Мария Штейнер

Кожа есть нечто исключительно благородное. Злыми становятся через отдельные органы. В них лежит возможность злого.

И вследствие этого, в связи со сродством органов с отдельными мировыми областями,- мы также познаем, из каких мировых областей приходит одержимость со злом; ибо такова она, собственно, даже при наличии самого малого зла.

Следовательно: из познания всего человека, прежде всего, выступают: рождение и смерть. Во-вторых, из познания организации человека предстает сродство человека с Космосом в здоровом и больном состоянии: злое.

1. Познание всего Человека: рождение и смерть.

2. Познание организации человека: сродство с Космосом: Злое.

Перед человеческой душой может также предстать и образ, который прошел через Мистерию Голгофы, но только тогда, когда мы, исходя из человеческой органологии, получаем возможность видеть космического человека. Ибо Христос пришел как космический человек с Солнца. До этого Он еще не был земным человеком. Он пришел как космический человек. Но как мы можем познать космического человека, если прежде не подготовились к тому, чтобы вообще постичь его! Как раз Христология может выявиться из этого понимания космического человека.

Итак, вы видите, каким образом правильные пути ведут в духовный мир, приводят к познанию рождения и смерти, ведут к познанию родства человеческих органов с Космосом, приводят к познанию зла и ведут к познанию космического человека - Христа.

Все это, представленное как взаимно поддерживающее одно другое - может быть понято. Таков правильный путь в духовный мир для каждого современного человека.

Напротив, каждая попытка на других путях, не проводимых сегодня через обычное сознание при сохранении обычного сознания,- всякая попытка с погашенным сознанием, как при медиумизме, при сомнамбулизме, при гипнозе и т.д.,- все изыскания в смысле искаженного современного естествознания в области таких мировых явлений, к которым нельзя подойти иначе как с высший сознанием,- все это ложные пути, ибо они не вводят нас в истинно духовный мир.

Откровение Небесного в Земном через Искусство.

Чутко восприимчивый к тому, что познается исследованием,- как мною было указано,- человек сможет понять Христа. Понять, некоторым образом, в возврате к познанию космического человека, когда посредством познания органов восстанавливается космический человек. Когда в человеке эмоционально восстает то, что предстает оккультному лицезрению и воспринимается инициальным сознанием,- тогда в этом сознании как бы открывается Небесное внутри Земного. И это совершается через Искусство.

В Искусстве, наполовину подсознательное, содержится душевно то, что приходит к человеку из духовного мира как раз на тех обратных путях, которые я охарактеризовал.

Посему и было так, что во все времена люди, своей Кармой к тому предназначенные, крепко держали в Искусстве духовное посредством земного материального.

Наше натуралистическое Искусство от этого отошло. Но каждый подъем его развития в человечестве представляет духовное в чувственном, и - можно сказать,- поднимает чувственное в сферы духовного.

Мы ценим так высоко художника Рафаэля именно потому, что более нежели кто другой он был в состоянии представить в чувственном нечто, что поднималось к духовному.

В развитии человечества отмечается время, которое преимущественно было склонно к пластическим, к изобразительным искусствам. Нынче мы должны снова найти новую жизнь в изобразительных искусствах; но первичный, непосредственный импульс в изобразительном искусстве истек в прошедшие времена.

Образовывается с давних пор, столетиями, другой импульс, направленный к музыкальному. Вследствие этого также изобразительные искусства принимают более или менее музыкальную форму. В отношении всего художественного, а также и все то музыкальное, что вообще может выявиться в словесных искусствах - является будущим человечества.

Дорнахский Гетеанум в построении был выдержан музыкально. И вследствие этого он в архитектуре, в пластике и живописи пока так мало был понят. И тот, который должен теперь быть возведен, на том же основании будет трудно понимаем. Ибо совершенно согласно духу развития человечества должно быть внесено музыкальное в пластическо-живописное и скульптурное.

Должно будет быть выявлено именно и то через музыкальное, на что я указал и что будет для развития человечества НАИВЫСШИМ,- явление Образа Христа, исполненного духовной жизни, это нечто, что в известном смысле удалось уже выразить живописи Возрождения и ей предшествовавшей.

Стремление к этому, видите ли, было на лицо. Стремление было в Рихарде Вагнере. Оно привело его в конце творческого пути к "Парсифалю". Но "Парсифаль" в отношении чудодейственного внедрения Христова импульса в физически-чувственный мир расплывается, так сказать, все же только в символический намек; там, где Вагнер желает ближе всего подойти ко Христу, он выражается лишь в символе: появляется голубь и тому подобное. Причастие выражено тут символически. В элементе музыкальном не достигнуто то, что собственно выражает в Космосе и в земном импульсе Христа.

Но музыкальное способно когда-нибудь выразить этот импульс Христа в стройных звуках, в задушевных, в одухотворенных звуках. Если музыка будет инспирирована антропософским духоведением, она найдет к этому пути. Ибо она будет эмоционально, чисто художественно раскрывать то, что может быть оживотворено симфонически в звуках и что живет как Импульс Христа в космическо-теллурическом?

Для этого, при внутреннем музыкальном переживании, доходящем в ощущении до мистического, надобно быть в состоянии углубить область терциевых звучаний в мажоре.

Переживая это как нечто, что музыкально заключено совершенно во внутреннем человека, и ощутив затем область квинтовых звучаний в мажоре, мы почувствуем (эту область квинты) как нечто окутывающее, что-то от той области, которую человек достигает, вростая в строение квинты. Тогда он достигает до границы человеческого и космического, где космическое звучит в человеческом, а человеческое устремляется в Космос. Тогда мы можем в чисто музыкальном, через мистерию, происходящую между областями терциевых и квинтовых звучаний в Мажоре, пережить нечто из того, что желает изойти как внутреннее человеческое в космическое.

И если мы тогда достигаем, чтобы сперва зазвучала в диссонансах-септимах жизнь в Космосе, где диссонансы септимы являются глаголами того, что может пережить человек, ощущая в Космосе, когда находится на пути в различные духовные области; и если мы достигаем того, что диссонансы-септимы рассеиваются так, что своим рассеиванием принимают вид чего-то определенного, тогда септимы-диссонансы в этом рассеивании получают наконец нечто, предстающее для музыкального переживания, как музыкальная Твердь Небесная.

И когда мы в интимных чертах в переживании - Мажора, наметив еще ранее переживание – Минора, находим возможность в этом рассеивании септимы-диссонансы и самооформлении их в цельность почти гармоничную, почти консонирующую, ибо она расплывается,- когда мы находим возможность из этого (ставшего почти гармоничным рассеивания) диссонанcы-септимы выходить в интенсивном Миноре, тогда происходит следующее: находя путь обратно в область квинтовых звучаний в миноре, и отсюда, к проникновению этой области (квинт) областью терциевых звучаний в миноре,- мы воспроизводим на этом пути переживание инкарнации, и именно как раз инкарнации Христа.

Ибо в этом чувстве, изливающемся в область септимы лишь кажущееся диссонирующей по отношению к космическому ощущению, которую мы образуем в Твердь Небесную, имея октаву как бы позади стоящей, но лишь приблизительно позади,- в этом чувстве мы сможем найти следующее: Постигнув это в чувствовании, обратившись назад в указанном смысле и найдя как бы в зародыше образа терций консонансов в миноре возможность представить инкарнацию как нечто музыкальное,- для нас, если мы снова перейдем обратно к Мажору в этой области, может зазвучать из этого построения, из этого музыкального построения "Аллилуйя" Христа. Зазвучать чисто-музыкально, из самого построения звуков. Тогда человек, в самом этом построении звуков сможет волшебно извлекать непосредственно сверхчувственное и представлять его для музыкального ощущения. Импульс Христа может быть найден в музыкальном. И это растворение симфонического в уже не совершенно музыкальное, что имело место у Бетховена, может снова быть приведено к действительно космическому действию в музыкальном элементе.

Из некоторой узости (хотел бы я сказать) и некоторой традиционной ограниченности исходя, Брукнер пробовал осуществить это. Но насколько он в этом не успел, показывает как раз его последняя, посмертная симфония. С одной стороны, она чудесна; с другой - в ней имеется некоторое искательство посредством собственно музыкальных элементов и не достигнуто полное переживание этих музыкальных элементов. Пережить их можно лишь в смысле, как я это теперь указал, когда мы продвигаемся в чисто-музыкальном и внутри музыкального находит существенное, главное, которое чудесно-волшебно может выявить мир в звуках.

Когда-нибудь, если человечество не придет в упадок, несомненно, станет возможным рождение того, на что я указал, через антропософскую инспирацию.

И может некогда случиться так: это зависит ведь только от людей, что как раз в музыкальном предстанет Христов Импульс в истинном образе также и через внешнее откровение.

Мне хотелось представить это перед вашей душою для того, чтобы вы могли видеть, как антропософия желает изливаться во все области жизни. И это может осуществиться, если жизнь действительно найдет с другой стороны путь, настоящий путь к Антропософскому знанию, к Антропософскому исследованию.

И может даже произойти так, что имеющееся в антропософской области некогда как бы эхом зазвучит из музыкального, зазвучит так, как если бы это было разрешением христологической загадки.

Этими словами хотел бы я закончить то, что мог лишь наметить в этих докладах, и наметить связанные с этим намерения: Мне хотелось бы прибавить еще пожелание о том, чтобы мне удалось немного возбудить в душах то, что я старался подчеркнуть этими представлениями антропософских истин. Чтобы эти истины могли в действительности стать зародышами, способными к жизни, могущими вести в цивилизацию все к дальнейшей жизни.