Магомет кучинаев

– Да не поэтому я спрашиваю! – воскликнул Кючюк-батыр. – Если не очень сложно, по возвращении домой я сам котел попытаться приготовить.

– Тогда, конечно, другое дело. А так нечего опасаться – буза готовится из чистого зерна, – сказал Кара-Батыр. – Я, наверное, не смогу тебе все как следует объяснить. Чапай, ты, наверное, знаешь как готовить бузу?

– А как же! Если я не знаю – кто же тогда знает?

– Я очень тебя прошу, джигит, – научи меня готовить бузу! – обратился к Чапаю Кючюк-батыр. Чапай растерялся.

– А как я могу научить, если не буду показывать?! – сказал он. – Другое дело, если я буду готовить, а ты смотреть…

– Неужели это так сложно? Разве я не смогу понять, если ты все по порядку расскажешь?

– Да несложно, но не знаю, возможно ли научиться готовить бузу просто так, по рассказу?

– Ничего, ничего – ты попробуй рассказать подробно, – сказал Кара-батыр. – Кто знает, может, не забудет, запомнит.

– Хорошо, я-то расскажу, – сказал Чапай и задумчиво замолчал, видно, основательно подготавливался к столь необычному и важному делу. Вот наконец он заговорил. – Буза готовится из любого зерна и из овса, и из ячменя. Но самая лучшая буза готовится из ячменя. Но зато из овса получается красивая буза – белая, нежная.

Буза готовится так. Что там у тебя есть – овес или ячмень – заливаешь его водой. Заливаешь водой и даешь зерну в течение одного или двух дней размягчиться. После этого во дворе, не в тени, а где солнце, насыпаешь солому, а на солому стелешь полотно. А на полотно высыпаешь свое мокрое размягченное зерно и расстилаешь его толстым, в два пальца, скажем, слоем. Чтобы солнце не высушило зерно, укрываешь его полотном, сложенным в несколько слоев или толстым покрывалом. Ну, там через день-другой зерно твое прорастет. И тогда это проросшее зерно сушишь – на солнце, если жарко, или возле огня, если на солнце надежды нет. Надо хорошо высушить. Хорошие мастера иногда даже целую неделю сушат. Вот это проросшее, высушенное зерно называется салат. Понял?

– Понял, понял – продолжай! – сказал Кючюк-батыр, который слушал Чапая не только не проронив ни слова, а даже, казалось, аккуратно складывал каждое слово в хурджин памяти, предварительно тщательно его осмотрев и вытерев.

– Та-ак. Одна часть работы сделана, – сказал Чапай и продолжил свой рассказ. – Когда салат высушен, берешь его и зерно на бузу...

– А это что за зерно?

– Когда готовится буза, кроме салата требуется еще и обычное зерно. Берешь салат, берешь зерно...

– А сколько надо взять этого зерна? Извини!

– Да, забыл сказать – его должно быть не меньше салата…

Где я остановился? Да! И салат, и зерно отвозишь на мельницу и мелишь. Потом...

– Извини, пожалуйста! Надо смолоть их, смешав?

– Нет! Раздельно. Так, смолол, сделал муку. Потом из муки из обычного зерна берешь нужное тебе количество муки

– А сколько это – нужное мне количество муки?

– А это смотря сколько вмещается в твой казан и сколько бузы ты хочешь приготовить – если у тебя большой казан и хочешь приготовить много бузы, то бери сколько хочешь. Подожди, я буду дальше рассказывать, и сам по ходу поймешь что к чему. Итак, берешь обычную муку, теплую воду и приготовляешь как бы жидкую кашицу. Эту теплую кашицу заливаешь в бочонок и тщательно его укутываешь. Так он и стоит два-три дня. Дня через два-три кашица закисает и начинает бродить. Надо это учесть, и готовить надо столько кашицы, чтобы она еле доставала и до середины бочонка, иначе забродившаяся кашица может вылиться из бочонка. Итак, содержимое бочонка забродило – это ачытхы-закваска. И вот, когда ачытхы готов, разводишь огонь и подвешиваешь свой казан. Казан накалился – протри его как следует курдюком. Берешь в руки калак-деревянную лопаточку для перемешивания и ставишь его на дно казана вертикально, и на уровне середины казана делаешь отметку на калаке...

– Там, где середина казана делаю отметку на калаке. Правильно?

– Правильно. Наливаешь полный казан ачытхы из бочонка и начинаешь варить, постоянно помешивая. Варишь, варишь, и по мере варки содержимое казана постепенно оседает, и когда твое варево доходит до середины казана, до уровня твоей отметки на калаке – значит, готово, сварилось. Снимаешь с огня казан. И добавляешь туда столько муки из салата, сколько муки и ушло на это варево из ачытхы, что в казане. Понятно?

– Понимаю – чтобы и той, и той муки было равное количество.

– Правильно. Добавляешь и мешаешь, мешаешь. И опять же должна получиться кашица. Эту кашицу переливаешь в новый, чисто вымытый бочонок. И пусть этот бочонок так и стоит два дня. Через два дня содержимое бочонка процеживаешь через сито или редкое полотно и, пожалуйста, – вот тебе и буза! Пей на здоровье и не забудь сказать здравицу в честь той женщины, что приготовила эту бузу. Примерно так: Пусть у этой женщины, что готовила бузу, жизнь будет сладка, как мед, льющийся ручьями. А тот, кто этого не хочет почему-то, пусть плачет всю жизнь кровавыми слезами. Ну как, понял что-нибудь?

– Сейчас-то все понял, если не позабуду, пока не доберусь до дому. Теперь я расскажу – а ты послушай, – сказал Кючюю-батыр. Первое – это салат. Это ясно. Второе – это ачытхы-закваска. И это понятно. Ачытхы варю, варю и довожу до половины. Это – третье, правильно?

– Правильно.

– Теперь беру столько салатной муки, сколько и брал, когда готовил ачытхы и все смешиваю. Полученную смесь переливаю в чистый бочонок и жду два-три дня. Потом открываю бочонок, процеживаю и пью бузу! Все!

– Нет, друг ты мой!

– А что еще?

– Как что? А где здравица в честь женщины, которая готовила бузу?

– Какой же я рассеянный! Видно выпил ее вместе с бузой! сказал Кючюк-батыр, и все засмеялись. – Погоди, погоди! Я забыл спросить – сколько времени стоит и не портится буза?

– А это как держать будешь. Если ты ее будешь держать в шатре – в тепле, более трех-четырех дней не сможешь сохранить в нормальном виде. А если нальешь в бочонок, плотно закроешь, закопаешь в землю, чтоб было прохладно, – хоть два года храни, не испортится!

– Это же замечательно! – воскликнул Кючюк-батыр. Потом, по­вернувшись к Темир-Зан-хану: – Извините, пожалуйста, меня – перебил я ваш аппетит, да перебьет и уничтожит все ваши болезни святой Аурват!

– Ничего, ничего! И ты тоже будь здоров! – сказал Темир-Зан-хан. – Ведь и пригласила то мы тебя как раз для этого –чтобы посидеть вместе, поговорить. А еда – ничего, да не обделит нас здоровьем Великий Танг-Эри, она здесь, перед нами. Время есть – успеем и поесть, и выпить. – Потом, обращаясь к Сабыр-Зану и ко всем, добавил: – Это мясо животного, принесенного в жертву в честь нашего уважаемого гостя – каждому надо поесть его. – Оглядел чашу с кусками мяса, нашел лопатку и, передавая ее Сабыр-3ану, сказал: – Возьми-ка, Сабыр-Зан, погляди на лопатку и расскажи нам, что делается и вокруг нас, и в мире в целом.

Так, в неспешной беседе, за трапезой шло время. Вот Кю-чюю-батыр съел кусок мяса и положил кость на стол перед собой. Но Алтынбай-хан тотчас же взял эту кость и вручил ее обратно Кючюк-батыру.

– Так у нас не положено, брат мой, – сказал он. – Раз съел мясо, то и кость сумей использовать по назначению!

– По какому такому назначению можно использовать эту кость? – недоуменно спросил Кючюк-батыр, рассматривая со всех сторон кость в своих руках.

– Тот, кто на свою силу не надеется, базук не ест. Не слышал такую поговорку?

– При чем здесь сила? И что это еще за базук? – спросил Кючюк-батыр.

– Вот эта берцовая кость называется базук. Тот, кто съедает мясо с этой кости, должен поломать ее руками, – объяснил Кара-Батыр. – Только руками, и на коленях нельзя. – Потом, обратившись к шапе, попросил: – Чапай, принеси полотенце!

Чапай принес полотенце, Кара-Батыр завернул в него кость и протянул Кючюк-батыру.

– Кость заворачивается в полотенце, чтобы она не поранила руки, когда поломается, – объяснил он Кючюк-батыру, который смотрел на все это, ничего не понимая.

Кючюк-батыр взял завернутую в полотенце кость, прилично повозился, приноравливаясь то так, то сяк, но ничего у него не получилось.

– Да ну ее! – сказал он наконец, возвращая кость Кара-Батыру. Кара-Батыр взял кость и сразу же, без особого напряжения, словно в его руках была сухая палочка, с глухим треском поломал кость. Потом неспеша развернул полотенце, показал людям, что кость сломана и протянул все это Чапаю. Тот тоже двумя руками принял полотенце с костью и исчез. Вскоре он появился вновь, держа в руках медный поднос.

– Это подарки тому, кто поломал базук! – объявил Чапай и опустил поднос на стол. В середине подноса стояла большая деревянная чаша с бузой, а вокруг чаши громоздились куски хлеба и деликатесных кушаний – сохты и жерме.

– Красивый обычай! Как все это здорово! – не сдержался Кючюк-батыр. Ему, потомку асов, живущему среди других людей, других обычаев и нравов, было и приятно, и удивительно окунуться в сказочно интересный мир своих предков…

Заморский купец, видно, распродал свои товары – на следующий день его караван вышел из ханского журта и взял путь в сторону Большого моря...
VII
Столица Лидии Сфарт¹. В беломаморном дворце прославленного на весь мир царя Креза, в том самом Розовом зале, где этот царь любил смотреть танцы своих полуобнаженных многочисленных наложниц, на троне сидел молодой и гибкий, как барс, человек.

Это был Дариявуш² – царь Сияющей Фарсской империи³, которая за короткое время покорила почти весь мир от моря и до моря и перед которой теперь склоняли свои головы и седой Су-Эр, и чопорный Баба-Эли, и упрямый Мадий, и гордый Ас-Эр-Уя, и мудрый Мисир.

А сегодня он держит совет со своими полководцами и ближайшими союзниками о том, как подготовлены войска к предстоящему походу, после успешного завершения которого перед ним должна будет склониться и загадочная северная красавица Ас-Уя, о своенравности и блеске которой ходят легенды. Подобные советы он уже провел в восточных сатрапиях¹ империи, и войска, собранные с тех мест, подтягиваются вслед за царем сюда – к западной части империи. А на сегодняшнем совете царь хочет точно узнать о том, сколько тысяч всадников и пеших воинов могут дать западные сатрапии – Лидия, Иония, Киликия, Каппадокия и Ас-Эр-Уя. Как и в других местах, здесь тоже на совет по велению царя приехали сатрапы² и предводителем войск в сатрапиях. Полководцы докладывали царю о том, сколько всадников и пеших воинов находятся у них под командованием, высказывают свои суждения и предложения по поводу предстоящего похода. А сатрапы рассказывают царю о том, что они делают для того, чтобы обеспечить царских воинов, расположенных в их сатрапиях, всем необходимым для дальнего похода – сколько они заготовили продовольствия, закупили оружия, вьючных животных, телег и прочее.

Большие, карие глаза Дариявуша спокойно оглядывают зал, но если случается, что они на ком-то остановились, то в миг проникают в его душу и завладевают всеми ею мыслями, точно также, как воины во время жортууула врываются в шатер, присваивая все найденные там богатства. И тогда человек, оказавшийся под его взглядом, всем своим существом старается дать знать своему повелителю, как верный пес хозяину: не сомневайся, – я, мол, всегда готов за тебя в огонь и воду!

Кажется, что царь не очень-то охотно слушает сообщения предводителей войск и сатрапов, но на самом деле его цепкое внимание не упускает ни одно их слово. Хотя ничего нового никто из них до сих пор и не сказал. Как и везде, здесь тоже предводители войск хвастливо заявляют о том, что его барсы (львы, тигры) хоть днем, хоть ночью готовы выступить в какой угодно дальний поход, и не может быть никакого сомнения в том, что они вернутся домой с победой.

Царь Дариявуш иногда останавливает свой взгляд на говорящем, и тогда его красивые брови слегка взлетают вверх, а если ему не очень-то нравятся слова оратора, то его тонкие губы еле заметно растягиваются в насмешливой улыбке.

Вот закончил свое сообщение очередной предводитель войск, и царь Дариявуш объявил:

– А теперь давайте послушаем Мегабаза.

Легендарный военачальник Мегабаз был вовсе не богатырского вида – мужичок невысокого роста, черный, как греческий купец. Но уже по тому, как он себя ведет здесь, перед царем, видно, что уважительное отношение к своему имени он, скорее всего заслужил – даже здесь, в царском дворце, он надменно оглядывает всех, словно говоря: «А ну-ка – посмей только кто-нибудь пикнуть!» И когда подошел к трону, не согнулся в три погибели, как это делали все, а лишь успел слегка опустить голову, как вдруг остановился, словно раздумал кланяться, потом решительно выпрямился и начал говорить. Да и начал свою речь не длинной тирадой вроде: «О, мой повелитель, освещающий своим светлым ликом весь мир, у ног которого безропотно лежат некогда могущественные Суу-Эр и Ак-Кала, Ваба-эли и Урарту, Мисир и Хорезм, Согдияна и Парфия, Ас-Ур-Уя и Фригия! О, мой царь, к которому благосклонны Небесные Святые, а земные люди превозносят его славу до небес!»

А подошел к трону и, обращаясь к царю, заговорил просто и достойно:

– Мой царь! Богатыри, которых ты дал мне, исполнили твою волю. Они перешли на ту сторону Узкого моря¹ и своими острыми мечами снесли головы всем твоим врагам. Теперь вся Дакия – все земли до Дунавия – твоя. Все народы, живущие на этих землях, покорны тебе, просят допустить и их к теплу твоего очага и шлют тебе подарки. Таким образом, дорога к сакам, живущим за горами¹, открыта. Твои тигры, мой царь, готовы к прыжку на земли загорских саков! – так коротко доложил Мегабаз о своей последней большой победе за морем.

Царь Дариявуш выжидательно глянул на оратора, думая, что тот еще будет продолжать, но потом, поняв, что Мегабаз больше говорить не будет, обратился к собравшимся:

– Кто хочет спросить?

Желающих спросить не было.

– Спасибо тебе! Ты сделал большое дело, – поблагодарил царь Дариявуш Мегобаза и, слегка приподняв правую руку, позволил ему сесть на свое место.

– А теперь послушаем человека, которого Капассия-батыр еще весной отправил к загорским сакам. Он вернулся и кое-что, о чем он рассказывает, вас всех, наверное, заинтересует, – сказал царь и, обратившись в сторону Капасии, велел: – Пусть войдет этот человек.

Капассия вышел из зала и тотчас же вернулся с каким-то человеком. Этот человек приблизился к царю и, низко поклонившись, выразил свое почтение к повелителю. Царь дал знак рукой, и Кючюк выпрямился.

– Расскажи – что видел, что слышал? – спросил царь.

– Мой царь, подобный солнцу! – начал Кючюк. – Я, как и было мне велено Капассией, став купцом, поехал на земли загорских саков, посетил многие места, был и в поселении, где живет их царь. Они величают его Великим ханом. Их язык похож на язык заморских саков², поэтому мы и называем их загорскими саками, но сами они называют себя асами. Этот народ делится на три как бы самостоятельных народа – асы, живущие за Кафскими горами, до них нам ближе всего, они называются горными асами или попросту горцами. Другие асы, живущие в степях за морем, называются алано-асами, что значит степные асы или просто аланы-степняки. Третьи асы – это асы, живущие в степях между реками Ара-Сай и Танг-сай. Они тоже считаются аланами, но они больше известны по имени своего родоначальника и называются сарыбатырами. Согласно легендам, эти три асских народа произошли от трех братьев, и живут они все раздельно, у каждого народа свой царь, свои порядки и обычаи. Таулулы и аланы – горцы и степняки – очень близки и дружественны. А сарыбатыры несколько обособлены, и они более многочисленны, чем горцы и аланы. А потому постоянно стремятся всячески притеснить и горцев, и аланов, даже совершают на их земли набеги, угоняют и людей, и скот, часто случаются стычки.

Это сообщение Кючюка, видно, очень понравилось царю – лицо его посветлело, и он спросил:

– Значит, по-твоему выходит, что у загорских саков нет единого правителя?

– Совершенно верно, мой повелитель! Загорские саки делятся на три самостоятельных народа. К тому же те асы, которые называются сарыбатырами, все еще не подвластны единому хану, они разделены на несколько самостоятельных тайф. Тайфа – это навроде нашей сатрапии. И каждая тайфа – как отдельное государство. У асов-аланов иное положение. Правда, они тоже делятся на тайфы, но все они подчиняются единому царю, которого они называют Великим ханом, а правителя тайфы – просто ханом. Так что, алано-асы объединены в одно государство. Примерно также устроена жизнь и горцев.

– Скажи, а эти саки, что живут в степях и которых ты называешь аланами, – они своих царей выбирают, или же трон переходит по наследству? – спросил царь.

– Раньше хана тайфы выбирали князья – они у них называются биями, – из своей среды, но тот бий, которого собираются избрать ханом, должен быть из коренной или старшей княжеской ветви тайфы. Так что, ханом всегда становился князь коренного, старшего эля. Эль – так называется владение одного княжеского рода. Получается, на самом деле, что ханство переходило по наследству, хотя вроде бы он избирался. Так же было и с Великим ханом. Его избирали на Большом совете ханы и бийи всего алано-асского народа. Старшая и самая почетная тайфа в Асии Аланской – это Абай-тайфа. Абай – на языке загорских асов означает старший, и является именем старшего сына родоначальника алано-асов Кара-Батыра. И получалось, что Великим ханом, а по-нашему – царем алано-асского народа обязательно должен был быть человек из самого старшего, а потому и почетного княжеского рода этой самой Абай-тайфы. А таким родом в Абай-тайфе является княжеский род Абай. Следовательно, старейшина рода Абай является одновременно и бием Абай-эля, и ханом Абай-тайфы, и Великим ханом всей земли алано-асов – Алан-Ас-Уи. И здесь, на самом деле, ханская тахта переходила по наследству. Церемониал избрания хана, на самом-то деле, и был праздником вступления хана на престол. А теперь вся эта видимость избрания хана отменена, и ханская тахта без всяких препон переходит по наследству.

– И кто же сейчас Великий хан земли, которую ты называешь Алан-Ас-Уей? – спросил царь Дариявуш, видно, желая знать, с кем же в ближайшем будущем ему придется схватиться. – Стар ли он, молод, умен или глуп, из какого рода-племени он происходит?

– Он, как я и говорил, из рода Абай, самого старшего и почетного рода на всей земле степных саков – алано-асов. Звать его Темир-Зан. Хорошего роста, ладно скроен, голубоглазый. Ему сорок лет. Если мне дано это понять – умный и рассудительный человек. На всей земле Алан-Ас-Уи его уважают и любят. Люди говорят, что с тех пор, как он стал Великим ханом, прекратились ссоры и стычки между элями и тайфами, народ стал жить мирно и спокойно, стал жить лучше.

– Хорошо, – сказал царь. – А теперь скажи – что тебе удалось узнать о силе и могуществе этих самых степных саков? Сколько тысяч у них всадников, пеших воинов?

– У всех асов, светлый царь, нет постоянного войска, как у нас! – ответил Кючюк.

– Интересно! С кем же тогда мы будем воевать?! – усмехнулся царь. – Куда же подевались те самые свирепые воины загорских саков, которые некогда перевернули вверх дном жизнь всех здешних народов?

– Загорские саки, о, светлый царь, как и все кочевые народы, не содержат постоянного войска. Они собирают войско только тогда, когда на их земли нападает враг или когда они сами отправляются куда-нибудь в поход.

– А что ты можешь сказать о их языке и вере?

– Язык их, великий царь, схож с языком заморских саков, которых мы хорошо знаем по Согдиане и Хорезму. Поклоняются они Великому Танг-Эри – Верховному повелителю Неба и Земли – это Солнце. И самих себя они считают детьми Солнца. С виду они похожи на нас, только, как мне показалось, они более широколицы. Большинство людей этого народа белолицы, голубоглазы и русоволосы.

– И сколько-же войска, как ты предполагаешь, они смогут собрать, если на их земли нападет враг? – спросил царь, пристально вглядываясь в Кючюка.

– Точно сказать это невозможно, великий царь, – ответил, не задумываясь и не меняясь в лице, Кючюк. – Когда начинается война, все их мужчины, начиная с шестнадцати лет, кроме, разве, старцев, садятся на коней, берут в руки оружие и становятся воинами. Если с каждой тайфы соберется по двадцать тысяч воинов, то всего их, возможно, наберется около 100 тысяч всадников¹. У них, великий царь, пеших воинов не бывает.

– А как ты думаешь, если на земле степных саков начнется война, те саки, которые живут у Кафских гор и те, которых ты называешь сарыбатырами, – они придут на помощь степнякам, или же останутся в стороне? – И опять царь Дариявуш сверлящим взглядом вцепился в Кючюка.

– Как я понял, аланы-асы и горные асы не оставят друг друга в беде. А про сарыбатыров я не знаю что и сказать. Да, сейчас и аланы, и горцы не очень-то дружны с сарыбатырами, и даже бывают между ними стычки. Но, чтобы там ни было, они ведь все равно дети одного народа – они все, как мы говорим, загорские саки, а как они себя сами называют – так они все асы. Сарыбатыры, на самом деле – тоже ведь аланы, они ведь живут в степях. Я слышал, что умудренные жизненным опытом сарыбатыры, пытаясь после очередной стычки примирить своих соплеменников и аланов, всегда говорят так: «Мы ведь один народ – асский народ-аланский народ, разве не так?» Трудно предсказать как они себя поведут, если на аланов кто-то нападет. Если верх возьмет чувство единства крови, языка и веры, то они могут сказать: «Мы, чтобы нам ни было, – братья, а потому в трудные дни, в дни войны должны быть вместе, как и положено быть братьям!» – и прийти на помощь аланам. А если верх возьмет чувство соперничества и вражды, то, увидев, что аланы в нелегком положении, могут и воспользоваться этим и напасть на них сзади. Так или эдак они поступят, – это ведомо только Небесным Святым!

То ли решил цари Дариявуш, что, раз у этих загорских саков нет войска, и смысла нет далее расспрашивать этого человека, то ли он удовлетворился тем, что узнал о предстоящем противнике из уст этого путешественника – кто знает, но он откинулся на спинку трона, и обратился к сидящим в зале:

– Желающие – спрашивайте!

Военачальники еще некоторое время пытались кое-что выведать у этого человека, который довольно долгое время находился на земле загорских саков, но царя Дариявуша, кажется, уже не интересовали ни вопросы, что задавали полководцы, ни ответы этого купца. Видимо, его мысли сейчас уже были заняты другими делами.

Когда вопросы закончились, царь поднял руку, и в зале установилась тишина.

– Капассия! – позвал царь, и Капассия быстро вышел вперед. – Передай хранителю царской казны – пусть от моего имени он отблагодарит этого человека, а потом сам, не задерживаясь, возвратись назад.

Воздавая царю тысячу благодарностей, Кючюк попятился к выходу, вслед за ним вышел и Капассия.

– Все сказал правильно – молодец! Теперь посмотрим, что удастся урвать для тебя в награду у хранителя казны, – сказал Капассия, когда в холле они остались одни.

– Если ты доволен – для меня это самая большая награда, Капассия! – искренне сказал Кючюк.

Вскоре, закончив все хлопоты с Кючюком, Капассия вернулся в Розовый зал дворца, где царь держал совет. Вошедший, он недолго простоял, ожидая знака царя, разрешающего сесть, а когда последовал такой знак, прошел к своему месту.

Говорил Иездивазд, предводитель десяти тысяч всадников, расположенных в сатрапии Ас-Сур-Уя.

...– Загорские саки, если судить по рассказам человека, побывавшего там, это бедный народец, кочующий со своими немногочисленными стадами и табунами в необъятных степных просторах. Будет ли это достойным занятием для твоих львов, мой царь, освещающим все четыре стороны света, гоняться за этими пастухами по степям? Не лучше ли будет, если твои богатыри, перейдя Узкое море, повернут вниз, а не вверх. Что ни говори, а люди там, внизу, живут в больших и богатых городах. В больших домах из мрамора, говорят, много золота, серебра, дорогих тканей и вина. Я говорю о греках. Я только думаю о том, чем бы тебя порадовать, чем бы просветлить твой лик, а так, по-существу, мне все равно – куда скажешь, туда и поведу я твоих неустрашимых львов! – так закончив свою речь, ждет знака царя, разрешающего сесть, легендарный полководец Иездивазд.