Международная заочная научная конференция

33
4. Матвеева Ю.В. Самопознание поколения в творчестве писателей младоэмигрантов / диссертация доктора фи-
лологических наук. – Екатеринбург, 2009. – 316 с. 
5. Слоним М.Л. Молодые писатели за рубежом // Критика русского зарубежья: В 2 ч.Ч. 2. / сост. Коростелева, 
О.А., Мельникова, Н.Г. – М.: Олимп, 2002. – 459 с. 
6. Демидова О.Р. Оставить в мире память о себе // Кузнецова Г.Н. Пролог / сост., вступ. статья, примеч. О.Р. Де-
мидовой. – СПб.: Мiръ, 2007. – 327 с. 
7. Мельников Н.Г. Кузнецова Г.Н. // Литературная энциклопедия русского зарубежья (1918–1940). – М.: РОС-
СПЭН, 1997. – 512 с. 
К проблеме сюжета в лирике И. Бродского
негреева анна дмитриевна, студент
алтайский государственный университет 
П
роблема лирического сюжета относится к числу на-
иболее дискуссионных проблем современного лите-
ратуроведения. Мы придерживаемся точки зрения, со-
гласно которой лирическому сюжету присущи черты не 
только собственно лирики, но и эпоса. По наблюдению 
Ю.М. Лотмана, «общие законы построения сюжета ка-
саются как поэзии, так и прозы» [5, с. 107], поэтому зако-
номерно, что лирический сюжет обладает некоторыми ха-
рактеристиками сюжета эпоса, но при этом лирическому 
сюжету присущи и особые, характерные только для него 
черты. В их понимании мы опираемся на работы ученых, 
занимавшихся проблемой специфики лирического сю-
жета – Ю.М. Лотмана и Ю.Н. Чумакова.
В работе «Анализ поэтического текста» Ю.М. Лотман 
не дает определения понятию лирического сюжета, но 
указывает на некоторые его особенности: обобщенность 
(лирический сюжет, по Лотману, это рассказ о «Со-
бытии – главном и единственном, о сущности лириче-
ского мира»), «сведение коллизии к некоторому набору 
элементарных моделей, свойственных данному художе-
ственному мышлению» [5, с. 107]; лирическому сюжету 
свойственна повторяемость. Таким образом, Лотман фак-
тически сближает понятия лирического сюжета и метасю-
жета. Термин «метасюжет» применительно к мениппее 
использует Альфред Барков, который говорит о метасю-
жете как о «завершающей эстетической форме всего про-
изведения», которая возникает только при наличии не-
скольких автономных сюжетов, с помощью которых она 
формируется [4]. Таким образом, лирический метасюжет 
мы можем определить как некую инвариантную струк-
туру, которая реализуется в отдельных текстах в своих ва-
риантах – лирических сюжетах отдельных стихотворений.
К проблеме лирического сюжета Ю.М. Лотман об-
ращается также в работе «Структура художественного 
текста», где он говорит о том, что «сюжет и сюжетность 
являются такой же формой, как и рифма» [6, с. 162]. 
Таким образом, отсутствие сюжета может стать «минус-
приемом», так как минус-прием предполагает «значимое 
отсутствие» ожидаемого элемента текста. Мы будем гово-
рить о минус-приеме в случае появления среди сюжетных 
текстов И. Бродского стихотворений, которые строятся 
аналогично сюжетным таким образом, что сюжет в них 
предполагается, но не обнаруживается. Эти тексты, как 
наиболее характерный пласт лирики Бродского представ-
ляют для нас наибольший интерес.
Ю.Н. Чумаков в статье «Лирика и лирический мета-
сюжет» выражает иную, по сравнению с Лотманом, точку 
зрения на вопрос о специфике лирического сюжета. Он 
утверждает, что понятию «лирический сюжет» очень 
сложно дать определение, так как он «воспринимается 
сразу и целиком», а основной его характеристикой яв-
ляется вненарративность. Это означает, что лирический 
сюжет, в отличие от сюжета эпоса и драмы, обладает не-
линейной природой и не может быть рассказан. Поэтому 
лирический сюжет буквально «прорывается» в «местах и 
точках … соприкосновения текстов» [8, с. 8], что говорит 
о его интертекстуальной природе и возможности обнару-
жить лирический сюжет в том случае, когда присутствует 
перекличка с каким-либо другим текстом. Этот тезис для 
нас очень важен, так как одной из характерных черт ли-
рического сюжета Бродского является его интертексту-
альная природа: лирический сюжет проявляет себя на 
месте соприкосновения текстов, он строится за счет от-
сылок к текстам как самого Бродского, так и других ав-
торов.
Лирический сюжет может присутствовать в лирике 
Иосифа Бродского на уровне «минус-приема» – в таком 
случае фактическое отсутствие сюжета имеет особое ху-
дожественное значение. Кроме того, текст с «минус-сю-
жетом» строится уже по другому принципу, нежели сю-
жетный текст; так, Е.Петрушанская пишет о том, что 
сюжет в лирике Бродского может развиваться по прин-
ципу джазового повествования, которое строится как им-
провизация на заданную тему [7, с. 247].
Ввиду того, что лирическому сюжету свойственна пре-
дельная обобщенность и он не только может развиваться 
не только в рамках одного текста, но и охватывать не-
сколько стихотворений, мы считаем, что рассматривать 
4. Художественная литература

34
Актуальные проблемы филологии (II)
этот феномен с точки зрения только одной концепции не-
корректно. Лирический сюжет Бродского стоит описывать 
как нарративный в том случае, когда сюжет реализуется 
сразу в нескольких стихотворениях, и как не нарративный 
тогда, когда он развивается по принципу импровизации.
Рассмотрим несколько стихотворений И.Бродского, 
анализ которых будет базироваться на теоретических по-
ложениях, изложенных выше. Обратимся к стихотворению 
«От окраины к центру» [I, 217]. Значимой для нас особен-
ностью этого текста является отсылка к стихотворению 
А.С. Пушкина 1835 г. («Вот вновь я посетил / эту мест-
ность любви, полуостров заводов…» у Бродского и «…Вновь 
я посетил / Тот уголок земли, где я провел / Изгнанником 
два года незаметных»). В стихотворении Бродского проис-
ходит то же событие, что и в пушкинском тексте – встреча 
с юностью («Добрый день, моя юность. Боже мой, до чего 
ты прекрасна» и «Здравствуй, племя / Младое, незна-
комое!..»). Сюжет Бродского распознается за счет цитат 
из стихотворения Пушкина, неоднократных отсылок к 
этому тексту. Отсылки фиксируются на композиционном 
уровне: оба стихотворения разделены на две части: опи-
сательную (описание городского пейзажа у Бродского и 
сельского у Пушкина) и нарративную (встреча с юностью у 
Бродского и встреча с «племенем младым, незнакомым» у 
Пушкина). Заметим, что тексты перекликаются и на уровне 
сюжета и тематики. Пушкин и Бродский пересказывают 
историю возвращения, включенную Борхесом в число че-
тырех историй, которые рассказывает и пересказывает ми-
ровая литература [2]. Сюжет стихотворения «От окраины к 
центру» строится вокруг события возвращения, что позво-
ляет нам говорить о мифологичности лирического сюжета 
Бродского, так как этот текст отсылает читателя к другим 
текстам, которые также строятся вокруг события возвра-
щения. Первым таким текстом является «Одиссея».
Заметим, что в этом стихотворении мы можем уви-
деть еще одну отсылку – к тексту О. Мандельштама 
«Ленинград». Лирический сюжет этого стихотворения – 
это история возвращения в Петербург, фактически эту 
же историю рассказывает Бродский в стихотворении от 
«Окраины к центру». Так лирический сюжет этого текста 
Иосифа Бродского сужается от сюжета возвращения 
вообще до сюжета возвращения в конкретный топос, 
причем, на наш взгляд, эти сюжеты присутствуют в сти-
хотворении одновременно. Это означает, что оба сюжета 
воспринимаются в комплексе и существование одного не 
отменяет существования другого. Обратим внимание на 
то, что отсылка к тексту Мандельштама воспринимается 
через отсылку к тексту Пушкина.
Сюжет возвращения присутствует и в других текстах 
Бродского, например, в стихотворениях «Любовь» [II, 
265], «Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря…» [II, 
397], «Ты забыла деревню, затерянную в болотах…» [II, 
407]. Обратим внимание на то, что в стихотворении 1970 
г. («Письма к римскому другу (Из Марциала)» [II, 284]) 
Бродский обращается к тому же образу, что и в стихотво-
рении «От окраины к центру» – это образ окраины им-
перии («Если выпало в Империи родиться, / лучше жить 
в глухой провинции у моря»).
Другой особенностью лирического сюжета лирики 
Бродского является то, что сюжет не всегда строится 
за счет интертекстуальных связей. Мы считаем нужным 
обратиться к текстам, лирический сюжет которых раз-
ворачивается по принципу импровизации. Это стихотво-
рения «Шесть лет спустя» (1968), «Не выходи из ком-
наты» (1970 (?)), «Я всегда твердил, что судьба – игра…» 
(1971), «Похороны Бобо» (1972) и «Памяти Клиффорда 
Брауна» (1993).
С нашей точки зрения, эти тексты необходимо анали-
зировать как систему, так как они строятся по одной, и 
притом очень жесткой, схеме. Схема эта такова: в начале 
стихотворения задается тема (эта тема регулярно повто-
ряется либо в начале каждой строфы, либо, как это про-
исходит в тексте «Похороны Бобо», в начале каждого 
фрагмента стихотворения). Далее, на протяжении одной 
строфы мы можем наблюдать импровизацию на заданную 
уже тему. Заметим, что финал стихотворения может вы-
глядеть и как завершение импровизации, и как пауза в им-
провизационном повествовании (тексты с такими фина-
лами производят впечатление незаконченных).
Поясним эти наблюдения, проанализировав варианты 
реализации общей схемы построения текстов на примере 
каждого из указанных ранее стихотворений.
В тексте «Я всегда твердил, что судьба – игра…» [II, 
276] тема принятия и осознания окружающей действи-
тельности заявлена не только в начале строфы («Я всегда 
твердил», «Я считал» и т.д.), но и в финале строфы («Я 
сижу у окна», далее трансформирующееся в «Я сижу у 
окна в темноте» и, наконец, в «Я сижу в темноте»). За-
метим, что сама тема уже предполагает некую статич-
ность, фотографичность стихотворения (фотографичность 
можно заметить в таких строках, как «Потому что про-
странство сделано из коридора / и кончается счетчиком», 
«Что интересней на свете, кроме стены и стула?»), что ре-
ализуется в импровизации: каждая строфа состоит из на-
бора наблюдений, выраженных краткими формулами (на-
пример, «Что любовь, как акт, лишена глагола»). Ни 
одно из этих наблюдений не расшифровывается, все они 
воспринимаются как своеобразные аксиомы. Заметим, 
что две последние строфы стихотворения организованы 
иначе, нежели предыдущие четыре строфы. В последних 
строфах тема фиксируется только в конце строфы как итог 
наблюдений, каждая из этих двух строф начинается иначе, 
чем предыдущая: «Моя песня была лишена мотива…» (5-я 
строфа) и «Гражданин второсортной эпохи, гордо…» (6-я 
строфа). Такая логика построения текста может рассма-
триваться как импровизация внутри импровизации, отход 
от сознательно выбранной структуры для создания эф-
фекта обманутого ожидания. Кроме того, что этот эффект 
создается благодаря построению текста по принципу им-
провизации (и проявляется при сопоставлении сюжетных 
и несюжетных текстов), такой же эффект появляется и 
внутри самого текста. Таким образом, данное стихотво-

35
рение построено на двойном минус-приеме. Заметим, что 
финал стихотворения не предполагает продолжения им-
провизации, то есть упрочивает эффект обманутого ожи-
дания. Вообще, в этом тексте можно увидеть удивительно 
виртуозную игру с формой, которая заключается в том, 
что схема, характерная для большинства сюжетных сти-
хотворений Бродского, неожиданно разрушается.
Обратимся к стихотворению, в котором импровиза-
ционный принцип построения не нарушается (стихотво-
рение «Памяти Клиффорда Брауна» [III, 216]). Тема, к 
которой Бродский обращается в этом тексте, можно на-
звать обозначением конкретного предмета, и импро-
визация в данном случае выглядит как характеристика 
этого предмета, выполненная через отрицание («Это не 
искренний голос впотьмах саднит, / но палец примерз к 
диезу, лишен перчатки» и т.д.). Заметим, что выбор пред-
мета, который будет являться темой для каждой строфы, 
обусловлен тем, какой предмет является темой в преды-
дущей строфе. Поясним: «все равно ты голой спиной на 
льдине» – конец первой строфы, «Это – не просто льдина, 
одна из льдин» – начало второй строфы. Такие повторы 
систематичны для данного стихотворения, что позволяет 
нам в очередной раз убедиться в том, что импровизация 
является весьма строгой схемой построения текстов. Что 
касается финала текста, то стихотворение формально за-
вершено (в последней строфе присутствует отсылка к 
образу льдины, который появился в первой строфе), но 
фактически стихотворение может быть продолжено, так 
как в последней строфе заявлен новый образ (образ по-
люса). Таким образом, в стихотворении «Памяти Клиф-
форда Брауна» нет нарушений принципа импровизации.
Кроме стихотворений, в которых прослеживается 
явное соответствие принципу импровизации и намеренное 
нарушение этого принципа, у Бродского есть тексты, в 
которых это нарушение присутствует, но скорее импли-
цитно, нежели эксплицитно. К таким стихотворениям от-
носятся «Похороны Бобо», «Шесть лет спустя» и «Не 
выходи из комнаты…».
Стихотворение «Похороны Бобо» [II, 308] формально 
построено иначе, чем другие стихотворения, в основе 
которых лежит импровизационный принцип строения 
текста: в «Похоронах Бобо» фраза, в которой заявлена 
тема для импровизации (это фраза «Бобо мертва»), по-
вторяется довольно редко. Это, казалось бы, создает 
возможность для максимально вольной импровизации, 
отдаления от темы, но этого в тексте не происходит, им-
провизация строится исключительно вокруг темы смерти 
Бобо, точнее, это тема существования мира без Бобо, ко-
торая является центром Вселенной текста. Что касается 
финала, то нарушение импровизационного принципа в 
нем является скорее имплицитным, так как это нару-
шение обнаруживается только в последней строфе, ко-
торая лишь косвенно связана с основной темой текста 
(связь осуществляется через образ пустоты). Данная 
строфа формально завершает стихотворение и оказыва-
ется финалом импровизации, так как в ней не только об-
рывается связь с общей темой, но и задается новая тема 
(«И новый Дант склоняется к листу / И на пустое место 
ставит слово»).
В тексте «Шесть лет спустя» [II, 97] импровизация 
строится вокруг темы долгой совместной жизни («Так 
долго вместе прожили…»). Фраза, заявляющая тему для 
импровизации, повторяется в каждой строфе, а строфы 
строятся как сцены из совместной жизни, причем каждая 
из этих сцен разыгрывается в прошедшем времени. Фак-
тически этот текст строится как и другие, построенные по 
принципу импровизации, поэтому особый интерес в нем 
представляет финал. Финальная строфа начинается так 
же, как и все предыдущие, что сближает это стихотворение 
со стихотворением «Памяти Клиффорда Брауна», но здесь 
импровизация, в отличие от «Памяти Клиффорда Брауна», 
обрывается: строфа, построенная в прошедшем времени, 
неожиданно обращается к будущему, причем это обра-
щение не грамматическое (не меняется время глаголов), 
а лексическое («и черным ходом в будущее вышли»). За-
метим, что тема текста обращена исключительно к про-
шедшему времени. Так в этом стихотворении, аналогично 
стихотворению «Похороны Бобо», резко обрывается связь 
с темой, вокруг которой строится импровизация.
Обратимся еще к одному тексту, построенному по этой 
же схеме (стихотворение «Не выходи из комнаты…» [III, 
213]). Как пишет Е. Петрушанская, темой для импрови-
зации в этом тексте служит тема «отторжения нежела-
тельной действительности». Каждая строфа выглядит как 
расшифровка, объяснение запрета «не выходи из ком-
наты», причем в этих объяснениях не разворачивается 
отдельный сюжет, наоборот, строфы представляют собой 
некие снимки, фотографии ситуации. Финал стихотво-
рения завершает импровизацию, при этом не обрывает 
связь с основной темой, а завершает ее, исчерпывает. Это 
завершение в последней строфе выполнено весьма ма-
стерски: строфа начинается так же, как и предыдущие, то 
есть импровизация продолжается, но последняя строка 
этой строфы, состоящая из ряда существительных («…от 
хроноса, космоса, эроса, расы, вируса»), созвучных друг 
другу, буквально закрывает возможность для дальней-
шего развития темы.
Таким образом, мы можем заметить, что лирический 
сюжет Бродского, обладающий чертами повторяемости 
и интертекстуальности, занимает промежуточное поло-
жение между собственно лирическим сюжетом и мета-
сюжетом. Именно такая двойственность позволяет нам 
варьировать подходы к анализу сюжета и наблюдать раз-
личные варианты его развертывания в отдельных текстах.

жүктеу/скачать 3.35 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: