XI. ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ТРУДА СОВЕТСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ в 1942-1945 гг

Жизнь советских военнопленных в период с 1942 по 1945 гг. определялась в первую очередь использованием их рабочей силы в немецкой военной экономике. Идео­логические цели, которые определяли их судьбу в первый период войны на Вос­токе, на рубеже 1941-1942 гг. были подчинены этой цели, не потеряв, правда, пол­ностью своего значения для обращения с пленными.

Советские военнопленные были заняты во всех отраслях экономики. В горной промышленности, в сельском хозяйстве, в чёрной металлургии и металлургии цветных металлов их насчитывалось сотни тысяч. В менее важных отраслях про­мышленности их было совсем немного. Так, где-то в мае 1943 г. в производстве музыкальных инструментов и игрушек был задействован всего один пленный, в пе-чатно-множительном деле - тоже один, в содержании гостиниц и ресторанов -шестеро пленных, в театре, музыке и кино - семеро, в домашних услугах - четверо пленных. В несколько большем количестве они были заняты также в сфере со­циальной гигиены (в мае 1943 г. - 287 чел.), в управлении, церкви, образовании и воспитании (2323 чел.), в торговле, банковском деле, биржевом деле и страховании (5752 чел.)¹.

Анализ столь комплексного использования рабочей силы - задача, которую невозможно удовлетворительным образом решить в узких рамках диссертации, исследующей общий контекст судьбы советских военнопленных. Чтобы суметь от­ветить на этот вопрос с претензией на более-менее достаточное объяснение, потребовалось бы сделать это в связи с исследованием использования труда «остар-байтеров» и, возможно, также заключённых концлагерей². Это уже сделали Хомзе и Пфальман в своих исследованиях³, однако их очерки оставляют открытыми ещё многие вопросы. Дальнейшее исследование проблемы предполагало бы, прежде всего, анализ системы факторов национал-социалистской экономики, определяю­щих использования труда пленных. Для этого вначале потребовалось бы описать, как изменялась структура немецкой экономики в 1939-1945 гг., - с одной стороны, вследствие вынужденной необходимости, вытекавшей из целей войны и её хода, с другой - из-за стремлений к концентрации в экономике. Чтобы основательно исследовать процессы управления экономикой и распределением трудовых ресур­сов потребовалось бы исследовать также определяющие органы, с помощью ко­торых государство, партия и экономика совместно и с переменным влиянием при­нимали решения.

При этом на верхнем уровне следовало бы вспомнить, прежде всего, о «Цент­ральном Планировании», а также об органах «самоответственности промышлен-
XI. Использование труда сов. военнопленных..

16*

Без этого вступления в вопросе о распределении трудовых ресурсов невозможно было бы дать оценку значению генерального уполномоченного по использованию рабочей силы Фрица Заукеля и его организации, которая в значительной мере основывалась на подчинявшихся прежде имперскому министерству труда государ­ственных органах.

Однако подобное исследование выходит за рамки тематики настоящей работы. Даже подробное описание процесса использования рабочей силы при отказе от такой постановки вопроса потребовало бы привлечения более широкой источни-ковой базы путём организации поисков в архивах предприятий. Без этого невоз­можно было бы исследовать использование труда советских военнопленных в сель­ском хозяйстве, так как источники по этой теме практически отсутствуют⁴. По этим причинам изначально следует отказаться от обстоятельного изложения. Можно дать лишь краткий очерк развития событий, наметив в нём ряд проблем, на которые следовало бы обратить внимание в дальнейшем исследовании.
1. Использование рабочей силы в прифронтовой зоне
Наряду с нехваткой сырья важнейшей проблемой, с которой столкнулась немецкая военная экономика весной 1942 г., был недостаток рабочей силы. Казавшаяся не­исчерпаемой осенью 1941 г. армия советских пленных, прежде чем стало возмож­ным использовать её хотя бы частично, сократилась до такой степени, что оказа­лось невозможно удовлетворить растущую потребность в рабочей силе в полной мере. Надежды военного руководства и экономики были направлены теперь на ожидаемое с большой уверенностью победное окончание войны на Востоке летом 1942 г., и тем самым на получение захваченных в результате новых операций пленных, а также, - особенно со стороны экономики, - на привлечение граждан­ских рабочих из недавно захваченных восточных областей, которые были бы в их распоряжении как самая дешёвая рабочая сила.

В руководстве сухопутных сил и в войсках зачастую росло понимание, что сле­дует лучше обращаться с пленными. Изменение позиции произошло не только из-за постоянно растущих заявок на работоспособных военнопленных, которые пос­тупали из рейха и со стороны войск. Лучшее обращение было настоятельно необхо­димо также по военным причинам. После того как в Красной Армии стало извест­но, какая судьба ждала пленных и перебежчиков без всякого различия, воля к сопротивлению существенно окрепла, а перебежчиков почти не стало. Поэтому уже в марте 1942 г. руководство сухопутных сил дало указание в будущем лучше обра­щаться с пленными и перебежчиками, чтобы ослабить сопротивление противника и создать лучшие возможности для получения разведданных⁵.

Кроме этого чисто военного мотива некоторые представители руководства су­хопутных сил и войскового командования пришли к выводу, что нельзя больше

соблюдать политический нейтралитет, но следует добиваться изменения принципов ведения войны в целом, что следует вести «политическую» войну в прямом смысле слова и, предложив советскому населению и пленным достойную альтернативу советской системе, получить поддержку с их стороны.

Однако осознание этого росло очень медленно. В некоторых ведомствах, как уже говорилось, оно существовало уже в 1941 г., однако значение приобрело только в течение 1942 г., когда стало ясно, что победы не удастся добиться и в ходе второй кампании. На рубеже 1942-1943 гг. широкие круги высшего войскового командо­вания убедились в том, что необходимо отойти от «прежней чисто негативной це­левой установки», от «явной колониальной системы» и поставить перед населением «новую идеологическую цель»⁶.

Эти целевые установки зачастую положительно отражались на положении плен­ных, но так и не смогли произвести решающего поворота в политике немецкого руководства. Этому мешало как неизменное преобладание первоначальных макси­мальных целей у Гитлера и его ближайшего окружения, - а также у его «вице-королей» на Востоке, - так и продолжавшая существовать несогласованность военно-экономических целей. Хотя в войсковом командовании очень быстро заметили связь между охотой за рабами со стороны Заукеля и ростом партизанского движения, но единой оппозиции по поводу этого так и не возникло. Даже в обра­щении с пленными, где этому отнюдь не мешали распоряжения сверху, в 1942 г. не было заметно никаких коренных изменений.

Из источников, которых для 1942 г. имеется уже гораздо меньше, чем для 1941 г., складывается следующая картина: как ОКВ, так и ОКХ настаивают теперь на ускоренном вывозе пленных на территорию рейха, чтобы как можно быстрее использовать их рабочую силу в военной экономике и не причинить вреда их рабо­тоспособности в ходе долгих изматывающих маршей. Однако в конце зимы, види­мо, понадеялись на то, что в войсках сделают всё необходимое, если им станут из­вестны эти цели⁷. Однако и обращение с пленными, и их вывоз на территорию рей­ха в весенние месяцы проходили, очевидно, совсем не так, как того ожидало руководство сухопутных сил, поскольку 15 июня 1942 г., - то есть по прошествии немалого времени после обоих крупных котлов на Керченском полуострове и под Харьковом, в результате которых в руках вермахта вновь оказалось 500000 плен­ных⁸, - оно издало подробные распоряжения о вывозе вновь поступающих пленных и об обращении с ними⁹. Одновременно существенные изменения претерпела организация службы по делам военнопленных в зоне ответственности ОКХ. От­дельным группам армий были подчинены «начальники служб содержания военно­пленных в прифронтовой зоне...», которым, в свою очередь, в деловом отношении подчинялись окружные коменданты по делам военнопленных, пересыльные лагеря и армейские пункты сбора пленных, даже если они и были подчинены также армиям или командующему тыловым районом сухопутных сил. Тем самым полно­мочия по обращению с военнопленными от армий переходили к группам армий; при этом в обращении с военнопленными стремились к большему единообразию. Позиция органов службы по делам пленных в отношении командующих войсками окрепла благодаря тому, что начальник службы содержания военнопленных полу­чил право контроля за снабжением пленных и использованием их рабочей силы,

а также право сообщать главнокомандующему группы армий о недостатках, кото­рые не были устранены по его просьбе¹⁰.

Уже эти усилия показывают, как трудно было устранить в войсках ту позицию по отношению к пленным, распространению которой руководство сухопутных сил и высшее войсковое командование сами способствовали в 1941 году, - не в послед­нюю очередь благодаря требованию «беспощадно использовать»¹¹ рабочую силу пленных. Сохранившиеся источники подтверждают это. Несмотря на неоднократно направлявшиеся в войска требования о лучшем обращении и явную военную нецелесообразность специфически национал-социалистского способа обращения с пленными обычным явлением по прежнему оставались и недостаточное питание пленных, и варварская эксплуатация их рабочей силы, и жестокое обращение.

Так, например, в 16-й армии в апреле и мае 1942 г. сначала начальник штаба, а затем и командующий требовали ввиду угрожающего положения с использова­нием рабочей силы «безупречного обращения» с пленными¹². Тем не менее обер-квартирмейстер этой армии в своём отчете о положении дел за второе полугодие 1942 г. вынужден был констатировать: «Размещение, обеспечение и продовольст­венное снабжение работающих при военных частях гражданских рабочих и воен­нопленных очень часто оставляет желать лучшего»¹³. В сентябре 1942 г. начальник штаба 9-й армии, генерал-майор Ганс Кребс также выступал против того, что, мол, военнопленных, как уже неоднократно наблюдалось, «бессмысленно избивают или подвергают другим издевательствам»¹⁴. В то же время в 184-м пересыльном лагере в Вязьме, в районе 3-й танковой армии опять ежедневно умирало по 50-60 плен­ных. Врачебная комиссия, которая по заданию армии провела расследование, пришла к выводу, что причина, с одной стороны, заключается в «чрезвычайно пло­хом состоянии здоровья» недавно поступивших пленных, а с другой - в чрезмер­ных нагрузках при явно недостаточном цитании. От иностранных команд требуют производительности труда, которой невозможно добиться от пленных, причём особенно усердствует организация Тодта¹⁵. Пленных привозят на работу в 6 часов, а увозят только в 17. Следующая за этим выдача пищи заканчивается только в 20 часов. Поскольку пленные работают без перерыва, то у них нет времени даже на личную гигиену. Предусмотренное питание, которого «вполне достаточно при несложной работе», следует выдавать в полном объёме, требуемую выработку нуж­но сократить. Сюда же относится и «прекращение всех издевательств вследствие не­посильного физического труда». Следует ввести один выходной день раз в две не­дели, чтобы можно было проводить дезинсекцию и врачебное обследование¹⁶. Тот факт, что это обследование было предписано врачебной комиссией, характеризует отличие ситуации от 1941 г., равно как и тот факт, что командование 3-й танковой армии немедленно отдало приказ о принятии мер, требуемых этой комиссией¹⁷.

Случаи такого рода имели место отнюдь не только в районе этих трёх армий. В начале декабря 1942 г. ОКВ было вынуждено распорядиться начать издание «осо­бых распоряжений для службы по делам военнопленных в прифронтовой зоне (Восток)» для «улучшения понимания во взаимоотношениях со службой по делам военнопленных»¹⁸. После введения должности начальников службы содержания военнопленных при главнокомандующих группами армий в июне это было ещё од­ной попыткой поставить обращение с пленными в соответствие с изменившимися

целями руководства сухопутных сил, - генерал-квартирмейстер Вагнер, как яв­ствует из источников, стал к этому времени сторонником «разумной восточной политики».

Во введении к этим распоряжениям говорилось:

Несмотря на отданные приказы об обращении с пленными в ОКХ по прежнему поступают донесения о том, что ещё не везде обращение с военнопленными соот­ветствует отданным предписаниям. Сохранение рабочей силы пленных является военной, экономической и пропагандистской необходимостью. Каждый воен­нопленный трудится в интересах ведения войны Германией. [...] Всем командным инстанциям и учреждениям по делам военнопленных ещё раз вменяется в обязанность безупречное обращение с военнопленными и сохранение их

Насколько положение пленных в прифронтовой зоне опять ухудшилось с при­ходом зимы, следует из заметки о том, что, мол, «количество смертных случаев и побегов значительно увеличилось в последнее время...» и что командование групп армий вновь должно «обратить на эти процессы особое внимание»²⁰. Но и эти уси­лия не привели к желаемому результату.

Командующий тыловым районом 2-й армии отдал 5 мая 1943 года приказ о подготовке службы по делам пленных для планируемого крупного наступления в районе Курска. Из пространных и детальных определений этого приказа по поводу правил эвакуации пленных видно, в какой мере в 1943 году повысился интерес к сохранению жизни пленных. Но и в этом приказе во введении утверждалось: Ценность военнопленных и их рабочей силы по прежнему ясны далеко не каждому командиру и солдату, иначе они не стали бы оставлять пленных при себе для личных услуг и прочих второстепенных работ, которые гораздо лучше могут выполнять гражданские лица, и лишать военнопленных трудоспособности путём чрезмерных нагрузок, недостаточного обеспечения и лишения необходимых предметов обихода и одежды²¹.

В глубоком тылу ситуация была такой же. Когда начальник общего управления сухопутных сил, генерал пехоты Ольбрихт 27 января 1943 г. издал директиву о включении 50 ООО советских пленных в армию резерва, то счёл необходимым доба­вить в распоряжениях об обращении с пленными, - которые впрочем в точности следовали суровому приказу Рейнеке от 8 сентября 1941 г., - следующее предло­жение: «Всякого рода жестокости и издевательства недостойны немецкого солдата и не должны иметь место»²².

Если, несмотря на неоднократные приказы различных командных инстанций нельзя было коренным образом прекратить бесчеловечное, - и бессмысленное с военной точки зрения, - обращение с военнопленными, то это вновь поясняет, в какой степени якобы имевшее место безупречное повиновение приказу и послуша­ние было подорвано политикой руководства вермахта и сухопутных сил.

Как развивалась судьба пленных в прифронтовой зоне в последующем вплоть до конца войны, в подробностях установить невозможно. Можно предположить, что в действующих войсках поддерживались и по возможности укреплялись стрем­ления - путём «подобающего» обращения ослабить сопротивление Красной Армии

и приобрести перебежчиков. Это соответствовало требованиям руководства сухо­путных сил²³. Но ещё важнее была потребность в рабочей силе для немецкой воен­ной экономики. При планировании последнего крупного немецкого наступления на Востоке, - операции «Цитадель» в районе Курска в начале лета 1943 г., - «воз­можно больший захват военнопленных и их быстрая эвакуация...» стали «одной из важнейших задач будущих операций»²⁴. Для организации захвата военнопленных и трофеев при группе армий «Центр» начальником службы содержания военно­пленных в III прифронтовой зоне был образован «штаб по захвату пленных и тро­феев при ОКХ», который среди прочего должен был следить также за тем, чтобы войска отдавали для эвакуации всех пленных и не оставляли их для собственных целей²⁵. На уровне армий были назначены командующие тыловыми районами ар­мий в качестве «штабов особого назначения» с теми же задачами, а также для за­хвата всех гражданских рабочих сил²⁶. Усилившееся давление по поводу приобре­тения рабочей силы на Востоке было, с одной стороны, следствием усилий Шпеера в возможно большей мере поднять уровень производства вооружения, с другой -следствием потерь Германии прежде всего на Восточном фронте, которые постоян­но приводили к новым призывам и тем самым в ещё большей мере усиливали нехватку рабочей силы в немецкой экономике²⁷. В качестве ещё одного, не менее важного фактора следует назвать то обстоятельство, что постоянное недоедание ограничивало производительность труда советских пленных и «остарбайтеров», и, наряду с этим, привело осенью 1942 г. к повторному росту их смертности²⁸.

Вследствие этого, а также потому, что количество советских пленных, которые использовались в войсках, из-за новых акций постоянно сокращалось, немецкое руководство и настаивало на том, чтобы вновь попавших в плен советских солдат как можно скорее привозили на территорию рейха и использовали на работах. Уже в июле 1942 г. был отдан приказ, чтобы горные и оружейные рабочие не оставля­лись при войсках, но в приоритетном порядке отправлялись в тыл²⁹. В октябре

1942. 
      г. Гитлер приказал для удовлетворения потребности в рабочей силе в оборон­ной промышленности «освободить» большое количество советских пленных и тех пленных, которые были заняты в прифронтовой зоне, заменить гражданскими рус­скими лицами³⁰. Поэтому подразделения «добровольных помощников»³⁰³ при вой­сках в значительной степени состояли из гражданских лиц³¹. Поздней осенью
      
1943. 
      г. часть этих «добровольных помощников» была заменена интернированными итальянцами³², чтобы иметь возможность использовать первых на работах в другом месте³³. Лишних пленных к этому времени в зоне ответственности ОКХ давно уже не было. В марте 1942 г. вновь начали брать в плен военнопленных, которые осенью 1941 г. были отпущены как представители «национальных меньшинств»³⁴; эти акции по приказу ОКХ систематически продолжались и в дальнейшем³⁵.
      

При скорости движения моторизованных соединений приходилось поэтому часто требовать таких темпов передвижения, которые, несмотря на подготовленные станции с жильём и питанием, неизбежно приводили к большим потерям³⁷.

Количество пленных, которые погибли или сумели бежать во время таких мар­шей, установить невозможно. В смете отдела иностранных армий «Восток» гене­рального штаба сухопутных сил от 20 февраля 1945 г. было указано, что до этого времени около 500000 пленных вновь оказались в руках Советского Союза, коли­чество, в котором наверняка учтены также пленные, бежавшие в оккупированных советских областях³⁸.

Все приказы обращаться с пленными «благоразумно» в интересах ведения вой­ны и использования их рабочей силы так и не смогли повлиять на тех солдат, которые как «политические солдаты» хотели и дальше вести войну против больше­визма так, как она была начата в 1941 г., и как её вопреки всем рациональным до­водам намеревалось продолжать национал-социалистское руководство. Главноко­мандующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Фердинанд Шёрнер, на­верное, самый фанатичный нацист среди командующих войсками, заявил в конце февраля 1945 г. в одном из характерных для такого типа солдат приказов:

Почти 4 года азиатской войны дали солдатам-фронтовикам другое лицо, как не­когда бойцу под Верденом и на Сомме. Они сделали его твёрдым и укрепили в борьбе с большевизмом. Даже на Лужицкой Нейсе в эти дни больше не берут пленных. В восточной кампании вырос политический солдат, который появился уже тогда в окопах Западного фронта и основал национал-социалистский фронт³⁹.

Приказы такого рода не были, конечно, правилом в армии, но они сказывались на обращении с пленными, с ужасными последствиями не только для советских, но и для немецких военнопленных.

1943 г., 1054820 к 1 мая 1944 г. и 930287 человек к 1 января 1945 г.⁴³ В то время как общее количество пленных увеличилось с июля 1942 по февраль 1945 гг. на 1017625 человек, число находящихся в плену в течение того же периода сокра­тилось на 745 ООО человек, несмотря на все усилия увеличить количество рабочей силы.

Постоянное сокращение количества пленных отчасти происходило за счёт их освобождения, - почти исключительно «добровольных помощников» и доброволь­цев для «восточных войск». До 1 мая 1944 г. в зоне ответственности ОКВ и ОКХ было освобождено 818220 пленных; до конца войны, в рамках усилий по укрепле­нию «восточных войск» было освобождено ещё 200000 человек, так что в целом число освобождённых составило около миллиона человек.

Главным образом, однако, численность пленных сокращалась за счёт по преж­нему чрезвычайно высокой смертности, которая зимой 1942/1943 и 1943/1944 гг., а также начиная с лета 1944 года вновь достигла своего апогея. Точные данные и здесь привести невозможно. Однако если вычесть из общего количества советских пленных, которые попали в плен к немцам, - 5734528 человек - количество плен­ных, которые ещё находились в руках у немцев к 1 января 1945 г., - 930287 чело­век, - затем примерное число освобождённых - 1 млн. человек - и приблизи­тельное число пленных, которые в результате побега или при отступлении вновь оказались в советских руках⁴⁴, - 500000 человек, - то получится цифра около 3 300 000 пленных, которые или погибли в немецком плену, или были убиты айн­зацкомандами, что составляет 57,8% от общего числа пленных⁴⁵.

Подлинное значение этого числа будет понятно, только если сравнить его со смертностью других пленных в немецком заключении. Из французских пленных к 31 января 1945 г. умерло 14147 человек, из английских - 1851, а из американ­ских - 136 человек⁴⁶. Это составляет: у французов 1,58%, у англичан 1,15% и у американцев 0,3% от общего количества пленных⁴⁷. Хотя в последние месяцы вой­ны смертность и у этих пленных резко выросла, прежде всего, из-за мучительных маршей при эвакуации лагерей перед наступающими союзниками, но в итоге всё равно оставалась ниже 4%⁴⁸. Из 3 155000 немецких пленных, попавших в руки Красной Армии в 1941-1945 гг., умерло от 1 110000 до 1185000 человек, то есть от 35,1 до37,4%⁴⁹.

Смертность советских пленных в 1942-1945 гг. невозможно представить столь подробно, как массовую смертность с октября 1941 г. по март 1942 г., но некоторые выводы всё же сделать можно. В период с 1 февраля 1942 года до конца войны, то есть в период, когда ценность советских пленных для немецкого вооружения уже была ясно признана широкими кругами немецкого руководства, умерло около 1300000 советских пленных. Это позволяет полагать, что идеологические приори­теты, установленные весной 1941 г. для войны на Востоке, оставались определяю­щими в гораздо большей степени, чем этого следовало ожидать от постоянно повторяемых высказываний о необходимости путём лучшего обращения улучшать работоспособность пленных и тем самым их шансы на выживание.

Судя по имеющимся данным об изменениях в общей численности советских пленных, а также в численности пленных в зоне ответственности ОКХ и ОКВ и на территории рейха, видно, что смертность после некоторого спада в начале лета


*mlm 1 ^{1 1 1 1} I t ( < H i < > • I i i i i I i i i i | t i i « I i i i i | • i ' • |


_Rmo4j 1945