Владимир Семенович Маканин р. 1937

Где сходилось небо с холмами - Повесть (1984)

Аварийный поселок невелик, всего три дома, расположенных бук­вой «П», открытой частью, как чутким ухом, обращенной к старому заводу, на котором часто случались пожары. В одном из таких пожа­ров у восьмилетнего Башилова сгорели отец с матерью. Он жил у дядьки, где кормили и одевали, платили за него в музыкальную школу в городишке, куда возили за тридцать километров. В поселке пели на поминках, на праздниках и пели просто так, от скуки, долгими вече­рами. И маленький Башилов пел, набирая голосом силу, и голос маль­чика звучал чисто, как будто он просто дышал. Потом он стал играть на гармонике, и люди объясняли ему, что никто и никогда так не играл. Голоса в поселке были замечательные. Единственный, кого Бог заметно обошел, был дурачок Васик — антипод маленького Георгия. Когда Васик пытался мычать, подпевать, его отгоняли от стола — петь безголосому было нельзя.

Когда пришло время продолжать учебу, поселковские собрали деньги и отправили Башилова в Москву, в музыкальное училище. Дядька к тому времени тоже сгорел. Повез мальчика в столицу Ахтынский, первый поселковый силач с прекрасным низким голосом. В Москве Ахтынского потрясло пиво. Пока Георгий сдавал экзамены, сопровождающий восхищался его баллами и мягким пивным хмелем. Узнав, что Георгий поступил и будет жить в общежитии, Ахтынский на остатки денег загулял и потерял голос — как оказалось, навсегда. Старенький преподаватель сольфеджио объяснил Георгию, что весь поселок заплатил замечательным голосом Ахтынского за образование Башилова.

В первый раз Башилов поехал в поселок, когда ему исполнилось двадцать два года. В междомье, за столами, старухи пили чай. Георгия узнали, с радостными возгласами останавливались возле него люди. Но бабка Василиса, проходя мимо, медленно и раздельно проговори­ла: «У, пьявка... высосал из нас соки! Души наши высосал!» После шумного застолья Башилову постелили у Чукреевых, в спальне его детства. Башилов, засыпая, ответил кому-то: «Не вытягивал я соки...» Но мысль о вине уже поселилась в его душе.

Песенный запас поселка казался велик, но только двое стали му­зыкантами — Башилов и его ровесник Генка Кошелев. Генка был певец слабый, он-то и сосал из поселка соки в том смысле, что тянул со своих родителей деньги, даже после окончания учебы. Он пил, пел по ресторанам. Вспомнив о Генке, Георгий решил, что старая Васили­са просто спутала их. Вечером аварийщики пели. Когда Башилов стал играть на гармонике, две женщины беззвучно плакали.

Шло постепенное признание Башилова-композитора, отчасти ради этого признания Башилов-пианист много концертировал. Когда ему было лет тридцать пять, в Пскове, в перерыве после первого отделе­ния, к нему пришел Генка Кошелев. Он просил земляка, известного композитора, помочь ему перебраться в Подмосковье. Башилов помог. Через год Генка в знак благодарности пригласил Башилова в загородный ресторан, где он пел для гостя. К тому времени Башилов написал несколько удачных эстрадных песен, две из них он подарил Геннадию для первого исполнения, чем Кошелев был потрясен. Баши­лов видел, как люди в ресторане пытались подпевать оркестру, мыча­ли, чем остро напомнили безголосого дурачка Васика. Генкины приглашения стали Башилову в тягость, он и слышать больше не хотел про ресторан «Петушок».

Несколько лет спустя Башилов поехал в поселок с женой. В меж­домье стояли трухлявые столы, за которыми пили чай две старухи.

Все рассказывали: так же вдвоем и песню иногда запоют, молодые слушают, но никто уже не подтягивает. Башилов смотрел туда, где сходилось небо с холмами. Эта волнистая линия рождала мелодию только в воспоминаниях. Здесь, наяву, эта местность была выпита, как вода. Вечером они с женой наблюдали пожар, остро напомнив­ший Башилову детство, и ранним утром уехали.

После своего авторского концерта в Вене Башилов в доме у своего австрийского коллеги «обкатал» свой новый квартет. Чужеземцам особенно понравилась третья часть, включающая старинные, перекли­кающиеся темы Аварийного поселка. Башилов не удержался и объяс­нил, что с поселком существует трагическая связь: там этой за­мечательной темы, увы, больше нет, так как она есть в его музыке. Он как бы признался. Он — куст, который вольно или невольно ис­сушает скудеющую почву. «Какая поэтическая легенда!» — восклик­нули венцы. Кто-то из них тихо произнес: «Метафизика...»

Все чаще мерещился стареющему Башилову удар сверху, как рас­плата, в виде падающей доски из далекого детского пожара, все чаще донимало чувство вины.

Башилов решает ехать в поселок, чтобы учить там детей музыке. Столов уже нет, на их месте торчат остатки столбиков. Старухи, по­мнившие его, уже умерли, Башилов долго объясняет незнакомым женщинам, что он здесь вырос. Вместе с вахтой приходит старик Чукреев, он узнает Георгия, но предлагает постой — полтинник за ночь. Башилов идет к племяннику Чукреева и долго объясняет, что хочет учить поселковских детей музыке. «Детей?.. В хор?» — воскли­цает мужик и смеется. И уверенной рукой включает транзистор — а вот, мол, тебе и музыка. Потом, подойдя вплотную к композитору, говорит грубо: «Чего тебе надо? Вали отсюда!»

И Башилов уезжает. Но разворачивает машину — проститься с родными местами. Башилов сидит на полуупавшей скамье, ощущая мягкий душевный покой, — это прощание и прощение. Он негром­ко напевает песню — одну из запомнившихся в детстве. И слышит, как ему подпевают. Это слабоумный Васик, совсем уже старичок. Васик жалуется, что его бьют и песен не поют. Они негромко поют — тихо-тихо мычит Васик, стараясь не сфальшивить. «Минута, когда прозвучал высокий чистый голос ребенка, приближалась в ти­шине и темноте неслышно, сама собой».