Меченого Кровью

- Вот теперь можно и поговорить! – выплюнув кляп, проговорил Дин.

- Всё?

- Ха! Ну, пока не совсем. Раны никогда не исчезают – диффузия будет ещё заживать в Сайлент Хилле, но об ТОМ МЕСТЕ можно уже и не вспоминать.

Я не закончил. Те, о ком я хотел сказать, появились сами – туман, как по мановению волшебной палочки, открыл противоположную сторону улицы, где на лавочке сидела Камилла с Сибилл на руках, а рядом стояла Шарлин, молитвенно сложив ладони.

- Даррен! – Кора бросилась ко мне.

Но увидев моё состояние перешла на прихрамывающий шаг. Она не спрашивала ничего, только бегала взглядом по моему лицу, положив руки с израненными запястьями мне на грудь. Глаза заплыли пеленою из влаги. Она отрицательно качала головой, моля каждой морщинкой и мускулом сказать, что всё не так. Я же покачал в ответ головой и опустил глаза. Женщина беззвучно зажала кулаком рот и опустилась медленно на пол, поджав сбоку ноги. Я встал рядом с ней на колени и прижал её голову к себе, поглаживая плечи. Но сил там находиться не было никаких…

Поднявшись, я извлек из кармана пакет и лист бумаги, который я выпросил записать у Дина.

- Это может сделать только родная кровь… Простите.

Я ушел, а она всё сидела, покачиваясь в безмолвном рыдании.

Дин принес в одной руке на плечиках покрытую целлофановым пакетом кремово-розовую кофту.

Шарлин встретила его появление, поднявшись с лавочки. Дин молча передал ей одежду. Чарли недоуменно посмотрела на неё, но приняла, отложив на лавочку. Следом Дин вручил её блокнот с застежкой, похлопав по плечу, будто выражая свою поддержку. Изгнанница поспешила раскрыть записную книжку, хотя Хейт хотел ей помешать, чтобы она не читала сразу, но она убрала его руку. Казалось, что мир для неё исчез с получением её «награды». Она, беззвучно шевеля губами и бегая взглядом по расписанным страницам, отошла в сторону. Затем вернулась, чтобы забрать одежду и вновь отошла в сторону. Ками недоуменно следила за Чарли. Туман разделил Шарлин с Камиллой и Дином.

Ками пытливо посмотрела на Хейта, а Дин прикрыл глаза козырьком бейсболки и спрятал руки в карманы куртки.

- Даррен, она ушла куда-то! – пожала плечами Декстер.

- Не стоит беспокоиться! С ней всё будет в порядке. Её мечта сбылась так же, как и твоя! – серьёзно вставил Дин. – А остальным нужно покидать город. Поедем на метро до Брамса, а за машинами вернетесь потом.

- Что? Какое метро? До другого города?

- Последний подарок диффузии. Используем его и начнем новые главы нашей жизни! – улыбка вновь вернулась на вечно ироничное лицо Дина, и он жестом позвал нас за собою.
* * *
Все вместе спустились в метро по неработающему эскалатору. Альтернативная сторона реальности! Это не радовало, но мы доверились Дину, который хотел использовать одно из последних проявление диффузии.

Почти сразу появился поезд…

Мы вошли внутрь вагона, и двери за нами чирикнули, предупреждая об опасности того, что они закрываются.

- Домой! – подмигнул Дин мне и Ками, когда поезд двинулся с места.

Дин же, напротив, выглядел воодушевленным и умиротворенно-счастливым, даже расслабленным. В то же время Камилла по-прежнему держала на руках мою спящую сестру и, судя по выражению лица, даже молчаливое «общение» с маленьким человечком всё больше отвлекало журналистку от пережитых ужасов. Похоже, один я терзался, и не верил в окончание этого кошмара наяву. Долгое время ехали в полном безмолвии.

Наконец Дин заговорил негромко и с какой-то значительностью в голосе – обращался он ко мне, но глядел на свои руки:

- А ты всё мучаешься вопросом, почему я ношу форму команды, в которой ты играл?

- Уже нет... Меня беспокоит другое, как так вышло, и что нам теперь с этим делать?!

Дин изогнул удивленно бровь, поднимая глаза:

- Даже так?! Это очень хорошо, что не будет сантиментов в духе: «быть того не может!». Давно понял?

- Не важно, но не сразу. Так всё-таки, как это произошло? Надеюсь, ты хоть в курсе?

Я посмотрел на Камиллу, которую, как я полагал, удивит странный диалог... Странным образом оказалось, что Декстер уснула, склонив голову над Сибилл.

- Ей нечего слушать этот разговор! – серьёзно сказал Хейт, перехватывая мой взгляд.

- Хм, это тоже, я так понимаю, не случайность?

Дин не ответил, но скрестил руки на груди.

- До Брамса у нас достаточно времени, чтобы я рассказал тебе, что знаю и мы сделали одну вещь.

Я кивнул.

Школьный спорткомплекс. Звуков нет. В раздевалке человек семь. Харви немного в стороне от остальных открывает свой ящик, достает обувь и одежду.

Появляется Даррен. У него безучастно-отрешенное лицо.

Харви подмигивает сразу обоими глазами, здороваясь. Но Беннет, не реагируя на приветствие, резко захлопывает ящик перед товарищем по команде. Харви скептически улыбается, будто понимая, о чем пойдет речь. Даррен что-то спрашивает, глядя в сторону. Однокомандник соглашается кивком. Беннет реагирует очень эмоционально, энергично жестикулируя. Так продолжается секунд 15–20: один раздраженно что-то выспрашивает, а второй, прислонившись плечом к ящику и скрестив руки на груди, с нарочитой несерьёзностью отвечает. В конце концов, Даррен вопросительно разводит руками, а Харви выпрямляется, снисходительно глядя сверху вниз на Беннета, на его лице расползается неприятная улыбка. Он говорит что-то и фамильярно похлопывает светловолосого однокомандника по плечу.

Даррен удивленно вздергивает брови и в недоумении следит, как Харви снова пытается достать свои вещи, после чего его лицо снова принимает холодное выражение – абсолютно без эмоций – и он протягивает руку, закрыв глаза. Крупным планом кисть Даррена.

Харви пожимает плечами, достает из кармана и кладет Беннету на ладонь кулон в виде красного в чёрную точечку жучка. Тот час же кулон исчезает в кармане Даррена. Харви что-то ещё говорит, вроде успокаивающее. Беннет кивает наигранно и с размаху бьет однокомандника головой об его же ящик. Харви заваливается на пол, а Даррен собирается уйти, но школьник с разбитым носом, сидя на полу и вытираясь рукой, что-то говорит ему вслед.

Музыка стихает. Тихий отзвук перешептывающихся голосов подростков и детский смех вдали.

Беннет, было уж отвернувшийся, чтобы уйти, останавливается, поворачивается к Харви и, указав на того пальцем, с неприкрытой агрессией говорит:

- И не смей меня никогда называть Дином!
* * *
- Я «отделился» от тебя, когда ты приехал в Сайлент Хилл 9 лет назад. Мне было сложно быть человеком, изначально я вообще ничего не понимал. Это сложно объяснить, но с высоты прошедших лет я могу охарактеризовать своё «рождение» и все сопутствующие обстоятельства как фрагмент человека, отрегенерировавшийся, как какой-то тритон, с половины в целого человека.

Я угрюмо кивнул. Странно было слушать, зная, от какого человека он «отделился». Упоминание тритона окончательно привело меня в уныние. Вспомнилось, как ещё на школьных уроках биологии, я задавался вопросом, кем приходятся друг другу два тритона, образовавшиеся после разрезания пополам и последующего восстановления целого. Честно говоря, я до сих пор считаю, что учительница нас обманула, хотя и доказано, что конечности, хвосты и даже глаза у этих земноводных могут образоваться новые, а из двух половинок даже разновидных личинок этих амфибий можно срастить одно существо с полной координацией... Бр!

Тем временем Дин продолжал свой рассказ.

- Я умел ходить, сидеть, есть, у меня были задатки речи и, как потом оказалось, много приобретенных тобою навыков, только я поначалу не понимал, как этим всем пользоваться. Возможно, это б всё и осталось рудиментом в странном «человеке из ниоткуда», «выходце из ТОЙ части города», как перешептывались медсестры, думая, что я не слышу или не понимаю их слов. Но связь «Дина», как прозвали меня по корячкам маркером на предплечье,.. – произносил эту часть предложения Дин ещё более глухо и низкоголосо, чем обычно, и чуть ли не по слогам, я бы даже сказал, с определенной долей обиды и презрения, но потом он снова «выровнял» голос и продолжил в прежней тональности. – ... с Дарреном Беннетом послужила спасательным кругом для меня. И дело не во воспоминаниях, вспышками озарявшими моё сознание от раза к разу всё ярче. Нет! Дело в том, что я подчас видел мир твоими глазами. Ничего не чувствовал, но видел то же, что и ты, слушал твои разговоры. Словно какой-то невидимый пульт переключал телеканалы и я начинал видеть не свою каморку в госпитале, а твою лабораторию, офис твоей компании, твою квартиру, улицу от дома до работы и наоборот, твои командировки. Далеко не сразу я понял, что остальные люди, окружавшие меня, не способны на подобное, поэтому сначала не мог понять, почему приставленный ко мне доктор так загадочно реагирует на мои рассказы, и просит никому, кроме него, их не рассказывать. Смешно, правда?! Несколько лет так продолжалось, пока я наконец не осознал, что никакой «пульт» ничего не «щёлкает» случайным образом. Город показывал мне всё, что понадобилось мне в будущем для этой БОЛЬШОЙ ИГРЫ. Я начал задумываться, кто же я такой, но ответов не мог найти, а, порой, отказывался принимать некоторые вещи. Всё-таки я появился благодаря тебе, и поэтому пытался постичь всё рационально с логическими связями, однако я был сильно ограничен в свободе и не имел возможности проводить расследование. Доктор и медперсонал относились ко мне, как к диковинному существу. Я сам уже стал чувствовать, что стереотип о «выходце из той части города» крепнет в окружающих, и единственным моим другом был Город. Он стал со мной «говорить»... Нет-нет-нет! Не в смысле «псих слышит голоса». Голоса у Сайлент Хилла, как такового, нет. Просто меня стали интересовать многие вопросы, как упомянутые ранее, так и новые, а ответы приходили сами собой.

- Почему тогда ты так решил?

- Я узнавал историю Города и людей, так или иначе с ним связанных, иногда просто из ниоткуда! И это, конечно, можно списать на какое-то расстройство, но с обретением свободы я получил и документальные подтверждения многого. Например, будто за руку, Город провел меня по своим улицам и показал некоторые вещи, которые не смогли найти ни полиция, ни кто-либо другой. Среди них были и свидетельства злодеяний культа, и простые мелочи оброненные когда-то всеми, кто приводил диффузию в действие, вплоть до записных книжек и непонятно кем снятых видео. Пока ты ломал голову над найденными тобою деталями, я, знавший всё, что знал ты, лишь добавлял недостающую мне детальку в мозаику происходящего.

Дин замолчал, разглядывая свои руки.

- Почему Город дал тебе всё это? Ты уверен, что ты есть моей проекцией?

- Спроси что-то попроще. Но моё мнение в этом вопросе весьма категорично – я уверен, что я – вырванная из твоей души частица. Чуть позже ты и сам поймёшь, когда я тебе расскажу ещё нечто. Хотя, признаться, был такой период, когда я посчитал себя персонифицированным воплощением Города. Тщеславие не обошло и меня. Ха-ха!

Я ухмыльнулся в ответ, скрестив руки на груди.

- Я чувствовал, как Город меняется. Приходили люди и, сами того не замечая, требовали от него нечто. Механизм, запущенный много лет назад осквернением, работал слаженно, подчас беспощадно. Никого и никогда Город не звал в капканы. Они приходили, ставили капканы, долго петляли вокруг них, и большинство, в конце концов, оказывалось в объятиях своих же скелетов из шкафов, а Город просто давал им возможность правильно расставить свои капканы, чтобы как можно красивее и логичнее прийти к последнему согласию. В то время как ты жил одержимостью сжечь этот Город... у того практически не было желания противиться. По сути, он и «позвал» нас с тобою, чтобы сбросить с себя груз незаконченной когда-то истории. Девочка, которая не захотела разговаривать с тобою о своём отце, почти зачеркнула историю с диффузией. Но ключевое и определяющее слово здесь «почти». В выворотке реальности исчезли люди, и многие нити, связывавшие их с родными и близкими, не дали истории уйти на дно. Да культисты бы и не дали этого сделать. Именно поэтому существо, поселившееся в Кауфмане, ненавидело их подсознательно, пропитанное энергией долгого заточения во тьме города. Оно тоже жаждало покоя и тишины, которыми славились эти места издревле. В древности его почитали как некое божество, и выглядело оно совсем иначе. Но с тех пор, как люди перестали верить в тех или иных божеств, подпитывать их своей энергией веры и надежды, те стали меняться. Они становились ожесточенными и уродливыми, становясь похожими на тех, кого мы именуем демонами. Вот и это существо, почти потерявшее связь с телесным миром, подыскало себе сначала израненное тело доктора Кауфмана, одержимое ненавистью к культу, а потом, когда осознало, что ему тесно в такой оболочке, решило усовершенствоваться... сам видел, какой вкус у него никудышный! Не смотри на меня так, я же сказал, что о Городе я знаю больше чем кто-либо, а главное – из первых рук. Так что не стоит пенять на Город. Он не может сам сделать ничего, только выдает «конструктор» людям. Берите и стройте, что вам будет угодно... О последствиях я умолчу.

- Он захотел, чтобы его уничтожили, когда решил помочь мне?

- Не совсем. Это всё так плоско. Не разочаровывай меня такими вопросами! Первостепенно, как я понимаю, он решил в конце концов оборвать связь с пропавшими, а затем для него важно было расправиться с культом раз и навсегда... Они сильно ему досаждали, как колония паразитов на теле. Надеюсь, культ мертв... окончательно, и больше нет никаких значимых его последователей и апологетов.

- Что было дальше?

- Дальше? Я сидел взаперти год от года, мечтая выбраться на свободу. Я чувствовал, что я всем надоел в больнице, но и отпустить меня не могли. Кто же отпустит не «понятно что»?! – Хейт криво усмехнулся. – Город же показывал мне твою жизнь. Однако появлялась диффузия, и я мог уходить из своей палаты на это время. Когда диффузия затягивалась обратно начиналась целая паника, когда я оказывался где-то в другой части города. Я не хотел никого шокировать, но в альтернативных срезах бытия я не мог предвидеть, когда изменится всё обратно... Там были чужие руины сердец. Я был там только из-за своего удивительного происхождения. Я видел таких тварей и явления, которые, пожалуй, не встречались даже тебе в этот раз. Но всё же я мог двигаться, а не пялиться изнутри на опостылевшую коробку палаты. А возвращение к привычному ходу дел выставляло всё в таком свете, вроде я постоянно дематериализовался из помещения, так как на другой стороне оказывались только причастные к драмам, ну, и перманентно – я, не имеющий возможности или времени вернуться на исходную. Это, следует заметить, добавляло ненужного внимания и ореола загадочности моей персоне, имевшей и без того спорную репутацию в виду неизвестности происхождения. И вот однажды я понял, что хочу быть человеком. Настоящим! А не вот этим вот «непонятно кем». Иметь свой уголок, работу, хобби, близких... К слову, меня сильно мучило расставание с родными из-за того случая, ты знаешь...

Мы одинаково потупились, как два загримированных по-разному близнеца. Помолчали немного. Потом одновременно вздохнули и Дин продолжил:

- Я просто не хотел быть обузой – раз, объектом «вау! Каспар Хаузер вернулся!» – два. Для полного счастья не хватало только туристов и таблички на палате. Но, нужно отдать должное доктору, меня берегли от этого, потому что такой дух так и витал в воздухе. Будь он предприимчивее, а я полохматее, как вначале, стал бы я местной достопримечательностью. Когда моя память окончательно восстановилась, ночами мне стали сниться родители, наш дом, Сибилл, Рэн и бейсбольные игры на заднем дворе, даже мячик с росписью Боба Мартинса, наша школа, тренер, – он задумался, стоит ли говорить дальше. – Чесса...

- А я практически забыл её.

Дин резко поднял глаза. Казалось, что его возмутили мои слова.

- Да... – лишь протянул он. – Сколько есть всего, что человеком воспринимается как должное. Я даже не о людях сейчас говорю... Мелочи какие-то, ничего не значащие события... а они и есть жизнью. Помнишь, как мы с Рэном разбили окно Эдвардсам, когда играли в бейсбол?

- Сибилл тогда еле отговорила этого психа Эдвардса «поотрывать бошки» нам, – улыбнулся я. – А я, ведь, действительно верил, что отрыв башки с нашим участием вполне осуществим.

- Вот. Ты чувствовал тоску по дому, терзался той ссорой, а я чувствовал это и за тебя и за себя. Решение мне пришло, как озарение. Я проснулся однажды ночью. Просто! И знал, что должен помочь тебе вернуться домой. А там, быть может, и для меня бы местечко где-то б нашлось, когда я перестал мучиться призраками прошлого. Заслужить право быть человеком стало для меня эквивалентом возвращения тебя домой. Город был на моей стороне. Именно с той ночи мои устремления получили вектор развития. Я больше не бродил бесцельно в диффузных всплесках, а выискивал всё необходимое о судьбе Сибилл. Пядь за пядью Сайлент Хилл открывал мне свои тайны, и я добрался до истории Кауфмана. Сначала вот думал, что не правильно истолковал, что мне хотел сказать Город, но Сайлент Хилл решил избавиться от культистов и оружием избрал доктора. Позже, когда план с доктором будет начнет осуществляться, мне откроется тайна ритуала. Думаю, как своеобразная награда. Опасно, конечно, вышло. Нечего сказать. А ведь этого всего могло и не быть. Однажды я даже бежал из города, чтобы просто оторваться от нашего общего прошлого и стать человеком самостоятельно, без Города и его наития, но случай произошедший со мной в дороге вернул меня обратно к этому делу.

- О чем это ты?

- Спокойно, всему своё время. Бежать было бесполезно. Я понял, что наша с тобою связь гораздо сильнее, чем я полагал. Я вернулся назад, но прежде отправил тебе письмо с указателем на Кауфмана. Ты приехал и началась чехарда с измерениями. Как я не пытался тебе тайком помогать... Всё заканчивалось в «Лунном танце». Из-за «переигрыша», дарованного Городом, ты начал терять память, и так раз за разом после каждого «переигрыша» всё становилось только хуже, и участь твоего расследования становилась всё более плачевной. В одном из вариантов мне пришлось убить Чарли...

- Убить Чарли?! А какое отношение она имеет к происходящему с нами?

- Да, я вынужден был. Её роль очень важна. Её «изгнание в ужас» расширило диффузию до необходимых Кауфману размеров. Именно поэтому я и убил её, когда всё было кончено с Кауфманом впервые... Да-да, было такое. Но только вот потом ты меня не захотел даже слушать. Не знаю кто кого из нас пристрелил в разборках, но наши жизни оказались связаны...

- А почему же раны никак не связывались?

- Ух, глупость какая! Раны части наших физических тел, а вот жизни нечто большее. Но мы снова отвлеклись. В следующих «ходах» мне пришлось искать путей решения судьбы Шарлин. Мне удалось найти рычаги воздействия на неё, и в конце концов она стала из стихийной неуправляемой силы нашей союзницей...

- Теперь я начинаю понимать. Ты позвал нас в «Лесной дом», чтоб я вспомнил всё...

- Именно, но даже там ты умудрился сделать фирменный «финт Беннета». И вместо того, чтобы, вспомнив всё, отправиться в госпиталь где я приготовил новую зацепку, чтобы сократить путь, ты убежал в город. Слава Богу, я вовремя сориентировался в происходящем и передал с Шарлин указания по ритуалу, ставшему мне известным. Позже я вообще потерял тебя из виду. Это и привело ко всему, что случилось. Что там было с возрождением Сибилл?.. Хотя неважно уже! Всё дальше было экспромтом. Я рад, что мы смогли расхлебать эту кашу. И теперь я хочу что-то и для себя.

Он достал лист бумаги и ручку, протянул мне. Я пробежал глазами по строчкам. Что именно там написано дословно я уж не воспроизведу, но смысл примерно следующий:

«Мы, нижеподписавшиеся Даррен Беннет и Дин Хейт, подписывая этот договор, согласились, что являемся двумя разными людьми, чьи пути с этого дня расходятся, и никаких претензий друг к другу в дальнейшем иметь не будем!»

- Чепуха какая-то! Ты уверен, что сработает?

- Я для чего диффузию удержал?! Полностью! – лицо было серьёзное и мрачное. –Распишись! Рядом с моей подписью.

Я подписался и протянул лист Дину. Тот стал разглядывать лист. Его лицо посветлело, даже лёгкая улыбка счастья, а не иронии коснулась его губ. От волнения у него из руки даже вывалилась на пол шариковая ручка и покатилась ко мне.

- Постой-ка... Ты направлял нас записками на доме Картленда?! – спросил я и, кажется, потянулся за ручкой...

Туман не рассеивался над Толукой. Умытая от своих «традиционных слёз», а также без своих очков в темной оправе, Шарлин босиком шагала по пирсу. Поверх её шерстяного платья вместо куртки была одета та самая кофточка, прическа немного отличалась от привычной, а в левой руке она несла свою обувь. Во второй же руке были видны скомканные листы блокнота.

На лице читался огромный спектр чувств и эмоций. Она была и грустна, и счастлива одновременно. У самого края пирса она остановилась и положила обувь на деревянный настил.

Затемнение. Всплеск воды.

Поезд остановился. Из вагона вышел Дин. На груди в кенгурушке лежала Сиббил. Хейт насвистывал какую-то мелодию. Он поднял голову вверх. К облезлой стенке была прикручена облущившаяся табличка:

«БРАМС»

- Дом! Милый дом!

- Ками... Что с тобой?

Журналистка лежала на боку, вытянув левую руку в сторону, словно упала из положения сидя. Я приложил руку к шее девушки. Кожа у неё была разгоряченная, как при обветривании. Это обнадеживало. Однако я хотел услышать и биение её сердца. Из-за гулкого пульса, отдававшегося колокольным звоном в моей голове, не сразу разобрал есть пульс или нет у Камиллы. Пульс был. Неужели опять дает о себе знать то отравление?!

Резко вскочил, вспомнив, что случилось. Зелено-черные круги поплыли перед глазами, заставляя опуститься обратно на сидение.

«Сибилл! Где сестра? Куда он её дел?!»

Не укладывалось в голове, зачем Дину понадобилось оглушать меня. Потер, поморщившись, лоб и виски. Вновь поглядел на Декстер. На этот раз бросилось в глаза, что на вытянутой руке рукав рубашки закатан выше локтя. Я поспешил осмотреть руку... Как я и думал. Он сделал ей укол. Но когда?! С тех пор, как мы вошли в вагон, я не терял их обоих из виду, а до того – у Декстер постоянно были расправлены рукава. А если... Догадка показалась нелепой поначалу, но внутри заныло стойкое предчувствие, что эта догадка является единственно верной. Этот укол вовсе не усыпил Ками, а был сделан после того, как я потерял сознание. Что же это было-то?! Пошарил взглядом в поисках пустых ампул в вагоне. Таковых не оказалось, зато обнаружились два белых комочка. Вата. Если их два... Я осмотрел руки – у меня не было следа от иглы на руках. Яремная вена! И точно – на шее был надутый шарик от недавней инъекции. Ход наших мыслей всё-таки имел что-то общее. Я должен найти Дина и разобраться, что происходит! Теперь только он знает ответы.

Я снял давно превратившийся в тряпку плащ. Таиться уже было всё равно нечего. Пистолеты были при мне. Я на всякий случай пересчитал последние пули, распределил по обоймам.