строения земли, а деталь строения шарообразной земли (или в форме пентагонального додекаэдра, близкого по форме к шару).
У Платона были ясные представления о причинах затмений и фаз планет, и эти представления он применял для решения вопроса о взаимном расположении планет. Этот вопрос лучше всего изложен у Коперника в главе "О порядке небесных орбит". Коперник указывает на разногласия во мнениях древних относительно Венеры и Меркурия: "Некоторые, подобно Платонову Тимею, полагали, что эти две планеты находятся выше Солнца; другие же, по примеру Птолемея и многих иных ученых, полегали, что они ниже Солнца; АльбатегвиЙ (Аль-Ватани? - сост.) же помещает Венеру выше, а Меркурий ниже Солнца". Для пояснения скажу, что, по Платону, порядок известных древним семи планет был такой: Луна, Солнце, Венера, Меркурий, Марс, Юпитер, Сатурн; по Птолемею же: Луна, Меркурий, Венера, Солнце, Марс, Юпитер, Сатурн. Чем объясняется то, что Платон придерживался менее правильного учения? Это объясняет Коперник на той же странице: "Те, которые следуют мнению Платона, считают, что все темные тела, получающие свет свой от Солнца, если они находятся под Солнцем и не слишком от него удалены, должны представляться то вполовину освещенными, то вообще освещенными лишь отчасти (фазами); наконец, должны лишиться всего своего света, подобно тому, как мы это видим в новолуние. Далее, если бы планеты эти находились между Землей и Солнцем, то должны были бы (смотря по величине своей) задерживать свет солнечный и вследствие этого произвести затмения, чего, однако же, мы не замечаем; а из этого следует, что они находятся поверх Солнца. Напротив те, которые полагают Венеру и Меркурий ниже Солнца, основываются на расстоянии, существующем между Солнцем и Луной— Дабы такое значительное расстояние не оставалось вовсе пустым, они помещают внутри его орбиты Венеру и Меркурий таким образом, что после Луны следует тотчас Меркурий, а далее Венера... Кроме того, они допускают, что обе эти планеты одарены собственным светом, или же проникнуты светом солнечным и поэтому светят при всяком положении; впрочем, могущие произойти от них солнечные затмения бывают весьма редки. Венера, а в особенности Меркурий, имеют столь незначительный диаметр, что никогда не могут закрывать собою более одной сотой доли Солнца, как полагает Альбатегний". Мне неизвестно то место у Платона, где он говорит о фазах, но все последователи Платона использовали аргумент отсутствия фаз у Венеры как довод в пользу того места, которое ей отводил Платон.
\175\
Этот аргумент об отсутствии фаз у Венеры играл и в дальнейшем большую роль. Он был опровергнут только Галилеем, открывшим при помощи телескопа фазы Венеры, а "явление Венеры на Солнце, наблюденное" (слова Ломоносова), подтвердило справедливость мнения Альбатегния. Мы видим, что во всех этих спорах аргументы, почерпнутые из наблюдения, играли большую роль, и неправильные выводы объяснялись часто просто отсутствием оптических инструментов. С другой стороны, правильное мнение о нахождении Венеры и Меркурия между Солнцем и Землей защищалось при помощи таких аргументов (недопустимость большого расстояния), которые многим им современным ученым кажутся чистым предрассудком.
4.23. Теперь перейдем к рассмотрению собственных взглядов Платона в отношении места Земли в Солнечной системе. Учение о шарообразности Земли возникло до Платона и прочно вошло в учения всех учеников и последователей Платона в самом широком смысле слова, включая перипатетиков: тут и тени сомнений не было. Но уже было указано, что на вопрос об относительном положении земного шара по отношению К другим небесным шарам у пифагорейцев, в школе Платона и возникшей на ее базе Александрийской школе были разные мнения примерно в таком хронологическом порядке:
1) пироцентрическая система Филолая (отказ от геоцентризма, но вращение Земли не. вокруг Солнца, а вокруг центрального огня);
2) строго геоцентрическая система гомоцентрических сфер Евдокса-Аристотеля; 3) первый шаг к гелиоцентризму - Геракл ид Понтийский; 4) гелиоцентрическая система Аристарха Самосского; 5) наиболее математически разработанная система Гиппарха-Птолемея эксцентров и эпициклов: отказ от строгого геоцентризма. Эти взгляды не всегда различались строго, и потому получалась большая путаница. Например, господствовавшим долгое время было мнение, что Филолай утверждал, что Земля обращается вокруг Солнца. Это мнение до того господствовало, что аббат Буйльо или Вуллиальо, как его чаще называют, дал своим сочинениям в защиту системы Коперника названия: "Филолай" (1039) и "Филолаическая астрономия" (1645), а его противник, последователь аристотелевской философии, Кьярамонти свой ответ издал под названием: "Антифилолай" (Уэвелл,1867). Но и сам Уэвелл не различает системы Евдокса-Аристотеля, с одной стороны, и Гиппарха-Птолемея, с другой. Поэтому возникновение теории эпициклов и эксцентрических кругов, которую он считает составившей эпоху в истории астрономии, склонен приписать самому Платову. Одновременно мы читаем у Уэвелла такие слова: "Эти догадки и
\176\
предположения, естественно, вели к установлению разных частей теории эпициклов. Относительно планет эта теория принималась, вероятно, во времена Платона или еще раньше. Аристотель разъясняет ее следующим образом. "Евдокс,- говорит он,- приписывал каждой планете четыре сферы". Но система Евдокса-Аристотеля есть система гомоцентрических сфер, а не эпициклов и эксцентрических кругов.
Уэвелл обосновывает свое мнение о Платове, как зачинателе теории эпициклов, на известном месте иэ десятой книги "Государства", где излагается то видение, которое видел памфилиец Эр (не Алкив, как пишет Уэвелл) во время своей мнимой смерти. Эр видел тот механизм, посредством которого движутся все небесные тела. Как пишет Уэвелл, к прялке, которую Судьба (или Необходимость, как у других переводчиков) держит между своими коленами, прикреплены плоские кольца, с помощью которых движутся планеты.
Толкуемое месте в "Государстве" принадлежит к числу трудных мест у Платона (у него, как известно, немало трудных мест, как впрочем, у всякого крупного философа), и разные переводчики многие термины переводили по-разному. В моем распоряжении два перевода "Государства": немецкий Шлейермахера (1901) и французский Робена (1950); греческий оригинал мне, к сожалению, недоступен за незнанием языка. То, что Шлейермахер обозаачает как вульст (опухоль, утолщение, желвак), Робев обозначает, как пезон (пружинный безмен, по итальянски - сталера, т.е. рычаг, качалка, десятичные весы). Очевидно, оба автора совсем no-разному повяли Платона. Уэвелл, очевидно, то же обозначает как плоское кольцо. Как тут разобраться в таких противоречиях? Пожалуй, можно догадаться, что имел в виду Платон, если обратиться к названию классического труда Коперника: де революционибус орбиуы целестиум. Это название обычно переводят: об обращениях небесных сфер, но некоторые переводили иначе: об обращениях небесных кругов. Если мы возьмем современный латинско-русский словарь Н.Х.Дворецкого и Д.Н.Королькова (1949), то увидим, что латинское слово орбис имеет такие значения: окружность, круг, колесо, кольцо, боевой порядок, диск, щит, чашка весов, зеркало, кимвал, кругооборот, небо, смена, человеческий род, область, царство, система наук. Вот и выбери подходящее слово.
Но в духе Коперника мы переведем это слово как "сфера". Это ясно из дальнейшего описания, где эти сферы (соответствующие орбитам планет) оказываются вложенными одна в другую, подобно тому как существуют разновесы, где одна гиря в форме чашечки вложена в другую. Такие разновесы существовали и в России в дни моей
\177\
молодости. Каждая большая чашечка плотно обнимает меньшую. Каждая такая сфера (чашечка) имела особый цвет, всего их было восемь: сфера неподвижных звезд и семь сфер, соответствующих планетам. Каждая сфера издавала особый звук, все вместе давали созвучный аккорд. И Кирхман, комментатор перевода Шлейермахера, и Робен совершенно правильно усматривают в этом изложение пифагорейской гармонии сфер. Но Кирхман, как и Уэвелл, впадает, мне кажется, в ошибку, видя в этом предварение теории эпициклов Птолемея. Кирхман правильно отмечает, что его вульст обозначают небесные сферы неподвижных звезд и планет, но, как и многие другие, не делает разницы между системой гомоцентрических сфер, описанной Платоном, и системой эпициклов и эксцевтров. Поэтому можно сказать, что Платов дал толчок к созданию системы гомоцентрических сфер, развитой потом Бвдоксом и Аристотелем, но это место "Государства" никак нельзя толковать как хотя бы даже самый примитивный набросок теории эпициклов.
4.24. Но если в "Государстве** вряд ли можно найти начатки теории эпициклов, то в более поздних сочинениях Платова можно найти идеи, которые внимательные читатели Платона могли использовать для дальнейшего развития космологических представлений. А мы знаем, что Платона вообще и его диалог "Тимей", в частности, усердно читали в оригинале величайшие астрономы, по крайней мере до Кеплера включительно, и многие неясно выраженные идеи они толковали по-своему. Очень важное место в "Тимее", где он из общефилософских соображении о душе Мира выводит математические соотношения о движении планет, развивая диалектическое соотношение между неделимой реальностью (Тождественное) и делимыми телами (Иное), порождающими нечто среднее, и делимое, и неделимое одновременно. Используя математические соотношения, он пытается построить отношения расстояний .между орбитами. В этом уже заключается мысль, что расстояния между планетами не произвольны, а подчинены какому-то математическому закону. Но именно руководствуясь тем, чтобы не было слишком большого расстояния между планетами, некоторые астрономы (вопреки взглядам Платона, изложенным в "Государстве") и, вероятно, один из первых - Гераклид Понтийский, помещали Венеру и Меркурий ниже Солнца. Убеждение, что имеется закон планетных расстояний, было одним из самых твердых убеждений Кеплера. В конце концов, как мы знаем, в эмпирической формуле Типиуса-Бодэ такой закон, хотя и несовершенный, был найден, и, как увидим в свое время, он оказался плодотворным.
\178\
Понятие "Иное" нам кажется странным, но, как увидим в свое время, одно из важных и чрезвычайно трудных сочинений Николая Кузанского называется "О неином", и стиль Кузанского довольно схож со стилем "Тимея". Уважая Куэанского, как диалектика, мы должны вспомнить, что не в меньшей степени диалектиком является и Платон.
Чрезвычайно любопытны рассуждения Платона о времени: "Время, таким образом, порождено вместе с Небом, так что, порожденные вместе, они должны и разложиться вместе, если только такое разложение когда-либо будет иметь место". В этом, пожалуй, можно видеть одно из первых, если не первое представление об отсутствии абсолютного времени. Сходные мысли развивал св.Августин, но вот как ответил Эйнштейн (конечно, в шутливой форме, но не противоречащей истине), в чем заключается существо теории относительности. "Прежде считали, что если все материальные тела исчезнут из Вселенной, время и пространство сохраняются. Согласно же теории относительности, время и пространство исчезнут вместе с телами" (Б.Г.Кузнецов,1962).
Планеты, по Платону, и были инструментами времени, и вот, описывая движения планет, он говорит о двух движениях, что и теория эпициклов. Возможно, что это был первый толчок к разработке этой теории, но намек настолько слабый, что считать Платона основателем этой теории невозможио. Но достаточно помнить Платона, формулировавшего или пропагандировавшего учение о необходимости использования круговых движений для описания движения планет, чтобы считать, что настойчивое стремление к выполнению этого постулата и привело в конце концов Гиппарха, а затем и Птолемея, к разработке теории эпициклов. И Уэвелл совершенно справедлив в конечном счете и считает изобретателем этой теории Гиппарха.
4.25. Самым спорным является вопрос, принимал ли Платон в той или иной степени участие в разработке гелиоцентрической теории. В "Государстве" он, конечно, стоит на точке зрения геоцентризма, но Платон жил долго и мог к концу жизни измениить свое мнение. Мы знаем, что и дошедшее до нас сочинение Коперника древнего мира, Аристарха Самосского, построено на геоцентрической системе, а позже он изменил свое мнение. Могло ли знакомство с Филолаем и Гераклидом не оказать никакого влияния на Платона? И такие следы можно найти. В "Эпиномисе" мы читаем такие слова: "Для доказательства того, что мы с полным правом можем считать звезды одушевленными телами, подумаем прежде всего об их размерах. Это вовсе не такие маленькие тела, как нам кажется на взгляд; но, напротив, каждая из них имеет массу невообразимого размера: этому утверждению можно поверить, так
\179\
как его можно убедительно доказать. В самом деле, Солнце в целом следует рассматривать как значительно превышающее Землю в целом, и размеры всех звезд, совершающих свое обращение ня небе, несомненно, колоссальны". Иа этого Платон делает вывод о том, что такие огромные тела или обязаны своим движением Богу, или являются одушевленными телами. Здесь признается еще движение звезд, но Земля потеряла свое значение самого крупного тела во Вселенной, а из огромного действительного размера звезд и их.кажущейся малости можно сделать вывод об огромных расстояниях между небесными телами.
У Платона есть место, которое вызывало споры, начиная с древности, и которое некоторые толковали, как убеждение в том, что Земля вращается вокруг своей оси. Цицерон излагает мнение Теофраста, что Платон придерживался этого мнения, хотя изложил его в "Тимее" несколько темно. Уэвелл переводит это место так: "Что касается Земли, которая есть наша кормилица и которая привязана к оси, тянущейся через Вселенную, Бог сделал ее виновницей я хранительницей дня и ночи". Греческое слово Уэвелл переводит как "привязана", некоторые переводят как "обращается", и тогда Платон делается единомышленником Филолая, по крайней мере, в том отношении, что Земля считается вращающейся вокруг оси, и что вполне гармонирует с указанным выше мнением Платона о сравнительной малости Земли по отношению к небесным телам - Солнцу, звездам и т.д.
Этот спор приобретет особый интерес в связи с тем, что учитель Коперника в Болонье, Кодрус, внушал Копернику любовь к Платону и толковал это место именно в смысле обращения Земли. На молодого Коперника платоново поэтическое видение мира подействовало сильнейшим образом. Глубоко взволновало его одно место в диалоге "Тимей", где речь идет об устройстве Вселенной: "Земле он определил быть кормилицей вашей, и так как она вращается вокруг оси, проходящей сквозь всю Вселенную, блюстительницей и строительницей дня и ночи" (Ревэин,1949). В пояснение этого темного места Кодрус приводит мнение Теофраста, как его приводит Плутарх: "Платон, когда стал стар, раскаялся в том, что прежде отвел Земле срединное во Вселенной место, которое ей вовсе не принадлежало". Комментарий Ревэина: "В этом месте "Тимея" Платон явно колеблется, он пуще всего боится оскорбить "бессмертных богов". Он нарочито придает словам своим туманную, двусмысленную форму. Но даже и невнятный намек в устах Платона должен был произвести сильнейшее впечатление на Коперника".
\180\
Ревзин, как и многие другие, отбрасывает современность в прошлое. Весь "Тимей" проникнут таким религиозным духом, что, несомненно, является глубоко искренней попыткой построить "естественное богословие". Несмотра на смелую критику афинских порядков, Платон, как известно, никаким преследованиям в Афинах не подвергался. Самое важное в этом деле: несомненное влияние Платона на Коперника (подробнее об этом скажем в соответствующем месте). Позиция же Платона, как крупного мыслителя, видящего доводы в пользу того и другого толкования, была действительно колеблющейся. Никто не считает Платона основоположником гелиоцентрической системы и не оспаривает роль Аристарха. Но несомненно, что то брожение умов, которое существовало в Платоновской Академии и поддерживалось и стимулировалось Платоном, и было источником всего последующего прогресса астрономии.
4.26. В предыдущих параграфах были достаточно подробно разобраны космологические воззрения Платона. Полезно было бы подвести итоги, но эти итоги уже были подведены более ста лет назад (1837-184вгг.) Уэвеллом в его истории индуктивых наук в разделах, посвященных "Тимею" и "Республике" ("Государству") Платона. Это тем более замечательно, что Уэвелл, как известно, в основном был последователем родоначальника английского материализма, Фр.Вэкона. Читаем: "Впрочем, мы оставили бы философию древних греков, не отдав должной справедливости тем услугам, которыми физическая наука во все последующие века была обязана остроумному в проницательному духу, в котором велись их исследования в этой области человеческого знания, и широкий и возвышенным стремлениям, которые были ими обнаружены, даже в самой их неудаче, если бы не вспомнили разнообразного и многообъемлющего характера их попыток и не вспомнили некоторых причин, ограничивших их успехи в положительной науке. Они занимались умозрением и теорией под живым убеждением, что наука возможна для всех областей природы и что она составляет достаточный предмет для упражнения лучших способностей человека; и они быстро пришли к убеждению, что такая наука должна облечь свои заключения в язык математики. Это убеждение чрезвычайно ясно в сочинениях Платона. В "Республике", в "Эпиномисе" и особенно в "Тимее" это убеждение заставляет его несколько раз возвращаться к обсуждению законов, которые были установлены или предполагаемы в то время относительно гармонии и оптики, в том виде, как мы видели выше, и еще больше относительно астрономии, как мы увидим в следующей книге. Вероятно, ни одна из
\181\
дальнейших ступеней в открытии законов природы не имела такой важности, как полное усвоение того господствующего убеждения, что должны существовать математические законы природы и что обязанность философии - открыть эти законы. Во все последующие века истории науки это убеждение продолжает быть одушевляющим м подкрепляющим принципом научных исследований и открытий. И в особенности в астрономии многие из ошибочных догадок, сделанных греками, заключают в себе если не зародыш, то, по крайней мере, оживляющую кровь великих истин, которые были предоставлены
будущим векам".
"И кроме того, греки искали не только таких теорий для объяснения специальных частей природы, но и общей теории Вселенной. Опыт такой теории есть "Тамей" Платона - попытка, слишком обширная и слишком гордая, чтобы иметь успех в то время; или, пожалуй, в том размере, в каком он развивает ее, даже и в наше время, но сильный и поучительный пример притязаний человеческого ума - объяснить всемирный порядок вещей и отдать отчет во всем, что представляется
ему внешними чувствами".
"Далее, мы видим в Платоне, что виной неудачи этой попытки было, между прочим, предположение, что причина, почему все вещи суть то, что ово есть и как оно есть, должно быть то, что эти вещи суть лучшие, по тем мнениям о лучшем и худшем, какие доступны человеку. Сократ, в своей предсмертной беседе, как она передана в "Федоне", объявляет, что именно этого он искал в философии своего времени, и говорит своим друзьям, что он покинул умозрения Анаксагора, потому что они не давали ему таких причин для построения мира. "ТимеЙ" Платона есть в сущности попытка восполнить этот недостаток и представить теорию Вселенной, где все вещи объясняются подобными причинами. Хотя это и была неудача, это была неудача благородная и поучительная". Уэвелл ссылается на Томпсона, что Платону принадлежит заслуга открытия, что законы физической Вселенной могут быть изображаемы математическими формулами, и что об этой истине Аристотель не имел ни малейшего сознания. И далее: "Тимей" Платона заключает в себе схему математических и физических учений о Вселенной, и по этой схеме "ТимеЙ" гораздо больше, чем какое-нибудь из произведений Аристотеля, представляет аналогию с теми трактатами, которые появлялись в новейшие времени под названиями: Принципы, Система мира и т.д. И, к счастью, это произведение изучаемо было хорошо, и при обращении было внимание не только на язык, но и на самые учения и их отношение к нашему действительному знанию". Есть указания, в
\182\
частности, на Штальбаума, Ботлера, Томпсона и двухтонное сочинение о "Тимее" проф. Мартена (1841).
4.27. Извлекли ли из Платона ученые все ценное, что можно извлечь, и то, что осталось, можно целиком оставить историкам науки и философии» филологам и проч.? И на этот счет у Уэвелла есть интересные высказывания, что прялка, которую держит Судьба, "с прицепленными к ней кольцами, посредством которых планеты обращаются вокруг нее, как вокруг оси, - есть уже шаг к представлению вопроса в смысле построений известной машины".
"Неудивительно поэтому, что Платон ожидал, что астрономия при дальнейших успехах, способна будет объяснить многие вещи, которые она еще не объяснила даже и в наше время. Таким образом, в одном месте седьмой книги "Республики" он говорит, что для объяснения пропорции между днем и месяцами, и между месяцами и годом, философ ищет более глубокого и более существенного основания, чем может дать одно наблюдение. И астрономия еще не показала нам и теперь никакого основания, почему бы пропорция времен обращения Земли на своей оси, обращения Луны около Земли и обращения Земли около Солнца не могла быть сделана Создателем совершенно иной, чем она есть. Но, спрашивая, таким образом, от математической астрономии резонов, которых она не может дать, Платон делал только то, что в позднейшем периоде делал автор высоких астрономических открытий, Кеплер. Один из вопросов, решения которых Кеплер в особенности желал, был тот, почему есть пять планет и почему именно ва таких расстояниях от Солнца? И еще любопытнее то, что, по его мнению, он нашел причину этих вещей в отношениях тех пяти правильных твердых тел, которые, как мы видели, Платону хотелось ввести в философию Вселенной. Мы находим рассказ Кеплера об этом воображаемом открытии в "Мисгериум Космографии ум", изданном в 1596г."
"По мнению Кеплера, закон, определяющий, таким образом, число и величину планетных орбит посредством пяти правильных твердых тел, есть открытие не менее замечательное и несомненное, чем три закона, которые дают его имени вечную славу в истории астрономии".
"Но из этого мы не должны думать, что нет твердого критерия для различения между воображаемыми и действительными открытиями в науке: как открытие делается возможным при полном просторе для догадок, так оно делается действительным при полном просторе, какой делается наблюдению - постоянно и решительно определять ценность догадок. Со смелым воображением Платона Кеплер соединял терпеливую и добросовестную привычку проверять свои фантазии строгим и
\183\
трудолюбивым сравнением их с явлениями: и таким образом его открытия повели к открытиям Ньютона".
Разберем критически эти высказывания Уэвелла позже, после оценки значения Аристотеля в космологии, а пока сопоставим этот хвалебный в общем отзыв представителя механического материализма середины 19-го века с отзывом крупного ученого и представителя диалектического материализма середины 20-го века Дж.Вернала (Бернал,195б): "После закрытия Академии произведения Платона в оригиналах были целиком забыты, за исключением наиболее абсурдного из них - "Тимея", содержащего его мистический взгляд на образование мира. Учение его было передано через неоплатонизм еще большего мистика Плотина. Арабы обнаружили некоторые из других работ Платона и перевели их, но только в эпоху Возрождения работы Платона были вновь изучены в оригинале и оказали влияние, по крайней мере, столь же большое, как и в то время, когда они были написаны. Главным образом, благодаря Платону» взгляды представителей раннего гуманизма не были научными. В XVI и ХУП веках, однако, свойственное Платону увлечение математикой сыграло важную роль в формировании мышления Кеплера, Галилея и, через кембриджских платоников, также и Ньютона". По мнению Бернала и других современных материалистов, примесь религиозных мотивов в творениях плодотворнейших философов (а плодотворность взглядов Платона вовсе не отрицается) достаточна для того, чтобы объявить их взгляды ненаучными, а трудно написанные сочинения - абсурдными. Для нас, русских, такая "установка" хорошо знакома: мы знаем, что некоторые наши новаторы и поддерживавшие их философы и Пастера зачисляли в реакционеры и обскуранты. С фанатиками спорить невозможно.
4.28. Перейдет теперь к Аристотелю. Как известно, Аристотель был учеником Платона, долгое время работал в Академии, сохранил многое от Платона, но затем настолько уклонился от своего учителя (вспомним известное: "друг Платон, но истина мне больший друг"), что эти две линии - Платона и Аристотеля - никак не следует смешивать. Оторвавшись от платоновского идеализма, он не сделался материалистом и для сторонников учения о "Двух лагерях" представляет непреодолимый камень преткновения, так как объединяет в себе черты обоих лагерей. Очень многие считают Аристотеля вершиной древнегреческой философии. На этом сходятся такие противоположности, как, с одной стороны, схоластическая философия Средних веков, сейчас развиваемая католическим неотомизмом (возрождение учения Фомы Аквинского), с другой стороны, никто ивой,
\184\
как Карл Марке, назвавший Аристотеля Александром Македонским греческой философии (История философии,1941).
Виднейший представитель неовитализма, Г.Дряш, использовал для своего биологического мировоззрения понятие Аристотеля "энтелехия", труднейшее понятие, которое можно истолковать и как существительное, и как обстоятельство образа действия.
Конечно, если рассматривать великое эллинское наследство как собрание мертвых материалов, интересных только для истории науки, или могущих служить фундаментом для окостенелых учений, то этот взгляд на значение Аристотеля оспаривать не приходится. Вне области точных наук эвристическое значение творений Аристотеля и сейчас неоспоримо. По диапазону научных интересов, колоссальной эрудиции, совершенно изумительной наблюдательности и работоспособности, способности синтезировать разнороднейшие и противоречивые воззрения и излагать их связно и систематически, Аристотель не уступит конечно, никому во всей истории человеческой мысли. Его формальная логика считалась Кантом "законченной наукой" и сохранилась со сравнительно незначительными изменениями до настоящего времени, пока в нее не вторглась математика. Он сумел взять многое от антиподов - Платона и Демокрита, отчего его нельзя отнести ни к одной из "линий". Он положил начало систематической зоологии, гистологии и эмбриологии, а его ученик Теофраст - ботанике и минералогии. В гуманитарной области его сочинения по этике и политике я сейчас не потеряли свежести. Как будто совершенно универсальный гений?
Нет, не универсальный! Слабость Аристотеля в том, что составляет главную силу школ Пифагора и Платона: недооценка математики, я эта слабость объясняет его популярность во многих кругах и то вредное влияние, которое Аристотель, а в особенности его усердные ученики и последователи, перипатетики, оказали на дальнейшее развитие науки.
На дверях Академии Платона стояли строгие слова: "Да не вступает никто, не знакомый с геометрией". Аристотель таких требований не предъявлял, и к Пифагору относился довольно пренебрежительно: по его мнению, "Пифагор сперва занимался математикой и изучал свойства чисел; впоследствии же он недалеко ушел от сказок Ферекида" (учитель Пифагора; Бляшке, 1857). По мнению Энгельса, Аристотель правильно упрекает пифагорейцев в том, что своими числами "они не объясняют, каким образом возникает движение, и как без движения и изменения имеют место возникновение и уничтожение или же состояния и деятельности небесных вещей".
\185\
Это противоположение является основным в сопоставлении платонизма и перипатетизма, вернее, чистой пифагорейско-платоновской линии и перипатетизма, так как в платонизме и далее были ответвления, порывавшие связь с математикой. Для истории же наук точных и стремящихся быть точными это противоположение - основное.
Великолепно это выражение в знаменитом диалоге Галилея "О двух главнейших системах": "Симпличио (перипатетик) - эти- умозрения (если я смею откровенно высказать свое мнение) кажутся мне теми геометрическими тонкостями, за которые Аристотель упрекает Платона, обвиняя его в том, что слишком усердные занятия геометрией удалили его от настоящего философствования; а знал и слушал величайших философов-перипатетиков, которые советовали свои ученикам не заниматься математическими науками, так как они делают ум придирчивым и неспособным к правильному философствованию -правило, диаметрально противоположное правилу Платона, который не допускал к философии того, кто не овладел предварительно геометрией".
Сальвиати (выражает мнение Галилея): "Я одобряю совет этих перипатетиков, удерживающих своих школьников от занятий геометрией, так как нет ни одной науки, более приспособленной для раскрытия их ошибок; но вы видите, насколько они отличны от философов-мвтематиков: последние гораздо более охотно рассуждают с теми, кто хорошо осведомлен в обычной перипатетической философии, чем с теми, у кого нет таких познаний и кто в силу такого недостатка не может провести параллели между двумя умениями". Великолепная ирония по отношению к современным биологам, чуждающимся математики, прежде всего, к огромному большинству дарвинистов.
4.29. С точки зрения методологии науки, это отличие является основным: если вы придаете математике лишь вспомогательную роль в понимании природы, то вы - последователь Аристотеля; если же ей придается фундаментальное значение в естествознании, то вы -платоник или пифагореец (Госкин,1960). Можно подумать, что это отличие независимо от философии в что оно связано прежде всего с большей или меньшей любовью ученого к математике и большими или меньшими способностями. До известной степени это, конечно, верно, и многие невежды в математике пытаются свой дефект возвести в добродетель, например, современным утверждением, что Мендель не имеет никакого значения в науке. Но даже в настоящее время можно привести высказывания выдающихся математиков, считающих, например, что в биологии трактовка органических форм не доступна математизации. Это возражение легко формулировать словами моего
\186\
усопшего друга, В.Н.Беклемишева, сказанными им еще в дни нашей молодости: "Органическая форма есть эпифеномен сложнейших процессов; невозможно ожидать, чтобы такие сложные процессы могли привести к результату, охватываемому сравнительно простой формулой". То, что сейчас говорят относительно биологии, на заре науки говорили и о космологии, исходя из общефилософских позиций. Если принимать в природе только атомы или другие изолированные тела, двигающиеся в беспорядке и сталкивающиеся друг с другом, то как можно ожидать, что из такого хаоса могут возникнуть математически правильные круговые движения или вообще сравнительно просто формулируемые математические законы?
Уверенность в возможности или невозможности математизации явлений природы теснейшим образом связана с теми требованиями, которые различные ученые предъявляют к научной теории. Одни ученые стремятся найти количественные соотношения в явлениях природы, дающие возможность прогноза и управления явлениями, придавая второстепенное значение "объяснению" с точки зрения обычного здравого смысла. Другие, напротив, заинтересованы прежде всего тем, чтобы свести различия к "качествам") не особенно интересуются количественной стороной предмета и охотно удовлетворяются часто призрачными "объяснениями". К первой категории относится Платон, ко второй - Аристотель. Бернал, которого нельзя упрекнуть в симпатиях к Платону, совершенно правильно пишет (1956), что предмет научного исследования, по Аристотелю, заключался в отыскании пряроды всех вещей. "Он должен был охватывать все, начиная от объяснения того, почему все камни падают вниз, и кончая тем, почему некоторые люди являются рабами. В любом случае ответ был одинаковым: "Такова уж природа их". Это был действительно всеобъемлющий ответ, равноценный фразе: "Они таковы потому, что такова воля бога", но он звучал более научно. В работах "Физика" и "На небесах" Аристотель применяет свой метод к тому, что мы называем физической вселенной, там, где это меньше всего применимо. Его объяснение было едва ли более правдоподобным, чем' объяснение Платона, и было лишено как эмоциональной приподнятости, так и математического интереса. Но так как оно являлось частью великого учения Аристотеля о логическом строении Вселенной, оно стало основной формой, в которой теория греков о строении Вселенной была передана потомству. Ей суждено было доказать, в частности, свою бесплодность для прогресса физики. Джордано Бруно должен был быть сожжен и Галилей осужден прежде, чем доктрины, которые были взяты
\187\
скорее из концепции Аристотеля, чем из Библии, были разбиты". Последующая история науки в большей части в действительности является историей последовательного развенчивания Аристотеля. Поистине Рамус был не далек от истины, когда он утаерждал в своем знаменитом тезисе в 1536 году, что "все, чему учил Аристотель, является ложным".
4.30. В другом месте Бернал показывает, что огромный авторитет Аристотеля объясняется именно его большей доступностью и приспособленностью к консервативному образу мышления: "То, что вытекало из исследовательского метода Аристотеля, очень скоро должно было подорвать или опровергнуть большинство его умозаключений, включая основной вывод о конечных причинах. В действительности его взгляды на многие проблемы устарели еще до того, как он их выдвинул. Однако он оказывал огромное влияние на арабскую и средневековую мысль, несмотря на такие ограничения или, возможно, благодаря им. Последние достижения греческой науки были либо полностью утрачены, либо, подобно трудам Архимеда, пе признавались до эпохи Возрождения. Их никто не мог понять, кроме очень хорошо подготовленных и искушенных читателей, которых нелегко было найти в эпоху раннего средневековья. Однако труды Аристотеля при всей их , громоздкости не требовали (или казалось, что не требовали) для их понимания ничего, кроме здравого смысла. Аристотель, подобно Гитлеру, никогда не говорил кому-либо что-то такое, во что те не поверили бы. Не было необходимости в опытах или приборах для проверки его наблюдений, не нужны были трудные математические вычисления для извлечения результатов из них или мистическая интуиция для понимания какого бы то ни было внутреннего смысла. Платон действительно больше обращался к воображению и обладал большей моральной страстностью, а Аристотель объяснял, что мир такой, каким все его знают, именно такой, каким они его знают... До тех пор, пока мир оставался тем же, Аристотель был приемлем, но, как мы увидим, мир не оставался тем же".
Вот и разберись! Сам Карл Маркс называл Аристотеля (в виде похвалы) Александром Македонским греческой философии, а человек, считающий себя последователем Карла Маркса, и сам - крупный физик - считает его учение почти сплошь ложным и самого его сравнивает с Гитлером. Конечно, между Александром Македонским и Гитлером то общее, что оба - деспоты, но деспотизм Александра заключал много прогрессивного, а Гитлер стремился повернуть колесо истории вспять. Разумеется, ни Рамус с его решительным утвержением всего
\188\
Аристотеля, ни Р.Бэкон с его рекомендацией сожжения всех сочинений Аристотеле, не правы, да и, как увидим дальше, смысл их изречений был неправильно понят. Врагами перипатетизма, как ясно из истории идей Возрождения, был не столько сам Аристотель, сколько его не по разуму усердные ученики, но такова судьба большинства великих мыслителей. Эпигоны забывают о лучших чертах своего учителя и настаивают, как на абсолютных истинах, на его ошибках. Такое свойство эпигонов сохранились и в нашем, двадцатом веке, и, вероятно, оно сохранится до тех пор, пока точное математическое исследование не проникнет решительно во все области всех наук. Поэтому аристотелевский дух безусловно полезен во всех областях науки, не созревших еще до математической обработки и нуждающихся в чисто логической систематизации. Мало того, и в доступных для математизации науках главное аристотелевское направление может принести пользу и принесло в истории науки большую пользу. Здесь мы подходим к другому отличию Аристотеля от Платона, связанному с учением о причинах.
4.31. Уже у Платона есть ясные указания, что то, что обычно называется причиной, может иметь совершенно разный характер, и что одно и то же явление имеет несколько причин. В основном логическом сочинении Аристотеля, "Аналитики", это изложено так (Вторая аналитика): "Причин же существует четыре вида. Первая - которая объясняет суть бытия вещи, вторая - что это необходимо есть, когда есть что-то (другое), третья - то, что есть первое движущее, четвертая -то, ради чего (что-нибудь есть)". Как указано в примечаниях, по созданной в Средние века терминологии, эти причины названы: 1) материальная - материя, материальная основа всех вещей (то, что лежит в основании, субстрат); 2) формальная причина - форма, активная сила, суть предмета, 3) производящая, или движущая причина
- источник перемены явлений, начало движения; 4) конечная, причина
- цель движения. Там же приведен пример: архитектор и его искусство
- производящая причина; план - формальная причина; строительный материал - материальная причина; построенный дом - конечная причина (цель).
Но из того, что каждое явление имеет несколько причин, не значит, что все причины равноценны. Мы имеем право ту или иную из них признать ведущей. Великолепное рассуждение на эту тему имеется в предсмертной беседе Сократа, где критикуется Анаксагор, "который вовсе не пользуется разумом и не указывает никаких причин для объяснения устройства мироздания, но, вместо того, ссылается, в
\189\
качестве причин, на воздух, эфир, воду и многие подобные несуразности. Я вынес впечатление, что Анаксагор попал в такое же положение, как если бы кто сказал: все, что делает Сократ, он делает посредством своего разума, а затем, пытаясь указать причины каждого из моих поступков, стал бы говорить так: я сижу здесь потому, что мое тело состоит из костей и мускулов, потому что кости тверды и разделены одна от другой суставами, мускулы же способны растягиваться и сокращаться, что окружены плотью и охватывающею ее кожей. Так как кости подвижны в своих сочленениях, то мускулы, вследствие их сокращения и растяжения, дают мне возможность сгибать мои члены, что и служит причиною, почему я сижу здесь согнувшись. Пожалуй, и по поводу нашей беседы, Анаксагор стал бы приводить такого же рода причины и ссылаться на звук, воздух, слух и т.д., до бесконечности, а истинные причины, поведшие к беседе, пренебрег бы назвать: именно, что афиняне сочли за лучшее осудить меня, и что поэтому и я, со своей стороны, счел за лучшее сидеть здесь и, в ожидании более справедливой участи, подвергнуться тому наказанию, к какому афиняне меня приговорили. Ведь, клянусь собакою, мне думается, эти мускулы и кости давно были бы в Мегарах, либо в Бостии, если бы я счел это за наилучшее и если бы я не считал справедливым подвергнуться тому наказанию, к какому присудило меня государство. Однако приводить такие вещи в качестве причин совсем нелепо. А если бы кто-либо сказал, что не имел всего этого, т.е. мускулов и костей и всего прочего, чем я обладаю, и не в состоянии привести в исполнение свое решение, он сказал бы правду. Сказать же, что все эти поступки я совершаю, руководствуясь разумом, и при этом заявлять, что причиною моего поведения являются названные вещи, а не предпочтение наилучшего, было бы очень и очень легкомысленно. Ведь это значило бы не быть в состоянии различить, что одно есть действительно причина, а другое - то, без чего причина никогда не была бы причиною".
4.32. Совершенно ясно, что Платон склонен называть причиной лишь, то, что в смысле Аристотеля можно назвать главной или ведущей причиной, а вспомогательные причины называть условиями осуществления главной причины. Мы знаем, и к этому нам придется возвращаться неоднократно, что с господством механистического материализма "причинным объясненем" стали называть сведение всех явлений к материальным (обычно это называлось условиями). Можно сказать, что причины перестали считать причинами вовсе. А как же в математике - основной области проявления формальных причин? Так
\190\
как в математике следствие вовсе яе следует за причиной, то тут тоже стали набегать термина "причина" и в общей форме говорить о "законе достаточного основания". Этот термин был максимально широким, и Шопенгауэр так и назвал одно из своих сочинений: "О четверояком корне закона достаточного основания". Но эти четыре корня повторяют четыре формы причинности Аристотеля. У Аристотеля повсюду на первый план выдвигается конечная причина, но он отнюдь не отрицает важности действующих причин. Энтелехия и есть то реальное» что осуществляет цель (конечные причины). Разумеется, он не был чужд признания формальных причин, во поскольку форма у Аристотеля мыслилась в неразрывном единстве с материей (хюле и морфе), она не имела онтологического обоснования. У Платона же, несомненно, конечные причины играют тоже существенную роль, но особенное значение в его философии имеют причины формальные, онтологически обоснованные его теорией идей - учением, специфическим для Платона.
Признание реального существования ввепространственных и вневременных идей и есть "объяснение" возможности математической трактовки мира, к которой все время стремился Платон и истинные его последователи. Но онтология Платона дуалистична: мир идей' и мир явлений не находятся в состоянии взаимного однозначного (короче, бноднозначного) соответствия. Мир явлений - искаженное отображение мира идей, и при таком искажении ослабляется возможность математической трактовки. Всего менее искажен мир в области небесных тел: вот почему к космологии и были обращены стремления самого Платона и его последователей. Платон стремился внедрить математические понятия даже в свои чисто политические трактаты: совершенные числа, брачное число, число 5040 - произведение первых семи чисел для определения числа семей в поселке в "Законах" и т.д.
(Ред.: первое доказанное утверждение о совершенных числах принадлежит Евклиду; Никомах из Герасы указал первые совершенные числа 6,28,496,8128; Ямвлих из Хальциса утверждал, что Пифагор знал о дружественных числах 220 и 284), но это все были намеки, терявшиеся в массе материала, чуждого математике. Дальнейшая история науки показала, что кризис платонизма произошел не от поражений, в от слишком больших побед в области математизации науки. Математизация оказалась возможна и там, где яе было никакой надобности в теории идей, как онтологическом обосновании. Так для чего же тогда теория идей?
Аристотеля справедливо считают философом, сделавшим большой шаг по направлению к материализму, хотя он в общем остается еще
\191\
идеалистом. Этот шаг к материализму выражается рядом свойств. Во-первых, и сам Аристотель, и его ученики были склонны считать небесные сферы реальными твердыми телами, в то время как последователь платоновской линии Птолемей считал их воображаемыми. Да систему Птолемея и невозможно себе вообразить материально. Во-вторых, отрицая теорию идей, Аристоталь отказался и от искания идеалов. В примечаниях к Уэвеллу написано: "Платон искал науки, возвышающиеся над ограниченностью земных отношений, которые и он признает и должен признавать, и, оставляя в стороне нынешние ограниченные отношения человека, рассматривает его в его будущем, в более чистом и высоком состоянии. Но Аристотель рассматривает человека так, как находит его, и к этому настоящему человеку старается приноровить и свою науку... Платон жил больше в будущем, чем в настоящем, он жил надеждами и питался идеями. С другой стороны, более мужественный ум Аристотеля твердо и уверенно опускался в глубину настоящего".
В астрономии роль Аристотеля заключается в том, что он прочно обосновал учение о шарообразной форме Земли и пропагандировал систему гомоцентрических сфер. Эта система давала приблизительное "объяснение" небесных явлений, но "не заключала в .себе даже и возможности правильного подхода к проблеме определения планетных расстояний; поэтому она фатально непригодна для астронома-теоретика" (Идельсон,1947) и подлинная астрономическая наука древних начинается с Гиппарха и Птолемея.
4.33. От Академии Платона берут начало два крупнейших направления в философии и науке: собственно платоническое и перипатетическое. Как ясно из изложенного, они хорошо характеризуются рядом противоположений: 1) романтическое воображение, талантливая интуиция и "трезвое" отношение к действительности! 2) теория вневременных и внепросгранствевных идей и отрицание таких идей; 8) стремление к математизации наук и избегание математики; 4) господство в построении объяснений формальной и финальной (конечной) причинности; 5) юношеское устремление в будущее и старческий консерватизм.
Выше было отмечено, что все эти противоположения отнюдь не являются независимыми друг от друга, а показывают органическую, хотя и не вполне тесную связь. Аристотель был мастер систематизации, и в этом отношении его заслуги бесспорны, но он был беспомощен в прогнозе. "Мы не можем указать ни одного из принимаемых теперь физических учений, которое было бы предугадано у Аристотеля, в том
\192\
роде, как системе Коперника была предугадана Аристархом, как размещение небесных движений в круговые было указано Платоном, как объяснение численных отношений музыкальных интервалов приписывается Пифагору" (Уэвелл,1867). И вполне закономерно, что когда человечество переживало свою новую молодость в период Возрождения, оно вновь обратилось к Платону. Вместе с тем протест против господства Аристотеля принял чрезвычайно резкие формы, и некоторые из таких протестантов заплатили за свой протест жизнью, например, Рамус (Уэвелл).
Все предыдущее изложение касалось, в основном, пифагорейско-цлатововского направления эллинской культуры, и вывод был тот, что это направление и является стержнем этой культуры. Ответвление платонизма - перипатетизм дал очень много, но это направление не привело к вершинам науки. Но обе рассмотренные линии не являются материалистическими. Для полноты картины необходимо разобрать взгляды "линии Демокрита". Задача несколько облегчена тем, что крупный вклад в космологию (шарообразность Земли, отказ от геоцентризма и проч.), сделанный пифагорейцами, не оспаривается и такими решительными противниками пифагоризма, как Лурье, но приписывается им "случаю". Любопытно посмотреть космологические взгляды Демокрита и других материалистов.
Из предшественников Демокрита, вероятно, наиболее ценный вклад в астрономию дал Анаксагор (500-428 до н.э.), утверждавший, что Солнце есть просто раскаленное тело. За это он едва избежал казни в Афинах. Кроме того, он первый указал, что Луна светит отраженным светом, дал правильное объяснение затмений. Он считал, что Солнце больше Пелодонесса, принимал, что на Луне есть горы, и он думал даже, что Луна населена (Б.Рассел, 1959). Платон, который родился через год после смерти Анаксагора (427 до н.э.), знал учение Анаксагора и критикует его, как всегда, от имени Сократа в своем "Федоне": "Кто-то, как я однажды слышал, прочитал в одном сочинении Анаксагора, что разум - устроитель и причина всех вещей. Я обрадовался этой причине и решил, что дело, до известной степени, налаживается, коль скоро разум есть причина всего; если так, думал я, если устроивший разум все устраивает, то и каждую вещь он помещает туда, где ей лучше всего находиться... Соображая обо всем этом, я пришел к отрадной мысли, что в лице Анаксагора я открыл учителя о причинах всего сущего, который мне пришелся по сердду, и что этот учитель скажет мне прежде всего, какова Земля - плоская или круглая, а когда скажет это, сверх того объяснит мне причину и необходимость, почему
\193\
это так должно быть, причем укажет, почему Земле лучше быть таковой (т.е. плоской или круглой). Если Анаксагор скажет, что Земля находится в центре, то, думал я, он мне объяснит также, почему ей лучше находиться в центре. А если бы он объяснил мне все это, я готов был отказаться от отыскивания другого рода причин. Я приготовился таким же точно образом получить сведения и о Солнце, и о Луне, и о прочих созвездиях, об их относительной скорости, об их движении и всех прочих свойствах, (именно узнать) почему лучше, чтобы каждое (из этих небесных тел) совершало и испытывало то, что оно испытывает. Так как Анаксагор говорил, что все они приведены в порядок посредством разума, то не думал» что он приведет для этого какую-либо иную причину, а только то, что самое лучшее для них быть тем, чем они есть. Я полагал, что, если Анаксагор укажет для каждого из них и для всех вместе причину, то он, сверх того, и объяснит, что является наилучшим для каждой вещи, в общее благо для всех их. И я не продал бы дешевле своей надежды! Нет» я с большим рвением взялся за книги и читал их так быстро, как только мог, чтобы как можно скорее узнать, что есть наилучшее и что худшее".
4.34. Продолжение всего этого приведено в 4.31, и мы поймем, почему Платон считает воздух, эфир, воду и т.д. в качестве причин для устройства мироздания "несуразностями". Ведь большинство современных ученых считает несуразностью как раз подход Платона, который в качестве причины берет указание на то, что лучшее для Солнца, Луны и планет. А так как Платон, как явствует из изложенного, хорошо знал учение Анаксагора и от него отталкивается, то ясно, что такой ход мысли Платона, с точки зрения современных материалистов, является "реакционным". Между прочим, на этом примере мы видим, что Платон вовсе не склонен замалчивать своих противников, как это инкриминируется ему в отношении Демокрита.
Анаксагор, очевидно, является непоследовательным материалистом. Его установка "разум - устроитель и причина всех вещей" - выражение идеалистического рационализма (см.3.27) и даже наиболее крайнего его выражения: разумом можно не только постичь Вселенную, но Разум и устрояет Вселенную. Дальше он не пользуется этим положением, и за такую непоследовательность Платон его вправе обвинить в "несуразности". Но многие современные "рационалисты" понимают рационализм именно в смысле отрицания объективного существования Разума вне человека. Их рационализм заключается в следующем: хотя Вселенная устроена не Разумом, а Случаем и Борьбой, но законы Вселенной постижимы человеческим разумом. Анаксагор в своем
\194\
основном постулате является представителем первого вида рационализма, в конкретных же объяснениях, вызвавших критику Платона ~ другого. По первой линии пошел Платов, по другой -Демокрит, ставший сознательно и последовательно на позиции чисто материалистического вида рационализма. Предыдущее изложение показало развитие в космологии линии Платона, посмотрим к чему пришел Демокрит.
Начнем с представления о форме Земли. В сохранившихся фрагментах Демокрита имеются достаточно противоречивые высказывания, во, по-видимому, несомненно, что Демокрит не дошел до признания Земли шарообразной, хотя в его время пифагорейцы уже принимали шарообразность Земли, что стало прочным достоянием школы Платова и всех его последователей, включая перипатетиков. Лурье пишет (1947): "По Демокриту, Земля не шарообразна, а имеет форму барабана с вогнутыми к центру основаниями. В центре одной из этих вогнутостей находится Средиземное море, а вокруг него живут люди. Это тем более удивительно, что теория, по которой Земля шарообразна, была уже в ходу в эпоху Демокрита, и она, как нельзя лучше, подходила к его учению о вихре; в результате вращения, по его учению, получался сферический небосвод; руководствуясь тем же принципом симметрии, он должен был придавать и центральным тяжелым массам шарообразную форму. Однако засвидетельствовано, что некоторые естествоиспытатели (по-видимому, Демокрит или его предшественники) в своих трудах полемизировали с теориями сторонников шарообразности Земли (Аристотель. О небе). Они указывали на то, что будь Земля шарообразной, нижний край, по которому диск заходящего Солнца пересекается с горизонтом, имел бы форму дуги, а не прямой линии, как в действительности".
Из этой цитаты ревностного сторонника Демокрита ясно: 1) Демокрит не признавал шарообразности Земли, хотя это учение в его время было распространено и ему было известно; 2) Лурье удивляется, что Демокрит не распространил принимаемое им положение о сферичности небосвода на центральную тяжелую массу, но принцип симметрии - пифагорейский, а не материалистический принцип, и таких требований к материалисту Демокриту предъявлять нет оснований; 3) то обстоятельство, что, по мнению Демокрита, прямолинейность пересечения заходящего Солнца с горизонтом говорит против шарообразности Земли, показывает, что, по Демокриту, Земля была сравнительно невелика. Аргумент Демокрита не имеет силы именно потому, что Земля велика, и потому небольшой отрезок
\195\
окружности - линия пересечения Солнца и горизонта не отличается практически от прямой линии. Для Платона же была ясна огромность Земли (см.4.21), где приведены именно те рассуждения о симметрии Вселенной, которые заставляют отрицать абсолютное понимание "верха" и "низа".
4.35. Но вряд ли можно согласиться с той реставрацией разреза Земли, которую Лурье приписывает Демокриту. Если верить этому рисунку, то все отличие демокритовского понимания формы Земли от пирагорейского в том, что на обоих полюсах сферической Земли сделаны выемки в форме часовых стрелок. Но если бы это было так, то отпал бы аргумент Демокрита против шарообразности Земля, основанный яа "прямолинейности" линии пересечения выходящего Солнца и горизонта. У такого "барабана" линия пересечения тоже была бы криволинейна. И, по-видимому, никто из прежних авторов не понимал демокритовского толкования формы Земли так, как это делает Лурье. В цитированном резюме Коперника "тимпановидная" форма приписывается Левкиппу, а Демокриту - "какая-либо иначе вогнутая". Слово "тимпан" Лурье переводит как "барабан" по аналогии, очевидно, с вашей "барабанной перепонкой" (тимпанум). Лурье ссылается на Аэция и на Ватиканское собрание изречений, но другие переводчики иначе переводят эти места. В сборнике "Материалисты Древней Греции" (1955) читаем: "Аэций, о форме Земли - Демокрит: (Земля, рассматриваемая в отношении) ширины, имеет форму диска, посредине же она полая; Евстафий: Обитаемую (часть) Земли стойки Посидоний и Дионисий называют пращевидной. Демокрит же — продолговатой; Ватиканское собрание: Земля ни полая, как (думает) Демокрит, ни плоская, как (думает) Анаксагор; читаем из Агафемера: "Первый же Демокрит многосведущий муж познал, что Земля продолговата, и что длина ее в полтора раза больше ширины. С ним согласен (в этом) и перипатетик Диксарх".
Таким образом, то слово (тимпанум), которое С.Я.Лурье переводит как "барабан", А.О.Маковельский в сборнике переводит как "диск". Какой перевод правилен? Слово "тимпан" существует в латинском языке (взято, конечно, из греческого), оно сохранилось и в славянском, и вряд ли тогда означало "барабан". Возьмем латинско-русский словарь И.X.Дворецкого и Д.Н.Королькова (1949). Там "тимпанум** переводится: тимпан, тамбурин, бубен (употреблялся преимущественно на празднествах в честь Кибелы и Вакха), подъемное колесо, дисковое колесо без спиц. Существовал ли настоящий барабан в античном мире, мне неизвестно, но полагаю, что на празднествах в честь Кибелы и Вакха плясали с дискообразными бубнами, а не с шарообразными (если
\196\
только вообще когда-либо существовали почти шарообразные барабаны) барабанами. Различие в толковании слова "тимпанум" имеет огромное значение, так как С.Я.Лурье во многих местах использует свое понимание Демокрита, именно что, по мнению Демокрита, Земля хотя и не была шарообразна, но почти шарообразна. При обычном же понимании выходит, что Демокрит не сделал ни шагу в принятии шарообразной формы Земли и отошел от Анаксагора только в том смысле, что вместо плоской Земли привял почти плоскую Землю с впадиной, заселенной людьми. Что заставляло Демокрита принять впадину? По мнению С.Я.Лурье, это стоит в связи с тем, что Демокрит принимал вращение Земли вокруг оси: этого нам придется коснуться дальше. Вторым доводом является то, что уже во времена Демокрита восход и заход звезд происходил в разных местах Земли в разное время (Лурье, 1947). По мнению С.Я.Лурье, при предположении, что населенная часть Земли вогнута, эти явления становятся вполне понятными, и этот аргумент использован Архелаем, находившимся, по-видимому, в ряде вопросов под влиянием атомизма. Но мы знаем, что разница во времени восхода и захода Солнца и звезд правильно • использована сторонниками выпуклости, а не вогнутости Земли, и сам Лурье, сылаясь на Ф.Франка, указывает, что более обширные наблюдения, конечно, опровергли бы идею о вогнутости Земли. Думается поэтому, что более прав, например, Веселовский (1961), который представление о Земле, как впадине у Демокрита, Архелая (ученик Анаксагора и учитель Сократа) и даже Платона (об атом уже была речь), считает воспринятым по традиции от египтян, которые считали Землю немного больше их Египта: впадина - это Египет с окружающими горами; впадина - продолговата, как это принимал я Демокрит. Оригинального тут очень немного. Кстати, Веселовскяй ссылается на то же уже цитированное место Аэция,
4.36. В пользу такого толкования говорит и уже приведенный довод, а именно, что Демокрит не представлял себе огромности размеров Земли, а также его своеобразная теория землетрясений ("Материалисты Древней Греции"): "Демокрит говорит, что Земля, будучи полна воды н, сверх того, принимая в себя много дождевой воды, по этой причине приходит в движение. А именно, когда дождевой воды становится слишком много вследствие того, что полые места не в состоянии (уже) вмещать ее в себя, она вынуждаемая (создавшимся положением), производит землетрясения, а также, когда Земля начнет высыхать, и образуется влечение (масс материи) к пустым местам из более полных.
\197\
то (эта) происходящая перемена приводит Землю в движение". Аналогичные разнообразные объяснения землетрясений приводятся я дальше со ссылкой на Сенеку.
Мне кажется, отсюда ясно, что Демокрит принимал Землю сравнительно небольшой (немногим больше обитаемой части - экумена, ойкумена) и имеющей вид диска со впадиной. Но, по Лурье, Демокрит принимал и вторую противоположную впадину. Мало того, С.Я.Лурье считает возможным утверждать, что и это второе вогнутое днище Демокрит считал населенным, т.е. признавал существование антиподов. Что же касается сферической боковой поверхности изобретенного Лурье "барабана", то она "была, скорее всего, необитаема за недостатком воздуха". Так как это место чрезвычайно важно для выяснения связи учения Демокрита и Платона и так как оно написано далеко не вполне ясно, то я приведу его полностью, как и примечания, только обозначая греческие слова русскими буквами. Вот это обоснование того, что Демокрит принимал существование антиподов» и что этот термин у него заимствовал Платон (Лурье,1947): "Комментатор Аристотеля Александр Полигистор (у Диогена Лаэрция) говорил, что учение об обитателях противоположной стороны Земли проповедовалось уже древними пифагорейцами. Но заметим, что с пифагорейской точки зрения земля шарообразна; поэтому, говорить о "противоногих", об антиподах (антиподес), живущих на стороне, противоположной населенной земле (ойкомене), было бы непоследовательно; как замечает Александр Полигистор, они называли землю "периойкомене" - "населенной вокруг"; жители других частей земли, с этой точки зрения, должны называться "живущими вокруг" (периойкомене), а не "антиподами". Точно так же и Платон в "Тимее" протестует против употребления "противоположных названий" (ономата знанциа), каковы "верх и низ", "антиподы " и т.д., ибо ввиду шарообразности Земли всякий человек в любой точке будет по сравнению с самим же собою, находящимся в противоположной точке, одновременно и находящимся вверху, и находящимся внизу, и все время будет сам себе антиподом. Отсюда совершенно ясно, что термин "антипод" был очень популярен в эпоху Платона и заимствован им из философии, в которой Земля не имела шарообразной формы, и людям, живущим на одной из поверхностей, "противостояли ногами" люди другой поверхности - "антиподы". Можно ли сомневаться, что одаим из сторонников этого учения был и Демокрит, для которого оно было логически необходимо, хотя бы ввиду отрицания верха и низа и принципа "исономии"? Примечание: "Протос ен философия антиполас ономасе", в лучшем случае означает, что
\198\
Платов придумал название для антиподов: оно содержится в чрезвычайно раздутом и неправдоподобном перечне заслуг Платона".
Разберем подробно всю эту выдержку: она заслуживает этого. Иа последнего примечания ясно: по мнению Диогена Лаэрдия, платон первый ввел в философию название антиподов, и этого не оспаривает . Лурье. Но он считает, что это название прилично не для сторонников шарообразной формы Земли, а для противников этого учения, для сторонников той формы Земли, которую принимал Демокрит. Но ведь форма Земли, нарисованная, по Демокриту, Лурье, тоже шарообразна, яо лишь с чашеобразными выемками на двух полюсах, следовательно, здесь термин "антиподы", по мнению Лурье, более приличен только потому, что из-за ненаселенности из-за отсутствия воздуха на боковой поверхности "барабана", человек из ойкумены не мог попасть на противоположную часть Земли, а на вполне шарообразной Земле это было сделать возможно: теоретически во времена Платона и практически после кругосветных путешествий.
4.37. Но позволительно задать себе вопрос. Если термин "антиподы" несовместим с учением о шарообразной форме Земли, почему этот термин и сейчас в употреблении? Малоупотребителен, но существует термин "периэки" (Perioeci), "окольвожители" (Брокгауз-Ефрон). В учении о Земле нериэками называют обитателей одного и того же полушария и одной и той же географической широты, но разъединенных между собой на 180 градусов. Но в то время как термин "антиподы" введен, по-видимому, Платоном, термин "периэки" имел в те времена совершенно другой смысл: это были представители первичного населения Лаконии, оттесненные доряиами к окраинам, окружавшим как бы кольцом дорийские поселения. Принимая термины "антиподы" (или "антэки", противожители) и "нериэки" широко, мы можем сказать, что, положим, для жителей северных умеренных широт периэками являются жители тропиков, а "антиподами" или антэками жители южных умеренных широт. Тогда выходит, что с представлениями Платона были совместимы и антиподы, и периэки, а с представлениями Демокрита (как их понимает С.Я.Лурье) только антиподы, так как боковая поверхность Земли, но его представлению, была необитаема.
По-видимому, несомненно, что первым предложил термин "антиподы" Платон. Это ясно и из цитированного высказывания Диогена Лаэрция, а также из того, что ни у Демокрита, ни у кого-либо из более древних авторов этого термина, как будто, не обнаружено. Такой знаток Демокрита как Лурье, очевидно, не обнаружил этого слова
\199\
во всех фрагментах Демокрита. Если бы термин "антиподы" был популярен в эпоху Платона, его бы, наверное, чаще употребляли. Однако в статье об антиподах у Брокгауза-Ефрона мы читаем: "Шарообразный вид Земли очень скоро привел к представлению об антиподах, и учение о них признавалось уже философами до Цицерона, именно стоиками. Но отцы церкви нашли в этом учении противоречие с Библией, и в VIII столетии дело дошло до того, что подвергался отлучению от церкви всякий, кто открыто разделял учение об антиподах. Только после того, как кругосветные плавания доказали несомненность учения о шарообразной форме Земли, существование антиподов получило право гражданства". Автор этой статьи, появившейся в 1890 году, видимо, не знал, что шарообразность Земли и существование антиподов признавалось и до стоиков, так как основоположник стоицизма Зенои родился около 336 г. до н.э., т.е. через 11 лет после смерти Платона.
Совершенно непонятно, где Лурье нашел, что Платон протестует против употребления термина "антиподы" (когда он сам его ввел). Он протестует лишь против абсолютизации понятий "верх" и "низ" (само собой разумеется, что в повседневном разговоре он эти термины употреблял), а из выдержки, приведенной в 4.21, ясно, что он считал антиподов не какими-то принципиально отличными существами, а что, проходя кругом по Земле, он будет становиться сам себе антиподом, и той точке противоположной поверхности Земли, которую мы сейчас считаем низом, он будет давать название верха. А отсюда пропадает и какая-либо убедительность предположения, что понятие антиподов Платон мог заимствовать от Демокрита.
В пользу того, что Демокрит считал Землю плоской и заселенной только с одной стороны, говорит и прямое свидетельство Аристотеля (О небе), приводимое Лурье (1936): "Анаксимен, Анаксагор и Демокрит говорят, что причина того, что Земля остается на месте - ее плоская форма. В самом деле, она не рассекает, а накрывает, как крышкой, находящийся под ней воздух, что, по-видимому, бывает с плоскими телами". Лурье соглашается с принадлежностью этой теории Анаксимену и Анаксагору, но сомневается в справедливости приписывания ее Демокриту. Основанием к такому сомнению являются: 1) слова Симпличио, который прибавляет слова "кажется", но это слово относится ко всем трем философам, а не только к Демокриту; 2) указание Аэция (Лурье), противопоставляющего Демокрита Анаксимену (опускаю в кавычках греческие термины): "Демокрит (говорит, что Земля) недвижна вследствие того, что, отстоя со всех сторон одинаково
\200\
от неба, находится в состоянии равновесия (—) ввиду отсутствия причины, почему бы она устремилась скорее в одну, чем в другую сторону (...) Анакснмев говорит, что она держится на поверхности
воздуха вследствие плоской формы". Иа этой цитаты Лурье делает заключение, что Платов в "Федоне" (в тексте Лурье неправильно указан "Федр"), полемизируя со взглядами Эмпедокла и Аяаксимева, использует (не указывая вмени Демокрита) мнение своего противника.
В пользу этого Лурье приводят филологический аргумент, именно то, что Платов в "Федоне" употребляет термины "искороппия" (равновесие) и "маллов", которые в связи со взглядами Демокрита употребляются Аэдием и Диогеном Лаэрцвем. Мне кажется, все эти доводы Лурье не имеют силы по следующим основаниям: 1) греческие термины могли применяться независимо двумя авторами; 2) ссылка Аация касается только вопроса о подвижности или неподвижности Земли, а не формы Земли и возможности антиподов; 3) наконец, что, пожалуй, самое
важное, Лурье слегка сокращает выдержку из Аэция, приведя же ее полностью, мы увидим, что аргументация Лурье теряет свою силу.
В переводе Маковельского это место выглядит так ("Материалисты Древней Греция", 1966): "Парменид, Демокрит: Земля пребывает в равновесии вследствие равного расстояния отовсюду, ибо нет причины, которая заставила бы ее скорее наклониться в одну сторону, чем в другую. Вследствие этого она может лишь сотрясаться, но не двигаться". Это мнение, таким образом, оказывается не только мнением Демокрита, ао в Парменвда, а Пармеавд жил раньше Демокрита (его "акмэ" относится к 500 г. до н.э., раньше аа 40 лет до рождения Демокрита). Парменид был хорошо известен Платону (один из знаменитых диалогов Платона посвящен этому славному мыслителю).
Влияние пифагориэма на Парменяда несомненно, и поэтому, если Платов и заимствовал своя воззрения от кого-либо, то тут, очевидно, мы должны принимать Пармеяида, а не Демокрита. Наконец, когда мы дойдем до разбора взглядов последнего представителя "линии Демокрита" в античном хире, Лукреция, мы увидим, насколько примитивны были космологические взгляды античных материалистов.
4.38. Но Лурье не только старается доказать, что форма Земли, по Демокриту, была "почти шарообразной", но стремится внушить читателю, что Демокрит был сторонником вращения Земли вокруг оси. Это утверждение Лурье (1947) тоже заслуживает внимательного рассмотрения. Вот оно: "Теперь примем во внимание, что, по свидетельству Диогена Лаэрция (правда, обычно перетолковываемому,
\201\
так как оно противоречит некоторым другим свидетельствам), Левкипп (Демокрит) учил, что Земля, придя в центр, не стоит неподвижно, а "висит в воздухе, кружась вокруг центра" (Диоген). Засвидетельствовано, что, по Демокриту, массы, образующие Землю, первоначально вращалась на небольшом расстоянии от центра (как это наблюдается в водоворотах) и лишь затем пришли в центр (Аэдий). Полагали, что и у Диогена Лаэрция имеется в виду то время, когда Земля еще не пришла в центр; но общая связь мыслей у Диогена показывает, что здесь речь может идти только о вращении Земли вокруг оси. Это подтверждается учением пифагорейца Экфанта. Этот никому неизвестный Экфант в общем развивает специфические основные положения теории Демокрита: он учит об атомах в пустоте, причем атомы считает телесными, материальными. Он полемизирует с Демокритом только в вопросах, касающихся пифагорейского символа веры: "Тела, по его учению, пригодятся в движение не тяжестью и ве "толчком" (демокритовский термин! - АЛ), а божественной силой, которую он называет разумом и душой" (разум и душа - синонимы, как у Демокрита!); "мир возник из соединения атомов, во управляется
провидением".
"В этом причесанном под идеалистическую гребенку учении Демокрита содержится, между прочим, и учение о вращении Земли вокруг оси. Ввиду свидетельства Диогена Лаэрция, я считаю более чем вероятный, что теория вращения Земли вокруг оси была впервые высказана не никому неизвестным Экфантом, а Демокритом, у которого ее заимствовал вместе с другими атомистическими положениями
Экфант".
"Этот длинный экскурс дает читателю понять, что если наши предпосылки верны, то та форма, которую придал Земле Демокрит, является единственно правильной с точки зрения его учения о "вращающей" силе: точки земной поверхности, близкие к земной оси, "вследствие неподвижности" испытали притяжение к центру (Земля была еще полужидкой и приблизилась к центру, вследствие чего получилась вогнутость); в точках, далеких от оси, "вращающая сила" победила в уничтожила силу притяжения к центру, и здесь шарообразная Земля сохранила свою первоначальную форму". Так пишет С.Я.Лурье,
Если верить Лурье, то Демокрит не только высказал идею о вращении Земли, но был провозвестником будущего учения Ньютона о том, что вращение Земли определяет ее форму. Правда, по современным взглядам, должен получиться сплюснутый эллипсоид вращения, а не
\202\
шар с двумя чашеобразными вогнутостями у полюсов, но нельзя предъявлять слитком больших требований к античности. Способ доказательства Лурье не может не вызвать удивления. Есть указание, что гипотезу о вращении Земли высказал пифагореец Экфавт из Сиракуз. Но так как этот Экфант придерживается также атомистических воззрений, то, значит, он свое учение (помимо атомизма) заимствовал от Демокрита. Далеко мы уедем с такими методами доказательства! Отметим: 1) атомизм не был чужд пифагоризму вообще, и дискуссионным является вопрос не только о монополии Демокрита в области атомизма, яо даже о приоритете; 2) само собой разумеется, что сходство двух мыслителей в одном не дает нам права принимать сходство и в остальном, тем более что пифагоризм Экфанта никем не оспаривается, а вращение и даже шарообразность Земли с атомизмом вовсе не связаны;
3) античные авторы указывают в числе основоположников теория вращения Земли кроме Экфанта также Филолая и Гикета. Но, быстро разделавшись с Экфаитом, Лурье об остальных не считал даже нужным упомянуть; мы же знаем, что учение о солнечной системе получило на линии Пифагора-Платона блестящее развитие, о чем достаточно написано выше, а линия же Демокрита - никакого, как увидим дальше;
4) и, наконец, видимо, филологи не пришли к соглашению о переводе фрагмента из Аэция. Вот как дан этот перевод в "Материалистах Древней Греции": "Демокрит: вначале Земля блуждала вследствие своей малости и легкости; с течением же времени сделавшись плотнее и тяжелее, она пришла в неподвижное состояние". "Блуждала", а не "кружилась", пришла не в "центр", а в "неподвижное состояние".
4.39. Можно прийти к выводу, что все попытки показать какое-либо заимствование пифагорейской школой чего-либо от Демокрита совершенно необоснованны. Все развитие гелиоцентризма не касается линии Демокрита. В "Истории философии" (1941) делается попытка показать, что учение Демокрита о бесконечности миров пробивало брешь в разделяемой самим Демокритом геоцентрической точке зрения и подготовляло почву для возникновения гелиоцентрической системы. Но, несомненно, мыслимое многообразие миров при отсутствии всякого порядка в каждом мире ("История философии" указывает, что бесконечность миров Демокрит обосновывает бесконечностью причин, т.е. атомов) и принятие конечности Вселенной не помешали Копернику построить гелиоцентрическую систему.
Считается, что учение Демокрита о бесконечности миров подверглось резкой критике Платона. "Материалисты Древней Греции": (Платон, "Тимей": против Демокрита): "Принятие бесконечного числа миров есть
\203\
мнение подлинно безграничного невежества" - одно из тех мест, которое приводится сторонниками Демокрита в качестве примера догматизма Платона и его грубости по отношению к своему закоренелому врагу, которого он, следуя своей привычке, не называет. Незнание греческого языка не позволяет мне сверить этот текст непосредственно с оригиналом, но применим тот же метод сравнения разных переводов. В моем распоряжении современный французский перевод Робена (1050). Это место следует непосредственно за изложением знаменитых "платововых тел", вдохновивших Кеплера к его исканию расстояний между планетами. Попробую перевести: "Если, подсчитав все это, мы поставим вопрос, следует ли принимать миры в бесконечном или конечном числе, то можно заключить, что совсем не проницательно принимать их число бесконечным; это учение тех, кто не понимает, что следует понимать под проницательностью (истинным знанием). Но сколько миров, один или пять, произвела природа?
Как надо утверждать? Касаясь числа, у нас больше оснований для неуверенности. Что касается нас, мир один, согласно нашему вероятному рассуждению. Так следует, согласно Природе, так нам указывает Бог; но другой исследователь после иных соображений, может прийти к иному мнению".
Когда мы берем весь абзац, то, оказывается, Платон не настаивал догматически на единственном мире. Исчезает и грубость, как известно, вовсе не свойственная Платону. Французский переводчик Робен указывает, что в этом тексте заключена игра слов (прием, которым широко пользуется Платон) именно на двойном смысле слова "апейрос" - бесконечный и несведущий. Французский перевод не "фрагментирует" Платона, как это делает МаковельскиЙ, и сохраняет ту художественную форму, которая не отрицается у Платона даже его врагами. Но почему Платон утверждает, что мир един? Об этом говорится в том же "Тимее", и здесь речь идет не об единственности, а об единстве Вселенной. Для Демокрита Вселенная есть собрание совершенно независимых друг от друга миров, для Платона вся Вселенная живая, и как живой организм она едина и имеет закономерное строение. Всякий биолог поймет, в чем разница. Сложный живой организм состоит из клеток, и каждая клетка есть живой организм, способный в определенных условиях (культура тканей) к самостоятельному существованию, но это не уничтожает единства целого организма. Поэтому концепция Платона не закрывает дороги к суждению о числе миров (по-новому - систем, галактик, сверхгалактик), она только утверждает, что все эти подчиненные миры составляют единое целое. Когда дойдем до Коперника и Кеплера (которые оба прекрасно знали Платона в оригинале), я думаю, мне удастся показать,
\204\
что мое понимание невежды в греческом языке ближе к пожиманию гворцов современной астрономии, чем понимание знатоков греческого языка, ослепленных материалистическим и антирелигиозным фанатизмом. 4.40. Защитники огромной роли Демокрита и материалистов вообще в автичаой культуре широко используют «убежище невежества" для своей цели. От Демокрита и Эпикура остались только фрагменты и, конечно, трудно доказать, что в исчезнувшем наследстве Демокрита не содержалось идей, использованных его противниками. Но, к счастью, из материалистической литературы древнего мира сохранилось полностью сочинение эпикурейца римской эпохи (Лукреций Кар, "О природе вещей"), которое неоднократно переводилось на русский язык с многочисленными комментариями. Кар считается продолжателем атомизма Демокрита и Эпикура и потому сейчас в большом почете. Лукреций жил гораздо позже Платона, Аристотеля, Аристарха, жил в первом столетии до н.э. (примерно 99-55 г.), т.е. был современником Цицерона и Юлия Цезаря. Следуя обычаю древних, он мало упоминает имена философов, даже тех, кому он близок по мировоззрению. Эпикура, которому он посвящает восторженное вступление к третьей книге: "Ибо лишь только твое, из божественной мысли возникнув, стадо учение нам о природе вещей проповедать", он упоминает по имени только раз: Сам Эпикур отошел по свершении поприща жизни, Он, превзошедший людей дарованьем своим и затмивший Всех, как и звезды, всходя, затмевает эфирное солнце". Имя Демокрита упоминается три раза, два раза с эпитетом "Демокрита священное мнение", которое он, однако, в одном случае оспаривает. Кроме этих, из равных для него философов он отзывается довольно одобрительно об Эмпедокле, упоминает Анаксагора, критикуя учение о "гомеомериях", и, наконец, Гераклита Эфесского, о котором отзывается совершенно неодобрительно.
Вследствие этого те, кто считал, что все вещи возникли Лишь из огня, и огонь полагали основою мира, Кажется мне, далеко уклонились от здравого смысла. Их предводителем выл Гераклит, завязавший сраженье. По темноте языка знаменитый у греков, но больше Слава его у пустых, чем у строгих искателей, правды, Ибо дивятся глупцы и встречают со строгим почтеньем Все, что находят они в изреченьях запутанных скрытым; Истинным то признают, что приятно ласкает им ухо, То, что красивых речей и созвучий прикрашено блеском".
\205\
Прочих философов Лукреций вообще не называет, хотя, как указывает Петровский, в его поэме есть намеки на учения Кратила, Анаксимена, Диогена Аяоллонийского, Фалеса, может быть, Ферекида, Ксенофана и Эпименида. Постоянно полемизируя со стоиками, Лукреций не только не называет их по имени, но даже не называет их школы. В книге третьей и далее, он говорит о том, "что греки зовут гармонией" и "слово "гармония" ты отвергни", этим самым показывая знакомство с учением, развиваемым в диалоге Платона "Федон". Заметим, что тот упрек, который был брошен Платону в замалчивании имени своего противника (знакомство Платона с Демокритом отнюдь не доказано), в гораздо большей степени может быть отнесен к Лукрецию-А если это был просто такой обычай в древности, то никто упрека ве заслуживает. Но ясно также, что Лукреций не только мог быть знаком с творениями великих философов-идеалистов, своих предшественников и противников, но в был знаком с этими творениями. Как же отнесся он к астрономическим воззрениям своих предшественников и современников? 4.41. Во всей поэме рассеяны замечания по космологии и космогонии, но только в редких случаях можно вывести из этих замечаний ясные представления Лукреция.
Трудно понять, какое представление имел Лукреций о форме Земли. Можно только сказать, как это подчеркивает и Петровский, что оно было "несовершенно". Но, что касается антиподов, го отрицательное мнение о возможности их существования выражено с совершенной отчетливостью:
Тут одного берегись и не верь утверждению, Меммий, Что устремляется все к какому-то центру вселенной, Будто поэтому мир и способен держаться без всяких Внешних толчков; и никак никуда разложиться не может. Верх и низ у него, ибо все устремляется к центру (Если, по-твоему, вещь на себя опираться способна), Что, находясь под землей, стремятся к ней тяжести снизу И пребывают на ней, обернувшись кверху ногами, Как отраженья, что мы на поверхности вод наблюдаем; Будто бы вниз головой и животные также под нами Бродят, и будто с земли упасть им никак невозможно В нижние своды небес, как и наши тела не способны Сами собой улететь к высоким обителям неба; Будто бы солнце у них, в то время как ночи светила Мы созерцаем; что мы взаимно меняемся с ними
\206\
Сменой времен, а их дни ночам соответствуют нашим. Но лишь надменным глупцам допустимо доказывать это, Ум у которых всегда к извращению истины склонен. Центра ведь нет нигде у вселенной, раз ей никакою Нету конца".
Этой цитаты, я думаю, совершенно было бы достаточно для опровержения мнения Лурье о том, что Демокрит является автором учения об антиподах, что я разбирал в предыдущих параграфах. Не мог Лукреций назвать "надменным глупцом" человека, которого он глубоко уважал и не мог не знать.
Но эта цитата интересна и в другом отношении. Существование антиподов Лукреций отрицает на основании принимаемого им учения о бесконечности Вселенной, которая полнее дана в книге первой. По мнению Петровского, эта идея, заимствованная Лукрецием у Демокрита и Эпикура, представляет собой крупный шаг вперед сравнительно со взглядами Пифагора, Платона и Аристотеля. Б связи с представлением о бесконечной громадности Вселенной Лукреций говорит о ничтожности человека. Как было показано в 4.39, надо различать понятия "единства" и "единственности", а также "бесконечность" и "безграничность". Современные астрономы склонны думать, что Вселенная "безгранична", но не "бесконечна" (об этом будет речь в разделе после Ньютона), и все аргументы Лукреция против конечности теряют силу. Что же касается "единства" Вселенной, го оно тоже возрождается в современной астрономии. Странными кажутся слова Петровского, что Пифагор и Платон допускали только нашу космическую систему: Землю, Солнце, планеты, неподвижные звезды. А что еще можно кроме этого придумать? Спор идет не о том, существует ли что-то сверх этого, в является ли количество образований разных рангов во Вселенной (звезды, системы, подобные Солнечной, галактики и сверхгалактики и проч.) конечным или бесконечным, представляют ли они хаос, независимых образований или образуют какую-то закономерную структуру.
Но "прогрессивная", по мнению Петровского, идея о бесконечности Вселенной сыграла отрицательную роль в вопросе об антиподах, отрицание же центра Вселенной не помешало полной путанице идей в отношении "верха" и "низа".
4.42. Приведу два места. Книга первая:
Кроме того, если все необъятной вселенной пространство Замкнуто было кругом и, имея предельные грани, Выло б известным, давно уж материя вся под давлением Плотных начал основных отовсюду осела бы в кучу,
\207\
Достарыңызбен бөлісу: |