Миллион для комфорта

-Это нужно ахцахцам знать, -сказал вышедший из-под палатки Даниял, - чтобы больше ни один сукин сын больше не осмелился на такую пакость. Милиция и судья за взятки могут и выгородить таких подонков. Но народ их обязан раздавить как гадин. Иначе спокойно жизни для народа не будет больше на нашей земле. Главным судьей и палачом на своей земле и в своем джамаате должен быть сам народ. Иначе никакой справедливости в его жизни не будет.
ПРОКЛЯТИЕ ЛЮРТХАБУ

Проклятие рукам Абу Ляхаба!

И сам он – будь он проклят!

Ему богатство не поможет,

Добро накопленное не спасет!

Гореть ему во пламенном Огне!

И будет проклята его жена -

Носительница дров!

Чью шею обовьет крученный жгут.

Коран. Сура 111
Помолчав некоторое время, Мурадин глубоко вздохнул, будто решившись нырнуть с высокой скалы в темный смертельно – опасный водоворот реки, начал быстрым торопливым голосом свой сбивчивый рассказ.

«Он, проклятый Луртхаб много раз за бутылкой дешевой тошнотворной водки не раз повторял мне и Исаку, что воровать и грабить не стыдно, что стыдно нуждаться в деньгах. Стыдно не иметь хорошей легковушки. Или добротного дома со всеми, как у людей, шкафами и диванами, дорогим телевизором и холодильником. Всяким другим нужным в доме хапур-чапуром. Иметь в кармане всегда хотя бы сто долларов или три тысячи рубликов. Чтобы, когда встретил друзей или просто, когда захотел покейфовать, пойти в шашлычную или магазин. Ни в чем себе не отказывая. И перед дружками себя показать настоящим мужчиной. А не клянчугой десятки на опохмелку. Если ты не можешь такую жизнь сам себе сделать, разве ты мужчина? Воровать не стыдно - стыдно не иметь все, что тебе нужно. Все воруют друг у друга и у государства. Почему мы не можем? Американские кино по телику видели же? Выходит, они мужчины настоящие, а мы блошки трусливые? Мы втроем такой бедной жизни должны положить конец! Никто, кто живут богато, не приобрели это богатство своим трудом.»

Луртхаб, сорокалетний мужчина, худощавый, костлявый, с округлым, чуть заметно выдвинутым вперед узким подбородком, мутными, глубоко проваленными в глазницах зелено-желтыми глазами, не раз за бутылкой самой дешевой в Ахцахе водки учил уму-разуму своих молодых родичей.

И когда те, раззадоренные его словами, а еще больше невыносимо горькой, гнилой водкой, начинали спрашивать его, скажи, что надо конкретно сделать, чтобы заиметь деньги, Луртхаб загадочно и снисходительно усмехался и строгим голосом спрашивал, а в штаны не наложите, в кусты от страха не удерете, как сопливые дети не захнычете, когда в один день на конкретное дело вас позову?

Молодые клялись, что они ничего и никого не боятся, они сделают все, что прикажет старший их брат, так они называли Луртхаба, подтверждая свое уважение и преданность. Когда ты пьян, любые обещания кажутся реальными, а сам себе всемогущим, чтобы их выполнять. Но тогда, не раз повторяя свои клятвенные обещания, никто не ведал – не знал, что конкретно имел в виду старший и опытный дядя Луртхаб, который на все клятвы молодых загадочно улыбался и все приговаривал:

-Дело покажет, на что способен каждый. Кто смелый, а кто блоха пугливая.

И вот, в один из хмурых не солнечных дней, узнав, что грузовик за товарами в город выехал вечером, а продавщицы из знакомого магазина отправятся следом на следующее утро, на маршрутом такси, ибо так безопаснее ехать с большими деньгами, Луртхаб велел своим молодым подручным с утра пораньше, до отхода первой маршрутки быть на автостанции вместе с «жигулями» Мурадина.

Однако, прождав отъезд всех утренних рейсов, никто продавщиц так и не увидел. Тогда Луртхаб велел сердитым голосом ехать к кафе «Голубой Самур», где останавливались проходящие позднее автобусы, на которых эти хитрые девушки также могли бы выехать за товаром.

Продавщиц Луртхаб увидел неожиданно, на полпути, возле школы. Они шли о чем то громко споря и одна из них, узнав машину Мурадина, чуть ли не шагнув на середину дороги, отчаянно помахала рукой.

-Ты не едешь в Дербент? Мы тут в спорах - ехать или не ехать, пропустили все маршрутки. Теперь не знаем, как быть. Мы не даром, мы тебе заплатим, сколько надо.

-Машина неисправна. Я еду ремонтироваться. –Буркнул Мурадин и нажал на газ.

-Эй! Къаммаз -упрямый?! У тебя, что, дома старший – младший не имеется? Что в голову взбредет, то и делаешь? –Обругал в сердцах Луртхаб племянника.

-Я же говорил, машина в дальний рейс не может выехать. Кардан надо сменить.

-Кто тебе, хайван, сказал, что рейс будет дальний? А ну, разворачивай и гони к гостинице.

Мурадин притормозил, затем резко повернул руль влево. Автомобиль правым передним колесом залетел и завяз в кювете, заполненном грязью и нечистотами. Попытки выехать задним ходом успеха не имели и, тогда, Луртхаб с Исаком стали толкать автомобиль, напирая на передок.

Девушки стояли на опустевшей стоянке, надеясь на случайную попутную автомашину.

Мурадин подогнал и остановил автомобиль справа, у входа в прокуратуру, а сам хлопнув дверью пошел в сторону милиции, недавно переведенному в двухэтажное каменное здание универмага. Проходя мимо девушек, он отвернулся и сплюнул в сторону, будто за что-то уже возненавидел их.

Когда Луртхаб, снисходительно улыбаясь подошел к девушкам и как бы невзначай сказал им, «что вот мол, решили ехать в Дербент, кардан новый купить и там заменить, а потом нагрузить и привести товару. Тут заехали, чтобы, пару пассажиров взять, чтобы хоть бензин окупился на дорогу».

-Мы же просили вас, нас отвести до Дербента. Мы же не даром хотим. –Сказала одна. Другая, водя носком туфли по грязному асфальту, с насупленным лицом слушала разговор, а потом детским плаксивым голосом попросила подругу:

-Ну пойдем домой. Сегодня я не хочу ехать. Завтра поедем.

-Да ты что говоришь?. Грузовик не дождавшись, вернется обратно. Зачем ему платит за пустые пробеги. Ты хочешь, чтобы в нашем магазине товар оказался дороже, чем в соседних и покупатели побежали туда?!

Луртхаб пошел за Мурадином, который у входа в милицию о чем говорил с постовым, который то и дело щелкал предохранителем автомата, который висел у него на груди. После нападения бандитов на районный отдел милиции соседнего района и похищения там почти всего оружия, стальные двери и решетки на окнах, а также выставлена круглосуточная охрана с автоматами.

«До сих пор милиция охраняла народ, а теперь сами себя» –шутили по этому поводу ахцахцы.

Луртхаб, остановившись в десятке шагов, кликнул Мурадина. Когда тот подошел, то сузив глаза спросил его тихо:

--О чем ты болтал с ментом?

-Спросил, у кого можно достать подешевле кардан. И еще, в каком месте дежурят сегодня гаишники.

-Ладно. Давай, через мост и пойму реки, гони вперед. Чтобы в селе ни одна собака не заметила, кого мы везем.

Когда переехав мост автомобиль мимо базара покатил по каменистой пойме реки, девушки с заднего сиденья с удивлением спросили: «почему едем не прямо?»

Луртхаб, не оборачиваясь к ним, а больше вглядываясь во встречных возле базара и широко разводя руками ответил, что возле заправки и магазина с коньяками дежурит автоинспектор и отнимает права у водителей неисправных автомобилей. А нам, с этим подозрительным шумом в ходовой части, это нужно?

Больше никто никаких вопросов не задавал. Так и ехали в гнетущей тишине. Только, когда подъезжали к мискискарскому роднику у самой дороги, та девушка, которая все не хотела ехать, неожиданно всхлипнула.

-Ты что? Заболела? Обидно стало, что все таки поехали? Не послушавшись тебя, а? Ну, перестань! Ты же не ребенок?! –Наклонившись к уху подруги шепотом говорила старшая, которая за двенадцати километровый путь в тишине сама тоже прониклась ощущением какой-то пугающей холодной пустоты и темного страха в душе.

Мурадил выскочил из автомашины и оставив дверце открытой быстрыми шагами поднялся по мокрым каменным ступенькам к роднику и взяв с нищи, подставил кружку, к упругой струе холодной воды. Набрав полную кружку он стал взахлеб пить, будто его мучила неодолимая жажда.

-Я больше никуда не поеду! –Сказал он взявшему у него из рук пустую кружку Исаку так, чтобы услышал и Луртхаб, подымающийся по мокрой лестнице следом.

-Они хотят вернуться. Старшая говорит, что у младшей наверное грипп. Вся горит.

-Может быть, так будет лучше. –Чуть пригубив воду, Луртхаб

вылил всю воду и бросил пустую кружку в бетонную нишу и сплюнул. Он с презрением смотрел, пока водитель, низко склонив голову шел к машине, залез на свое место и тут же завел двигатель.

-Я сейчас залезу в багажник. –Обернулся Луртхаб к Исаку. -А ты подашь мне из-под моего сиденья инструмент, завернутый в замасленную куртку. Не раскрывая, как есть. Понял? Когда я скажу. Понял?

Исак испуганным видом молча кивнул Луртхабу и покорно пошел вслед за ним к автомобилю.

-А ну, прибавь, прибавь газу. –Крикнул Луртхаб Мурадину. - У тебя, кроме кардана, еще что-то дребезжит сзади. На нервы действует. Я проверю сзади, а ты нажимай посильнее на газ. Чтобы я точно определил дребезжащее место.

-Мы решили завтра поехать. А то подругу совсем знобит. –Сказала старшая на вид девушка, стараясь через стекло разглядеть лицо Луртхаба.

-С этими молодыми разве дело сделаешь во время. Это правильно вы решили. Я тоже так думаю. Еще сломаемся на дороге. Утренний убыток полезнее вечерней прибыли. –Сказал Луртхаб ни на кого не глядя и заходя сзади за автомобиль.

Луртхаб открыл багажник, боком залез внутрь, присел, сжавшись к комок, и крикнул:

-А ну Исак, достань и принеси инструмент. Тут винты разболтались в пазах вот и шумят проклятые.

Исак торопливо достал из-под сиденья замасленный продолговатый сверток, перетянутый по середке резинкой и держа его на вытянутых руках, будто боялся испачкаться, быстро отнес и сунул в протянутую к нему костлявую руку Луртхаба.

-Садись на свое место и кричи мне, с какой стороны слышен шум. –Велел Луртхаб Исаку и начал развязывать бечевку на темном замасленном свертке.

Когда Исак поспешно отошел, Луртхаб достал из свертка самодельный пистолет, и крикнув водителю, «А ну газуй сильнее!» - поднял дуло и наставив его прямо на висок девушки, виднеющийся над спинкой сиденья и нажал на спусковой крючок.

Та дернулась вперед, потом молча повалилась на подругу, которую до этого обнимала рукой.

Заметив кровь на щеке подруги, вторая девушка оглянулась, увидела торопливо вновь заряжающего пистолет Луртхаба, все поняла и закричала не помня себя:

-Ты что делаешь проклятый фашист Луртхаб?!

Заметив, что девушка отпустив безжизненную подругу, потянулась к ручке двери, Луртхаб наклонился над ней и выстрелил ей в голову. Но и после этого девушка захлебываясь слезами лихорадочно продолжала шарить по дверце, чтобы вырваться наружу.

Луртхаб быстро перезарядил пистолет, протянув руку и приставил дуло к виску все еще дергающейся в судороге девушки и вновь нажал на спусковой крючок. Та сразу обмякла и повалилась на вздрагивающую подругу.

Луртхаб деловито завернул пистолет в тряпку, вылез из багажника, захлопнул дверцу багажника и оглянувшись по сторонам, спокойным шагом пошел на свое место рядом с водителем.

-Хватит газавать? Надымил кругом, будто у тебя машина горить. Разворачивайся и гони обратно. Закрой все стекла. Если будет встречная, отворачивать ваши морды. Чтобы никто не увидел и не узнал ваши рожи! .

Как только переехали мост через Гуркам – волчье ущелье, Лутхаб приказал свернуть направо, на грунтовую дорогу по берегу балки, ведущей вверх по ущелью. Доехав среди белых валунов до того места, дальше которой не было никакой дороги, куда, обычно привозили и сбрасывали в балку околевших от болезней животных и всякий вонючий мусор, автомобиль остановился.

Мурадин выскочил из кабины и с трудом сдерживая тошноту побежал в противоположную сторону от балки, а Луртхаб с лопатой спустились вниз, в залитую черным селевым потоком балку, чтобы выкопать хоть какую яму. Мурадин пробежав метров шестьдесят тут же свалился на каменистую землю. Его выворачивало и рвало от запаха крови и от произошедшего так неожиданно на его глазах убийства ни в чем не повинных девушек. Всегда таких доброжелательных и к нему, и ко всем ахцахцам.

Свалив безжизненные, но по живому теплые тела залитых липкой кровью девушек под обрыв, закидав их остатками черного вязкого селевого потока, прошедшего ночью по ущелью, а затем завалив укрытые грязью трупы камнями, Луртхаб следом за Исаком поднялся наверх из балки и держа лопату на весу подошел к все еще лежащему на земле Мурадину:

-Если бы я знал, что ты такой алчах -слабак, сам сел бы за руль. Смотри, если пикнешь кому, рядом с ними, -Луртхаб махнул рукой в сторону балки, - и получишь место. Запомни, племянничек. Ты теперь соучастник убийства. И машина твоя. А теперь, гони к реке. Прямо, через сады. Отмой как следует машину. Чтобы никаких следов не осталось! Понял?!

Вслед за Луртхабом Мурадин поплелся к своему автомобилю, который ему казался чужим и противным. Действительно, сзади несся тошнотворный запах ужаса и смерти, от чего Мурадина снова затошнило и он надрывно закашлялся.

Луртхаб со всей силой ударил Мурадина ребром ладони по шее и он со всего маху ударился лицом об руль.

-Гони! Гони! Пока кто-нибудь не увидел нас здесь!

От удара лбом заклинило кнопку сигнала и некоторое время автомобиль так и ехал, беспрерывно гудя, пока Луртхаб несколько раз кулаком не стукнул по центру руля.

Автомобиль через безлюдные в жаркое время и наполовину засохшие от прекращения регулярных поливов сады разворованного совхоза , съехал к берегу Самура.

Луртхаб поспешно достал из объемистой сумки девушек обмотанный скотчем газетный пакет и устроился в тени ивовых кустов пересчитывать деньги. Их оказалось сто шесть тысяч. Мелкие купюры в сумму тридцать тысяч Луртхаб сунул карман куртки, а остальную сумму крупными купюрами спрятал обратно в пакет и засунул за пазуху.

-Не отмывается. –Показал Исак на коврик из плотной ткани, который прикрывал заднее сиденье.

-Заверните в нее камни и бросьте в речку на глубоком месте. Деньги дам – купите новый, но похожий на старый.

Когда отмыв салон напарники подошли к Луртхабу и тот им вручил их долю, оба, ошеломленные, как при его выстрелах в девушек, замолчали, не притрагиваясь к деньгам.

На вопрос Исака, «почему не всем поровну?», Луртхаб презрительно скривил губы и сплюнув, ответил:

-Есть оплата устара (мастера). Есть оплата шкурта (подмастерья). Вы что сделали в этом деле? Только дрожали от страха. Запомните, еще дело не закончилось. Кто из вас гарантирует, что никто ничего не пронюхает. В случае чего, вдруг нужны будут деньги, чтобы откупиться от красно - кепочных ищеек. Общак называется такие запасные деньги. –Сказал Луртхаб.

Мурадин замолчал, обхватив голову руками и покачиваясь из стороны в сторону, охал и вздыхал, будто все тело его охватила невыносимая боль.

-Как мне жить после этого? Как людям в глаза смотреть. Ахцахцы уже обо всем догадались и теперь с презрением смотрят в мою сторону и плюют под ноги. Друзья даже не подают руку. А что будет, когда они все как было на самом деле узнают?

- Ты же не хотел этого? Единственная твоя вина, что не смог ослушаться дядю.

-Если бы я знал, если знал, что так станет нестерпима после этого собственная жизнь. –Мурадин тяжело поднялся. -Я пойду в милицию. Все расскажу. Пусть, что хотят, делают со мной. Я не могу больше быть среди людей. Мне лучше было умереть. Жаль только мать. Зачем только я послушался ее и вернулся из России в Ахцах. И работа была, и девушка хорошая, согласная замуж выйти за меня, и квартиру недорогую мы нашли. Как только услышали о женитьбе все родственники стали звонить и письма писать, чтобы приехал, мать больную одну не бросил здесь. В том числе и дядя, который обещал все устроит мою жизнь не хуже чем у других. Вот и устроил, хуже, чем в могиле.

Мурадин напялил свою спортивную куртку, зашнуровал туго спортивные кеды и ни с кем не прощаясь и ни на кого не глядя молча пошел вниз по тропе, к проходу вниз меж огромных темных обломков скал, свалившихся с вершины горы.

Даниял и Чару попросили Асияна сопровождать Мурадина до самой милиции «и там все устроить как положено при явке с повинной. Это будет и в пользу твоего восстановления на работе в милиции. Пусть попробуют отказать, когда ты сам привел соучастника убийства девушек в милицию. Когда сами целый месяц ничего не сделали. Ибо кроме хлопот это им никакой личной выгоды не давало.

Брат Эсли – по прозвищу Кач - с трудом, весь потный и покрасневший дошел до родника. Солнце уже скрылось за отрогами снежных гор и стало быстро темнеть. Напившись жадно воды, он подозвал бородача – мискискарца, которого заметил возле вагончика.

Тот, подумав, что человеку нужна его помощь быстро сбежал по тропе к роднику.

-Слушай, братан. Старик, который приехал в кабине вон того бортового «уаза» где сейчас? Он мне нужен позарез, братан. Дело есть к нему.

-Я старика не видел. Чару, водитель приехал, но с ним никого не было.

-Ты мне, борода, мозги не пудри. При мне хрен стариковский двинул вверх вон в кабине этого «уаза».

-Может по пути сошел и может напрямую пошел наверх. Тут сотни людей бывают, за всеми не уследишь. Мое дело газ носить наверх и пустые болоны спускать вниз.

-На тебе две сотни, дуй наверх и позови мою сестру Эсли сюда. Со стариканом – менты разберутся. Мать, скажи вызывает. Приведешь – получишь еще три сотни. Такие деньжата на дороге не валяются, не так ли братишка?

Бородач не взял денег и не пошел на верх. Сославшись на недомогание. И водители, под предлогом, что не могут оставить свои автомобили без присмотра, не согласились даже за пять сотен выполнять столь выгодное поручение крутача в длинном черном пальто. Они в Ахцахе слышали, кто он и зачем приехал.

-Ваши семейные дела - сами и разбирайте. Мы тебе не чауши, чтобы бегать по твоим поручениям за деньги.

Как не болела рука и плечо, пришлось «Качу» самому подыматься по крутой, каменистой тропе вверх уже в темноте.

Паломники, мужчины в еще не оштукатуренном доме, а женщины в старой закопченной изнутри от охотничьих очагов хижине устроились на ночлег, постелив под себя ворсистые и войлочные коврики, и напялив свои теплые куртки, пальто и плащи.

Внутрь хижины осторожно вошла женщина, которая устроилась на ночлег на свежем воздухе, прямо за столом, на котором ели, накинув на себя кусок полиэтиленовой пленки на случай дождя.

-Кто среди вас Эсли? Вставай, выйди, пришел брат, говорит матери плохо стало, тебе надо в Ахцах побежать срочно.

Услышав это, со всех сторон из темноты раздались сердитые голоса молодых женщин и девушек, которые категоричными голосами ответили, что Эсли никуда не пойдет.

-Как ехать? Дорога же закрыта камнем. Врет он все. Послушай нас Эсли– отсюда никуда ни шагу.

-Эй, кобылицы! Вам то что? –Раздался голос пожилой женщины. -А вы подумали о ее матери. Да и брат плохого своей родной сестре не пожелает же. Не сбивайте Эсли с пути. И Вели самому легче станет с долгами рассчитаться. Иди, Эсли к брату, езжай в город и выходи там замуж, никого не слушай. В городе легче жить. Свое гнездо заимеешь. Пора уже и детей нарожать. Годы то уходят, никого не спрашивая. Вы все завидуете ей, что ей в городе не придется хвост коровы нюхать каждый день и воду таскать на спине кувшинами.

-Эсли же с самого детства любит Вели. Их всегда в селе называли женихом и невестой. Больше десяти лет думать и любить друг друга. Это им Аллахом дано! А теперь объявился какой-то анашист - наркоман, которому задолжал денег ее братик – тоже - анашист. Вот он и за долги отдает ему сестру. Как телку. Это что, правильно? Это по божески? Где закон? Где совесть? Где бог ваш, эй люди?!

-Не может быть! Это правда, Эсли?

Эсли зажав лицо и уши руками лежала рядом с Каролины вся красная. Она не привыкла, чтобы о ней так откровенно и громко говорили.

Снаружи раздался нетерпеливый голос брата Эсли:

-Эй, Эсли, выходи быстро, мать ждет больная. Пошли скорее!

И тут в проем двери полетели кружки, подушки, молитвенные коврики, яблоки и груши.

-Как ты бессовестный хамбал посмел зайти сюда, где спять женщины. У тебя ничего мужчинского, ничего человеческого не осталось. Вон отсюда! Пока мы тебя не устроили темную и кастрировали, как бычка на мясо! А ну папар – женщины, хватайте этого свинью и тащите в темный угол! Мы его научим уважать женщин.

Молодые женщины повскакали на ноги и закричали:

-А ну, хватайте его! Вырвем с корнем то, чем он так гордиться! Тогда посмотрим, что от этого мужчины останется.

К Эсли приблизилась пожилая грузная женщина и недовольным голосом стала отчитывать ее:

-Смотри! Они могут проделать с твоим братом в темноте, то, чем они грозятся. Грех будет на тебе всю жизнь. Иди, беги к матери, она тебе никогда плохого не пожелает. Теперь то, что рыпаться зря? У нас у женщин редко когда жизнь получается так, как нам хочется. Смирись с судьбой своей. Иначе за непослушание матери большой грех падет и на твою голову и на головы твоих будущих детей.

Чем больше говорила женщина, тем покорнее Эсли продвигалась к выходу, уступая логике ее слов.

Снаружи вновь раздался озлобленный крик брата.

Несколько женщин, наиболее энергичных и сильных, бросилась наружу.

-Эй, вы, беспривязные телки, а ну, отойдите! Разве умная послушная дочь может родную мать бросить, когда она больна.

Женщина крепкой сильной ладонью сжала локоть Эсли и повела ее, потрясенную, вся в слезах, к стоящему поодаль от входа брату.

Как только Эсли понуро опустив голову приблизилась к брату, тот не выдержал и, размахнувшись, со всей силой ладонью ударил ее по скуле. Эсли ахнула и свалилась на землю.

-Ты что, взбесился?! Кто же так, словно врага, так бьет родную сестру? Тьфу, тебе хайван! А я, старая дура, послушалась такого зверя, как ты и грех взяла на себя. –Возмущенно закричала женщина.

Услышав ее крики из хижины одна за другой стали выскакивать женщины.

-Вставай сейчас же! Убью! –Кричал брат на безжизненно лежащую на земле Эсли. Он схватил ее за руку и потянул за собой по земле, пытаясь привести в чувство.

-Убивает! Этот вахши – зверь убивает сестру! Эй! Убивают! –Закричали женщины.

Со стороны палатки прибежал Вели. И он не успел протянуть руку к Эсли, чтобы помочь ей, как «Кач» , ударил ногой его под живот, от чего Вели свалился корчась от боли рядом с Эсли.

-Убью! Подонок! Убью обеих! –«Кач» сделал шаг назад, чтобы еще раз нанести удар Вели. Но тут, прибежавший следом Джон с разбегу подпрыгнул и в прыжке нанес ногой удар в шею охранника. От неожиданности тот невольно раскинул руки, рухнул на землю и покатился по склону.

-Убивают! Эй! Женщины! Камнями закидайте этого хайвана. Который осквернил святой Уранлер дракой! Убить негодяя!

Казалось женщины ждали этого призыва. Похватав камушки, которых было полно под ногами, они оттеснили назад и Джона, и пытавшихся встать на ноги Эсли и Вели, стали бросать камни в «Кача», который казалось, запутался в своем длинно – полом пальто и никак не мог выпрямиться.

Сперва робко, потом все смелее надвигались женщины с камнями в руках на «Кача». Они и свои беды в жизни теперь считали появившимися одновременно, вот с такими бандитами, взращенными новой властью, чтобы пугать народ.

Камни все чаще попадали в охранника и если бы не его длинный плащ-пальто, которым он вскочив на ноги прикрыл голову. И «Кач», матерясь от бессильной злобы, встав на ноги, все отбегал от разъяренных женщин. Потом, получив несколько сильных ударов камнями по ногам и спине, вдруг развернулся и побежал вниз.