Кузнецов А. Г., 2004. Все права защищены

Вдоль берега реки тянется скоростная трасса – она идет то земле, то по эстакаде, то прямо под домами. Мы проплываем мимо живописного острова Рузвельт – он соединен с берегом мостом «Куинсборо-бридж» и канатной дорогой. Попадаются и маленькие безымянные островки, на которых кроме деревьев и кустов ничего нет. Впереди виден огромный мост, соединяющий сразу три городских района – Манхэттен, Куинс и Бронкс – его левая часть теряется вдали в туманной дымке. Он так и называется – «Трайборо-бридж», т.е. «мост трех городов». В сущности, это не один мост, а три моста, расходящихся веером от центральной точки – острова Рэндолс.

После 120-й улицы начинается Гарлем, а протока, соединяющая Ист-Ривер с Гудзоном, именуется Гарлем-Ривер. Район этот малоинтересен, но берег Манхэттена здесь красивый – высокий и зеленый, поскольку в этой части острова находятся несколько парков. Мосты начинают следовать один за другим. Порой наш теплоход чуть ли не касается крышей их ферм, но так кажется только с расстояния. Особенно красива северная оконечность острова, где проходит высокий, напоминающий римский акведук, Бродвей-бридж. Он каменный, но его центральная, самая большая, арка – стальная. Полюбовавшись мостом, я опускаю взгляд к самой кромке воды и замечаю какого-то чернокожего мужчину. Он медленно отходит от реки, но вдруг останавливается, снимает джинсы и показывает пассажирам свою темно-коричневую задницу, да еще вертит ей, словно приплясывая. Затем он натягивает штаны, поворачивает голову и, улыбаясь, приветливо машет рукой: мол, не обижайтесь – я просто пошутил. Похоже, что кто-то успел заснять эту сцену на пленку. Проплыв меж крутых скалистых берегов, наше судно неожиданно останавливается. Экскурсовод поясняет, что находящийся впереди мост Генри Гудзона сейчас не разведен, и нам нужно немного подождать. Минут через десять мы продолжаем плавание. Мост оказывается очень низким, проложенным только немного выше уровня воды. Похоже, что он железнодорожный. В самой середине протоки находится небольшой островок, служащий своеобразной осью для центральной фермы моста; она разворачивается на 90 градусов, и тогда с двух сторон островка открываются фарватеры для прохода судов.

Сразу за мостом протока сливается с Гудзоном, который в этом месте довольно широк. Высокий берег Манхэттена весь в золотом осеннем уборе. Этот район острова называется «Инвуд» и именно здесь находится музей «Клойстерс» – его башня возвышается над зеленым массивом. Мы спускаемся по течению реки, придерживаясь левого берега. С этой стороны острова тоже много зеленых насаждений, образующих сплошную полосу парковой зоны. За ней видны красивые жилые микрорайоны – дома высокие, кирпичные, с лоджиями и балконами. Мы проплываем под большим двухъярусным мостом. Это мост Джорджа Вашингтона – теперь я имею возможность взглянуть на него несколько в ином ракурсе. По нижнему ярусу мчатся автомобили, про верхнему – грузовики. Много транспорта проезжает и по береговому спидвею. Он преимущественно проложен по эстакаде, местами тоже двухъярусной.

Ниже моста видны корпуса Колумбийского университета и красивая высокая церковь – «Риверсайд Чёрч». Пассажиры на теплоходе не скучают: любуются окружающими пейзажами, ведут фото- и видеосъемку, ходят в бар, пьют пиво. Снова показался Эмпайр-стейт-билдинг – солнце весело искрится на его серебристом шпиле. А вот и авианосец «Интрепид». Сразу за ним наше судно сбавляет ход и направляется к причалу. Три часа пролетели незаметно, и я снова ступаю на землю Манхэттена. У выхода с причала идет бойкая распродажа фотографий. И тут я, наконец, понимаю, для чего нас фотографировали перед круизом: никакие это не меры предосторожности, а обычное коммерческое предприятие. Расчет фотографов прост: не каждый турист захочет фотографироваться, но, увидев себя на готовом снимке, он вряд ли откажется от его приобретения.

Покинув пирс, я направился по 42-й улице в центр города. По пути зашел в здание автобусного терминала. Удивляют меня американские вокзалы – они скорее напоминают просторные холлы дорогих отелей, чем обычные вокзальные помещения: мрамор, гранит, нарядные витрины магазинов, бары, кафе… Исключительная чистота и никакой толчеи. Даже Владимир Маяковский, посетивший Нью-Йорк в 1925 году, несмотря на всю свою тенденциозность, отдал должное нью-йоркским вокзалам, назвав их «одним из самых гордых видов мира». «Чудо, а не вокзал, – писал о терминале Б. Стрельников. – Вместительный, удобный, многоэтажный. Посадка и высадка прямо на этажах. Компьютеры следят за чистотой воздуха в подземных гаражах, автоматически включая вентиляцию. На подъездах и выездах под асфальтом устроена отопительная система на случай снежных заносов и гололедицы».

В центре просторного зала мое внимание привлекла необычная конструкция – большой, выше человеческого роста, стеклянный куб, в котором находился удивительный механизм, внешне напоминавший миниатюрные «американские горы». По металлическим желобам время от времени прокатывались пластиковые шары. Они катились по кругу, спускались вниз по спирали, стремительно взлетали вверх, приводя при этом в движение маятники, ударяя по звучащим пластинам ксилофона. Какие-то замысловатые устройства заставляли эту хитроумную машину быть все время в движении, издавать всевозможные звуки – бой часов, удары гонга, трески и т.п. Около этого своеобразного «вечного двигателя» толпилось много людей. На бронзовой табличке выбито имя автора механизма и дата – 1983 год. Какой талантливый механик, – подумал я, – просто американский Кулибин: надо же такое придумать!

Неподалеку от «вечного двигателя» я заметил стенд с буклетами, рассказывающих о достопримечательностях города и его окрестностей: вокзалы, музеи, театры, карты города и отдельных его районов, круизы и т.д. И все это в прекрасном полиграфическом исполнении и бесплатно! Конечно, это своеобразный вид рекламы, но она действенна (иначе бы не печатали): просмотрит пассажир буклеты и куда-нибудь пойдет. Один из буклетов предлагал посетить Ниагарский водопад. Однако, чтобы по достоинству оценить это чудо природы, нужно пересечь канадскую границу, а для этого нужны визы – канадская и американская, многократная (для того, чтобы снова въехать в страну). Так что полюбоваться Ниагарой мне не удастся – жаль! Однако, буклеты принесли мне конкретную пользу: прочитав о Бруклинском художественном музее, я решил посетить его в ближайшее время.

Я снова оказался у Брайант-сквера, что находится за Нью-йоркской Публичной библиотекой. Сквер назван в честь Уильяма Каллена Брайанта (1794-1878) – поэта, издателя, одного из инициаторов создания «Сентрал-парка». Здесь же установлен бронзовый бюст поэту. Впрочем, в сквере есть еще одна «достопримечательность» – общественный туалет, в котором не только всегда чисто, но есть унитаз с механизмом для стерильной обработки сидения, да еще около умывальника постоянно стоит вазочка со свежими цветами. Вот такие туалеты в Нью-Йорке – в одном звучит музыка Вивальди, в другом – стоит вазочка с цветами, в третьем – вам откроют краны и подадут салфетку, чтобы вытереть руки. Кроме того, есть туалетная бумага, салфетки, сушилки, которые всегда работают, специальная кабина для инвалидов с коляской и многое другое, о чем нам можно только мечтать. И никакой за это платы!

На улице я был свидетелем того, как женщина в инвалидной коляске садилась в автобус (самый обычный рейсовый автобус). Она подъехала к входной двери, в машине что-то зажужжало, и на уровень тротуара опустилась специальная металлическая площадка, на которую тут же въехала женщина в коляске. Включился микролифт, и через несколько секунд коляска и ее владелица оказались внутри общественного транспорта. Дверь закрылась, и автобус плавно тронулся в путь. Вообще, отношение в Америке к инвалидам на колясках особое: они живут нормальной, полноценной жизнью: посещают музеи, театры, библиотеки и т.д. Для этого везде оборудованы специальные дорожки, вместо ступенек – пандусы. Куда бы ни захотел пойти инвалид, он везде сможет проехать на своей коляске, хоть в кинотеатр, хоть в ресторан. И везде ему будет оказан достойный прием.

От Брайат-сквера до 32-й улицы ровно десять кварталов, но это не далеко – расстояния между «стритами» короткие. Здесь я обычно сажусь на метропоезд линии PATH и еду в Джерси-Сити. Эту процедуру я проделываю и сегодня. Еще полчаса – и я в зимнем саду «Файнэншл-центра», где мне приходится немного задержаться: сын после работы пошел размяться в спортивный зал. Пока он бегает по механической дорожке, я просматриваю взятые на вокзале буклеты. Но вот и Виталий – он весел и полон энергии. Идем в гараж, садимся в машину и едем домой.
15 ноября, пятница
День сегодня такой же солнечный, как и вчера, а в субботу обещали дождь – вот я и решил снова поехать в Нью-Йорк и посетить Бруклинский музей (Brooklyn Museum of Art – BMA). В Бруклин я еду впервые, по крайней мере, самостоятельно – до этого я ездил с сыном на Брайтон-Бич. Минувшим вечером я внимательно изучил карту города и знал, как добраться до музея. На станции метро у Пенсильванского вокзала я сел на поезд-экспресс линии «2», который шел в самый центр Бруклина. До станции «Уолл-Стрит» поезд дошел очень быстро, но в Бруклине он останавливался на каждой станции. На станции «Истерн-парквэй-стейшн» я вышел и оказался почти рядом с музеем. Однако здание музея было скрыто дощатым забором, стрелки на котором указывали, куда нужно идти. Обогнув здание, я увидел большую площадку, всю заставленную машинами, а за ней – великолепный лесной массив, как потом выяснилось, знаменитый Бруклинский ботанический сад. Но цель моей поездки – музей, поэтому я прошел в его просторный холл и купил билет, который мне обошелся всего в три доллара.

О Бруклинском музее мне рассказывала Рита, жена Игоря. Она советовала мне осмотреть коллекцию европейской живописи и зал Родена, где выставлены десятки произведений скульптора. Я спросил у женщины-смотрительницы, где находятся залы европейского и американского искусства, и она довольно подробно рассказала мне об устройстве музея: в нем пять этажей, и каждый этаж посвящен определенным странам и эпохам. Интересующие меня залы находятся на пятом этаже. Поблагодарив любезную смотрительницу, я решил вначале осмотреть находящийся рядом большой двухсветный зал с колоннами. В его центре я увидел нечто похожее на шатер с большими кожаными лежаками, а прямо над ними, под сводом шатра – экран. На экране демонстрировался фильм, снятый Бруклинской академией музыки – BAM (не путать с ВМА!). Но чтобы посмотреть его нужно либо задрать голову вверх, либо лечь на лежак. Я предпочел второе и увидел фрагменты танцев народов мира, другие сюжеты, показанные в сопровождении музыки. Это своеобразный вид искусства – «Музыка и движение» (нечто похожее я видел в филиале музея «Уитни»). Лежаки здесь установлены не случайно: чтобы постичь увиденное и услышанное, нужно расслабиться и сосредоточить свое внимание на экране. Особенно хорошо это сделать после хождения по залам музея – тогда можно не только просмотреть фильм, но и отдохнуть.

По периметру зала, в проходах, отделенных колоннами, располагались экспонаты, рассказывающие об искусстве Африки и Океании, а в самом зале можно было ознакомиться с некоторыми экспонатами по искусству Америки. Такое «соседство», видимо, было вызвано желанием выявить общие корни искусства народов этих частей света.

Итак, поднимаюсь на лифте на пятый этаж, где хранятся произведения американского и европейского искусства. Однако открытыми оказались лишь залы искусства США. Остальные залы закрыты для посещения – их экспонаты в настоящее время находятся в других музеях (по обмену). Тут я вспомнил, что целый зал Метрополитен-музея отведен сейчас под выставку скульптуры Родена. Вполне возможно, что там находятся и экспонаты из Бруклина.

Американская коллекция музея оказалось очень богатой и интересной. Каждый зал был посвящен определенной исторической эпохе. Кроме картин и скульптур, здесь можно было увидеть антикварную мебель, произведения прикладного искусства, например, часы, канделябры, каминные панели и т.д. Залы были оформлены со вкусом и любовью – чувствуется, что тут поработал хороший дизайнер. Вся экспозиция называлась «American Identities – Luce Center for American Arts».

Первый зал можно назвать вводным или ознакомительным – в нем были представлены наиболее яркие работы американских художников разных эпох; основная же экспозиция располагалась в хронологическом порядке. В зале XVIII века было выставлено много интересных экспонатов: портрет Джорджа Вашингтона работы Г. Стюарта, роскошные часы из бронзы – подарок Наполеона Роберту Ливингстону, старинные карты Америки. На одной из них были только восточные и центральные штаты, а весь Запад назывался «территории Миссури». В других помещениях экспонировались работы американских художников и скульпторов, среди которых выделялись картины Дж. Сарджента, У. Хомера, Дж. Кроупси, Т. Коула, Ф. Черча, Дж. Чепмена, Дж. Коха. Отлично смотрелся бюст Линкольна работы О. Сент-Годенса (другую работу этого талантливого скульптора – Линкольн, сидящий в кресле – я видел в музее Ньюарка).

Я спустился на четвертый этаж. Здесь была выставлена посуда, изделия из фарфора, стекла, керамики, мебель. Необычными экспонатами были жилые деревянные дома, привезенные сюда со всей мебелью и утварью из Мериленда, Северной и Южной Каролины. Эти дома, построенные в XVIII-XIX веках, принадлежали людям разных сословий – богатым и бедным. Особенно интересен был интерьер дома Миллигена (1854), однако дом Баллантайна из Ньюаркского музея намного богаче и красивее.

Наиболее ценные экспонаты Бруклинского музея хранятся на третьем этаже – это древнеегипетская коллекция. Чтобы осмотреть ее, нужно пройти через большой двусветный зал с колоннами и стеклянным потолком, где сейчас располагается музейное кафе. Он называется «Beaux-Arts Court»; в нем, наверняка, тоже устраиваются выставки, либо проводят приемы. Залы Древнего Египта полны всевозможных древностей, которые как бы дополняют те, что хранятся в Метрополитен-музее.

Залы второго этажа я прошел быстро. Они посвящены искусству Востока – Индии, Китая, Кореи, Японии, исламскому искусству. Коллекция, несомненно, очень интересная, но я уже столько видел в музеях Манхэттена, Ньюарка, Канзас-Сити, что трудно что-нибудь выделить. Запомнились экспонаты выставки «Приключения Хамсы» («The Adventures of Hamza»), на которой была представлена иранская живопись XVIII века: картины на сюжет поэмы «Хосров и Ширин» – яркие, броские. Удивительно было видеть их, ведь изображения человека запрещены Исламом.

Спустившись на первый этаж, я прилег на лежак и, глядя на экран, немного отдохнул (теперь я уже по-настоящему оценил это изобретение!). В гардеробе я разговорился женщиной, которая подала мне куртку. Она оказалась итальянкой и приняла меня за своего соотечественника. Сама она родом из Сицилии, но еще ребенком была вывезена родителями в Аргентину; потом семья переехала в Штаты. У нее двое детей – сын, как и мой Виталий, работает с компьютерами. В отличие от других американцев итальянского происхождения, она не забыла свой родной язык, а вот дети говорят уже по-английски. Так происходит во многих семьях иммигрантов, в чем я неоднократно убеждался.

Из музея я направился к Гранд-Арми-плазе. Это красивая площадь с большой триумфальной аркой в центре. Местные водители – выходцы из России – прозвали это место «Кутузовским проспектом». Одной стороной площадь прилегает к Ботаническому саду, а с другой от нее отходит одна из центральных улиц Бруклина – Флэтбуш-авеню. Здесь же находится и Бруклинская публичная библиотека.

Я решил пройти пешком до бруклинского Даунтауна, а затем выйти к реке Ист-Ривер – имея карту, это сделать совсем нетрудно, но в какую сторону нужно идти? Увидев гулявших с собачкой мужчину и женщину, я обратился к ним с этим вопросом. Молодые люди ответили, что сами они из Чикаго и могут лишь указать улицу, которая ведет к центру района. Так я оказался на Флэтбуш-авеню. Вначале авеню выглядело довольно прилично: красивые дома, зеленые насаждения, скульптуры, но потом пейзаж резко изменился, и авеню превратилось в самую заурядную улицу промышленной окраины города. Минут через 30-40 я пересек Фултон-стрит и оказался перед корпусами Линкольн-университета. Группа молодых людей, вооружившись мегафоном, активно призывала граждан подумать о Боге. Всем прохожим они вручали миниатюрную брошюрку под названием «What is your life?» («Что такое ваша жизнь?»). Я тоже получил экземпляр.

Сверившись по карте, я понял, что мне нужно повернуть на Фултон-стрит, ведущую прямо к Даунтауну. Улица приятно удивила меня – она чем-то напоминала Бродвей: оживленная, красивая, со множеством магазинов, кафе, баров, обилием рекламы. Миновав пять-шесть улиц, я подошел к административному центру Бруклина, где свернул направо, на Адамс-стрит. Именно здесь находятся Сити-холл, Почтамт, Верховный суд, а на другой стороне улицы – Мариотт-отель. Все дома – высокие, нарядные, особенно, здание Почтамта.

Пройдя еще один квартал (или блок, как говорят здесь), я встал на пешеходную дорожку Бруклинского моста, но сам мост был еще далеко. Дорожка шла на подъем и постепенно забирала влево. Но вот и Ист-Ривер – красота: деловая часть Манхэттена вся как на ладони! Идти по мосту очень приятно. День солнечный, от воды исходит свежесть, прохладный ветерок приятно обдувает лицо. Пешеходов немного, изредка проезжают велосипедисты. На самой середине моста я остановился и полюбовался открывающейся отсюда панорамой. Позвонил сыну, но его не оказалось на месте. Жаль: приятно было бы поговорить, находясь на одном из знаменитых мостов мира.

Около Сити-холла я сел на поезд линии «2» и поехал к Харальд-скверу, где пересел на поезд, идущий в Джерси-Сити. Ровно в шесть часов вечера я встретился с Виталием, который сообщил мне приятную весть: мы едем в японский ресторан «Момотаро» и отведаем там знаменитое «суши». Полчаса спустя мы уже входили в заведение, оформленное чисто в японском стиле. Оно находится в городке Кларк, неподалеку от Розелл-Парка. Внутри ресторан оказался очень симпатичным: все здесь было японское – дизайн, девушки в кимоно и, конечно же, меню. Если сказать честно, я очень скептически относился к блюдам, приготовленным из сырой рыбы – разве это может быть вкусно? Оказывается, может и даже очень!

В общем, заказали мы соевый суп «кофу», зеленый салат с имбирным соусом и суши. Спиртного в ресторане не подают (можно принести с собой бутылку – никто возражать не будет – это объясняется тем, что лицензия на продажу спиртного приобретается дополнительно, и стоит не дешево), а вместо него подают слабо заваренный чай – почти теплая вода. Суши принесли в деревянном блюде, оформленном под старинный фрегат. Во «фрегат» были уложены кусочки свежей рыбы (лосось, тунец и др.), креветки, овощи (авокадо, огурец, зелень) и отварной рис. Рыбу нужно было сначала обмакнуть в соевый соус, а затем уже отправить в рот. Кроме соуса, к суши еще подавалась приправа: нарезанные ломтики имбирного корня и японская горчица бледно-зеленого цвета. Оригинален был и десерт – мороженое, запеченное в сдобном тесте. Трудно поверить, что при жарке нежный продукт не растает. Тем не менее, факт налицо: мороженое не растаяло, а корочка еще горячая: чудеса, да и только! Секрет приготовления блюда прост: продукт замораживают при очень низкой температуре, обваливают в кляре и тут же опускают в кипящее масло. Мороженое просто не успевает растаять.

Когда мы рассчитались и направились к выходу из ресторана, вышел его хозяин – добродушный пожилой японец. Я сказал ему единственное известное мне японское слово «аригато» (спасибо). В ответ хозяин вежливо поклонился и улыбнулся.
18 ноября, понедельник
Дождь кончился, но погода все равно пасмурная: лучше остаться дома. Часам к десяти намного прояснилось, и я по совету Игоря решил сходить в парк, находящийся на стыке Розелла и Элизабета. В его названии есть нечто украинское – «Варинанко-парк» – может быть, это фамилия его бывшего владельца или еще что-нибудь. В любом случае, судя по деревьям, парку не менее ста лет. Однако путь до него не близок: мне пришлось идти более часа.

Ориентируясь по карте, я пошел по Локуст-стрит прямо на юг до городка Розелл, на 2-й авеню свернул налево и через квартал оказался у его административного центра. Здесь я перешел на 3-ю авеню, которая, судя по карте, должна была вывести меня прямо к парку. Идти по этой тихой, почти безлюдной улице было одно удовольствие. От нее веяло чем-то сельским, патриархальным. Большинство деревьев уже скинули свой осенний убор, но газоны перед домами были подстрижены, а листья убраны. Лишь около немногих домов листья все еще лежали на газонах и дорожках – видимо, их хозяева были в отъезде, потому что по местным законам каждый владелец должен ухаживать за своим участком, иначе он будет оштрафован. Вот и сейчас я встретил пару мужчин, которые приводили в порядок свои газоны – они убирали листья и с помощью портативных косилок стригли траву.

Наконец, я вошел в парк – громадный зеленый массив с вековыми дубами и прочими видами деревьев. Здесь есть площадки для спортивных игр, беговые дорожки, футбольное поле. На площадке перед полем стоит с десяток машин, а их владельцы делают круги по стадиону – кто трусцой, а кто просто шагом. Я прошел мимо стадиона и углубился в парк. Стояла удивительная тишина. Трудно было предположить, что рядом находится портовый город Элизабет, где жизнь кипит ключом, особенно в его порту. Прошедшие дожди освежили парк, увлажнили траву и дорожки. Вышло солнце, и парк сразу преобразился, похорошел. Но пора возвращаться домой. Назад я решил идти другим путем: вначале по Уэстфилд-авеню, а затем по Шеридан-стрит – это уже Розелл-Парк.

После обеда я вместе с Мариной прогулялся в Кенилворт по знакомому уже маршруту, но на этот раз мы прошли чуть дальше на запад. Так прошел еще один день на земле Америки.

В Соединенных Штатах насчитывается около ста аквариумов. Самыми известными являются аквариумы в Бостоне, Балтиморе, Филадельфии, Новом Орлеане, Сан-Диего и др. Один из них – Нью-йоркский. Это целый комплекс водоемов и аквариумов различной величины и формы. Есть тут и водная арена с амфитеатром для зрителей, где разыгрываются водные шоу с дельфинами и другими видами морских животных. К сожалению, она работает только в теплое время года.

Но и без арены здесь есть на что посмотреть: чего только я не увидел за два с половиной часа, проведенные на его территории! Самое интересное – громадный аквариум с акулами, морскими черепахами и электрическими скатами. Акул самых разных видов здесь множество. Наиболее крупная из них длиной более двух метров. Хорошо видны ее зубы – большие, острые, да еще в два ряда! Интересно было взглянуть на крупного осьминога (octopus), каждая щупальца которого была не менее метра и вся в присосках. Он неподвижно лежал в углу тесного аквариума и лишь иногда менял свое положение, после чего снова замирал. В других водоемах обитали тунцы, осетры, камбалы, угри и прочая морская и речная живность.

Еще видел хищных пираний с их острыми, как бритва зубами. Где-то я читал, что стая пираний за считанные минуты может полностью обглодать быка. В отдельном аквариуме, словно торпеды, плавали огромные белуги – каждая из них, наверное, была килограммов по двести. А по соседству можно было наблюдать за стаей радужной форели. Вот она какая «в жизни» эта знаменитая «Rainbow Trout», которую мы покупаем в нашем супермаркете – не только вкусная, но еще и красивая!