Образ поэта-изгнанника в лирике Е.А. Боратынского

39
Не случайно послание к «Дельвигу» отличает сцепление 
мажорных и минорных нот, которые придают стихотво-
рению особое звучание:
Гордый лавр и мирт весёлый
Кивер воина тяжелый
На главе моей измял
Строю нет в забытой лире,
Хладно день за днем идёт…
[1,59].
Но:
В тихой, сладостной кручине
Слушать буду голос твой,
Как внимают на чужбине
Языку страны родной.
[1,60].
Поэт чувствует себя изгнанником, поскольку ото-
рван ото всего, что ему было мило. Он называет друга 
«вольный баловень забавы», в противовес себе, лишён-
ному воли, свободы. Но оксюморон «сладостная кручина» 
просветляет грустную тональность лирического высказы-
вания, рождает прелестные картины милых сердцу мест 
и дорогого друга, что помогает поэту не склонить головы 
перед враждебною силою судьбы и найти отраду в творче-
ском уединении и поэтических мечтах.
Следует отметить, что эти стихотворения не проти-
воречат друг другу, напротив, затронутая в «Прощанье» 
мысль об изгнании продолжает свое развитие в стихот-
ворении «К Креницыну», затем перетекая в послание 
«Дельвигу». Таким образом, мы наблюдаем картину ду-
шевных изменений. Стихотворения объединяет также 
внутренняя борьба, которая является своего рода смы-
словым ядром этих произведений. Важно подчеркнуть, что 
поэт, по мысли Е.А. Боратынского, – это в первую оче-
редь боец, которому приходится вести борьбу не только с 
немилостивой судьбой, но и с самим собой. Поэтому му-
жество является важнейшей составляющей характера 
истинного поэта.
Более отчётливо образ поэта-изгнанника раскрыва-
ется в стихотворении «Где ты беспечный друг? Где ты, о 
Дельвиг мой…» (1820):
И где ж брега Невы? Где чаш весёлый стук?
Забыт друзьями друг заочный,
Исчезли радости, как в вихре слабый звук,
Как блеск зарницы полуночной!
И я, певец утех, пою утрату их,
И вкруг меня скалы суровы,
И воды чуждые шумят у ног моих,
И на ногах моих оковы.
[1,69–70].
Этот отрывок являет собой романтический портрет 
изгнанника, томящегося в заточении. Фоном портрета 
служит экзотическая финская природа. Противопостав-
ление свободной стихии (в данном случае моря) и несво-
бодного лирического героя, изображённого автором с 
оковами на ногах, отражает максимализм романтического 
восприятия, постулирующего свободу как одну из главных 
и безусловных ценностей.
Не менее важный для романтиков вопрос двое-
мирия неожиданно предстает у Боратынского в совер-
шенно ином ракурсе. Если для романтиков реальный 
мир – это мир земной, а идеальный – небесный, то, у 
Боратынского, учитывая обстоятельства его печальной 
ссылки, под реальным миром понимается Финляндия, а 
статус идеального, как ни странно, приобретает Петер-
бург. Идеальный он потому, что связан со счастливыми 
воспоминаниями пребывания поэта в кругу друзей. Этот 
мир гармоничен, лишён лицемерия и фальши, воплощает 
идеал чистой любви, к которому стремится душа поэта. 
Вдали же от дорогих сердцу людей лирический герой 
остро ощущает одиночество, отсутствие гармонии в мире, 
ущербность.
Нередко в лирике Боратынского образ поэта-из-
гнанника раскрывается в контексте избранности. Если 
обратиться к лексическому значению слов «изгнанник» 
и «избранный», то станет понятно, что эта взаимос-
вязь не случайна. В «Толковом словаре русского языка» 
С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой читаем следующее: «из-
бранный» – лучший, выделяющийся чем-нибудь среди 
других [3,238], «изгнанник» – человек, который изгнан 
откуда-нибудь [3,239].
Хотя слово «избранный» имеет положительную 
оценку, а «изгнанник»– отрицательную, но при этом 
наблюдается общность лексического значения: выде-
ляющийся среди людей, находящийся на расстоянии от 
них.
Поэт – избранник. И уже в этой непохожести кроется 
причина его непонятости окружающими, и как следствие – 
отторжение. То есть, именно избранничество обусловли-
вает изгнанничество поэта. В то же время, в лирике Бо-
ратынского прослеживается мысль, что изгнание – это 
не только следствие непонятости людьми, невозможности 
вписаться в общепринятые рамки жизни, но и предопре-
деление враждебной судьбы. Раскрытие этой мысли на-
блюдается уже в раннем стихотворении «К Кюхельбе-
керу», датированном 1820 г.:
Прости, поэт! Судьбина вновь
Мне посох странника вручила,
Но к музам чистая любовь
Уж нас навек соединила!
[1,70].
Лирический герой – избранник, но враждебная судьба 
гонит его с места на место, как бы испытывая его: достоин 
ли он этого высокого поручения? Мужественно встретить 
все новые и новые испытания поэту помогают творче-
ство и дружба, которые как прочный фундамент удержи-
4. Художественная литература

40
Актуальные проблемы филологии (II)
вают его от падения – унизительного ропота. Лирический 
герой с благодарностью принимает изгнание, укрепля-
ющее его духовные силы:
Строга ль богиня будет к нам,
Пошлет ли весть соединенья?
Пускай пред ней сольются там
Друзей согласные моленья!
[1,70].
В этих заключительных строках содержится симво-
лический образ «там», напрямую связанный с моделью 
двоемирия, поскольку выстраивается оппозиция: «здесь» 
(реальный мир) – «там» (идеальный). Чтобы ещё более 
подчеркнуть разницу между этими мирами, слово «там» 
писалось романтиками с большой буквы и выделялось 
курсивом. Боратынский же «там» пишет курсивом, но с 
маленькой буквы, тем самым как бы уравнивая эти два 
мира в том плане, что и «здесь», и «там» он будет верен 
своим обетам, что даже смерть не сможет разрушить 
творческих и дружеских связей, соединивших двух друзей-
поэтов.
Похожую мысль встречаем и в стихотворении 
«Прощай, отчизна непогоды…» (1821):
Где, отлученный от отчизны
Враждебною судьбой,
Изнемогал без укоризны
Изгнанник молодой;
Где позабыт молвой гремучей,
Но всё душой пиит,
Своею музою летучей
Он не был позабыт!
[1,86].
Творчество для поэта-изгнанника стало настоящей 
опорой в трудную минуту. С честью выстояв испытания, 
«наперекор судьбе» он получает желаемую награду – 
возвращается в «страну родную» победителем, «жи-

жүктеу/скачать 3.35 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: