость охранников, которая происходила оттого, что обессиленных пленных можно было заставить идти даль­ше только применяя самые жестокие средства.

Проблема обострилась с наступлением холодов. Пешие марши в тыловом районе группы армий «Центр» из-за холодов и состояния здоровья пленных в ноябре более не проводились²⁵². Но теперь и по железной дороге транспортировать их стало гораздо сложнее. Уже в сентябре комендант по делам военнопленных округа «J» запросил ОКВ, «можно ли теперь в холодное время года перевозить пленных в закрытых вагонах»²⁵³, - уже 19 сентября имели место ночные заморозки, а с 10 октября, сначала временно, а затем постоянно - заморозки и снегопад²⁵⁴. Однако этот запрос, видимо, успеха не имел, так как квартирмейстер тылового района группы армий «Центр» докладывал позднее, что в октябре в зону командую­щего войсками рейхскомиссариата «Остланд» было отправлено 200000 пленных: Военнопленные перед эвакуацией получили горячую пищу и перевозились в не­сколько этапов с тем, чтобы не подвергать их слишком длительному пребыванию на холоде в открытых вагонах²⁵⁵.

Ещё в ноябре транспортировка в «открытых вагонах» являлась правилом. После осмотра 131-го пересыльного лагеря в Бобруйске полковник Маршалл распорядил­ся, чтобы пленные в будущем больше не перевозились в открытых вагонах, так как во время последней транспортировки из Бобруйска в Минск (около 200 км) погибла пятая часть пленных - 1000 чел.²⁵⁶ Только 26 ноября, после того как в течение по меньшей мере 3-х недель стоял мороз²⁵⁷, действовавшая в зоне ответственности группы армий «Центр» 2-я полевая транспортная комендатура ввела принципиаль­но новый порядок эвакуации пленных²⁵⁸. Организация такой транспортировки была крайне сложна: согласие на транспортировку теперь должен был давать только уполномоченный офицер по транспорту тылового района группы армий «Центр» или руководство транспорта вермахта «Северо-востока»; причём при транспорти­ровке в рейхскомиссариат «Остланд» заявку следовало подавать за 96 часов, а внутри тылового района группы армий «Центр» - за 72 часа²⁵⁹. Поскольку «вагоны не отапливались и в дороге были трудности с выдачей продовольствия, транспорты должны были быть в пути не более 12-18 часов». Пленные поэтому должны были перевозиться поэтапно, а поезда на промежуточных станциях загружаться новыми пленными. Предотвращение побегов и беспрепятственное прохождение других транспортов считались безусловно приоритетными: разгрузка и выдача продо­вольствия должны были производиться «по возможности в светлое время суток», поезда должны были «находиться под охраной до наступления рассвета». Пленные должны были заблаговременно доставляться к местам погрузки, «чтобы это никоим образом не нарушило ход погрузки». Всё это означало, что пленные, которые в большинстве случаев были крайне плохо одеты или у которых отобрали зимнюю одежду²⁶⁰, должны были часами стоять на холоде в ожидании погрузки.

Этот приказ, который предположительно был составлен по решению генерал-квартирмейстера, также не привёл к повсеместному прекращению транспор­тировки пленных в открытых вагонах. Довольно часто ведомства-отправители

были заинтересованы лишь в том, чтобы любым способом избавиться от пленных, не думая о последствиях. В середине января комендант по делам военнопленных округа «С» в тыловом районе группы армий «Север» жаловался, что при перевозке пленных из района 16-й армии «на одном из транспортов [...] умерло несколько сотен человек». Во время транспортировки из 13-го армейского пункта сбора военнопленных в Чудове 16 января 1942 г. из 2347 пленных «1600 прибыли едва живыми, а 760 - умерли». При погрузке «уже 400 чел. были в таком плохом состоянии, что их пришлось везти на поезд в санях». Из другого транспорта с 2000 пленных живыми прибыл лишь 661 человек, остальные замёрзли, сбежали или были расстреляны при попытке к бегству, - пленные перевозились на откры­тых платформах²⁶¹.

В конце концов, не было большой разницы в том, перевозились ли пленные в открытых или неотапливаемых закрытых товарных вагонах. При перевозке в таких товарных вагонах из рейхскомиссариата «Остланд» за один маршрут умирало «от 25 до 70% пленных», в том числе и потому, что во время многодневного пути их прак­тически не кормили²⁶².

Если руководство вермахта и сухопутных сил и оказалось готово к изменению своей позиции, то это в первую очередь объясняется тем, что согласно решению в конце октября пленные стали рассматриваться как ценная рабочая сила. Слишком поздно, - 8 декабря 1941 г., - отдел по делам военнопленных ОКВ составил пере­чень условий, которые следовало соблюдать при перевозке пленных²⁶³: в товарных вагонах следовало установить печки; пленным должны были выдать одеяла и верхнюю одежду, а также соломенные подстилки для защиты от холода. Далее, перед отправкой требовалось провести двукратную дезинсекцию для предотвра­щения заражения сыпным тифом. В каждом вагоне следовало перевозить не более 50 пленных; необходимо было обеспечить «регулярное питание в пути, возмож­ность отправления естественных потребностей вне вагона при длительных стоянках и т.д.»²⁶⁴. Этот приказ, правда, можно рассматривать лишь в качестве создания алиби, ибо никаких материальных условий для его выполнения создано не было. Квартирмейстер тылового района группы армий «Центр» отмечал:

Этот приказ практически невыполним из-за отсутствия печей, соломы и одеял. При очень сильных морозах в это время (до - 30°) транспортировка по железной дороге очень затруднительна и её по возможности следует избегать. Опыт показы­вает, что смертность при таких перевозках чрезвычайно высока²⁶⁵. Рабочая группа 4-хлетнего плана по использованию рабочей силы оказывала настойчивое давление на отдел по делам военнопленных ОКВ с целью добиться ускоренной отправки пленных на территорию рейха, а тем самым и увеличения имеющейся рабочей силы²⁶⁶, но быстрое распространение сыпного тифа в лагерях и продолжающийся рост количества неработоспособных пленных фактически при­вели к прекращению транспортировок в начале декабря 1941 г.²⁶⁷; только в марте они постепенно возобновились²⁶⁸. Перевозки зимой, как и прежде, приводили к большим потерям. Перевозка, при которой не умер или не убежал хотя бы один пленный, была редкостью: когда в марте 1942 г. транспорт с 3080 пленными без всяких потерь прибыл из генерал-губернаторства в стационарный лагерь II В Хам-мерштейн (Померания), начальник службы по делам военнопленных особого

назначения в генерал-губернаторстве получил от отдела по делам военнопленных

ОКВ особую похвалу:

Особенно следует отметить образцовое оборудование вагонов, в частности соло­менные матрасы на стенках и на полу против холода, и принятые меры относи­тельно снабжения (выдача сухого пайка)²⁶⁹.

В заключение следует сказать, что изменение позиции, произошедшее в ОКВ и ОКХ с начала ноября 1941 г. ввиду постепенного осознания необходимости обес­печения немецкой военной экономики рабочей силой, вплоть до весны 1942 года не имело заметных последствий. К этому моменту политическое руководство, вынужденное усилившейся нехваткой рабочей силы, также было готово изменить некоторые приоритеты: так, транспортировка «восточных рабочих» и военноплен­ных «была поставлена по своей значимости непосредственно за транспортировкой войск и перед транспортировкой грузов»²⁷⁰. Особенно заметно это изменение по­зиции отразилось в «Инструкции по эвакуации вновь поступающих военноплен­ных», которую генерал-квартирмейстер сухопутных сил издал 15 июня 1942 года: При эвакуации вновь поступающих военнопленных главной заповедью является то, что военные, политические и экономические принципы ведения войны тре­буют справедливого обращения с пленными и сохранения их работоспособности:

/. Экипировка

Оставлять военнопленным предметы одежды и снаряжения (сапоги, посуду, лож­ки, одеяла и т. д.) и при эвакуации давать их с собой²⁷¹. Недостающие предметы одежды и снаряжения снимать с убитых и умерших и раздавать военнопленным. Передавать им трофейные полевые кухни! //. Эвакуация пешим порядком

Использовать все транспортные возможности (автоколонны и т. д.). Отправку пе­шим порядком по возможности ограничивать. При пешем переходе:

1. 
   на каждые 25 - максимум 30 км сооружать временные места ночёвок (жела­тельно крытые) и обеспечивать там выдачу горячего питания.
   
2. 
   выдавать продовольствие соответственно тяжести перехода. Снабжение органи­зовывать в согласии с хозяйственными органами. К запасам армейских продоволь­ственных складов обращаться лишь в самом крайнем случае²⁷².
   
3. 
   численность охраны должна составлять не менее 2-х человек на 100 военноплен­ных. [...]
   
4. 
   маршировать группами, численностью не более 2500 человек. Расстояние меж­ду ними должно быть не менее 1 км.
   
5. 
   при каждой группе иметь санитарный персонал. Брать с собой достаточное количество транспортных средств для перевозки заболевших в пути пленных.
   

3. 
   использовать возможно более близкие к месту назначения станции, чтобы избежать длинных пеших переходов и сохранить трудоспособность пленных.
   
4. 
   заранее позаботиться о выдаче горячей пищи военнопленным во время перевоз­ки в согласии с полномочными органами. Везти с собой сухой паёк в закрытых вагонах. На остановках пополнять запасы питьевой воды.
   
5. 
   Брать с собой достаточное количество охраны.